Мироненко В.И. Российско-украинские отношения в 1991 - 2002 гг.: историографический очерк
Подождите немного. Документ загружается.
включенность личности в определенный культурный субстрат, как оказалось, был существенно
значимым для очень многих людей, причём не только проживающих на территории Украины
этнических русских, но и многих из тех, кто ими не является.
Известный исследователь украинско-российских отношений Н.А.<Шульга отмечает, в частности,
что в силу близкородственности русских и украинцев, для последних весьма характерны
многообразные формы проявления «русскости». Для одних из них русский язык является
родным, для других характерна ориентация на русскую культуру (часто наряду с украинской),
для третьих «русскость» связана с ориентацией на Русскую Православную Церковь, для
четвёртых – с происхождением, с многочисленными родственниками, образно говоря, «с
частичкой «русскости» в крови», для пятых – все это, вместе взятое.
В подтверждение выдвинутого им тезиса Шульга приводит результаты многолетних
социологических исследований, в основу которых были положены шесть ежегодных опросов,
проведённых с 1994 по 1999 гг. Институтом социологии НАН Украины и репрезентирующих всё
взрослое население страны в возрасте старше 17 лет. Выборка была представлена 1800
респондентами, из которых 73% называли себя украинцами, 23% – русскими и 4%
представителями других национальностей. Вместе с тем, опросы показали, что 60-62%
респондентов устойчиво называли родным языком украинский, 35-37% – русский, 2-3% – другие
языки. Мониторинг, таким образом, выявил несовпадение этнических и языковых групп,
русская языковая группа предстаёт существенно большей, чем русская этническая группа,
очевиден и источник её пополнения – украинская часть населения страны.[235]
Официальные оценки численности русского «национального меньшинства» на Украине,
основывающиеся, как правило, на данных о происхождении, не приемлет и российский
исследователь – Г.Н. Андреева. Она также считает, что такие оценки не отражают реальную
картину этнической и культурной неоднородности украинского государства. Ссылаясь на
данные опросов общественного мнения, проведённых Киевским центром политических
исследований совместно с Киевским международным институтом социологии, Андреева
делает, вслед за Н.А. Шульгой, вывод о несовпадении национальной самоидентификации с
языковой, что, по мнению автора, лишний раз подчёркивает значение разумной, взвешенной и
направленной на достижение межнационального согласия государственной политики в этих
вопросах.[236]
Многочисленные исследования характера и динамики российско-украинских отношений
выделяют две стороны проблемы, порождаемой вышеуказанной «русскостью» украинского
населения. Как правило, большинство авторов считает необходимым подчёркнуть, что
отражающая культурную, языковую, психологическую близость двух восточнославянских
народов «русскость», является одним из важнейших факторов, обеспечивающих относительно
благополучное положение русских на Украине, на что указывает довольно небольшая в
сравнении с другими постсоветскими государствами интенсивность миграции русского
населения Украины в Россию.[237]
В более широком плане считается столь же очевидным, что объективно сложившаяся ситуация
в этнокультурной области (т.е. «русскость» части украинского населения) может и должна
способствовать сближению двух независимых государств, облегчая и упрощая контакты
контрагентов российско-украинского сотрудничества в большинстве его сфер.
Правда, современная литература в целом весьма далека от столь однозначной оценки
возможностей данного фактора, указывая на ряд обстоятельств, существенно снижающих его
действенность. Так осознанию на Украине цивилизационной общности с Россией препятствует,
например, факт формирования украинской нации под воздействием не только «московского»
политического вектора, но и, как минимум, в равной мере польского, а также австро-
венгерского. Поэтому, по мере движения с Востока на Запад осознание общности заметно
ослабевает, а в собственно западных областях Украины уже можно ощущать неприятие всего,
исходящего из России.
По мнению Мошеса, может быть поставлена под сомнение и конфессиональная общность
украинского и российского народов. Помимо того, что нельзя говорить о сугубо «православном»
характере украинского (как, впрочем, и российского) общества, такой общности не может не
препятствовать провозглашение украинской православной церковью (УПЦ) автокефалии,
независимости от Московского Патриархата. У значительной части украинских исследователей
существовавшее в прошлом подчинение УПЦ Москве признаётся ныне «наиболее пагубным не
только в плане угнетения, но и денационализации украинского народа».[238] Эта идея,<
внедряемая в сознание верующих, «не только не сближает, но наоборот способствует
дальнейшему расслоению религиозного единства двух востославянских народов».[239]<
Конечно, не только указанные обстоятельства оказывают ныне сдерживающее влияние на
процесс культурного, языкового, психологического сближения украинцев и россиян, но и всё
чаще проявляющий себя прагматизм представителей элит двух стран. Как подчёркивает в
своей статье один из украинских экспертов, член Верховной Рады Украины< И.В.Кирюшин
«новая генерация российских политиков, пришедшая к власти, не чувствует себя связанной
общим союзным прошлым и не склонна к благотворительным компромиссам».[240] Не меньшим
прагматизмом отличаются и действия украинской политической элиты.<
Казалось бы, взаимное притяжение двух близких славянских народов должно приветствоваться
и поощряться украинским руководством, стратегически несомненно заинтересованном в
развитии отношений с восточным соседом. Но близкородственность русских и украинцев стала
лишь предметом беспокойства властной элиты на Украине, усматривающей в сложившейся за
века «русскости» значительной части украинского населения препятствие к созданию
национального государства.<
Признание двойственного положения, в котором оказалось украинское государство, и которое
не могло не отразиться на его культурной политике, получило ныне весьма широкое
распространение в среде демократически мыслящей части украинского научного сообщества.
О ней говорится в большинстве работ, посвящённых настоящей тематике, в частности, в одной
из наиболее «свежих» статей уже упомянутого выше украинского учёного А. Майбороды.[241]
«С одной стороны, – пишет он, – заявленный Украиной курс на интеграцию в Европу и на
усвоение европейских ценностей требовал от неё максимальной либерализации официальной
этнонациональной политики, предоставления полного права выбора (как коллективного, так и
индивидуального) относительно культурно-языковых предпочтений граждан. С другой
стороны, острота оставшихся в наследство от прежней системы и вновь обретённых
этнополитических проблем обусловливала усиление национально-интегрирующей функции
государства».[242]<
А. Майборода ограничивается констатацией факта, вывод же из него о последствиях
осуществляемой украинским государством «национально-интегрирующей функции» делает
другой, также вышеупомянутый украинский учёный – Н.А. Шульга. Проводимая посредством
ползучей «украинизации» безусловно важная и необходимая функция, не смогла, конечно,
стать интегрирующим началом, официальное игнорирование «русскости» лишь усложнило
процесс этнокультурной самоидентификации многих групп людей, вытолкнуло их «на поле
неопределённости и маргинальности».[243]
На этом поле и происходили «схватки» оппонентов, отражаемые в многочисленных и часто
противоречащих друг другу материалах социологических разработок. На обилие
социологических выкладок о соотношении сторонников и противников русского языка как
«второго государственного» обратил внимание коллег В.С. Котельников, справедливо заметив
в своей работе, что последние позволяют отслеживать процессы, скажем, социокультурной
ассимиляции, «но не могут дать политику основы для выработки национальной стратегии, а
тем более основы для партнёрства и сотрудничества двух независимых государств».[244]
Такой основой могло стать прежде всего осмысление вопросов, связанных с правовым
регулированием статуса национальных меньшинств. Конечно, отдельные аспекты этой
проблемы не раз затрагивались исследователями, занимающимися тематикой российско-
украинских отношений. Вместе с тем, серьёзный её анализ предполагал как оценку статуса
национальных меньшинств в России и Украине в контексте прав человека и гражданина, так и
подведение определённых итогов результативности принятых в обеих странах нормативных
актов. Именно такую работу проделала в своей весьма обстоятельной и интересной статье Г.Н.
Андреева.[245]
Отметив, что в обоих государствах признаётся международно-правовое регулирование статуса
национальных меньшинств, автор обращает внимание на различный объём признаваемого ими
регулирования. В отличие от России, ратифицировавшей, например, в т.ч. и вышеуказанную
Конвенцию СНГ от 21 октября 1994 г., Украина подписала её с оговоркой («с учётом
законодательства Украины»), означающей по существу приоритет законодательства Украины
над данным международным актом.
К не вполне очевидным сторонам правового регулирования статуса национальных меньшинств
на Украине Андреева относит также отсутствие указаний на порядок реализации положений
законов, устанавливающих права этих меньшинств; отсутствие продуманной системы гарантий
их прав, в т.ч. законодательно установленного судебного порядка защиты прав и свобод
национальных меньшинств.
Но особое внимание автор уделила, конечно же, «явным проявлениям в праве тенденциозной
государственной политики».[246] Причём, данные проявления увязываются ею с очевидным
несоответствием ст.<11 Конституции Украины общепризнанным принципам международного
права.[247] Именно эта статья, по мнению Г.Н. Андреевой, «служит одной из основ для
проведения политики украинизации и принятия нормативных актов, ущемляющих права других
национальностей».[248]
Несмотря на то, что в Украине имеется Закон о национальных меньшинствах, декларирующий
защиту прав граждан неукраинской национальности в соответствии с международными
нормами, принимаемые в государстве законы и подзаконные акты устанавливают правила в
контексте политики «консолидации» украинской нации (а по существу украинизации) и в силу
этого явно нарушают права других национальностей.
Весьма убедительно Андреева показывает как правовые нормы, защищающие языковое
разнообразие в государстве, оказываются второстепенными по сравнению с нормами о
государственном (украинском) языке и его использовании в различных сферах жизни. Именно
на основе последних норм Конституционным судом было принято решение о том, что
украинский язык – обязательное средство общения во всех «публичных сферах общественной
жизни». Подобная интерпретация правовых норм одним из гарантов Конституции неизбежно
усиливает позиции правительства в проведении политики «украинизации».
Работа Андреевой ценна ещё и тем, что в отличие от работ большинства российских авторов,
акцентирующих своё внимание на недочётах (подчас существенных) нормативно-правовой
базы межнациональных отношений на Украине, она исследует эту проблему не только более
глубоко (вскрывая корни таких недочётов, в частности, в отмеченном уже несовершенстве
Конституции Украины), но и значительно шире, в сравнении с состоянием российской
нормативно-правовой базы.
В России, например, признаёт Андреева, в отличие от Украины всё ещё не принят комплексный
законодательный акт о статусе национальных меньшинств.[249] Прочие же акты,
регулирующие права национальных меньшинств, весьма схожи с украинскими нормативными
документами, также изобилуя формулировками типа «в случае необходимости»,
«государственные органы могут» и т.п. Понятно, что всё это даёт возможность разным
участникам политического процесса по-разному истолковывать формулировки, исходя из своих
интересов, кругозора и культурного уровня.
Второй «основой для партнёрства и сотрудничества двух независимых государств» в решении
гуманитарной проблемы мог стать прочный теоретический фундамент, и не случайно
последние годы были отмечены стремлением исследователей к поиску новых подходов в её
решении. Весьма показательны в этом отношении последние публикации известного
российского политолога А.С. Ципко,[250] не без оснований претендующие на роль
концептуальных. Автор не относит себя к числу так называемых «прагматиков», что
усматривается уже в первом тезисе опубликованной в «Вестнике аналитики» статьи, где он
заявляет, что отношения с Украиной нельзя построить на основе простого арифметического
баланса интересов, «как, к примеру, налаживают между собой отношения многие страны
Европейского сообщества».[251]
Не вписывается в ставшую уже привычной трактовку настоящего и будущего российско-
украинских отношений и второе утверждение автора, подчёркивающего в той же статье, что «у
России практически нет альтернативы дружественным отношениям с Украиной» и «при другом
развитии событий будет страдать прежде всего Российская Федерация».[252] Отметим явную
перекличку данного тезиса с цитированным в предыдущей главе заявлением А.А. и С.А. Лузан о
том, что без Украины России будет очень трудно оставаться и в будущем великой державой.
После такого утверждения со стороны автора невольно ожидается следующий, столь же
радикальный шаг. И Ципко делает его, фактически принимая позицию большинства украинских
коллег и называя «нереалистичным» и, более того, «контрпродуктивным» требование о
немедленном введении на Украине русского языка в качестве второго государственного.[253]
Любой образованный человек, знающий русскую историю и историю происхождения русского
языка, должен, по его мнению, понимать, что Украина не может стать независимой, не
противопоставляя свой украинский язык общерусскому, что превращение Украины в
независимое национальное государство неизбежно должно было привести к попыткам
украинизации всей Малороссии и всплеску антирусских настроений.[254]
Иначе, как при помощи украинизации, пишет Ципко, элита нового государства не могла
преодолеть разрыв между провозглашённой по случаю и в спешке независимостью и крайне
размытой национальной идентификацией. Новая украинская культурная и национальная
идентификация формируется ныне, как и в конце XIX в., в противовес общерусской более
«укоренённой» идентификации и по этой причине Украина, «которая ещё не стала Украиной»,
«не может сделать русский язык вторым государственным языком».[255]
Инерция складывающейся более 150 лет украинской национальной идентификации как бунта
против всего русского была очень велика, и нейтрализовать её было очень сложно. Но сейчас,
по мнению автора, «окончательно выявились объективные пределы украинизации Украины».
Теперь уже ясно, считает Ципко, что «украинское население не выйдет из русского
культурного пространства».[256] Теперь многие на Украине понимают, что выйти в мировой
культурный процесс можно только через русский язык, а подавляющая часть гуманитарной
интеллигенции новой Украины устала от оголтелого «антимоскализма» и стремится вернуться
в российское культурное и информационное пространство.[257]
Эти позитивные перемены в общественном самосознании населения Украины, по мнению
автора, создают почву для воссоздания на новой основе дружественных отношений между
нашими странами. «Теперь можно ожидать, – оптимистично заканчивает Ципко свою статью, –
что идентификация на Украине будет больше принимать во внимание общерусские корни».
[258]
Свой подход к упрочению и развитию российско-украинских гуманитарных отношений через
вовлечение в эти процессы малоиспользуемого до сих пор ресурса< предложила Т.В. Полозкова.
[259] Этот ресурс – потенциал двух диаспор, возможности использования которого автор
предложения анализирует «с точки зрения общих аспектов взаимодействия страны
проживания диаспоры и «титульного» государства».[260]
Известно, что многочисленная диаспора может стать фактором как интеграции, так и
конфликта страны её проживания и «исторической родины» (т.<н. «титульного» государства).
Автор оставляет «за скобками» проблему «русскости» и «украинскости» двух диаспор,
сосредоточивая внимание на ряде аспектов, влияющих на место и роль последних во
внутриполитической жизни стран< проживания, а значит и на потенциальные возможности
участия в российско-украинском диалоге.
Этнополитика государств, политика «титульного» государства по отношению к собственной
диаспоре в «чужой» стране, наконец, состояние двусторонних отношений, по мнению
Полозковой, во многом определяют наличие и величину конфликтного или интеграционного
потенциала этнических диаспор и, вместе с тем, степень готовности последних к
преобразованию имеющегося потенциала в политическую реальность.
Но главный акцент автор делает на позиции и потенциале самих диаспоральных организаций,
в т.ч. их лидеров. Исходя из того, что за прошедшие 10 лет произошли серьёзные подвижки в
российской диаспоре в Украине, «важнейшей из которых является формирование русской
политической и экономической элиты»,[261] она считает целесообразным сместить один из
ориентиров в «национальной политике» России с «политически активной, но мало влиятельной
части диаспоральных лидеров» на «социально адаптированную» и уже «интегрированную» в
украинские структуры часть диаспоры, которая «способна стать стержнем консолидации всей
остальной российской диаспоры».[262]
В появлении новых лидеров российской диаспоры, по мнению Полозковой, заинтересованы как
Украина, готовая представить их внешнему миру в качестве «реального подтверждения
развития интеграционной тенденции», так и Россия, поскольку именно адаптированная часть
диаспоры «может стать тем этнокультурным мостом, который нам так необходим». Автор не
боится «поправить» устоявшееся мнение о том, что «этнокультурными мостами» между
странами признаются диаспоры во всей их целостности, как не боится и за прочность моста,
построенного лишь из части имеющегося в распоряжении строителей материала.
К сожалению, Полозкова не даёт ответа и на вопрос, поставленный украинским
исследователем В.Фесенко, который уже в 1994 г. говорил о появлении у «социально
адаптированной» и «интегрированной» части русской диаспоры на Украине феномена
«этнической мимикрии», выражающейся, в частности, в попытках скрывать своё
происхождение, а также подчеркнуто отмежевываться от России.[263] Способна ли эта часть
диаспоры, имеющая, как правило, навыки работы «в коридорах власти»», стать «стержнем
консолидации всей российской диаспоры»?
Попытки найти новые подходы к решению гуманитарной проблемы российско-украинских
отношений, ответить на вопросы, выдвигаемые практикой не всегда простых взаимоотношений
братских народов, нередко заканчиваются, таким образом, постановкой новых вопросов,
ответы на которые будут искать, в том числе и следующие поколения исследователей.
Подводя некоторый итог историографическому анализу этнокультурного и нравственно-
психологического аспектов российско-украинских отношений в 1991-2002 гг. нельзя не придти
к выводу, что и гуманитарную сферу этих отношений историография никак не может отнести к
разряду «беспроблемных». Опыт независимого существования России и Украины эти годы
показал, что историческая и этническая близость не избавляет народы от серьезных
трудностей в сфере межгосударственных и межнациональных отношений. По-видимому,
решение проблем культурно-языкового развития потребует (прежде всего, от политиков и
общественных лидеров), налаживания реального диалога и, как минимум, желания понять:
украинцам проблемы и опасения русских, русским – многосотлетнюю тревогу украинцев, не
имеющих в мире другой земли, где они могли бы сохранить и развивать свои язык и культуру.
В последнее время в российской и украинской политике постепенно утверждается идея
необходимости национального самоопределения не на основе войны за суверенитеты, а на
основе сотрудничества в решении задач выхода на мировой рынок идей, технологий и
ресурсов, с одной стороны, и сохранении национальной самобытности – с другой. Постепенно
приходит понимание, что «русскость» не враг «украинскости». Два эти феномена веками
переплетались на Украине и решение проблемы их дальнейшего существования, как, на наш
взгляд, справедливо отмечает Н.А.Шульга, должно осуществляться по формуле «и – и», а не
«или – или».[264] Как уже отмечалось выше, гуманитарная сфера весьма деликатна, и потому
она не терпит ни политизации, ни произвольного жонглирования статистикой и данными
социологических опросов, и уж, конечно, не могут пойти на пользу её развитию
скоропалительные административные решения.
Пример трезвого и предельно тактичного отношения к проблеме продемонстрировал, отвечая
на вопрос украинского журналиста «Каким должен быть статус русского языка на Украине?»,
президент Российской Федерации В.В. Путин: «Приемлемым для Украины. И таким, который
позволил бы всем национальным меньшинствам, в том числе людям, которые считают русский
язык своим родным, жить в среде своего языка, развивать его, получать на нём образование и
работать, используя свой язык».
Глава 6. Некоторые особенности современной украинской историографии
российско-украинских отношений.
<<<<<<<< Изучение украинско-российских отношений в новейший период представляет собой
сложную многоплановую задачу. Три с половиной столетия эти территории, ныне
самостоятельное государства, были единой страной, пережившей очень многое. В том числе
две мировых войны, полтора десятка войн и военных конфликтов, в которых принимали
участие как русский, так и украинский народы. За этот период Россия (с середины XVII века)
значительно расширила свои границы, в ее состав вошли другие народы, ставшие общей
составной частью населения Российской империи. Развивалась индустрия, сельское хозяйство,
транспорт, осваивались новые земли с природными богатствами, росло производство,
создаваемое совместным трудом всех жителей страны.
Особо нужно выделить советский период: здесь выросли новые поколения, не представлявшие,
что когда-то Украина и Россия не были вместе. К 1991 году в Украине проживало около 12
миллионов этнических русских, а в России – 5 миллионов этнических украинцев. И это, не
считая многочисленных межнациональных браков. Были созданы единое народное хозяйство,
единая транспортная система, вся инфраструктура, культура, наука, образование, военная
сфера, словом, все, что имело единое государство. Но факт остается фактом: сначала Россия
получила «независимость», став самостоятельным государством (12 июня 1990 г.), а затем и
Украина (24 августа 1991 г.).
После Беловежских соглашений о «роспуске» СССР весь 1992 год и, в значительной мере, 1993
год были у большей части научной общественности периодом осмысления случившегося и
постепенного привыкания к сложившейся ситуации. Поэтому, если исключить резко
антирусские (на фоне антисоветских) выступления украинских ярых националистов (в
основном, в средствах массовой информации), научных исследований только складывающихся
украинско-российских отношений не было. Одним из первых публичных выступлений на эту
тему стал «круглый стол» российских и украинских ученых в Одессе на базе Одесского
государственного университета: «Украина и Россия: основные направления
внешнеполитической деятельности».
Это было локальное мероприятие, проведенное по инициативе кафедры международных
отношений университета. Поэтому там было представлено лишь десять докладов, из которых
украинская сторона представила шесть. Наибольший интерес из них представляют, на наш
взгляд, доклады С.<Аппатова – «Национальные интересы, основные направления и приоритеты
внешней политики Украины и России: сравнительный аналіз»; В. Глебова – «Украина и Россия в
контексте региональной безопасности»; И. Коваля – «Украина и Восточная Европа в поисках
концепции региональной безопасности” и П. Райнова – «Украина и Россия в контексте
евразийской геополітики». Актуальность проведения такого «круглого стола» участники
объяснили тем, что «исключительно важной становится выработка общепризнанных концепций
национальных интересов обеих стран, их внешнеполитических доктрин, концепций
национальной безопасности. …<Во-вторых, жизненная необходимость данной встречи состоит в
логике «от противного». В результате распада СССР, последствия которого до конца еще не
полностью нами осознаны, рвутся не только традиционные экономические, но и научные и
культурные связи, … резко сократился межрегиональный обмен научной информацией.
Дефицит информации, в свою очередь, способствует сокращению потенциала
взаимопонимания и доверия, вызывает рост интеллектуального провинциализма, угрожающего
нашим странам не меньше экономической замкнутости».[265]
В приведенной цитате содержится смысл развития научных и иных связей двух стран,
определяются общие контуры взаимоотношений на основе взаимопонимания и дружеского
сотрудничества.
В целом оценка историографического потенциала проблемы украинско-российских отношений
однозначна: это огромный пласт, включающий в себя различные сферы общественных
отношений. Однако прежде чем будут рассмотрены чисто научные направления
историографического исследования, необходимо выделить несколько наиболее значимых
обстоятельств, в определенной мере повлиявших на содержание, тематику, акценты научных
материалов по украинско-российским отношениям.
Во-первых, с позиций историзма эта проблема не имеет значительного исторического массива –
украинско-российские отношения только складываются, опыт в этом отношении небольшой.
Поэтому число публикаций стало возрастать лишь к 1995-1996 годам и увеличилось еще спустя
три-четыре года в связи с развитием межгосударственных отношений. Во-вторых, диапазон
исследований в указанной проблеме огромен. Рассматриваются экономические, политические,
международные, дипломатические, культурные, духовные и другие аспекты. Отсюда –
многоплановость и разнохарактерность публикаций. В-третьих, среди авторов, исследователей
проблемы, по крайней мере, сложилось три основных авторских группы, сформировавшихся по
принципу личного (общественного) отношения к России, к ее действиям, политическим
персонам, к истории взаимоотношений прошлых лет и столетий. Одна группа авторов –
позитивисты (назовем их так), рассматривающая различные вопросы под углом зрения
позитивных отношений наших стран, иногда с ностальгическим акцентом. Другая группа –
негативисты (противоположная первой), показывающая лишь негативные стороны
взаимоотношений, рассматривающие Россию лишь как империю (царскую, советскую),
угнетавшую украинский народ. Третья группа – нейтралисты: с позиций объективного
осмысления рассматривающие проблемы, прагматически, порой критически представляющие
украинско-российские отношения, но с учетом реалий ситуации. Речь идет, конечно, об ученых
– историках, политологах, социологах, философах, экономистах и культурологах. Указанные
личные позиции авторов не могут не сказываться на изложении различных проблем общей
темы, особенно в наиболее острых вопросах, а таковыми на первых порах были все, без
исключения, вопросы российско-украинских отношений.
Эта тема не могла не привлечь своей политической актуальностью к ее «освещению» и
широкий круг пишущей публики. Украинские средства массовой информации для освещения
этой темы предоставляли свои полосы не только специалистам-ученым, но и политикам,
государственным чиновникам всех уровней, общественным активистам, которые далеко не
всегда абсолютно объективно освещают спорные вопросы украинско-российских отношений.
Появился широкий, бурный и нередко очень мутный поток конъюнктурной публицистики в
Украине, как впрочем, и в Российской Федерации, который ни по объему, ни по содержанию не
поддается рациональному анализу. Это не могло не повлиять на научные изыскания, особенно
в общественно-политической сфере.
Перечень «острых» вопросов, освещаемых в украинской историографии российско-украинских
отношений, несколько отличается от российской, но по основным параметрам они совпадают.
Это – неурегулированные территориальные претензии; проблемы гражданства;
налогообложения, пенсии; Черноморский флот и Севастополь; дислокация воинских частей и
подразделений; «холодная война» государственных банков России и Украины; цены на нефть и
газ, «несанкционированный» отбор энергоносителей; проблемы коммуникаций; иностранные
долги и активы бывшего СССР; проблемы русского языка в Украине; распределение финансовой
помощи Запада; вступление в ЕС и НАТО; отношение к третьим странам и т.д., и т.д.
Говоря об историографии украинско-российских отношений и о позициях авторов,
исследователей, ученых, нельзя не сказать о настроениях< в обществе в целом. Тем более, что
на данных социологических опросов, при недостаточной пока систематизации фактов и
статистических данных,< делались выводы, которые сами затем ложились в основу
исторических гипотез, формулировались прогнозы развития отношений и актуальные
политические предложения. Это был тот часто встречающийся в истории случай, когда она
твориться и описывается практически одновременно.
Данные восьми опросов, проведенных в Украине институтом социологии Национальной
академии наук Украины, Фондом «Демократические инициативы» и компанией СОЦИС,
представлены в соответствующем сборнике.[266] В нем были опубликованы сведения,
касающиеся украинско-русских отношений с 1994 по 2001 год. Отвечая на вопрос: «Какому
пути развития Украины Вы отдаете предпочтение?» от 18% в 1994 году до 4% в 2000 году
(президент Б. Ельцин) и 7% в 2001 году (президент В. Путин) респондентов высказались за
исключительность отношений с восточным соседом. На вопрос: «Как бы Вы в целом оценили
обстановку в России» последовали ответы – «благополучная» 1% в 1998 г. и 2% в 2001 г.;
«спокойная» – 7% и 15%, «напряженная» – 53% и 47%, «критическая» – 16% и 7%, «трудно
ответить» – 23% и 29%. На вопрос: «Считаете ли Вы необходимым дать русскому языку статус
официального в Украине? даны ответы – «да» – 52 % в 1995 г. и 47 % в 2001 г.; «нет» – 33 % и 36
%; «трудно ответить» – 15% и 16%.
Можно привести и данные опроса 2001 года киевским Центром Разумкова 65,4 % считают
украинско-российские отношения «нестабильными», 10,5% – «плохими», 18,2% – «хорошими»,
10,9% затруднились с ответом.[267] И это в 2001 году, несмотря на то, что возросла активность
межгосударственных контактов, личных встреч президентов и премьер-министров двух стран.
Население Украины, как видим, достаточно осторожно относилось к оценке отношений между
двумя независимыми государствами. Разумеется, общественное мнение не консервативно, оно
меняется, и это было особенно заметно с избранием в России нового президента – В. Путина.
Рядовой житель Украины вряд ли знает основные положения концепции внешнеполитической
деятельности России, основывающейся на «последовательности и предсказуемости,
взаимовыгодном прагматизме». Но общие изменения в отношениях наших стран ощутимы, они
позитивны, и, судя по результатам опросов, это не прошло мимо внимания рядовых граждан
суверенной Украины.
Такая ситуация не могла не оказать влияния на характер публикаций, на тон статей и
монографий украинских исследователей. В Украине было и есть большое число ученых,
которые своими научными изысканиями способствуют поиску истины, баланса интересов и, там
где он не возможен в силу каких-либо причин, достижению компромисса в отношениях, в
решении сложных задач первого этапа строительства новой демократической
государственности и в Украине, и в Российской Федерации.
Анализируя труды украинских авторов, вышедшие в период 1992 – 2002 года, нельзя пройти
мимо содержания и структуры собственно историографического исследования. В его
хронологические рамки вошли также работы, содержащие исследования по более ранним
периодам, но изданные в указанный период. В основе своей историографический обзор
охватывает монографии, статьи, брошюры, тематические сборники общереспубликанских
изданий, большинство которых утверждены Высшей аттестационной комиссией Министерства
образования и науки Украины как специальные, профессиональные. Таким образом, был изучен
большой массив исторической, и не только исторической научной литературы, посвященной
проблеме российско-украинских отношений.
В приложении отдельно помещены списки российской и украинской< литературы, что, на наш
взгляд позволяет и составить общее представление о её объеме и главных темах, и произвести
компаративный ее анализ в двух странах.
Изучения украинской историографии проблемы дает возможность выделить этапы становления
и развития российско-украинских отношений, в связи с конкретными историческими
событиями, социально-экономической и политической ситуации в целом.
Представляется возможным выделить такие этапы:< конец 1991 – начало 1993 гг. – период
«благополучного развода», демократической эйфории, национального подъема в условиях
стремительного экономического спада; 1993 – вторая половина 1994 гг. – продолжение
экономического кризиса и начало деятельности нового политического руководства страны
(президент Л. Кучма); 1995-1998 гг. – экономические и политические преобразования,
парламентские выборы, подписание ряда договоров и соглашений между Украиной и Россией, в
том числе и т.н. «большого договора» (май, 1996 г.); 1999-2002 гг. – постепенная стабилизация
в обеих странах, рост экономических, технических, научных, гуманитарных связей, укрепление
отношений на межгосударственном, межправительственном уровне.
Разумеется, такое деление во времени условно. Но важно отметить, что оно в основном
совпадает с исторической и историографической периодизацией, принятой для этого времени и
этих событий российскими исследователями. Совпадает, также, в основном, и проблематика
отношений, иерархия событий и вопросов, составлявших существо отношений между двумя
странами.
Украинская историография выделяет несколько очевидных и значительных проблем, считая,
что именно эти проблемы и способы их решения в исследуемый период в наибольшей степени
характеризуют российско-украинские отношения. На первый план, как и в российской
историографии, выходят здесь политические аспекты отношений.
Эти вопросы освещались в научной украинской литературе, как по текущим событиям, так и в
ретроспективном плане.[268] Эти работы, как правило, опирались на существующую к тому
времени ситуацию, но в них заметно было стремление авторов осмыслить проблему в целом.
Особо можно выделить в этой связи несколько крупных работ украинских авторов.[269] Каждая
из этих работ имеет свою задачу, соответствующее изложение материала, естественно,
существует и позиция автора. Так, например, Василенко С.Д. отмечает: «Особое место в нашей
(украинской – В.М.) внешней политике занимают украинско-российские отношения. Они
многогранны, разноплановы, сложны и, вместе с тем, масштабны. Если говорить об Украине в
европейском процессе, то полного ответа на этот вопрос нельзя получить без детального
анализа ее отношения с Россией»[270]. Именно в таком ключе раскрываются отношения
Украины и России в большинстве из названных работ украинских ученых.
Вместе с тем, есть авторы, и их немало, которые прямо и откровенно подчеркивают мысль о
том, что приближение Украины к Европе означает ее отдаление от России.[271]
Украинские исследователи, как и российские, считают одной из наиболее сложных и
болезненных проблем двусторонних отношений в этот период проблему – Крыма, Севастополя
и Черноморского флота. Этим проблемам регулярно, на протяжении всего времени с 1992 года
посвящают свои статьи исследователи, стремясь, проанализировав ситуацию, попытаться
найти решение.[272] В последнее время, как и в российской историографии, число статей с
непосредственным рассмотрением этих проблем сократилось.
Но возникла новая, также болезненная проблема: вступление Украины в НАТО. Если
проанализировать имеющуюся литературу, то число работ, так трактующих эту проблему – как
сменившую по остроте и положению в повестке дня двусторонних отношений проблему Крыма,
Севастополя и флота – стало больше, начиная с 1996 года.[273] Как видим, тема весьма
актуальна. У России свои приоритеты во внешней политике, в том числе и по отношению к
НАТО. Расширение альянса на Восток (в том числе возможное вхождение туда Украины) ведет,
по мнению российской политической элиты и некоторых ученых, к расширению зоны
геополитического влияния Запада и ослабления геополитических позиций России, что
ослабляет ее национальную безопасность.
Активно изучается и обсуждается украинскими историками вопрос об участии Украины в СНГ и,
в этой связи, рассмотрение её отношений с Россией. Дискуссия эта началась со времени
появления самой структуры ¾ Союза независимых государств, и по сей день далека от
завершения.[274] При этом постоянно идут споры: в каком качестве Украина должна быть в
составе СНГ. Некоторые авторы, например, считают, что в СНГ Россия проводит только свою
«имперскую» политику, поэтому Украине в СНГ не место.[275] В ряде статей приводятся
различные данные социологических исследований, в которых иллюстрируется динамика
взглядов жителей Украины относительно СНГ: если в 1994 году 41 % считал, что в первую
очередь нужно развивать связи в рамках СНГ, то в 2001 году – только 16%.[276]
Отдельным вопросом в рамках украинско-российских отношений изучается возможность союза
Украина – Россия – Белоруссия. После 1995 года, когда образовался Российско-белорусский
Союз, проблема вхождения в него Украины стала обсуждаться все чаще, причем с различными
акцентами: от безусловного восприятия до категорического отказа участия в союзе.[277]
Содержание указанных и других публикаций говорят о все более значительных расхождениях
Украины и России в вопросе интеграции в постсоветском пространстве. Украина все больше (во
всяком случае, на конец 2002 года) дистанцировалась от Российско-Белорусского Союза. Здесь
заметна, уже отмечавшаяся в российской историографии, тенденция неприятия попытки
каждой из сторон создать международную структуру под себя, со своим лидерством. Есть
взаимное недоверие к альянсу ГУУАМ, куда входит Украина, со стороны России и к
экономическому сообществу ЕврАзЭС со стороны Украины.[278]
Позицию украинской стороны по этому поводу выразил президент Украины Л. Кучма, который
заявил, что Евразийское экономическое сообщество – «в определенной мере, мина
замедленного действия, заложенная под структуру СНГ».[279] Россия с таких же или близких
позиций смотрела на ГУУАМ. Позднее, во время встреч президентов Российской Федерации и
Украины в Днепропетровске, в Харькове и в Москве акценты были несколько смешены, но
говорить на тот момент, о том, что проблемы решены полностью, разумеется, нельзя. Хотя
можно отметить тенденцию, проявившуюся в 2001 – 2004 гг., и особенно во время
президентских выборов в Украине в 2004 г. к расширению двухсторонних отношений и
пересмотру некоторых устоявшихся к тому времени представлений об интеграционных
процессах на постсоветском пространстве. Это отразилось на количестве и содержании
публикаций, особенно посвященных экономическому сотрудничеству Украины и России.[280]
Сюда входят комментарии, анализ, изучение таких вопросов, как поставка Россией Украине
энергоносителей, «газовый» меморандум, атомная энергетика, транспорт, аэрокосмическая
область и др.
В целом проблематика переговоров Украины и России медленно эволюционирует. Переговоры
на различных уровнях, проходящие в разных форматах все чаще, и определяющие украинско-
российские отношения,< изменяют ее. Большое влияние на улучшение отношений особенно в
экономической сфере между Российской Федерацией и Украиной оказывает то, что процесс
интеграции Украины в ЕС, на который здесь возлагались большие, может быть даже слишком
большие надежды, развивался и развивается очень медленно, имеет в Украине как своих
сторонников, так и противников.[281]
Украинские авторы не всегда критически, даже с учетом вполне понятных патриотических
чувств подходят к вопросу взаимоотношений Украины и России. В научной литературе, в
отличие от СМИ, особенно оппозиционных, почти не нашла отражения, например, проблема
«несанкционированного отбора газа». Между тем, только зимой 1999-2000 г. эти объемы
составили 100¾120 млн. кубометров газа ежедневно. Позже президент Украины признал, что
незаконная откачка газа составила 13 млрд. кубометров, а в целом долги России на тот период
составили по разным оценкам от 2 до 3 млрд. долларов. К сожалению, вместо анализа
объективных факторов возникновения задолженности и поиска способов ее ликвидировать ряд
авторов пытались объяснить все великодержавной, шовинистической позицией России, которая
хочет «закабалить» Украину. Правда здесь часто перемешана с неправдой, но ясно
просматривается позиции авторов – они вообще против улучшения< украинско-российских
отношений даже в экономической сфере.[282]
Не могли не найти отражение в литературе, определяющей украинско-российские отношения,
гуманитарные проблемы. Так или иначе, они затрагивались во многих публикациях.[283]
Отметим, что сами проблемы гуманитарного свойства особенно политизированы, что не могло
не оказывать влияния на межгосударственные отношения Украины и России. По этим вопросам
регулярно проводились социологические опросы, данные которых нередко использовались
исследователями не только для прояснения ситуации, но и для воздействия на нее в нужном
для них направлении.
Среди гуманитарных проблем, изучаемых украинскими исследователями, в первую очередь
необходимо отметить вопрос о статусе русского языка в Украине. Проблема эта росла с
момента получения Украиной независимости, а, начиная с 2000 года, вопрос о языке становится
одним из основных на всех переговорах и встречах, в том числе и на высшем уровне. Можно
выделить нескольких участников переговорного процесса:< государственные структуры
Украины и России; политические партии Украины и России, стремящиеся получить
политические дивиденды от постановки вопроса, актуального для миллионов украинских
граждан; собственно< русскоязычное население Украины, которого больше всего касается
данная проблема; националистическая политическая и культурная элита Украины, которые
считают, что введение даже официального (не государственного) статуса русского языка в
Украине – посягательство на ее независимость. Эти и другие аспекты были отражены в ряде
статей украинских авторов, где каждый имеет свою собственную позицию.[284]
Указанная тема весьма чувствительна и, безусловно, требует внимательного подхода: отвергая
саму идею введения официального статуса русского языка, усугубляются другие проблемы
украинско-российских отношений. Здесь и пересмотр исторического прошлого, культурного
наследия, возможных контактов в образовании, науке и т.д.
Данная проблема перекликается с проблемой украинской диаспоры (в России, в других
странах), что также нашло свое отражение в публикациях украинских авторов. [285]
Историографический обзор был бы неполон, если не отметить еще несколько направлений,
затрагивающих интересы украинских исследователей в сфере украинско-российских
отношений. Эти направления различны по масштабам, затрагивают частные вопросы, но все
они так или иначе раскрывают общую большую проблему. Отметим их в порядке перечисления
(не в порядке значимости).
Во-первых, следует отметить большую историографию российско-украинских отношений
вообще, их историческую ретроспективу, обращенную, впрочем, в сегодняшний день и в
сегодняшнюю политику.< Здесь существует немало проблем, находящихся в центре
развернувшейся между историками дискуссии: генезис славянской государственности и
воссоединение Украины с Россией (многие украинские историки ставят сегодня под сомнение
сам этот термин), голод 1921-1923 гг., «голодомор» 1932-1933 гг., история и социальная
природа украинского казачества, период гетманства и «руины», становление
государственности в Украине и гражданская война, деятельность ОУН-УПА и т.д.
Вообще, легче назвать вопросы истории украинского и русского народов, которые бы не
обсуждались в критическом плане, чем те, которые обсуждались, причем часто эмоционально и
не очень аргументировано. По многим, а правильнее было бы сказать, по большинству этих
вопросов мнения украинских и российских историков, не говоря уже о политологах,< частично
или полностью разнятся. Можно говорить о том, что в Украине уже заложен фундамент новой
украинской историографии. Это обширная и разноплановая литература, требующая
всестороннего анализа и непредвзятого изучений прежде всего в России.[286]
Во-вторых, национально-этнический или этно-политический аспект проблемы российско-
украинских отношений. Это, пожалуй, ¾ один из самых сложных вопросов, с первых дней
провозглашения независимости перешедший в плоскость политическую (как всякий
национальный вопрос). К нему в течение всего исследуемого периода постоянно обращаются
украинские ученые, изучая как современность, так и историческое прошлое.[287]
Сюда же входят работы, посвященные положению русской этнической группы в Украине,
отнесенной к национальному меньшинству, а не к государствообразующей нации.
В-третьих, вполне самостоятельную группу составляют труды украинских ученых и
публицистика по военным и военно-стратегическим вопросам российско-украинских отношений
или вплотную примыкающим к ним вопросам военной политики нового независимого
украинского государства.
В целом, украинская историография объективно, на наш взгляд, отражает динамику и
состояние этих отношений. Они неоднородны ни по своей направленности, ни по содержанию.
Преобладают стремление к сотрудничеству, а не противостоянию в военно-политической,
военно-научной, военно-стратегической, военно-технической и других, близких к ним сферах.
Очевидно присутствие глубокого понимания в данном случае того, что сотрудничество в этой
области основывается на геополитических и геоэкономических приоритетах, с учетом
многолетних, а то и многовековых традициях совместного обеспечения национальной
безопасности и решения стратегических военно-политических задач. Потенциал такого
сотрудничества в первые годы независимости не только не был использован, но не был даже,
по мнению многих исследователей, задействован, что нашло< отражение в соответствующих
публикациях. [288]
Отдельным вопросом можно рассматривать содержание украинско-российских отношений в
информационной сфере.
Во многих работах украинских авторов констатируется, что сегодня в Украине, не смотря на
значительное противодействие, средств массовой информации, выходящих на русском языке
(или на двух языках) больше, чем на украинском. Из 11 тысяч зарегистрированных СМИ, в том
числе более чем 6 тысяч газет и журналов, только 2690 являются украиноязычными. Проблема
«языкового барьера» обсуждалась, например, на Х съезде Национального союза журналистов
Украины (апрель 2002 г.), где было подчеркнуто, что «через информационное пространство
Украины ведется целенаправленная работа по денационализации, деукраинизации населения».
[289]
В украинской историографии особняком стоят работы, подготовленные зарубежными авторами,
но опубликованные в украинских источниках. Они в целом интересны тем, что при