Лоуэнталь Дэвид. Прошлое

Подождите немного. Документ загружается.

ром делает фантастический роман Финни «Время и Вновь» (Time and Again) вполне

реальным.

Однако подлинное прошлое постоянно ускользает. В качестве примера вспомним Руанский

собор (Rouen): деревянные конструкции его шпиля XVI в. были в 1822 г. заменены на

чугунные, которые не смогли выдержать собственного веса. Теперь нужно возводить новый

шпиль. Должны ли мы при этом ориентироваться на первоначальную конструкцию, или же на

историческую преемственность, воплощенную в имитации не выдержавшего собственного

веса сооружения? Если предпочтение отдается изначальной конструкции, мы лишаемся

последующей истории собора, если же, напротив, предпочтение отдается преемственности,

страдает функциональное единство и вразумительность.

Или же вспомним церковь Сен-

Жермен (Saint-Sernin) в Тулузе, где неороманская реставрация, проведенная Виолле-ле-

Дюком, ныне считается «технически неудачной и эстетически посредственной». Следует ли

нам оставить церковь такой, какая она есть, со всеми ее неудачными дополнениями? Или же

нужно воссоздать ее предположительный первоначальный облик, как, вероятно, намеревался

сделать и сам Ви-олле-ле-Дюк?

И где проходит граница исторического пиетета? Если

священными мы считаем изменения, произведенные в XIX в., то почему следует иначе

относиться к переделкам XX в.? Если все, что случилось с реликвией, приобретает статус

священного в качестве части истории, то у нас не остается никаких разумных критериев, за

исключением самой принадлежности к прошлому.

Перемещаем

Реликвии подвергаются значительным переменам, когда их перемещают — или возвращают

обратно — из первоначального местоположения. Перемещения включают широкий спектр

действий: предметы старины размером с мизинец или большие, как собор, можно сдвинуть на

несколько дюймов в сторону или же повернуть в пол-оборота к миру, транспортировать

целиком или по частям, разделить на фрагменты и собрать вновь из разрозненных кусков.

Некоторые артефакты — книги, картины, бронза, медали — изначально делались

транспортабельными, другие же, чей смысл и ценность связаны с окружением, при переме-

щении многое теряют. Некоторые артефакты перемещают потому, что все вокруг, что было с

ними связано, изменилось. Другие предметы, прежде перемещенные в связи с войной, в

результате кражи или аварии, могут вернуться на прежнее место. Некоторые реликвии распро-

Parent. Doctrine for the conservation and restoration of monuments and sites. P. 63, 64.

The world of conservation: Yves Boiret. P. 19—25; Durliat, Boiret, and Costa. Saint-Sernin de Toulouse. См.: Dupont.

Viollet-le-Duc and restoration in France; Ruskin and Vi-ollet-le-Duc. P. 52.

432

страняют от центров происхождения или коллекционирования, другие — собирают вместе из

разрозненных мест.

Прототипом практики концентрации древностей послужила живопись позднего Ренессанса,

где изображали удаленные друг от друга памятники классической культуры в

непосредственной близости, часто приукрашивая их при этом воображаемыми разрушениями

или реставрациями. Один из художников поместил Лаокоона перед разрушенной стеной, что

олицетворяло момент его извлечения из земли. Другой сгруппировал реликвии на фоне

античных храмов у стен Трои.

Идеализированный древний город на картине Жана Лемэра (J.

Lemaire) «Римские сенаторы идут на Форум» представляет собой пеструю смесь хорошо

известных руин — Триумфальной арки в Оранже, городских ворот Вероны, портика

Пантеона, Септизония (Septizoneum) и Колизея. Реальные реликвии XV в. и воображаемые

разрушенные статуи манне-ристов стоят бок о бок вдоль подлинной константиновской Агсо di

Gio-пе в «Римской Кампаньи» Жана Баптиста Уиникса (Weenix).

Вкус к руинам вдохновлял художников XVIII в. на то, чтобы группировать античные

памятники как декоративные принадлежности. Перемещенные со своих подлинных мест

классические скульптуры и римские руины заполняют фон на портретах совершающих Grand

Tour

британских знаменитостей работы Помпео Батони. А французский посол в Риме

поручил Джованни Паннини создание картинной галереи с [воображаемыми] живописными

видами древнего Рима.

Подобно семейному портрету, или каминной полке, уставленной

фотографиями, на которых все дорогие нам люди собираются вместе, такие картины

позволяют почитателю старины любоваться всеми своими излюбленными видами

одновременно. Подобным же образом концентрирует исторические виды и национальная

гордость. Для того, чтобы усилить эффект от «некоторых типичных для прошлого нашей

страны памятников, которые вскоре могут исчезнуть», ирландский художник Джордж Петри

(G. Petrie) в картине «Пилигримы в Кланмакнойзе» (Pilgrims at Clanmac-noise) изобразил

стоящими рядом круглую башню, кельтский крест и полуразрушенную иберийскую церковь в

романском стиле, что было возможно только в воображении.

На современных коллажах

часто изобра-

Haskell and Penny. Taste and the Antique. P. 21.

Gods & Heroes. Catalogue nos. 21, 57, and plates. P. 28, 51. Статуя на полотне Уиникса — это знаменитое «Похищение

сабинянок» Джанболоньи (Gianbologna).

Путешествие по Европе, считалась обязательной частью образования молодого английского джентльмена. — Примеч.

пер.

Bowron Е. P. Intriduction. Pompeo Batoni. P. 15—17; Haskell and Penny. Taste and the Antique. P. 84 and fig. 45.

Паннини (Панины) Джованни Паоло (1691—1795), один из родоначальников архитектурного, или руинного пейзажа.

Наряду с реальными часто изображал и воображаемые пейзажи древнего Рима, наполненные атмосферой тонкой

ностальгии, сочетая элементы классического барокко и зарождающегося романтизма. — Примеч. пер.

Starobinski. Invention of Liberty. P. 179; Petrie, letter to Committee of the Royal Irish Art Unoin // Wiilam Stroke, Life and

Labours... of George Petrie. P. 15. См.: Sheehy. Rediscovery of Ireland's Past. P. 22 and plate 11.

433

жаются бок-о-бок исторические здания, относящиеся к различным эпохам, как если бы они так

рядышком и стояли на одной улице.

На выставке гипсовых слепков в музее Виктории и Альберта рядом располагаются

полномасштабные копии архитектурных реликвий, включая колонну Траяна, разделенную на две

части для удобства рассмотрения, и «попурри» в романском стиле: двери Сан-Зено, встроенные в

Портико делла Глория из Сантьяго де Компостелла.

В австрийском «Минимундусе» модели

лондонского Тауэра и Триумфальной Арки стоят напротив берлинских Бранденбургских ворот.

Нечто подобное происходит и с реальными древностями — они также оказываются в

непосредственной близости друг от друга. Большин-

Baker Malcolm. Cast Courts. Уильям Фивер называет собрание классических и готических гипсовых слепков

«изумительным опытом высокого викторианства» (Feaver William. Splendid illusions // Observer. 2 May 1982. P. 34)

Minimundus: Die Kleine Welt am Worthersee, Klagenfurt: Kartner Universitats-Druc-kerei, 1983. Выражаю мои

благодарности менеджеру Минимундуса д-ру Йозефу Кляйн-динсту.

434

ство «исторических» деревень в Америке имеют «импортированные» строения: в плимутском

Строберри Бэнк (Strawberry Banke) находится большое число строений, перенесенных сюда

издалека, из тех мест, где им угрожала опасность. Здания Мистик Сипорт были доставлены туда

из различных мест Новой Англии; Олд Стербридж Виллдж (Old Sturb-ridge Village) как таковая

появилась в 1929 г., когда несколько десятков старинных строений были собраны вместе.

Сингелтон Виллидж (Singelton Village) в Сассексе находятся здания XIV и XV вв., собранные со

всего юго-запада Англии. На новом месте некоторые из этих зданий выглядят довольно

своеобразно, явно дисгармонируя с исторической реальностью. Например, Генри Форд

расположил в Гринфилд Виллидж поблизости друг от друга несколько деревянных строений:

хижину рабов рядом со зданием окружного суда Авраама Линкольна в Логане (Logan Country

Court), следом за ними — мемориальный домик Джорджа Вашингтона в Карвере, — и все это для

того, чтобы

Candee. Second thoughts on museum villages as preservation. P. 16, and From model village to village model:... Old

Sturbridge Village (unpublished typescripts); Hosmer. Preservation Comes of Age. P. 108—121, 322—340.

435

проиллюстрировать историческое продвижение от рабства к черному

гению.

Перемещение стало одним из основных способов сохранения исторического наследия. С

помощью той же самой технологии, которая ныне является источником угрозы для реликтов

прошлого, оказывается возможным переместить большую часть массивных памятников древ-

ности в безопасное место. Так, при помощи современной техники удалось разрезать и поднять

храм Абу Симбел из Филы в Агилку (Philae, Agilka), причем многие считают, что среди голых

камней храм выглядит даже более величественно, чем прежде на фоне пальм.

Менее гар-

моничен мост Лондон-бридж, возведенный в пустыне Аризоны рядом с моделью

наполеоновской пушки и имитацией паба в лондонском Сити. Аризона — одно из самых

популярных мест после Большого Каньона, и перемещенный мост привлекает два миллиона

посетителей ежегодно, однако ощущение контекста и даже времени утрачено, закопченная

лондонская патина в сухом пустынном воздухе почти полностью сошла.

Для большого числа реликвий перемещение выступает как единственная альтернатива

окончательному разрушению. В Техасе витражи с потолочного плафона из Фулхэмской

библиотеки, медные освинцованные порталы из бывшего Бэнк оф Индиа и медные двери из

Кафе-Рояль были проданы с молотка владельцам ресторанов из Нового Света, ис-

пытывающим тягу к обстановке Старой Англии. Фитинги из Ливерпульской биржи украшают

теперь ресторан в Беверли Хиллз, кусочки мола в Морекамбре (Morecambre) красуются в

казино в Лас Вегасе, а монастырь Миддлзбро (Middlesbrough) стал закусочной в Канзас-сити.

Из Англии также экспортируют дубовые балки из деревенских построек XV в. — исторически

задокументированные и очищенные от паразитов — они прослужат еще веков пять. «Мы

сохраняем эти здания для человечества... вместо того, чтобы позволить им разрушаться и

исчезать, — утверждают занимающиеся продажей агенты, — мы спасаем те здания, о которых

уже никто не заботится». При этом аппетиты американцев таковы, что, по прогнозу одного из

архитекторов, «для того, чтобы удовлетворить их полностью, придется снести все постройки

времен Тюдоров и Стюартов в Англии».

Точно так же французские неоготические и

неоренессансные шато, в ином случае обреченные на

Phillips Charles. Greenfield's changing past. P. И. См.: Roger Butter field. Henry Ford, the Wayside Inn, and the problem of

«History is bunk»; Hosmer. Preservation Comes of Age. P. 75—97, 987—992.

Berg. Salvage of the Abu Simbel temples.

Chamberlin. Preserving the Past. P. 127—31; Muriel Bowen. Vanishing soot upset London Bridge buyers // Sunday Times. 22

Oct. 1972. P. 2.

Why our heritage goes // Sunday Times. 20 Oct. 1980. P. 32; Ronald Faux. Translantic Steptoe turns to home market // The

Times. 21 Feb. 1983. P. 3.

Durtnell John. Цит. по: Ian Ball. Barns take U.S. by storm // Sunday Telegraph Mag. 17 May 1980. P. 51, 48; American

architect. Цит. по: Ian Ball. U.S. imports old British farmhouses // Daily Telegraph. 2 Aug. 1979. P. 19.

436

уничтожение, теперь аккуратно разбирают и отправляют за рубеж. Некоторые покупатели

бережно восстанавливают такие замки, другие — перетасовывают камни, как будто это

кубики «Лего».

Подобное перемещение остатков прошлого имеет ряд преимуществ. Во-первых, мы

сохраняем реликвии, которые в любом ином случае были бы просто потеряны. Во-вторых,

концентрация древностей часто делает их более доступными и даже более понятным,

особенно если от их изначального местоположения остались лишь незначительные фраг-

менты. В-третьих, перемещение реликвий может благотворно сказаться на тех местах, откуда

они были изъяты. Например, перемещение старейшего дома из сельской местности на о-ве

Марты Вайнярд (Vineyard) позволило сохранить почти первозданную уединенность ланд-

шафтов, ныне свободных от артефактов, придать им «большую величественность, чем

прежде».

В-четвертых, перемещенные реликвии переносят свои достоинства талисмана и на

новые местоположения. Фрагменты древних строений со всего света придают зданию Chicago

Tribune сложную историческую ауру. Монумент Вашингтона обретает ауру древности

благодаря присутствию в нем мемориальных камней, слагающих двухтысячелетний бюст из

храма Августа в Египте, камней из швейцарской часовни, прославляющей Вильгельма Телля,

и фрагмента из «Храма Эскулапа» в Паросе.

Люди не только ожидают этого, но им даже

нравится, что осязаемым прошлым манипулируют подобным образом, по крайней мере, пока

не подвергаются опасности их личные или местные привязанности. Четверо из каждых пяти

жителей Торонто, участвовавших в недавнем опросе, предпочли бы видеть исторические или

археологические реликвии в музеях или в других общественных местах (например, торговых

центрах), нежели in situ.

Однако такие перемещения влекут за собой и определенные потери. Транспортные риски

серьезно сдерживали перемещение реликвий, в случае же их предварительной разборки —

нехватка места или денег, или неудачное планирование могли помешать или задержать их

воссоздание. Финансовые ограничения или особенности нового местоположения могут

обеднить памятники старины в ходе их реконструкции. Примером последнего может

послужить здание суда в Кахокиа (Caho-

Smyth Robin. Now there's a take-away chateau shop // Observer. 2 Sept. 1979. P. 7; Diane Shah with Elaine Scilino. Chateaux

under siege // Newsweek. 10 Sept. 1979. P. 59.

Hough. Sounding at Sea Level. P. 123, 124.

Harvey F. L. History of the Washington National Monument. P. 48; Olszewski. History of the Washington Monument. P. 12,

13. Эти камни имели столь большое символическое значение, что антипаписты похитили из Ватикана памятный дар — в

действительности языческую реликвию из развалин римского храма Согласия — и захоронили его в Потомаке в 1854 г.

Во внешней стене монумента Вашингтону вмурованы 192 мемориальных камня — мрамор, гранит, нефрит и др., —

принесенные в дар различными странами, организациями и частными лицами. — Примеч. пер.

Konrad. Orientations toward the Past in the Environment of the Present. P. 225; Presenting our native heritage in the public

parks.

In situ (лат.) — в месте нахождения. — Примеч. пер.

437

kia), шт. Иллинойс, относящееся к началу XVIII в. После того, как оно использовалось в качестве

частного жилого дома и салуна, претерпевшее серьезные повреждения здание суда было

реконструировано для Всемирной выставки в Сент-Луисе в 1904 г., причем из первоначальных

четырех комнат осталась лишь одна (остатки балок орехового дерева пошли на сувенирные

ящички для сигар). Вновь разобранное и собранное в Джексон Парк, шт. Чикаго, здание суда

теперь лишилось своих каминов, контуры свода и окон были изменены, а балки изменили свое

положение. Поколение спустя жители Кахокиа выступили за возвращение здания суда на прежнее

место. Сохранившиеся остатки с помощью аналогичных материалов нарастили до их

первоначальных размеров и установили в южном Иллинойсе в 1940 г.

От фрагментации и рассредоточения страдает также и эстетическая целостность. Древности

разъединяют для удобства транспортировки или, как это случилось с громадной доской

«Мадонны» Тьеполо, увезенной Наполеоном во Францию, где ее распилили надвое в угоду

позднейшим вкусам. От ханжества пострадала и «Венера» Пуссена: французский аристократ

просто обрезал ее слишком нескромные, по его мнению, ноги. Жадность привела к разделению

двух полотен Ту-луз-Лотрека. После разъединения фрагменты обретают собственную судьбу. Так,

фрагменты некогда гармоничного Сиенского алтаря теперь разбросаны между Берлином,

Дублином, Парижем, Глазго, Толедо, Огайо и Вильямстауном, шт. Массачусетс.

На выставке

1968 г. удалось на время воссоединить Венецианский полиптих из Лувра с фрагментами из Аяккио

(Ajaccio) и Тулузы, а также две половины персидского ковра, первоначально предназначенного

для Краковского собора, но оказавшегося слишком большим для алтарных ступеней.

Однако не всякое рассредоточение следует осуждать, как и не все разделенные реликвии

заслуживают восстановления. Перемещение может сообщить работе новую жизнь, наделяя ее

декоративной или иконографической ценностью. Размещая в русских церквах иконостас в глубине

помещения, мы жертвуем его эстетическим воздействием в пользу банальной исторической

достоверности: помещенное на его изначальное место в Благовещенском соборе в Кремле,

изысканное творение Феофана Грека теперь можно разглядеть только в бинокль.

Ниша,

демонстрирующая книги и другие объекты в trompe I'oeil,

была выре-

Moore E. R. Cahokia Courthouse. По поводу еще одного перемещения, вызвавшего возмущения публики, но так и не

завершившегося воссозданием на прежнем месте. См.: Robinson. Henry Ford and the Postville Courthouse.

По поводу Тьеполо: Adams Robert. Lost Museum. P. 12, 142—145, and Pesenti. Dismembered works of art — Italian

painting. P. 25, 48—51; по поводу Пуссена: Louis Henrie de Lomenie, Comte de Brienne, Discours sur les Ouvrages des plus

Excellents Peintres, Mss. Цит. по: Thuilier. Dismembered works of art — French painting. P. 90, 91; см. также: Р. 92, 108, 109.

Hak. Introduction: UNESCO's action to promote the reconstruction of dismembered works of art. P. 15, 16.

Danilova. Dismembered works of art — Russian painting. P. 178.

Обман зрения, иллюзия (фр.). — Примеч. пер.

438

зана из панели Благовещения (Aix Annunciation) в XVIII в. и впоследствии выступила как первый

французский натюрморт; «уже сам факт повреждения повлиял на ее репутацию среди ученых и

ценителей искусства».

Помимо споров о собственности, воссоединению разделенных фрагментов

может препятствовать различия в их судьбе. Поврежденный неумелой реставрацией, фрагмент

картины Пуссена «Венера и свободные искусства» в Далвиче (Dulwich), скорее, повредит, чем до-

бавит нечто к основному полотну, находящемуся в Лувре. Кроме того, в любом случае в картине

останутся значительные пропуски.

Фрагментация также влияет на коллекции, которые должны представлять собой некую

целостность. Рассредоточение oeuvre

художника может разъединить прошлое ничуть не меньше,

чем разделение конкретной работы. Двадцать восемь «Портретов знаменитых мужей» фла-

мандского художника Юстуса Гентского были унаследованы двумя различными семьями, а в

результате половина из них теперь хранится в Урбино, а вторая половина — в Лувре.

Аналогичным образом обстоит дело с рассредоточением мебели, специально изготовленной для

конкретных помещений. «Отделенные друг от друга, вырванные из контекста, они утратили две

трети своего значения», — так отозвался критик по поводу распродажи предметов барочной

мебели, созданной в

XVIII в. для Сен-Жиль Хаус (St. Giles' House), Дорсет. Фамильные портреты, красивые и

исполненные значения в родных стенах, будучи рассеянными, утрачивают значительную часть

своих достоинств: «если оценивать их только на основании их собственных достоинств, то в

лучшем случае их можно назвать привлекательными, хотя и несколько скучноватыми, вполне

традиционными произведениями». Более мелкие предметы, длительное время находившиеся

вместе, также приобретают дополнительную ценность как ансамбль. Состоявшееся недавно

разделение огромной коллекции греческих ваз, собранные в замке Эшби в 1820-х гг., уничтожило

«часть коллективной памяти нации»:

причем нация, о которой идет речь, вовсе не греческая, а

английская, а память не столько о вазах самих по себе, сколько о бытовавшей в начале

XIX в. страсти к их коллекционированию.

Возможно, наиболее печальные последствия рассеяния предметов старины — это утрата

контекста. Перемещение реликвий, чьи черты неразрывно связаны с местоположением,

уничтожает их историческую ценность, обрывает мириады связей с данным местом. Вся ценность

некоторых предметов старины связана с их местоположением; межевая веха, если она

действительно размечает земельные владения, должна оставаться строго на своем месте. «Это

ужасно — делать такое», говорит ребенок в романе Люси Бостон «Зеленый холмик» (Green

Knowe),

Thuillier. Dismembered French painting. P. 90, 98—101.

Ibid. P. 93, 102, 103; см. также: Lavalleye. Dismembered works of art— Flemish painting. P. 55.

Работ (фр). — Примеч. пер.

Lavalleye. Dismembered Flemish painting. P. 52, 62, 63.

Melikian Souren. A collection lost forever // IHT. 5—6 July 1980. P. 8.

439

когда Стоячие камни (Standing Stones) переносят в музей. «Они были там на своем месте. В

любом другом месте они будут мертвы».

Некоторые из сторонников перемещения предметов

старины идут на серьезные затраты для того, чтобы сохранить контекст окружения. Так, на-

пример, Генри Форд проделал громадный объем работ при переносе знаменитой лаборатории

Эдисона в Гринфилд Виллидж:

Прежде чем переместить лабораторию [Менло Парк] сюда, он отправился в Нью-Джерси — то место, где первоначально

находилось здание — и перекопал тонны грязи, без преувеличения — тонны. Он перевез все это сюда, и здание ставили

уже на этой земле. Таковы были его представления о полном восстановлении. Он считал, что раз это здание стояло

прежде на почве Нью-Джерси, то и восстанавливать его надо на почве Нью-Джерси. Такой подход, конечно, поверг

экспертов в изумление.

Перемещение наследия старины, помимо всего прочего, имеет жизненно важные последствия

для национальной и культурной идентичности. Если речь идет о национальных символах, то

их перемещение ведет тем самым к десакрализации. Когда Ф.Т. Барнум

предложил купить

место рождения Шекспира, «Тайме» отозвалась следующим образом: «[Дом] снимут с

фундамента и погрузят на повозку, как караван с дикими зверями, гигантами или

карликами».

Перемещение аш-шурских изваяний крылатых зверей из дворца Нимрода

показалось самому А.Х. Лейярду (Layard) актом почти святотатственным: «Они лучше

смотрелись в уединении; они охраняли дворец в период славы, и именно им следовало бы

хранить его руины».

Разделение лордом Элгином Парфенона на части, возможно, и помогло

спасти отдельные мраморные детали от последующих невзгод, но обеднило храм в целом и

лишило греческую нацию высшего символа ее идентичности. Однако крестовый поход за

реституцию утраченного наследия — это тема, которая заслуживает отдельной книги.

Реадаптируем

Адаптируя предметы старины к сегодняшним потребностям, мы иногда излишне решительно

придаем им новый облик (refashion), что меняет их вплоть до неузнаваемости. Однако без

адаптации к новым условиям большинство из старинных артефактов вскоре попросту бы

Boston Lucy. Stones of Green Knowe. P. 120.

Цит. по: Phillips. Greenfild's changing past. P. 10.

Барнум Финне Тэйлор (Barnum, P(hineas) T(aylor)) (1810—1891), американский шоумен и владелец цирка. Начал

карьеру с того, что приобрел чернокожую рабыню Джойс Хет, которой якобы был 161 год, и показывал ее за деньги в

качестве няни Джорджа Вашингтона. Предприятие имело финансовый успех. В его цирке демонстрировали также

настоящих сиамских близнецов, Чанга и Энга и прочие диковинки. —Примеч. пер.

Kozintsev. Shakespeare: Time and Conscience. P. 10, 11. См. также: Pringle Roger. The history of Shakespeare as a tourist

attraction, Interpretation, No 21 (1982), 17, 18.

Цит. по: Chamberlin. Preserving the Past. P. 124. См.: Freeman E. A. Preservation and Restoration. P. 36, 37.

440

исчезли. Если бы Парфенон не послужил в качестве мечети, гарема и даже порохового погреба, то,

скорее всего, его бы попросту разграбили и разрушили. Длительное сохранение обычно

предполагает и новое использование, далеко уходящее от первоначального предназначения: ведь

вещи, все менее и менее пригодные для изначальных целей, с ходом времени обычно просто

исчезают. Так, развитие технологии сделала излишним лондонский Тауэр в качестве

оборонительного сооружения, а благочестие христиан не может уже более в одиночку

поддерживать надлежащее состояние Кентерберийского собора. Большинство тюрем XVIII в. не

используется по прямому назначению, равно как работные дома не используют в качестве жилищ

для бедных, причем не только по причине их обветшания, но и потому что различие между

преступниками и бедными теперь проходит в иной плоскости и с ними обращаются иначе. Лишь

немногие из старинных зданий пригодны для проживания без переделок. Современные стандарты

комфорта, социальной жизни, безопасности и эстетики вынуждают нас нарушать целостность

исторического наследства. И если некоторые черты реликвий в ходе реадаптации удается

сохранить и даже подчеркнуть, все же современное оборудование и обстановка скрывают или

замещают большую часть других черт.

В ходе адаптивного использования реликвий часто возникают конфликтные реакции. Новое

применение старинных строений иногда может быть расценено как святотатство. Вместо того,

чтобы реконверти-ровать избыточные англиканские церкви, один видный государственный

деятель предпочел бы оставить их пустующими как напоминание об извечных духовных

ценностях.

На другом полюсе находятся американские презервационисты, которые особо

гордятся тем, что многие известные здания осваивают теперь широкий спектр новых функций.

Так, Лафайет-сквер в Вашингтоне последовательно был вишневым садом, местом проведения

шумного инаугурационного празднества президента Эндрю Джексона, а во время первой мировой

войны даже служил овечьим пастбищем. Теперь же он задает тон городской визуальной среде.

Использование через изменение — таково было кредо недавней французской выставки «Вчера для

завтра» (Hier pour Demairi), демонстрировавшей как старые вещи можно приспособить к

современным потребностям: «Наследие — это то, что следует сохранять и понимать, — поясняет

куратор выставки, — но также и то, что нужно преобразовывать так, чтобы оно отвечало

потребностям меняющегося мира».

На другом полюсе адаптивного использования реликвий — их тезаврация в музеях. Подобно

«старому колпаку от автомобильного колеса,... который обретает новую жизнь в качестве горшка

для кактуса», по выражению Хааса,

их привычные функции уступают дорогу деко-

Lord Anglesey, presidential address. Friends of Friendless Churches. Цит. по: New uses for redundant churches opposed // The

Times. 8 Sept. 1977. P. 14.

Architour. Architectural Tour of Lafayette Square brochure. C. 1979.

Cuisenier Jean. Цит. по: Gibson Michael. Preserving France's heritage from before the (Industrial) Revolution // IHT. 5, 6 July

1980. P. 8.

Haas. Secret life of American tourist. P. 14, 21.

441

ративным, педагогическим и ностальгическим целям. Так, карикатурист видит Статую

Свободы превращенной в роскошный жилой дом, чьи обитатели могут «почить на лаврах

национальной славы», а привратники будут «одеты в исконные костюмы наших праде-

душек».

Повторно используемые реликвии часто заканчивают свой путь в музеях. Меч, который начал

свою жизнь как оружие воина, после его смерти может превратиться в священный

церемониальный амулет. Если он достался кому-то в качестве трофея, то становится

символом богатства и знаком победы. А в конце концов его находят археологи и помещают в

витрину. Однако лишь его предыдущие функции в качестве оружия, священного предмета или

символа богатства позволили ему дожить до музейной стадии, в то время как другие, менее

ценные предметы поржавели, сгнили и исчезли из виду.

Однако экспозиция, как об этом свидетельствует возрождение Рима из руин, не обязательно

должна быть последним прибежищем предметов старины. Бесконечная чреда повторных

использований характеризует Клариче у Итало Кальвино — город, чьи обитатели

перерабатывают реликвии на каждой стадии их исчезновения и возрождения. Когда Клариче

погибает, его уцелевшие жители

хватают все, что можно унести, и переносят в другое место, приспосабливая для новых целей: парчовые шторы в конце

концов становятся простынями, в мраморных погребальных урнах выращивают базилик, кованые железные решетки,

сорванные с окон гарема, приспосабливают для того, чтобы жарить кошачьи консервы на огне из мозаичного паркета.

Когда Клариче возрождается вновь, утилизированные артефакты вспоминают как следы более

раннего прошлого, и «сохранившиеся следы былого величия, приспосабливая их для более

прозаических целей, используют вновь. Теперь их хранят под стеклянными колпаками,

держат под замком в витринах на бархатных подушечках», так что люди могут сами в

воображении реконструировать прежний облик Клариче.

Таким образом каждая из

последовательных стадий перетасовывает фрагменты того, что сохранилось от прежнего

использования — священного или обыденного, функционального или декоративного. Наше

внимание к наследию веков, жалуется канадский географ, «всего лишь превратило музеи в

сообщества и, что еще хуже, сообщества в музеи».

Но, как мы видим, подобные переходы,

преднамеренные или случайные, случаются во все времена.

Day Bill. Preservation News. 1980. 20:8, 4.

Fisher. The future's past. P. 587—590.

Calvino halo. Invisible Cities. P. 106, 107. См.: Кальвино И. Невидимые города // Собр. соч. В 4-х т. Т. 2. СПб.:

Симпозиум, 2000.

Norris. Preserving Main Street. P. 128.

442

своим оригиналам во всех деталях. Их первой, если не единственной, целью является имитация

оригинала в узком, современном смысле слова.

Зрители часто не обращают внимания, даже после того, как им об этом неоднократно напоминают,

что утраченные или ветхие реликвии заменены на современные произведения. Факсимильная

реставрация в Садбери (Sudbury), графство Саффолк, существенно отступает от оригинала, однако

прохожие — включая и уроженцев города, длительное время знакомых с оригинальными

строениями и своими глазами наблюдавших их разрушение — тем не менее уверены, что видят

перед собой прежние фасады.

Реставрированные средневековые районы разрушенных во время

войны польских городов в такой степени напоминают оригинальную застройку, что десять лет

спустя, по мнению главы варшавских реставраторов, «даже старики в повседневной жизни не за-

мечают, что эти города, которые производят впечатление древних, в значительной степени

являются новоделами. Они не производят впечатления искусственности».

Однако, некоторые

люди, знающие о новоделах, считают, что подобное замещение не совсем честно. «Дом, в котором

я родился, был разрушен тридцать шесть лет тому назад — но я могу пойти в свою детскую

спальню, взглянуть из того же самого окна и увидеть тот же самый дом во дворе напротив, —

говорит архитектор. — Даже кронштейн лампы с затейливым завитком висит на прежнем месте.

Это нервирует, если начинаешь задумываться. „Реально" это или нет?»

Замещение предметов старины, которым угрожает эрозия, их загрязнение или кража порождают

аналогичные сомнения, особенно если оригинал находится поблизости. Перед Палаццо Веккио

(Palazzo Vec-chio) с прошлого века стоит факсимиле «Давида» Микеланджело, тогда как

подлинная статуя находится в Академии. Оригинальные элементы из французских готических

монастырей, установленные всего лишь пятьдесят лет назад в Клойстерсе (Cloisters),

Нью-Йорк

заменены на реплики. Античных бронзовых коней в Венеции хранят в музее, подальше от

коррозии, а на площади Св. Марка стоят их копии из стеклопластика. Некоторые знатоки

предсказывают, что вскоре интересы сохранности потребуют от нас, чтобы все оригинальные

работы были забальзамированы в каком-либо надежном хранилище, а публику будут воспитывать

на репликах».

Реплики, выдающие себя за оригиналы, претендуют на то, чтобы их считали ранее утраченными

или доселе не найденными реликвиями. Интерес к античности долгое время делал подделку

весьма прибыльным занятием. Так, в мастерской французского ремесленника Андре Мейлферта за

период с 1910 по 1920 г. было изготовлено около 50 000

Popham John. Suffolk Preservation. Interview 15 June 1978.

Lorentz. Reconstruction of old town centers of Poland. P. 52.

Tsiolkowski Pietor. Цит. по: Chamberlin. Preserving the Past. P. 8, 9.

Отдел в Метрополитен-музее (Нью-Йорк), где размещены памятники средневекового искусства. — Примеч. пер.

Thomson. Conservation of antiquities. P. 42.

444

«редкостных экземпляров» «старинной» мебели, наряду с тысячами поддельных картин старых

мастеров.

Огромный спрос подстегивал производство фотографий старинных картин

«Валамастер» (Valamas-ter), на которых были видны следы мазков кисти, вручную нанесенные на

специальную прозрачную глазурь. Об этих фотографиях говорили, будто они настолько близки к

оригиналу, что даже экспертам потребуется время, чтобы их отличить.

Чем более

совершенствовались методы экспертизы, тем более изобретательными становились и подделки.

Один человек, изготавливавший «этрусские» терракоты и «греческие» вазы, визуально

практически неотличимые от подлинных античных предметов, утверждал, что может обмануть

даже тест на ультрафиолет.

Подделки под утраченные оригиналы изменяют наше представление о прошлом за счет того, что

создают видимость возвращения былого. Прочие подделки выдают себя за новые, ранее

неизвестные творения мастера, или преувеличивают производительную силу прошлых эпох,

Лоуэнталь Дэвид. Прошлое - чужая страна

Подождите немного. Документ загружается.