Ливен Д. Российская империя и ее враги с XVI века до наших дней

Подождите немного. Документ загружается.

бывшей империи, даже в демократической Чехословакии, тот факт, что евреи часто говорили на

немецком языке и в глазах населения были связаны с имперским режимом, порождал

недоброжелательность и антипатию. Они были пережитком имперского прошлого в том мире, где

господствовал жесткий, паранс:адальный и обращенный внутрь самого себя национализм. Сильно

вредило им в глазах населения и их экономическое преуспевание. Хью Сетон-Уотсон^

бесстрастно отмечал, что «индустрия Польши, Румынии и Венгрии в 1918 году находилась

преимущественно в руках евреев, которые также господствовали в банковской системе... так

называемые свободные профессии (доктора, адвокаты и пр.) также от четверти до двух третей

были представлены евреями» [12]. Все

" Сетон-Уотсон Хью - современный английский историк, профессор русской истории Школы славянских и

восточноевропейских исследований Лондонского университета.

544

Часть четвертая. После империи

это приводило к глубокой неприязни по отношению к евреям и введению всевозможных

ограничений для их образования и трудоустройства. Но даже самым убежденным региональным

антисемитам было трудно представить себе, чем обернется гитлеровское «окончательное решение

еврейского вопроса».

После Османов

РАСПАД ОСМАНСКОЙ ИМПЕРИИ ПРОИСХОДИЛ на значительно более длинном

историческом отрезке, чем падение Австро-Венгрии. За пятьдесят лет до 1918 года Габсбурги не

только не утратили ни одной из своих территорий - наоборот, они приобрели Боснию и

Герцеговину. Разумеется, в 1914 году империя Габсбургов была значительно слабее, чем лидиру-

ющие европейские государства - Германия, Британия, Франция и Россия, - но она все еще

недвусмысленно оставалась великой державой. Ситуация в Османской империи была совершенно

иной. Хотя в 1914 году империя все еще продолжала существовать, закат ее мощи был очевиден

для всех уже после катастрофических результатов войны с Россией в 1768-1774 годах. С тех пор

все последующие войны с Россией приводили к поражениям и большим потерям территории. В

девятнадцатом веке Франция и Британия поглотили основные североафриканские территории

султана. В 1912 году бывшие балканские подданные султана нанесли ему военное поражение и

буквально выпи/, г-„;и османов из Европы. Если в Австрии кризис, вызванный коллапсом

империи, разразился в 1918 году внезапно и практически в одночасье, то аналогичный османский

кризис продолжался к этому времени уже более ста лет. Судьбу этого кризиса во многом

определило огромное стратегическое значение Константинополя и проливов Босфор и

Дарданеллы, а также Балкан, - словом, все то, что европейские государственные деятели давно

уже окрестили Восточным вопросом. На протяжении девятнадцатого века этот вопрос оставался

бессменным и крайне актуальным для европейской силовой политики и был причиной

нескончаемых войн и кризисов.

545

После империи

В других аспектах Австрийская и Османская империи также сильно различались. Империя Габсбургов

была по-настоящему единым геополитическим образованием, сформировавшимся вокруг Дунайского

бассейна. Весь этот регион имел огромное значение для европейской расстановки сил, и прежде всего

для соперничества в двадцатом веке между Россией и Германией за гегемонию в Европе. По контрасту

Османскую империю, протянувшуюся от Северного Кавказа до Алжира, можно было, по сути,

рассматривать как по крайней мере четыре отдельные, хотя и связанные между собой, геополитические

зоны - Северный Кавказ и Крым, Балканы, арабские провинции и Анатолия (другими словами,

будущая Турецкая Республика). «Дальний запад» империи, то есть большая часть Северной Африки,

был фактически отдельной пятой зоной, и большая его часть была потеряна задолго до 1914 года.

Первая зона - Крым и Северный Кавказ - была поглощена Россией между 1774 и 1860-ми годами. Она,

следовательно, исчезла из международного поля зрения, и ее проблемы стали внутренним делом

России. С распадом Советского Союза проблемы Крыма и Северного Кавказа снова вышли на первый

план международной повестки дня, но мы будем говорить об этом немного ниже, в контексте

постсоветского кризиса. Тем не менее сегодняшние проблемы Крыма и Северного Кавказа в какой-то

(хоть и малой) степени являются не только постсоветскими, но также и постосманскими. Основу

идентичности как крымских татар, так и большей части народов Северного Кавказа составляет ислам -

по крайней мере в той ее части, в которой они противопоставляют себя русским. Один из элементов

[13] -ни в коем случае не самый важный - нынешней нестабильности Крыма и Северного Кавказа

можно рассматривать как составную часть более широких противоречий между христианским и

исламским миром на всем протяжении от Центральной Азии до стран Магриба. Поэтому не следует

сбрасывать со счетов экономическую и даже вероятную военную помощь, которую при благоприятных

обстоятельствах турки могут оказывать крымским татарам и народам Северного Кавказа.

Вторая основная зона - Балканы - знакома западным исследователям гораздо лучше. Изгнание

Османской империи из этого региона имело драматические последствия для всей Европы. Никакая

другая империя не смогла заменить Османскую

546

Часть четвертая. После империи

в этом регионе вплоть до 1945 года, когда Советский Союз установил свое господство над большей

частью Балкан. Османское наследство разошлось здесь в основном по рукам маленьких независимых

государств - Сербии, Греции, Болгарии и Румынии. Их соперничество, касающееся прежде всего

власти над Македонией, было постоянным источником нестабильности и националистической

активности на Балканском полуострове. Еще опаснее было то, что Балканы стали зоной соперничества

между великими державами - главным образом Австрией и Россией. Обе державы имели в этом

регионе свои важные политические, экономические и стратегические интересы. Обе были

заинтересованы видеть в балканских государствах своих сателлитов. Соперничество великих держав и

местные неурядицы переплелись в 1914 году в один неразрывный узел и втянули Европу в ужасную

войну. Десятилетия беспорядков и конфликтов продолжались до тех пор, пока после 1945 года вся Ев-

ропа, и Балканы в частности, не обрела - ценой миллионов жизней и огромных растраченных впустую

средств - некое подобие стабильности в виде советско-американского противостояния, называемого

обычно холодной войной. Когда этот период завершился в 1991 году, оказалось, что на Балканах снова

возникли неразрешенные вопросы. Ни в коем случае не хочу предположить, что распад Югославии и

последующее кровопролитие и этнические чистки были прямым и тем более неизбежным следствием

изгнания Османской империи с Балкан. Однако албанские мусульмане, боснийцы и косовары, безус-

ловно, представляют собой то, что осталось от османского правления в регионе. Среди множества

балканских христианских народов они йр <;*•< лыделяются своей религиозной принадлежностью и

османским культурным наследием. Бессмысленно ожидать, что Турция будет безразлична к судьбам

этих людей, хотя абсолютно ясно, что ее ограниченные ресурсы едва ли отведут ей какую-либо иную

роль, кроме самой незначительной, Третья главная геополитическая зона Османской империи состояла

из арабских провинций. Находясь на побережье Средиземного моря или неподалеку от него и

вытянувшись до самого Персидского залива, эти провинции, бесспорно, представляют собой некоторое

географическое единство. В культурном отношении они были как исламскими, так и арабскими. Почти

все они также попали под британское или французское

547

После империи

колониальное правление, некоторые до окончательного краха османов в 1918 году, некоторые -

после.

Поскольку в этом регионе одно имперское правление практически сразу было заменено другим,

коллапс Османской империи не привел к безвластию, хаосу или нестабильности. Британцы и

французы могли насадить «имперский мир» в своих доминионах, поддержать у власти своих

ставленников и предотвратить чреватые войной ситуации, возникавшие между новыми,

теоретически независимыми государствами, на которые распалась бывшая Османская империя.

Поскольку большая часть этого региона, даже его самые малозаселенные области, содержала

огромные запасы нефти, для поддержания порядка требовались имперские навыки в решении

пограничных конфликтов. Однако к 1950-м годам британское и французское имперское

могущество стало быстро таять. Тогда-то в регионе и стали проявляться со всей очевидностью

последствия коллапса империи, хотя это уже гораздо меньше относилось к османскому наследию,

чем к последствиям британской и французской региональной политики.

По сравнению с габсбургской османская экономика менее всего выглядела единой и

интегрированной системой. Поэтому дезинтеграция империи не привела к серьезным экономи-

ческим последствиям в арабских провинциях, где просто усилилось господство европейской

экономики. Но раздел территорий выявил серьезные проблемы, прежде всего между Турцией,

Сирией и Ираком, в том, что касается владения реками и водами. При этом огромные запасы

нефти оказались в руках арабских эмиратов, расположенных на побережье Персидского залива,

которые никак не могли защитить себя от своих соседей. Большинство новых стран, отделившихся

от Османской империи, имели весьма незначительную этническую или историческую

легитимность. Их границы отражали в первую очередь британские и французские

геополитические интересы и в основном являлись результатом сделок, заключенных между

Лондоном и Парижем. Курды оказались разделены между четырьмя странами. Ирак с его

шиитским большинством на протяжении всего времени существования страны управлялся сун-

нитами, которым покровительствовала Британия. Большой Ливан, созданный Францией для ее

христианских подопечных - маронитов, стал местом постоянных и многолетних кон-

548

Часть четвертая. После империи

фликтов между христианской и мусульманской общинами. Большинство этих государств до 1950

года управлялись маленькими богатыми олигархиями, представители и лидеры которых были

отчасти воспитаны в традициях западной культуры. Когда британская и французская протекция

потеряла свою силу, эти олигархии оказались весьма уязвимыми перед лицом антизападных

настроений и требований быстро растущего, образованного и нового городского «среднего»

класса офицеров, чиновников и безработных бывших студентов [14].

В самом худшем положении оказались две территории, находившиеся под властью европейской

колонизации. В Алжире европейские колонисты, число которых к 1950-м годам перевалило за

миллион, в течение 130 лет владычествовали над гораздо более многочисленным местным

населением. Конец империи ознаменовался кровопролитной войной, приведшей к массовому

бегству всей европейской общины и к многочисленным жертвам среди местного населения. В

1917 году британцы решили по ряду причин поощрить предоставление национальной территории

для (изначально европейских) евреев в Палестине. Не прошло и двадцати лет, как им пришлось

горько пожалеть об этом своем проекте, который невероятно осложнил их отношения со всем

арабским миром. Поскольку значение арабского Ближнего Востока считалось приоритетным для

британских мировых геополитических интересов, было принято решение дать обратный ход. В

1945-1947 годах британская позиция по Палестине представляла собой вереницу безнадежных

компромиссов, вызванных желанием Лондона сохранить свои позиции в арабском мире и

зависимостью Британии от Соединенных Штатов, иг.-^-дент которых был убежденным сторонни-

ком еврейского государства. Совершенно неадекватные ресурсы, направляемые на поддержание

имиджа международного жандарма, в сочетании с угрызениями совести по поводу трагедии,

которую только что пережили европейские евреи, только усугубляли британскую дилемму. В

результате британцы в 1948 году отказались от своего мандата, после чего немедленно вспыхнула

война между евреями и арабами, что привело к глубокому и непреходящему кризису во всем

регионе, который продолжается и до сих пор.

Четвертой геополитической зоной империи была Анатолия, другими словами, современная

Турция. К1914 году среди обра-

549

После империи

зованного турецкого населения резко выросли националистические настроения. Теперь его

большинство уже считало своей настоящей родиной Анатолию, а не всю Османскую империю

целиком, хотя это ничуть не означало, что оно хотело бы избавиться от империи как таковой или

не чувствовало по отношению к ней никакой привязанности. Однако к 1918 году империя была

безвозвратно утрачена, и лояльность населения Анатолии стала еще сильнее, а все его помыслы

были сконцентрированы исключительно на турецком национализме. Впрочем, мобилизация

анатолийских крестьянских масс в поддержку этого дела оказалась довольно сложной задачей.

Крестьяне были в основном сосредоточены на местных вопросах, и если они и отождествляли себя

с чем-либо помимо своей родной деревни, то это были скорее ислам и османская династия, а не

новообразованное турецкое государство, выдуманное константинопольскими интеллектуалами за

двадцать лет до 1914 года и отведавшее крови в схватках с христианскими националистами на

Балканах в далекой пограничной Македонии. Более того, к 1918 году османская регулярная армия

находилась в состоянии непрерывной войны уже семь лет. Даже для очень сурового и

бесстрашного анатолийского крестьянства это было более чем достаточно. Подобно австрийцам

после 1945 года, они жаждали спокойной жизни. Даже турецкая элита была истощена войной и

деморализована поражением 1918 года.

Единственным фактором, который сделал возможным возрождение турецкого национализма,

стало вторжение союзников в Анатолию в 1919-1921 годах и их планы по ее расчленению.

Восточная Анатолия должна была сформировать армянский протекторат, а западная -- отойти к

Греции. Армяне и греки не просто были христианами и, следовательно, врагами ислама - на

протяжении жизни многих поколений они часто оказывались втянутыми в локальные конфликты

со своими турецкими и курдскими соседями. Ничто так не подогревает националистические

настроения крестьянина, как иностранная армия, оккупирующая его деревню. Во время Первой

мировой войны русские после упорных сражений захватили большую часть Восточной Анатолии,

что повлекло за собой весьма характерные для военных действий в этой части света грабежи и

убийства среди мирных жителей. Считается, например, что в восточной провинции Ван 60

процентов мусульманского населе-

550

Часть четвертая. После империи

ния погибло во время и сразу после войны [15]. В мае 1919 года греческая армия высадилась в

Смирне (Измире), где большая греческая община региона приветствовала ее как свою освобо-

дительницу. В этих условиях убийства, разорение или по крайней мере терроризирование

местного турецкого населения были неизбежны. Турецкие элиты Анатолии легко мобилизовались

против своих исконных врагов, намеревавшихся аннексировать и разделить их родину. Местная

аристократия помогла мобилизовать крестьянство [16]. Для турецких и курдских масс война была

объявлена борьбой за ислам и за свою деревню против жестоких захватчиков-безбожников. Не

было никакого заигрывания с республиканскими идеями - напротив, нужно было вызволять

султана из лап союзников.

Тем не менее война 1919-1922 годов в Анатолии заложила основы турецкого республиканского

национального государства и его полного размежевания с империалистическим прошлым. У

турецких элит были все причины порвать отношения с империей. Почти 150 лет подряд - вплоть

до 1920 года - империя терпела поражение за поражением. Христианские меньшинства

многонациональной империи захватывали лидирующие позиции в экономике, а христианские

великие державы диктовали империи свою волю. Мечта Энвера

об «обновленной империи» на

Кавказе и в Средней Азии на базе пантюркизма оказалась во время Первой мировой войны

опасной и дорогостоящей иллюзией. В 1919-1922 годах сам султан, этот ослепительный символ

османского наследия, казалось, стал добровольным и рабски покорным инструментом в руках

союзников, предназначенным для уничтожения Турции.

Реальные по/^-ические обсюлтельства также предоставляли достаточно доводоь в пользу того,

чтобы турецкий национализм не связывал себя с империей. Благодаря неимоверной воинской

доблести и тяжким усилиям турки едва-едва могли сохранить контроль над своей родиной, а

британцы, французы и итальянцы сжав зубы с этим согласились. Ни ресурсы Турции, ни

долготерпение союзников не позволили бы сделать ни одного следующего шага по

восстановлению империи. Турецкий лидер войны за независимость Мустафа Кемаль (Ататюрк)

был

Имеется в виду Энвер-паша (см. сноску 8 к главе 4).

551

После империи

реалистом до мозга костей. Он был также опытным генералом, вполне способным определить

реальное соотношение сил. В ответ на выступления Вудро Вильсона в защиту национального

самоопределения он заявлял: «Бедняга Вильсон, он не понимал, что те границы, которые не могут

быть защищены штыком, силой, честью и достоинством, не могут быть защищены вообще» [17].

Апелляция Ататюрка к знаменитому высказыванию Бисмарка о железе и крови

была в тот

момент полностью оправданна и реалистична в условиях Ближнего Востока 1919-1922 годов.

Ататюрк намеревался ограничить турецкие экспансионистские поползновения той территорией,

которую он мог захватить, защищать и удерживать. И под его ферулой турецкий республиканский

национализм приобрел огромный престиж и легитимность, поскольку он выиграл войну за неза-

висимость и освободил исконно турецкую землю от христианских держав и греков. Полтора века

поражений завершились впечатляющим успехом. Казалось, Турецкая Республика была

благословлена свыше. Но она держалась также на потрясающей харизме своего основателя Кемаля

Ататюрка, победившего британцев при Галлиполи в 1915 году и ставшего турецким Джорджем

Вашингтоном.

Австрийская Республика возникла после военного поражения и не имела достаточной

легитимности - уверенность большей части ее элиты в том, что маленькая Австрия сама по себе

никогда не сможет добиться ничего значительного, сильно ослабляла ее. Широко

распространилась ностальгия по империи. С севера манила альтернатива старой империи -

Большая Германия. Совершенно иначе обстояло дело в республиканской Турции. Идеи

пантюркизма окончательно дискредитировали себя и были отвергнуты. В воспоминаниях об

Османской империи остались только «бесконечные поражения, отступления и страдания». По

контрасту «национализм и национальное государство ассоциировались с успехом, победой и

началом новой

Бисмарк употребил эти слова в своем знаменитом обращении к депутатам прусского парламента в 1862 году: «Великие

проблемы эпохи решаются не выспренними речами и голосованием большинства, а железом и кровью».

552

Часть четвертая. После империи

жизни». Империя отождествлялась с отсталостью и слабостью, национальное государство - с

гордостью и приобщением к современности. Результатом этого оказалось «не простое отречение

от империи, а резкий положительный сдвиг в сознании» [18]. Однако костяк нового

республиканского государства в основном составили офицеры, чиновники и другие про-

фессионалы (в большинстве своем турки), обученные управлять государством в имперском стиле.

В противоположность другим государствам, проигравшим Первую мировую войну, Турецкая

Республика согласилась с территориальным status quo. В том единственном случае, где она имела

территориальные амбиции за пределами собственной территории, а именно в северной сирийской

провинции Александретта, Турция терпеливо выжидала, пока развитие событий не примет

благоприятный характер, что и произошло в 1939 году, когда Франция сама передала Турции эту

провинцию, чтобы заручиться ее поддержкой в приближающейся войне. Внутри страны

республиканский режим по многим признакам оказался якобинским, а в чем-то даже

большевистским. С прошлым было покончено. Монархия была упразднена, ислам отделен от

государства, а традиционная система письменности заменена латинским алфавитом. Новой

турецкой идентичности было предписано стать светской, подчеркнуто современной и опираться

на разработанные государством доктрины турецкой истории, происхождения турецкой расы и

достоинств турецкого языка. Хотя от ученых и политических деятелей требовалась почти

сталинистская приверженность этим доктринам, взгляды Ататюрка на современность были исклю-

чительно запад,'П-^и: в противоположность советскому режиму они не предлагали универсальную

альтернативу современного мира, а пропагандировали турецкую разновидность западного

общества, опирающегося на средний класс и капиталистические взаимоотношения. Создание

турецкой национальной буржуазии было объявлено главной задачей нового режима, и уцелевшие

в войне остатки прежнего класса христианских и еврейских торговцев постепенно вытеснялись с

турецкой земли. В частности, введенный в 1942 году налог на имущество был прямо направлен

против предпринимательства, которым занимались национальные меньшинства. В результате

многим предпринимателям-нетуркам пришлось усту-

553

После империи

пить свои позиции местной турецкой аристократии, имевшей хорошие связи с республиканским

режимом [19].

Давление на маленькие немусульманские общины было частью националистического проекта по

созданию монолитного турецкого государства. Меньшинства и этнические различия ослабляли

старую империю и допустили иностранное вмешательство. Новая республика должна была

избежать этой судьбы. В ней должна была сформироваться одна нация, говорящая на одном языке,

получившая в государственных школах единое образование и культуру и воспитанная в духе

лояльности республике. Многие мусульманские семьи, бежавшие в свое время в Анатолию с

Балкан, Кавказа или из Крыма, приспособились к новому режиму без всяких трудностей. Они

продолжали пользоваться родным языком в приватной обстановке, иногда сохраняли некоторый

уровень отождествления с традициями своих предков, но не испытывали никаких колебаний по

поводу своей основной турецкой идентичности.

Гораздо более сложная ситуация возникла с курдами, единственным многочисленным

нетурец;сим коренным народом Анатолии. Республиканский режим проявил себя якобинским в

полной мере, отказываясь признать отдельную историческую и культурную идентичность курдов.

В глазах режима курды были отсталым и изолированным ответвлением турецкой расы, причем

культура курдов, к сожалению, была во многом искажена столетиями персидского влияния.

Турецкое государство вернет им настоящую турецкую идентичность, но в более современном,

цивилизованном виде. Многие курды в процессе ассимиляции, образования и урбанизации

действительно стали современными турками. Значительная часть курдов была алеви

, то есть

религиозными диссидентами; они уделяли больше внимания религии, чем этническому

происхождению, отождествляли себя со своими собратьями-алеви и делили с ними лояльность

республиканскому режиму. С другой сторо-

Алеви - одна из самых либеральных разновидностей ислама. На их религиозных церемониях, где присутствуют как мужчины,

так и женщины, исполняется мистическая музыка и под ее аккомпанемент поются песни. Алеви пьют спиртные напитки, не

соблюдают пост и не совершают паломничеств в Мекку.

554

Часть четвертая. После империи

ны, на отдаленном юго-востоке Анатолии в двадцатом веке возникло сильное чувство отдельной

курдской идентичности -отчасти потому, что республиканский режим в период между двумя

мировыми войнами не имел ресурсов и кадров для создания эффективной системы образования в

этом регионе и не мог внедрить турецкие идентичность, мифы и язык в сознание местного

населения. После 1950 года, когда государство оказалось способным запустить такую программу,

чувство обособленности курдов уже пустило глубокие корни, и попытки уничтожить его

встретили энергичное сопротивление. Так национальные проблемы - это пугало всех империй -

снова стали терзать государство, которое считало, что избавилось от всех имперских

наследственных заболеваний.

К 1950-м годам в общественную жизнь Турции начали вторгаться и другие элементы османского

прошлого. Численность интеллигенции и рабочего класса в республике Ататюрка была

значительно меньше, чем в сталинском СССР. Кемализм также никогда не обладал той

мессианской силой, которая была присуща марксизму-ленинизму в период его расцвета. Режим

Ататюрка, в противоположность режиму Сталина, никогда не уничтожал и не преобразовывал

деревню и сельский менталитет. Глубоко укоренившийся ислам был главной ценностью и

мировоззрением турецкой деревни, и оттуда вместе с массовой сельской иммиграцией он пришел

в города. С началом демократического правления в 1950 году государство просто не могло больше

игнорировать ценности и устремления масс. Неудивительно, что большая часть нового городского

электората не разделяла светские и западные ценности элиты, тем более что они сулн;:>! "

- рции

гораздо больше внутренних проблем, чем преимуществ западной цивилизации. Посткемалистское

государство в значительной степени адаптировалось к новой реальности. После 1950 года ислам

был принят в качестве составной части турецкой идентичности, а государство начало направлять

значительную часть доходов на поддержку религии. Однако до сих пор не изжиты до конца

острые разногласия между последователями Ататюрка, с одной стороны, и исламскими

политическими партиями, с другой, по поводу того, какую роль ислам должен играть в семейной и

культурной жизни Турции, не говоря уже о государственной внешней политике и вопросах

примыкания Турции к западному или мусульманско-

г г г

555

После империи

му миру. Одним из результатов этого раскола стали возникшие в общественном мнении

разночтения в оценке деятельности поздней османской эпохи и ее политики. Усилия, направлен-

ные (главным образом при Абдул-Гамиде II

) на сохранение ислама как главного элемента в

жизни и легитимности государства, снова приобрели открытых сторонников [20].

Кипр был еще одной частью имперского наследия, которая начиная с 1950-х годов стала

приносить Анкаре одни неприятности. Остров был захвачен османами в 1571 году и de facto

уступлен британцам в 1878 году. Интерес Лондона на Кипре заключался в возможности иметь там

военную базу, и это стало особенно важным для британцев, когда во время холодной войны они

были вынуждены уйти с южного берега Средиземного моря. В 1878 году примерно четверть

населения Кипра была турецкой, к 1960 году турки составляли значительно меньше одной пятой.

Большая часть турецкой элиты покинула остров с началом британского правления, турецкое

правительство, согласно кемалистской традиции, помалкивало о Кипре до тех пор, пока там

сохранялось британское правление. Однако к 1960 году британцы приготовились уйти с острова,

оставив там только две военные базы.

В 1950-е годы националистическое движение греков-киприотов прилагало усилия по заключению

между Грецией и Кипром союза (энозиса

) при помощи террористической кампа-

Абдул-Гамид !1 (1842-1918) - турецкий султан, правил в 1876-1909 годах. В 1876 году провозгласил конституцию, в 1878 году

отменил ее и установил деспотический режим правления, известный как зулюм. Жестоко подавлял национально-

освободительную борьбу подвластных народов, в особенности армянского. В 1908 году под давлением младотурецкой и других

оппозиционных партий, в том числе и армянских, был вынужден восстановить конституцию. В 1909 году был низложен

младотурками и сослан в Салоники.

Энозис (грея, henosis - союз, объединение) - движение за присоединение к Греции. Возникло после образования в 1830 году

независимого греческого государства, когда часть греческих земель осталась под властью Османской империи; опиралось на

поддержку Греции. В настоящее время идей энозиса придерживаются некоторые слои греческой общины Кипра.

556

Часть четвертая. После империи

нии. Турки-киприоты, составлявшие явное меньшинство в британских подразделениях по

обеспечению безопасности Кипра, часто становились жертвами нападений. Лондон с удовольстви-

ем привлек Анкару к участию в кипрских событиях, чтобы уравнять влияние Афин и снять в

какой-то мере с себя ответственность за отказ от решения проблемы. В 1959-1960 годах прави-

тельства Британии, Греции и Турции выработали конституцию независимого Кипра. Она

включала в себя гарантированное участие турецкого меньшинства в управлении островом, а также

автономию турецких городов и защиту культурных прав турок. Как часто бывает с такими

компромиссами, в результате возникло громоздкое правительство, не способное управлять

страной из-за многочисленных взаимных вето. В 1963 году лидеры греков-киприотов попытались

радикально изменить конституцию. Греческие массы в любом случае полагали, что остров

принадлежит им как по историческому, так и по праву большинства. Политические противоречия

вылились в массовые турецкие погромы. К 1964 году половина турецкого населения острова

сконцентрировалась на 1,6 процента территории [21], где правила местная администрация,

состоявшая из турок-киприотов. Ни Британия, гарант конституции 1960 года, ни Соединенные

Штаты ничего не предпринимали, чтобы успокоить ситуацию. Последующие годы принесли

продолжение незначительных всплесков насилия, жертвами которого в основном становились

турки. В 1974 году греческая военная хунта, пытаясь укрепить собственный престиж, поддержала

заговор на Кипре, который сместил архиепископа Макариуса", грека-киприота, правившего на

острове, и провозгласил союз с Грецией. Британцы, американца к чеждународгое сосбщество

опять остались в стороне. Афины отказывались уступить. Турецкое правительство

воспользовалось своими правами гаранта конституции 1960 года, и турецкие войска вторглись на

Кипр.

В результате турецкой военной интервенции 37 процентов территории острова перешло под

контроль турок-киприотов. От 140 до 200 тысяч греков бежали из нового турецкого анкла-

' Архиепископ Макариус в 1959 году был выбран первым президентом Кипра и с 1960 года возглавил борьбу против англичан.

Умер в 1977 году.

557

После империи

ва в северной части острова. Десятки тысяч турок бежали в противоположном направлении [22].

Фактическое разделение острова на протяжении двадцати пяти лет остается неразрешенным

вопросом и не признается международным сообществом. Оно остается также одним из главных

источников конфликта между Грецией и Турцией, который легко может привести к войне и

немало способствует общему обострению обстановки на Балканах и в Восточном

Средиземноморье.

Кипр является классическим примером постосманского и постимперского конфликта,

отложенного, но не решенного в период британского правления. Он послужил напоминанием о

том, что зачастую происходило на территориях, откуда Османской империи пришлось уйти, и

предсказанием того, что ожидает Балканы после окончания холодной войны.

История этнических чисток началась с отступлением Османской империи во второй половине

восемнадцатого века. К1914 году миллионы балканских, крымских и северокавказских мусульман

нашли убежище на территории империи или погибли в конфликтах, которые захлестнули эти

регионы после того, как окончилось правление османов. С другой стороны, османы сами, где

могли, прибегали к массовым убийствам христианских жителей, пытаясь подавить восстания и

спасти империю. Между 1914 и 1922 годами процесс шел по нарастающей, увенчавшись

геноцидом армян (по разным оценкам, до 1,5 миллиона жертв), гибелью более двух

(приблизительно) миллионов анатолийских мусульман [23] и принудительным обменом

населением в конце войны 1919-1922 годов, который согнал с насиженных мест 1,5 миллиона

греков в Азии и 500 тысяч турок в Европе.

Но даже тогда этот процесс не остановился. Кипрские события 1960-1970-х годов - не

единственное звено, связывающее ужасные годы этнических чисток на закате Османской империи

с возвращением похожей практики в Европу 1990-х годов. В 1870 году в пределах границ

современной Болгарии было, пожалуй, столько же мусульман, сколько и православных христиан.

К 1920 году только 14 процентов населения было мусульманским. Тем не менее 100 000

мусульман покинули Болгарию в 1934-1939 годах и еще 155 000 было изгнано в 1950-1951 годах.

Когда кризис болгарского коммунистического режима дошел до своей финальной стадии,

преследования мусульман резко усилились, и еще 370 000 человек бежали из Болгарии в

558

Часть четвертая. После империи

1989 году [24]. Но ни на Кипре, ни в Болгарии изгнание и бегство народов не сопровождались

массовыми убийствами, характерными для 1990-х годов. С другой стороны, события 1990-х годов

даже отдаленно не напоминают ужасы геноцида, имевшие место в отдельных эпизодах на закате

Османской империи. Только незнание истории и недостаток воображения позволяют европейцам

«ничего не подозревать» об этнических чистках на Балканах в 1990-х годах. Достаточно было

вспомнить вполне очевидные и настораживающие прецеденты.

После

британцев

КОНЕЦ ИМПЕРИИ ТРАВМИРОВАЛ БРИТАНЦЕВ гораздо меньше, чем турок, австрийцев или

даже французов. Он не сопровождался ни революцией, ни гражданской войной в Соединенном

Королевстве. Традиционные политические институты Британии - парламентское правительство и

конституционная монархия - остались нетронутыми. Британия не была наводнена белыми

поселенцами из заморских колоний, выдворенными и вынужденными бежать оттуда после

освобождения от имперского правления. Деколонизация, разумеется, повлекла за собой некоторые

политические унижения, из которых фиаско 1956 года на Суэце было, пожалуй, наихудшим,

однако Британия не переживала ничего подобного Дьенбьенфу

, не говоря уже о

Многие военные ислорики считают сражение при Дьенбьенфу (1954) одним из самых важных военных эпизодов двадцатого

века и решающим моментом в истории Юго-Восточной Азии. Однако в большинстве исторических трудов этой битве

уделяется лишь несколько строк. 57-дневная осада сломила сопротивление 15-тысячного французского гарнизона. Четыре

тысячи французских солдат и офицеров были убиты, а одиннадцать тысяч попали в плен. Всех вьетнамцев, служивших

французам, расстреляли, а легионеров из стран Восточной Европы отправили в СССР, где они бесследно исчезли. Остальные

сотнями умирали от ран, голода, тропической лихорадки и укусов змей. Домой вернулись только четыре тысячи

военнослужащих.

559

После империи

поражении в мировой войне. 1950-1960-е годы стали десятилетиями роста благосостояния,

всеобщей занятости, наглядно продемонстрировав все преимущества нового благополучного госу-

дарства: жизнь простого человека стала гораздо более комфортной, чем в то время, когда

Британия была ведущей мировой имперской державой. Конец империи даже на самое короткое

время не заставил англичан (в отличие от турок или австрийцев) задуматься, что же это значит -

быть англичанином или отождествлять себя с британским государством.

Английское государство существовало задолго до того, как возникла Британская империя. Это

государство и его политическая идентичность были в основном сформированы Шекспиром,

изданием Библии на английском языке, гибелью испанской Непобедимой армады

и укреплением

парламентарной монархии в семнадцатом веке. Апологеты имперской федерации второй

половины девятнадцатого века Джон Сили и его последователи грезили о создании Большой

Британии и соответствующей идентичности, но этому никогда не суждено было осуществиться.

Очень немногие англичане могли воспринимать Австралию, не говоря уже о Нигерии, такой

частью Англии, как графство Кент. Отношение англичан к собственно Англии и английской земле

всегда оставалось совершенно иным, чем отношение к заморским территориям. В

конституционном смысле Соединенное Королевство и заморская империя были разными

государствами. Потеря империи, таким образом, имела для Британии минимальные

конституционные последствия. А для большинства британцев победоносное участие в двух

мировых войнах было значительно важнее потери империи. Победа легитимизирует

государственные институты и устоявшийся образ жизни общества. В Британии после 1945 года

она произвела тот же эффект. Отказ от империи был в основном преподнесен публике как

кульминация многолетней приверженности Британии принципам демократии и самоуправления -

другими словами, как подобающее завершение хорошо

'"В 1588 году английский флот под руководством адмирала Дрейка уничтожил соединенные военно-морские силы Испании,

названные Непобедимой армадой. Эта победа ознаменовала установление британского господства на морях.

560

Часть четвертая. После империи

выполненной опекунской миссии. В этом объяснении содержалась как раз такая доля правды (а в

самом стиле британского ухода из большинства колоний - как раз такая доля достоинства и

обоюдной доброй воли), что миф оказался вполне приемлемым для публики. На протяжении

некоторого времени сохранение Британского Содружества - как, впрочем, и сохранение

помпезных монархических ритуалов - служило своего рода фиговым листком для падающего

международного статуса Британии.

Британская дипломатическая, военная и политическая элита, без сомнения, понимала и ощущала

снижение этого статуса и сужение в этой связи политических горизонтов страны. В этом смысле у

британских элит было больше сходства с австрийскими, в отличие от турецких, для которых ут-

рата империи была практически освобождением. Но некоторое уныние и частичная потеря

уверенности у отдельных групп правящей элиты были в неменьшей мере связаны с от-

носительным экономическим упадком Британии по сравнению с остальной Европой. Если в 1960-

х годах потеря империи еще имела для британцев хоть какое-то значение, то в 1970-1980-х годах

экономическое отставание стало гораздо более актуальным вопросом. Но в любом случае

изменение международного статуса Британии не было таким болезненным, как у Австрии. В 1945

году Британия в качестве победителя оставалась хотя и младшим, но членом «большой тройки». В

течение первого послевоенного десятилетия она была богаче, чем опустошенная континентальная

Европа, и сохраняла мировое значение и влияние на международную обстановку no Kpii^'i:

/. мере

на протяжении двадцати лет после 1945 года. Она была главным союзником Соединенных Штатов

в холодной войне, что отчасти давало возможность забыть о потере империи, поскольку это

союзничество поддерживало британское ощущение значимости своей всемирной миссии и

подкрепляло чувство военного братства с американцами, которое переросло рамки простого

военного альянса или «брака по расчету». Британцы были посредниками при заключении

Женевского мирного договора по Индокитаю в 1954 году, а также подавили коммунистическое

восстание в Малайе. Конечно, Суэц оказался шоком, но в действительности окончательный

разрыв с прошлым был обозначен скорее

561

После империи

экономическим кризисом и радикальными сдвигами в морали и культуре, произошедшими в 1960-

х годах.

Потеря империи имела большее значение для Соединенного Королевства и британской

идентичности, чем для Англии и англичан. Английская империя уже существовала в течение ста

лет до заключения англ о-шотландского союза в 1707 году. Заключая этот союз, шотландцы в

основном руководствовались стремлением получить доступ к английской колониальной торговле.

В результате шотландская индустрия западного побережья, шотландская аристократия и

профессиональный средний класс получили огромные выгоды, а британское государство в целом,

и в частности такие его специфические институты, как монархия и вооруженные силы, приобрело

дополнительный лоск и мировой престиж. Не менее важным, однако, выглядело и то

обстоятельство, что Британия того времени была богатейшим и сильнейшим государством мира,

что она - практически единственная в 1850 году - имела либеральное конституционное устройство,

и ею повсеместно восхищались, и ей завидовали. Уменьшившийся после 1965 года энтузиазм

шотландцев по отношению к союзу обуславливался этими факторами в такой же степени, как и

потеря империи.

Вся Западная Европа в настоящее время имеет либерально-демократические правительства, а

Евросоюз предлагает перспективу присоединения самостоятельного шотландского государства и

шотландской идентичности к более крупной союзной единице, которая обеспечит открытые

рынки, безопасность и альтернативу изоляции. Найденная в Северном море «шотландская нефть»

на какое-то время породила уверенность в том, что Шотландия без труда сможет быть

экономически независимой. Общее снижение религиозности ослабило противоречия между

протестантским британским союзом и преимущественно папистской Европой. Да и в любом

случае Шотландия в этом смысле не представляется уникальной. В большей части современной

Западной Европы народы, долгое время входившие в состав предположительно «национальных

государств», заговорили о своей самостоятельной идентичности и порой даже стали заявлять о

своих правах на создание отдельного государства: к этой группе принадлежат фламандцы, ка-

талонцы, баски и бретонцы. Поскольку Шотландия была древним королевством и при союзе с

Англией всегда сохраняла

562

Часть четвертая. После империи

свои государственные институты и свою культурную идентичность, неудивительно, что

шотландцы не стоят в стороне от этой общеевропейской тенденции. Переход власти к выборному

шотландскому парламенту может в зависимости от обстоятельств уменьшить или увеличить

стремление шотландцев к независимости. Так или иначе, но большого мирового значения это не

имеет. Соединенное Королевство было стратегическим альянсом, направленным на создание

великой державы. Что бы ни делали шотландцы, великой державы больше нет. Основной raison

d'etre Соединенного Королевства, таким образом, утрачен. Демократические институты и обычаи

настолько глубоко укоренились в Британии, что отделение Шотландии не будет сопровождаться

насилием. Психологически англичане уже давно готовы принять конец союза. Определенное

англошотландское взаимное недовольство сейчас больше, чем можно было бы ожидать. Да и

независимость, обретенная внутри Евросоюза, совсем не похожа на славную победу при Баннок-

берне"

, хотя красноречивые политики иногда и склонны утверждать противоположное. Гораздо

интереснее, как воздействие конца союза скажется в Ольстере, где протестантские поселения

всегда были скорее шотландскими, чем английскими.

Ирландия в имперской ретроспективе представляется значительно более сложным и запутанным

вопросом. Конец имперского правления в 26 графствах Ирландского свободного государства

115

(впоследствии республики) сопровождался быстрым упадком и сокращением численности англо-

ирландского протестантского меньшинства. Оно составляло 10 процентов населения в 191 i году,

7 процентов - ь 1926-м и только 3,5 процента -в 1981 году [25]. Но время войны за независимость

и последую-

Битва при Баннокберне (1314) - сражение, в котором Шотландия отстояла свою независимость от Англии.

Ирландское свободное государство - первое официальное название независимого ирландского государства, образованного в

1922 году в результате англо-ирландского соглашения. Название просуществовало до 1927 года, после чего государство стало

называться Ирландская Республика.

' Имеется в виду англо-ирландская война 1919-1921 годов.

563

После империи

щей гражданской войны погибло лишь незначительное количество протестантов, но многие были

запуганы и в некоторых случаях лишились имущества или бизнеса. Всего во время войны за

независимость с обеих сторон погибло около 1400 человек. Количество жертв во время

последующей гражданской войны в Ирландском свободном государстве и в этнических

конфликтах католиков и протестантов в Северной Ирландии было также очень незначительным,

если сравнивать его с ужасным кровопролитием и этническими чистками, сопровождавшими

распад других империй. Впрочем, и население Ирландии по сравнению с этими империями было

тоже невелико. К примеру, во время алжирской войны за независимость французы уничтожили

около 140 000 алжирцев, а националистическая партия Фронт национального освобождения

добавила к этому числу еще около 100 000 своих соплеменников и единоверцев [26].

Тем не менее среди республиканского движения и республиканской элиты гражданская война

1922-1923 годов велась с большим ожесточением. ИРА

приканчивала членов парламента и

судей, а правительство отвечало «захватывающими дух драконовскими мерами». «Бывшие

соратники по войне за независимость вершили друг над другом скорый, неправый и жестокий

суд» [27]. Учитывая эти обстоятельства, уровень демократии и политической стабильности в

независимой Ирландии вызывает неподдельное удивление. Новая Ирландия совершенно

однозначно была католической и националистической. Протестантам было очень нелегко

отождествить себя с этим ирландским государством. Но ирландское государство делало все, что в

его силах, чтобы не допустить дискриминации протестантов, и сумело практически избежать