Ливен Д. Российская империя и ее враги с XVI века до наших дней

Подождите немного. Документ загружается.

была слишком недолговечной - срок ее существования, по сути дела, не превышает одной

человеческой жизни. Отчасти это отражает общую мировую тенденцию к ускорению изменений в

технологиях и менталитете, которые могут подорвать любую политическую систему, за исключением

самых гибких. Другой дополнительной причиной такой скоротечности мог послужить недостаточно

!<•:-:•• ^ций характер советской идеологии. На множество капитальных гуманитарных и религиозных

вопросов у марксизма-ленинизма не было готового ответа. Поскольку советская идеология была

материалистической и, как говорится, «от мира сего», она, например, не могла удовлетворить извечные

человеческие чаяния бессмертия. Еще более она была уязвима благодаря очевидным для всех расхо-

ждениям ее теории с действительностью. Так, вопреки предсказаниям Маркса, к 1910 году, не говоря

уже о 1980-м, европейский капитализм вовсе не привел к сказочному обогащению небольшой группы

людей и к страшному обнищанию и готовности к революции подавляющего большинства населе-

503

Советский Союз

ния континента. Точно так же ленинское предсказание о неизбежности войны между

капиталистическими державами и окончательном триумфе социализма не выглядело слишком

убедительным в 1985 году, когда к власти пришел Горбачев, предпринявший необходимое

переосмысление ленинской доктрины, которая при его предшественниках определяла советскую

внешнюю политику. Послание ислама было направлено скорее к сердцу каждого конкретного

человека, и его труднее было фальсифицировать. Марксизм, даже советский марксизм-ленинизм,

был слишком сух и интеллектуален себе во вред. Высокая исламская идея вполне могла составить

конкуренцию марксизму и в этом отношении, но ислам также всегда оставлял место для более

популистского, эмоционального и чувственного толкования, лучше всего воплощенного суфиями

и дервишами. Хотя ранняя советская пропаганда в своих фильмах и плакатах бывала порой

великолепна, в целом (что не выглядит удивительным, если сравнивать их идеологии) фашисты

были более эффективны в призывах к эмоциональному, чувственному и иррациональному элемен-

там в индивидуальной и массовой психике.

Сказать, что ислам - это религия, а марксизм - идеология, значит сказать банальность, но в

действительности это различие представляется очень существенным. Для ислама больше всего

прочего значит истинная вера, жизнь, прожитая в соответствии с этой верой, и отношения

человека с Богом. Разумеется, политика и экономика не совсем безразличны для ислама, но они

имеют второстепенное значение. К примеру, несмотря на вековое существование исламской

монархии, ничто в исламской вере не указывает на то, что монархия является лучшей формой

правления для исламских народов. Более того, к моменту возникновения Османской империи в

пятнадцатом веке исламская цивилизация уже существовала на протяжении трех четвертей

тысячелетия. Глубоко укоренились истинная исламская вера и легитимные законы и обычаи

мусульманского общества. Ни один мусульманский правитель не отважился бы бросить вызов

этой вере или переступить границы, которые еще до него были очерчены для политических

действий легитимного правления. Если бы он сделал это, дни его были бы сочтены.

Тоталитаристским поползновениям коммунистических режимов западные ученые

противопоставляли концепцию гра-

504

Часть третья. Россия

жданского общества - другими словами, обширную сферу мысли и деятельности, защищенную

законом от государственного вмешательства. Хотя османская концепция общества никогда не

была либеральной или демократической, она все-таки во многих отношениях подразумевала его

значительную независимость от государства [49]. Как мы уже видели, османские правители

полагали, что вопросы веры, семьи, правосудия, культуры и образования в исламском обществе

являются прерогативой религиозных лидеров мусульманских общин. Из такого подхода

естественно вытекало, что по соображениям здравого смысла немусульманским общинам - иначе

говоря, большим христианским и еврейским этническим группам -должно быть позволено иметь

такую же автономию в этих вопросах. Одним из главных элементов существования системы

милетов было именно то, что в османской теории и практике обширные сферы социальной жизни

не были политизированы. Во всех этих аспектах советский режим разительно отличался от

Османской империи. Большевики своими силами создали первое в мире социалистическое

общество. Поэтому им самим пришлось определять его структуру, включая взаимоотношения

между политической, социальной и культурной сферами. Маркс был философом-материалистом,

и, по его мнению, историческое развитие определялось прежде всего экономическими

отношениями. И хотя Ленин в этом смысле оставался марксистом до мозга костей, склад его

мышления был в значительной степени политическим. Его больше интересовало, как наилучшим

способом захватить и удержать власть (причем именно в российских условиях) и как использовать

эту власть для построения со tin;.; готического и впоследствии коммунистического общества,

которое должно стать окончательной целью и высшей стадией развития человеческого общества.

В противоположность исламу экономические и политические вопросы составляли сердцевину

марксистско-ленинской идеологии. Эта идеология никогда не могла бы допустить, чтобы какая-

либо сфера общественной или культурной жизни была автономной, аполитичной или свободной

от государственного вмешательства. Ведь основным назначением ленинского государства как раз

и было преобразование традиционного общества и культуры в современное социалистическое

сообщество. Верования, семейная жизнь, правосудие, культура и образование, которые

505

Советский Союз

Османская империя с удовольствием отдала на откуп христианским и еврейским милетам,

представлялись определяющими для советского проекта социалистической модернизации и

должны были находиться под неусыпным контролем ленинского государства. Это государство

могло позволить нерусскому республиканскому руководству проводить местный вариант

социалистической модернизации при посредстве родного языка, с тем чтобы сохранить те

элементы местной культуры, которые не противоречили окончательным целям режима. В этом

заключался смысл лозунга «национальный по форме, социалистический по содержанию», который

определял и делал легитимной советскую политику в отношении нерусских меньшинств. Но

советский режим никогда не смог бы принять некую модернизированную форму османского

милета или османскую концепцию институционального мультикультурализма. Перед глазами

большевиков стоял образ единого, огромного, интегрированного, индустриализованного

социалистического общества. Если национальная автономия или культура переходили дорогу этой

цели, они должны были быть принесены в жертву высокой идее. Поскольку республиканские

политические руководители, которые контролировали все аспекты социальной, культурной и

образовательной политики, были членами в высшей степени централизованной и иерархической

всесоюзной коммунистической партии, у Москвы обычно не возникало трудностей заставить их

встать на московскую точку зрения. Когда же республиканские коммунистические элиты

пытались протестовать или как-то смягчать, например сталинскую политику коллективизации,

среди них проводились беспощадные чистки.

Однако в одном весьма важном аспекте советская и Османская империи были очень похожи - во

всяком случае гораздо больше, чем какая-либо из них была похожа на современную европейскую

морскую империю. Британское, французское и голландское национальные государства правили

своими империями, а их правительства в политическом смысле были ответственны перед

электоратом метрополии, интересам и ценностям которого они служили. Политический механизм

советской и Османской империй работал совсем по другому принципу, прежде всего в том, что

касается взаимоотношений имперской правящей элиты и народа имперского центра.

506

Часть третья. Россия

Российский и тюркский народы на протяжении большей части времени существования империи

не имели возможности выбирать во власть своих представителей, а имперская правящая элита ни

в каком смысле не была ответственна перед народом имперского центра. Вместо того элита

преследовала свои собственные интересы, которые она выдавала за интересы империи. Члены

имперской элиты могли происходить, а могли и не происходить из основного народа империи,

могли проявлять заботу о его культурных и экономических нуждах, а могли и не проявлять. В

разные времена это происходило по-разному. К примеру, в большевистской элите первого

призыва преобладали евреи и поляки по происхождению [50] и космополиты по культуре. В

политике они были «марксистами-интернационалистами» и весьма враждебно относились к

традиционным русским ценностям и традиционным элементам русской политической

идентичности. К концу брежневского правления в элите стало гораздо больше русских по

происхождению [51], что отчасти было результатом огромной социальной мобильности,

характерной для сталинской эпохи. Но эти русские высшие партийные чиновники имели за

своими плечами десятилетия работы в партийном и государственном аппарате и, отгороженные в

буквальном смысле забором от остального русского общества, вели привилегированное

существование. Они дальше отстояли от своего общества, чем представители политических элит

на Западе, поскольку им не приходилось заботиться о своем переизбрании, а. также отчасти

потому, что их привилегированный образ жизни при социализме никогда не был полностью

легитимным и, следовательно, лучше всего было прятать его подальше от г.-;л:-. народа. В период

своего расцвета османская элита, очень часто 11етюркская по происхождению и объединяющая в

себе элементы смешанной исламской, арабской и персидской культуры, была еще более далека от

простых турок. Турецкий язык османского двора был малопонятен анатолийскому крестьянину, и

имперская элита использовала термин «турок» в значении «мужик», «деревенщина».

В последние десятилетия советской и Османской империй многие русские и турки не видели в них

«свою» страну. Руководящие кадры обеих империй все больше состояли из представителей

основного народа, обе империи могли считаться защитницами русских и турецких интересов от

внешних врагов,

507

Советский Союз

а имперская идеология утверждала, что русским и туркам уготованы главные места в мировой

политике великих держав. Тем не менее отношения основных народов и империи всегда

оставались двусмысленными. Простые русские люди имели все основания сомневаться в том, что

их империя действительно служит народным интересам, поддерживая коммунистические режимы

в Восточной и Центральной Европе при помощи российской нефти и газа или тратя огромные

суммы на соперничество с Соединенными Штатами в области вооружений и освоения

космического пространства, а также всеми способами поощряя международное коммунистическое

движение. Кроме того, для многих русских мысль о том, что они живут в империи, была

неприемлема как раз потому, что, будучи убежденными марксистами-ленинцами, они считали, что

империя обогащает народы метрополии, в то время как советская империя требовала от России

только все новых и новых жертв. Простые турки имели еще больше оснований полагать, что

являются жертвами, а не бенефициантами империи. Налоги и рекрутские наборы лежали на

обнищавших анатолийцах даже более тяжким бременем, чем на русских, и никак нельзя было по-

нять, какую выгоду преследует турецкий крестьянин, защищая османское правление на

христианских Балканах или в арабских провинциях.

В империи Габсбургов отношения между австрийскими немцами и габсбургским государством

также были довольно неоднозначными, особенно в последние десятилетия империи. В большей

степени, чем турки в 1914 году, и в гораздо большей степени, чем русские при советском режиме,

австрийские немцы представляли собой довольно разношерстную группу, состоявшую из

различных общин, а не единый народ, не говоря уже о политически сознательной нации.

Разумеется, габсбургское государство ни в коей мере не чувствовало себя ответственным перед

этим «недонародом». С другой стороны, немецкий был внутренним языком офицерского корпуса

и центральной бюрократии, и обе эти группы, как правило, состояли из немцев по этническому

происхождению и культуре. Немецкие элиты в целом легче отождествляли себя с этим

государством, чем венгры, чехи или другие народы монархии. Многие австрийские немцы видели

в государстве средство, которое выво-

508

Часть третья. Россия

дит их на ведущие культурные и политические роли в мире. Как и в случае отношения русских к

Советскому Союзу, взаимоотношения австрийских немцев с империей Габсбургов были весьма

амбивалентными и менялись в зависимости от эпох, классов и регионов. Сравнение в этой области

может оказаться весьма точным и впечатляющим.

Что же касается отношений государства с ненемецкими народами, то по сравнению с внутренней

политикой Австро-Венгрии и в еще большей степени с идеями австрийских марксистов советская

эпоха представляется в весьма незавидном свете. Австрийские марксисты по горькому опыту

своей страны отлично знали, что происходит, когда в политике начинают преобладать конфликты

различных народов по поводу культуры, языка, образования и контроля над спорными

территориями. Они понимали, что эти конфликты становятся особенно острыми при демократии и

могут уничтожить всякую надежду на ее развитие, не говоря уже о продвижении к социализму.

Эта логика стояла за их схемой «национальных университетов», которая была разработана по

принципу милета, чтобы дать разным народам автономию в вопросах культуры, языка и

образования.

Могла ли австрийская практика или идеи австрийских марксистов привести к национальным

разногласиям (пусть и в допустимых пределах), остается спорным вопросом. Ясно только, что

советское решение пренебречь моделью австрийских марксистов и взять вместо этого на

вооружение федеративную систему оказалось в конечном итоге фатальным для Советского Союза.

Хотя федеративная модель, и особенно та форма, которую она приняла з СССР, ни Б коем случае

не была единственным и безальтерн. т ^ныл* вариантом. До 1917 года эта модель безоговорочно

отвергалась большевиками, которые видели в ней угрозу единству партии и боялись, что она

сделает национальные различия еще более неподатливыми и долговечными. Напротив того -

большевики заявили, что намерены предоставить всем народам царской империи право на

самоопределение и сохранить унитарное государство в любой стране, которой они будут

управлять. Однако, оказавшись у власти, большевики кардинально изменили свое отношение к

этому вопросу. К тому же самоопределение народа, чья территория была со всех сторон окружена

российскими землями, в любом случае оказывалось неосуществимым. Поскольку большевики в

эти

509

Советский Союз

первые годы остро нуждались в поддержке нерусских регионов, были в оппозиции русскому

национализму и страстно желали дать миру пример социалистического равенства народов, они

более или менее случайно натолкнулись на идею федерализма. И Ленин, и Сталин пришли к

выводу, что это будет наилучшим практическим решением проблемы национальностей. Тем не

менее решение создать в 1922-1924 годах федеративную систему республик, каждая из которых по

идее обладала равными правами с Россией, в том числе и теоретическим правом на отделение,

принадлежало в основном Ленину. Это один из многих примеров, который подтверждает, что

стечение обстоятельств и отдельные личности имеют судьбоносное значение для расцвета и

упадка империй.

Многие территориальные образования Австрии (коронные земли) не совпадали с этническими

границами, что зачастую вносило некоторую путаницу в националистическую политику. Тогда

как федеративные республики, созданные Москвой, были специально задуманы как национальные

территории, где одна нация обладает культурной и этнической идентичностью и доминирует на

правительственных постах. В конституционной теории и символически эти республики были

гораздо ближе к суверенным государствам, чем австрийские коронные земли. К тому же они

обладали правом на отделение. Таким образом, принимая во внимание, что все республики

изначально были включены в состав Союза насильственно и это произошло на памяти еще

живущего поколения, не было ничего удивительного в том, что, едва обретя минимальную

политическую свободу, Союз прекратил свое существование в том виде, в каком он был задуман.

Фактически советская федеральная конституция существовала только для показухи. Реальная

власть принадлежала не республиканским государственным институтам, а республиканской

коммунистической партии, в централизованном порядке подчинявшейся указаниям из Москвы. Но

даже тот уровень автономии, которым располагали республики в 1920-х годах, мог при некоторых

обстоятельствах и при условии его сохранения привести к требованиям еще большей свободы от

центра. Что, безусловно, поставило бы Москву перед необходимостью серьезных компромиссов с

республиками в распределении ресурсов и определении долгосрочных целей и стратегий. Отчасти

для того чтобы избежать этой ситуации, Сталин

510

Часть третья. Россия

отказался от национальной политики 1920-х годов и беспощадно уничтожил нерусские элиты,

которые сам режим создавал и культивировал. И хотя после его смерти подобная широкомас-

штабная расправа больше ни разу не повторялась, страх и инерция, порожденные воспоминаниями

о терроре, сыграли огромную роль в сохранении Союза и сведении на нет заложенного в

федеративной системе риска распада страны. Но как только Горбачев сделал советскую политику

более либеральной и объявил о своей приверженности правовым нормам, присущая советскому

федерализму уязвимость стала очевидной и во многом способствовала дезинтеграции Советского

Союза.

Однако пример Австрии убедительно доказывает, что разрушение Советского Союза в 1991 году

не было неизбежным и что империи могут в определенной степени преобразовать себя в

многонациональные демократические федерации. Империя Габсбургов изначально создавалась

как империя, базирующаяся преимущественно на идеологии, а именно на католической

Контрреформации. Эта идеология удерживала империю от распада и обеспечивала ее

идентичность. С помощью этой идеологии испанские и австрийские Габсбурги в шестнадцатом

веке пытались снова сделать Европу католической. Попытка провалилась, и к середине

восемнадцатого века в Вене поняли, что принципы Контрреформации являются препятствием на

пути модернизации империи и роста государственной мощи. При Марии Терезии и Иосифе II

(1740-1790) Австрия в основном отказалась от этих принципов и провела политические,

экономические и культурные реформы, основанные на принципах североеьропейского, но

большей части протестантского Просвеще^'-

Другими слипами, Габсбурги позаимствовали

принципы свои? врагой для того, чтобы выжить в качестве современного общества и великой

державы. В 1914 году империя Габсбургов все еще оставалась католическим государством, и

контрреформационные принципы еще кое-что значили для монархии, не говоря уже о большой

части крестьянского населения. Но в политической и экономической практике империи

торжествовали либерализм и демократический правопорядок наряду с энергичным, хотя порой

принимаемым с плохо скрытой язвительностью, мультикультурализмом.

Подобное развитие славянских и среднеазиатских республик при Горбачеве могло оказаться в

принципе возможным.

511

Советский Союз

Похоже, в 1991 году он сам намеревался вести Союз именно в этом направлении. Общая советская

идентичность была, во всяком случае, не менее значимой для населения страны, чем общая

габсбургская идентичность в 1914 году. Советский Союз оставался закрытым обществом на

протяжении многих десятилетий, и внешние влияния значили для него гораздо меньше, чем для

Габсбургов. Уникальная всепроникающая политическая и экономическая система глубоко

укоренилась в советском обществе. Хорошо это или плохо, но внешняя угроза Советскому Союзу

была значительно меньше, чем в случае с Австро-Венгрией, и, следовательно, вряд ли

приходилось ожидать, что он распадется из-за катастрофических последствий войны. Советский

Союз в неизмеримо большей степени, чем империя Габсбургов, обладал огромными

преимуществами единого имперского экономического пространства, особенно если принять во

внимание, насколько жестко социалистическая система связала все республики в одну

промышленную систему. Многие факторы повлияли на неспособность Москвы хотя бы в какой-то

форме сохранить федеративный союз: роль обстоятельств и отдельных личностей, еще свежие в

памяти народа ужасы советской истории, а также немыслимо ^рудная задача осуществить

преобразования одновременно в трех направлениях - от авторитаризма к демократии, от

командной экономики к рынку и от империи к подлинной многонациональной федерации.

Дезинтеграция Советского Союза фундаментально отличается от распада империи Габсбургов

еще и тем обстоятельством, что она произошла в мирное время. То есть в этот момент не было

мировой войны. Причины Первой мировой войны и даже причины, побудившие Австрию

вступить в эту войну в 1914 году, невероятно сложны и противоречивы. Они не могут быть просто

сведены к самоощущению усиливающейся слабости империи по сравнению с конкурирующими

великими державами или к осознанию того, что история, похоже, поворачивается спиной к тем

ценностям и классам, которые поддерживали консервативную, династическую,

аристократическую габсбургскую элиту и управляемую ею империю. Тем не менее эти факторы и

настроения играли крайне важную роль в Вене в 1914 году, и что-то похожее можно отметить в

настроениях Москвы в 1980-х годах. Советский Союз безоговорочно проиг-

512

Часть третья. Россия

рывал экономическое соревнование международному капитализму, а его политические и

культурные ценности не выдерживали конкуренции с западными. Мало шансов оставалось на то,

что этот процесс мог быть повернут вспять мирным путем, и существовала серьезная угроза

легитимности режима и его выживанию, если бы движение в том же направлении продолжалось.

Принимая во внимание огромные средства, вложенные советским режимом в свои вооруженные

силы, а также узкогеополитический и военизированный образ мыслей его руководства, можно

было бы усмотреть некоторую логику в попытке предотвратить экономическую капитуляцию

перед лицом капиталистического врага военными средствами.

Но существовало несколько вполне убедительных причин, по которым такая стратегия не была

принята. Во-первых, до конца 1970-х годов отставание Советского Союза от Запада все-таки не

было столь очевидным. Вьетнамская неудача, казалось, подорвала веру американцев в себя.

Советский Союз вел активное наступление в третьем мире, а резкий скачок цен на нефть после

1973 года обернулся угрозой западному капитализму и одновременно блестящей возможностью

для Советского Союза извлекать огромные доходы от экспорта энергоносителей, избегнув таким

образом всякой необходимости в дестабилизирующих рыночных реформах. Не менее значимыми

представлялись и другие факторы, и в первую очередь менталитет правящей элиты. Брежневская

геронтократия была слишком самодовольной и старой и чувствовала себя слишком комфортно,

для того чтобы все поставить на карту в прямом конфликте с Западом. Молодое поколение

реформаторов, которое пришло к ъл < ,-л вместе с I эрбачевым и было пропитано идеями

«социализма с человеческим лицом», еще сохраняло веру в возможность реформирования и

возрождения Советского Союза. Их противники - в частности те, кто возглавил августовский путч

1991 года, - были значительно менее человечны, но события 1991 года показали, что они

оставались всего лишь нерешительными и неэффективными чиновниками, не способными к

решительным действиям, необходимым для проведения успешного государственного переворота.

Кроме того, им никогда не хватило бы силы духа, для того чтобы поставить мир на опасную грань

конфронтации, которая могла бы привести к третьей мировой войне.

513

Советский Союз

Но основными соображениями, заставившими советскую верхушку удержаться от развязывания

войны, были вполне обоснованные опасения тяжелейших последствий ядерной войны -

несравнимо более тяжелых, чем те, что могли ожидать мир в 1914 году. В то время еще

представлялось возможным (хотя даже это оказалось жестокой ошибкой) ее быстрое и по-

бедоносное завершение, которое укрепило бы международное положение империи и ее правящей

элиты. В эпоху ядерного оружия и имея в качестве противника НАТО, только исключительно

злонамеренное и безответственное руководство перед лицом масштабности и необратимости

упадка своей империи и отсутствия внутренних способов его избежать могло бы рискнуть пойти

по пагубному пути Австро-Венгрии. В настоящий момент наличие оружия массового поражения

является одной из главных причин, приведших к тому, что традиционный имперский способ

решения проблем при помощи широкомасштабной войны больше не стоит на повестке дня.

Угасание и распад советской империи

РАССМАТРИВАЯ ПРИЧИНЫ УГАСАНИЯ И РАСПАДА ИМПЕРИЙ, важно разделять эти

причины на две основные категории: внешние и внутренние. В первую категорию входят геополи-

тические факторы и международная обстановка, в которой существует империя. Соотношение

могущества империи с могуществом ее соперников, разумное применение этого могущества -

другими словами, вопросы военной и дипломатической политики - все это является аспектами,

входящими в первую категорию. Внутренние факторы включают имперскую систему управления,

ее способность мобилизовать ресурсы и установить правильные отношения между имперским

центром и его многочисленными подчиненными на имперских окраинах. В эту категорию входят

также идеологические и культурные аспекты, поскольку они сильно влияют на легитимность и

сплоченность империи. Весьма существенны природные условия и внутренние проблемы

империи: здесь традиционно важную роль играют большие расстояния и наличие (или отсутствие)

514

Часть третья. Россия

путей сообщения, а в современную эпоху - главным образом подъем националистических

настроений подвластных народов. В реальной жизни две эти категории, конечно же, во многом

взаимосвязаны друг с другом. Внешняя государственная мощь, например, зависит от

экономического положения и от степени привлекательности идеологии и культуры. Тем не менее

деление причин упадка империй на две категории вносит некоторую ясность и

структурированность в дискуссии по этому поводу.

Основной причиной упадка советской империи было то, что Союз поставил перед собой

геркулесовские задачи во внешней политике и не менее сложные - во внутренней. Основной вну-

тренней задачей было создание из огромного многообразия народов различных культур, религий и

рас жизнеспособного политического сообщества. Причем это сложнейшее мероприятие

предстояло осуществить в мире, где национализм и народный суверенитет оставались весьма

мощными идеологиями и где всеобщая грамотность и быстрое экономическое развитие были

жизненно необходимы для легитимности и выживания Советского государства. Другими словами,

Советский Союз не мог оставаться традиционной империей - огромным государством, где

полуграмотные и статичные народы совсем не обязательно должны быть связаны тесными

экономическими узами и нести непомерное бремя постоянного вмешательства со стороны

имперского правительства с его требованиями лояльности и значительного вклада в поддержание

величия империи и ее военной мощи. Все современные империи так или иначе сталкиваются с

этой капитальной проблемой, когда необходимо R одно i>'*>> же рремя поддерживать имперский

порядок и осуществлять всегда дестабилизирующую модернизацию. Поскольку Советский Союз

был одновременно империей и предполагаемым флагманом социалистической современности,

перед ним эта проблема стояла особенно остро.

Тем не менее не следует ошибочно полагать, что развал Советского Союза был неизбежным.

Слово и ярлык «империя» располагают к этой ошибке, поскольку для современного уха они

изначально несут в себе оттенок как нелегитимности, так и неминуемой дезинтеграции. Однако,

как ранее уже указывалось в этой книге, некоторые империи все-таки эволюционировали и

уцелели, а прочие вполне могли уцелеть. Австро-Венгрия в

515

Советский Союз

1914 году находилась на пути к многонациональной федерации, а Китай в 1990-х годах прошел

большую часть пути от империи к национальному государству. Индия и Индонезия являются ог-

ромными многонациональными странами, справляющимися пока что с теми

националистическими вызовами, которые, как многие полагают, привели к коллапсу Советского

Союза.

Но в отличие от Индии и Индонезии Советский Союз имел исторические стигматы империи. В

противоположность Индии он не сумел выработать гибких и проверенных институтов и не

располагал политическими кадрами, способными управлять делами многонационального

государства при помощи компромиссов, открытых переговоров и полудемократических мер. В

1989-1991 годах ему пришлось развивать эти институты и методы в кратчайшие сроки, в разгар

серьезнейшего экономического кризиса и внутри политической системы, где законы и порядки

исчезали буквально на глазах. В дополнение семьдесят лет централизованного и тиранического

правления оставили у народа глубокие обиды и еще свежую память о кровавых преступлениях

режима. Гласность и демократизация вытащили эти обиды и преступления на поверхность.

Неожиданное и шокирующее утверждение о том, что коммунистическая идея рухнула, оказалось

страшным ударом по советскому патриотизму и советской идентичности, которые строились на

всеобщей иллюзии успешности социалистического развития страны.

Все годы советского правления коммунисты умело выжимали последние соки из изнуренного

населения ради своих имперских целей - другими словами, ради конкуренции с западными

державами за власть и влияние во всем мире. Теперь, получив свой шанс, население просто не

могло не потребовать, чтобы его собственные нужды были поставлены на первое место. Люди

очень легко поддавались внушению, что избавление от ненасытного имперского государства

приведет к лучшей жизни. Кроме того, республиканские лидеры, безусловно, не хотели упускать

возможность взять в свои руки контроль над местными богатствами. В большинстве республик

антицентристские настроения не могли не принять антирусское направление. Правящий советский

режим был представлен в основном русскими, говорил по-русски, прославлял роль русских в

качестве «старших братьев» в процессе строительства социа-

516

Часть третья. Россия

лизма и запрещал свободные проявления нерусского национализма. В дополнение семидесяти

годам советского правления предшествовали столетия царской империи, а в глазах большей части

нерусской интеллигенции связь между двумя этими империями была очевидной.

В сфере внешних отношений Советский Союз поставил перед собой задачу ниспровержения

международного капитализма. До 1945 года он был единственным государством на планете, перед

которым стояла такая задача. Впоследствии он приобрел некоторое число союзников, хотя с

течением времени другие коммунистические страны оказались скорее дополнительной обузой,

чем помощниками. Перед началом Первой мировой войны министр иностранных дел России

Сергей Сазонов

утверждал [52], что, принимая во внимание слабость России в Азии и

протяженную границу с Китаем, в ее жизненные интересы не входит иметь сильного соседа на

юге. По иронии судьбы именно коммунисты создали сильный и объединенный Китай, по крайней

мере на какое-то время обеспечив себя источником идеологических противоречий в дополнение к

тем историческим, геополитическим и культурным конфликтам, которые в изобилии

существовали ранее. Конфронтация с Китаем в течение последних тридцати лет существования

Советского Союза стала одним из важных внешних факторов падения империи.

Но основным фактором, безусловно, оставалась надуманная задача свержения мирового

капиталистического строя. Эта задача представляется слишком оптимистической для любого го-

сударства, не говоря уже о таком, которое традиционно было более отсталым в .-жономическом

смысле, чем Западная Европа. Тот факт. Ч'

о -; .- лремч холод.юй войны Советский Союз открыто

провозглашал эту цель и пытался всяческими способами ее достичь, во многом послужил мотивом

для создания мощной коалиции капиталистических стран, направленной против Москвы.

Результатом этого было перенапряжение советских экономических ресурсов, безоглядно

брошенных на бесперспективное соревнование с богатейшим противником. Поскольку

государственная идеология слишком сильно увязывала легитимность режима с успешным

соревнованием с капитализмом,

См. сноску 13 к главе 6.

517

Советский Союз

внутренние последствия неудачного выполнения внешних задач не могли не оказаться очень

тяжелыми. Идеологией, пожалуй, можно было пренебречь или попытаться радикально изменить ее, и

тогда советский территориальный союз мог быть, по крайней мере частично, преобразован и сохранен

на новых условиях. Но переход оказался слишком сложным и отягощенным кризисным положением в

стране, а для таких изменений, безусловно, требовалось время и продуманное руководство.

Таким образом, самая главная причина угасания и распада Советского Союза довольно проста. В

основе этой империи лежала идеология, которая не выдержала испытания временем. Марксистско-

ленинская экономическая система оказалась менее эффективной, чем капитализм.

Предсказания экономического краха капитализма и непрекращающихся войн между основными

капиталистическими странами не оправдались - во всяком случае в период между 1945 и 1991 годами.

Отчасти по этой причине советская идеология, а также советская политическая и экономическая

система потеряли доверие и легитимность в глазах как значительной части населения, так и правящей

элиты. По мере того как советская идеология стала терять уверенность в своих силах, пустоту начали

заполнять другие идеологии - такие как национализм, индивидуализм западного образца и капитализм.

И когда кризис Советского государства вступил в 1991 году в свою решающую фазу, у

коммунистического режима практически не оказалось по-настоящему верных сторонников, готовых

действовать решительно, терпеть лишения и, если понадобится, проливать кровь.

Крушение советской идеологии было самым главным, но вовсе не единственным фактором коллапса

Советского Союза. В частности, оно не до конца объясняет, почему идеологический крах

коммунистического режима привел к дезинтеграции Советского государства и территориального

союза. Здесь придется рассмотреть ряд других важных факторов, причем некоторые из них являются

общими для угасания и падения империй в принципе.

Империи разрастаются за счет страха перед внешними врагами. Наличие внешних врагов является

одним из основных raison d'etre империи. Когда британцы потеснили французов в Северной Америке

во время Семилетней войны (1756-1763), американские колонисты утратили потребность в британской

имперской протекции: Декларация независимости была про-

518

Часть третья. Россия

возглашена через тринадцать лет после того, как Парижский договор ратифицировал изгнание

французов из Канады. Венгерская элита тоже терпела Габсбургов отчасти из-за страха перед Россией и

в некоторой степени потеряла интерес к империи после кажущегося исчезновения русской угрозы в

1918 году. Весьма похвальный и здравый образ мыслей и действий Горбачева в области внешней

политики уничтожил понятие западной угрозы Советскому Союзу. Прежние советские военные

деятели, яростно доказывающие по телевидению необходимость сохранения Союза для безопасности и

защиты его целостности, не могли теперь придумать более страшную угрозу, чем стремление Японии

вернуть себе Курильские острова. Но такая опасность вряд ли могла примирить латышей с советской

державой. Перед лицом краха коммунистической идеологии и коммунистической экономики только

германская угроза могла сделать легитимным советское правление в Восточной и Центральной Европе.

Восточная политика Брандта помогла этой угрозе отойти в лучший мир, но этому же способствовала и

внутренняя послевоенная политика Западной Германии, необратимая смена поколений и короткая

память людей вообще.

Неформальная советская империя в Восточной и Центральной Европе оказалась непомерным грузом

для Советского Союза. К середине 1980-х годов этот регион стал скорее дополнительной обузой, чем

помощником Советского Союза. Чтобы удерживать этот доминион, требовались постоянные экономи-

ческие вливания (по крайней мере на протяжении всего периода высоких мировых цен на

энергоносители) и угроза периодических советских вторжений для поддержки нелегитимных местных

рехсиу v

, в частности, подьем движения «Солидарность»

и кризис , 980-1981 годов поставили

Москву перед уст-

' В 1980 году после очередного повышения цен по Польше прокатилась сильная волна забастовок. Б Гданьске рабочие

организовали Межзаводской забастовочный комитет, который перерос в «Независимое самоуправляемое профобъединение

"Солидарность"». Во главе нового движения встал рабочий-электрик из Гданьска Лех Валенса - впоследствии первый

президент независимой Польши. Движение вступило в открытую конфронтацию с правящим коммунистическим режимом и во

многом способствовало его падению.

519

Советский Союз

рашающей перспективой военной интервенции в Польшу, для того чтобы удержать в своих руках

это самое крупное и при этом самое антироссийское из советских государств-сателлитов. Главная

трудность заключалась в том, чтобы развязаться с Восточной и Центральной Европой и не нанести

фатального ущерба идеологической легитимности Москвы внутри СССР. К тому же нельзя было

упускать из виду, что в случае любого сколько-нибудь недостойного ухода СССР из Восточной и

Центральной Европы существенно осложнятся отношения с некоторыми союзными нерусскими

республиками, где, естественно, сейчас же увеличатся и без того горячие желания обрести

собственную независимость. Эта дилемма в большой степени осложнялась тем фактом, что даже в

пределах самого СССР Москва с огромным трудом управлялась со всеми своими террито-

риальными владениями. И, пожалуй, наиболее тяжким грузом висели на ее шее территории,

аннексированные Сталиным в 1945 году - прибалтийские республики, Западная Украина и

Бессарабия (Западная Молдова). И действительно, весьма вероятно, что не аннексируй Сталин эти

регионы, большая часть или даже весь Советский Союз мог бы пережить эпоху Горбачева,

сохранив свою целостность, по крайней мере на какое-то время.

Прибалтийские республики были очень маленькими - их общее население едва достигало семи

миллионов человек. Но неожиданно оказалось, что они представляют огромную важность. Их

коренное население пользовалось независимостью между двумя мировыми войнами, имело

сильное чувство национальной идентичности и очень остро ощущало противозаконность

советского правления. К этому примешивались горькие воспоминания о массовых послевоенных

депортациях и репрессиях, о том, что в предвоенные годы независимые прибалтийские

республики жили по скандинавским стандартам и, следовательно, после освобождения снова

могли их достичь; обиды (особенно в Латвии и Эстонии) на массовую русскую иммиграцию,

которая сделала латышей, например, меньшинством в своей собственной столице. И в тот момент,

когда советский режим действительно сделал шаг в сторону либерализации, в прибалтийских

республиках не могла не появиться сильная оппозиция советскому правлению. В 1989 году два

миллиона человек в этих республиках вышли на демон-

520

Часть третья. Россия

страции в знак протеста против пакта Молотова - Риббентропа, отдавшего прибалтийские

республики в руки Сталина: это была значительная часть взрослого коренного населения.

Балтийские народные фронты вдохновляли националистов всего СССР не только организационно,

но и своими нападками на легитимность советской власти. Националистические настроения в

Прибалтике уже не могли быть подавлены без массового кровопролития и соответственно

серьезного ущерба процессу разрядки с Западом, который лежал в основе внешней политики

Горбачева и его стратегии перевода ресурсов из области обороны в область потребительской

экономики. Когда во время волнений в Вильнюсе в январе 1991 года погибли 13 литовцев,

западное общественное мнение реагировало на это гораздо более яростно, чем в предыдущем

году, когда во время советской военной акции в Баку погибло значительно большее количество

местных жителей. Балтийские народы были европейцами, их аннексия никогда не признавалась

западными державами, и это так или иначе влияло на западное сознание.

Еще более серьезными были последствия аннексии Западной Украины и принудительного обмена

населением между Советской Украиной и Польшей после Второй мировой войны. Балтийские

народы были серьезной помехой, однако Советский Союз мог относительно легко пережить их

отделение. Но он не смог бы пережить отделение Украины, которое оставило бы Россию

практически один на один со среднеазиатскими мусульманскими государствами, сильно

отличающимися от нее по культуре и в конечном итоге обещавшими стать неподъемным

экономен-'";'.

!.' и лолити 'есхир.. бременем. Западная Украина всегда была и осталась центром

украинского национализма. Однако до 1939 года главным врагом западноукраин-ского

национализма были пользовавшиеся доминирующим влиянием местные польские общины. После

1946 года на Украине осталось совсем немного поляков, и еще меньше украинцев осталось в

Польше. Таким образом, для взаимного несогласия было уже очень мало поводов, и главным

врагом как для поляков, так и для украинцев стала советская империя. Дальновидные противники

советского правления в обоих обществах постарались положить конец польско-украинскому

антагонизму [53].

521

Советский Союз

В 1914 году Петр Дурново

[54] предостерегал Николая II от аннексии Галиции, подчеркивая, что

это вызовет рост украинского национализма и той угрозы, которую он нес Российской империи.

Сталин проявил бы мудрость, если бы прислушался к таким предостережениям. Но он, без

сомнения, полагал, что таким образом устраняет ирредентистскую угрозу Советской Украине и

что его полицейская система более чем способна сокрушить национализм на аннексированной

территории. Некоторое время его прогнозы оправдывались. Опасность последствий сталинской

аннексии проявилась только во время демократических реформ, проведенных Горбачевым, когда

украинское националистическое движение, коренившееся прежде всего в Галиции, сыграло

ключевую роль в отделении Украины от Советского Союза. Как отмечалось ранее, здесь можно

проследить параллели с британской политикой в Южной Африке. В 1899-1902 годах британцы

начали и выиграли войну с целью аннексии Трансвааля и Оранжевой республики. В значительной

степени они поступили так, чтобы уменьшить ирредентистскую угрозу их контролю над Капский

колонией, где белым большинством были буры, и, следовательно, всей Южной Африкой, которая

была важнейшим экономическим и стратегическим владением Британской империи.

Впоследствии, однако, когда в 1905 году к власти в метрополии пришло либеральное

правительство и Южноафриканской федерации (то есть ее белому населению) была предоставлена

демократия, к ней были присоединены две аннексированные бурские республики. В конечном

итоге вся Южная Африка перешла в руки бурских националистов, которых Британия

первоначально завоевала и аннексировала.

В последние годы Советского Союза Украина была свидетелем не только расцвета антисоветского

националистического движения, но и перехода в националистический лагерь цент-

Дурново Петр Николаевич (1845-1915) - российский государственный деятель. В 1884-1893 годах - директор Департамента

полиции, в 1905-1906 годах - министр внутренних дел в кабинете С.Ю. Витте, сторонник «решительных мер» в борьбе с

революцией. В 1906 приговорен эсерами к смерти, но приговор не удалось осуществить. С 1906 года - член Государственного

сопета.

522

Часть третья. Россия

ральных фигур республиканской коммунистической элиты, возглавляемой Леонидом Кравчуком

Размеры и этническое разнообразие империи всегда делали отношения центра и его региональных

ставленников жизненно важными и хрупкими в политическом отношении. Центру было

необходимо проводить политику кнута и пряника. Он должен был контролировать назначение и

смещение своих наместников, обеспечивать их защитой, легитимностью и ресурсами. И при

советском режиме все это так и происходило. Первые секретари республик прекрасно понимали,

что их судьба и способность успешно осуществлять руководство зависели от поддержки центра и