Ливен Д. Российская империя и ее враги с XVI века до наших дней

Подождите немного. Документ загружается.

Часть третья. Россия

многие традиционные приемы внешней политики и геополитические перспективы царизма. Так,

Сталин в 1921 году, оправдывая агрессивную и аннексионистскую политику в Кавказском

регионе, утверждал, что «Кавказ необходим для революции, поскольку является источником

сырья и продовольствия. А благодаря его геополитическому положению на стыке Европы и Азии,

между Европой и Турцией, его экономические и стратегические сообщения приобретают

первостепенную важность»

[10].

Впоследствии в качестве единоличного диктатора Сталин в своей внешней политике

руководствовался многими традиционными для царской России взглядами на территориальную

экспансию, геополитические проблемы и силовые методы решения политических споров. Его

главный помощник и министр иностранных дел Молотов позже утверждал, что «Сталин, как

никто другой, понимал историческое предназначение и судьбоносную миссию русского народа -

предназначение, о котором писал Достоевский: "...стать настоящим русским, стать вполне

русским, может быть, и значит только стать братом всех людей, всечеловеком... ко всемирному, ко

всечеловечески-братскому единению сердце русское, может быть, изо всех народов наиболее

предназначено"

. Он верил, что когда-нибудь мировая коммунистическая система победит - и он

делал все, что возможно, для достижения этой цели, - и тогда главным мировым языком, языком

международного общения, станет язык Пушкина и Ленина». Молотов также добавлял, что «моей

задачей как министра иностранных дел было расширение границ нашей родины»

[11]. Так, с

прямотой, которая повергла бы в ужас даже министров Николая 11, были провозглашены

традиционные имперские принципы, связывающие воедино территориальную экспансию и

грубую силу.

Режим, в таких выражениях определявший свою миссию, неизбежно оказался весьма

привлекательным для многих русских националистов. Когда к 1920-1921 годам стало ясно, что

' См. сноску 13 к главе 6.

Достоевский Ф.М. Из речи на открытии в Москве памятника А.С. Пушкину (1881).

См. сноску 13 к главе 6.

465

Советский Союз

большевики намерены объединить под своей властью максимально возможное количество

прежних царских территорий, это было с одобрением встречено даже в некоторых кругах белой

эмиграции. Многим русским националистам импонировала и новая роль России в качестве лидера

огромного мирового движения. Падчерица Европы, еще в 1914 году глубоко презираемая за

границей как самая отсталая и варварская из великих держав, она стала лидером и воплощением

прогресса. В 1921 году делегат Десятого съезда Коммунистической партии заявлял, что

«трансформация России из европейской колонии в центр мирового движения наполняет сердца

всех тех, кто был связан с революцией, гордостью и особым чувством русского патриотизма» [12].

Сталинская теория построения социализма в одной стране была оптимистическим предположени-

ем, что социалистическая модернизация может быть успешной в изолированной России, что эта

модернизация пойдет по другому пути, отличному от пути капиталистического Запада, и что она

сделает Россию более богатым и сильным государством. Быть современными, сильными и

уважаемыми в мире, при этом не становясь простым подобием Запада, - об этом мечтали

поколения националистов не только в России, но и повсеместно вне Западной Европы и

Соединенных Штатов.

Однако революция не могла отменить географию. Россия все еще находилась между Германией и

Японией. Еще в 1909 году царский военный министр Владимир Сухомлинов

говорил

французским союзникам, что любая крупная угроза с востока сильно уменьшит способность

России контролировать германскую экспансию в Европе [13]. К 1930-м годам Япония стала

представлять собой еще более значительную угрозу, чем до 1914 года [14]. Ее экономическая и

военная мощь существенно возросла. В дополнение к 1930-м годам она правила в Маньчжурии и

доминировала в Северном Китае. До 1914 года Япо-

Сухомлинов Владимир Александрович (1848-1926) - военачальник, генерал от кавалерии (1906). В 1908-1909 годах -

начальник Генштаба, в 1909-1915 годах - военный министр. В 1916 году арестован по обвинению в злоупотреблениях и измене,

в 1917 году приговорен к пожизненному заключению. В 1918 году освобожден по старости; эмигрировал.

466

Часть третья. Россия

ния была младшим союзником Великобритании, от чьей финансовой мощи она до некоторой

степени зависела. Россия, будучи союзником Британии, имела мало оснований опасаться японской

агрессии. Но в 1930-х годах Советская Россия уже отнюдь не была союзником Британии. Более

того, и Япония уже никак не зависела от Британии, чья относительная международная мощь

ослабла. Экономическая депрессия 1930-х годов сделала японскую политику более радикальной и

усилила ее экспансионистские аппетиты в Азии. Малозаселенный российский Дальний Восток на

короткое время после революции был оккупирован Японией. В 1930-х годах он снова оказался под

угрозой со стороны японских армий, дислоцированных неподалеку - по другую сторону

протяженной корейской и маньчжурской границы. Эта угроза стала наиболее опасной в 1938-1939

годах, как раз когда политический кризис в Европе достиг своей высшей точки. Бесконечные

пограничные «инциденты» и два крупных сражения произошли между советскими и японскими

войсками. Гитлер надеялся, что японские силы начнут наступление на север, на Сибирь, в то

время как немецкие армии пойдут на восток, на Москву. Случись подобное, возникла бы серь-

езнейшая угроза самому существованию Советского Союза. Но озабоченные прежде всего

нефтью, японцы предпочли наступление на юге против европейских колоний в Юго-Восточной

Азии, втянув при этом в войну Соединенные Штаты и существенно ослабив шансы Германии на

победу.

Однако при всей серьезности японской угрозы для Советского Союза германская всегда была

значительно выше. Немцев было больше, чем японцев, германская экономика была более развита,

и Fepiw;.:;,,. могла найт.! для борьбы с СССР много потенциальных союзников среди малых

государств Восточной и Центральной Европы. К тому же центры советской мощи - Московская и

Ленинградская области, а также Украина - находились гораздо ближе к Германии, чем к Японии, и

поэтому были более уязвимы именно с запада. Фактически даже новый Уральско-

Западносибирский индустриальный район, развившийся в 1930-х годах, географически был ближе

к Берлину, чем к Токио.

Мощь Германии, эта страшная угроза России перед 1914 годом, еще больше возросла в 1930-х

годах. Версальский договор создал вакуум власти среди малых государств Восточной и Цент-

ральной Европы, не способных защитить себя и в большинстве

467

Советский Союз

своем антикоммунистических. Британцы и французы не хотели и не могли остановить Гитлера, когда

он заполнил этот вакуум в 1930-х годах. До 1914 года было не ясно, являются ли экспансионистские

амбиции Германии в основном материковыми, представляющими угрозу для России, или они основаны

на коммерческом и морском соперничестве с Британией. В 1930-х годах труды Гитлера и нацистская

идеология не оставили никаких сомнений на этот счет. Германский лидер всегда был рад заключить

сделку с Британской империей, которую он считал оплотом арийского господства на земном шаре.

«Еврейско-большевистский» режим был главным врагом Гитлера, a Lebensraum на востоке -базисом

его видения будущей неприступной мощи Германии. Советское руководство с первых дней

существования Советского государства больше всего опасалось коалиции капиталистических держав,

одержимых желанием покончить с родиной социализма. Учитывая приверженность Москвы идеям

интернациональной революции и ее восприятие международной политики исключительно в свете

конфронтации между капитализмом и социализмом, когда любая неудача одной стороны

автоматически приносит выгоду другой, страх перед возможным капиталистическим вторжением был

вполне оправдан. И в этом контексте Мюнхенское соглашение вполне могло выглядеть как согласие

Англии и Франции на германскую экспансию на восток.

Оказавшись лицом к лицу с германской угрозой, Сталин в принципе имел те же возможности, что и

Николай II. Он мог пытаться сдерживать эту угрозу и искать защиту от нее в союзе с французами и

британцами. Существовал и альтернативный вариант: попытаться отвлечь внимание немцев на запад,

чтобы во взаимной борьбе Германия, Франция и Британия истощили силы друг друга, пока Россия

могла бы усиливаться за счет развития своих огромных ресурсов. Не придя к соглашению с

западноевропейскими союзниками в 1939 году, Сталин предпочел второй путь: другими словами, он

сделал выбор, прямо противоположный выбору Николая II.

Можно вполне убедительно доказывать, что российские лидеры совершили стратегическую ошибку и в

1914-м, и в 1939 годах. Царская политика не удержала Германию, и в 1917 году Россия рухнула под

тяжестью неурядиц военного времени. Результатом этого распада стали Гражданская война, голод и

сталинская диктатура. Миллионы людей погибли. Результатом

468

Часть третья. Россия

Первой мировой войны стали также крайне нестабильное положение в Европе, приход к власти

Гитлера и серьезнейшая проблема обеспечения безопасности, вставшая перед Москвой в 1930-х годах.

В 1939 году британские, французские и большинство немецких генералов полагали, что на Западном

фронте возникнет патовая ситуация. Сталин поставил на такую ситуацию и проиграл. Немцы нанесли

поражение Франции за шесть недель, после чего оказались в состоянии мобилизовать силы всего

континента для войны с Россией. Это было повторением наполеоновской угрозы 1811-1812 годов - то

есть тем наиболее неблагоприятным вариантом развития событий, которого царские государственные

деятели пытались избежать в 1914 году. Как Александру I в 1812 году, Сталину в 1941 году

противостояла практически вся континентальная Европа, и он в конце концов смог победить в этом

противостоянии, хотя ему и пришлось расплатиться за эту победу жизнями многих миллионов

советских людей. Оглядываясь на внешнюю политику царских и советских лидеров между 1906 и 1941

годами, можно, конечно, утверждать, что были допущены прискорбные ошибки. Но нельзя также не

принимать во внимание и невероятную сложность проблем, стоявших в те годы перед российскими

правителями, и те трагически завышенные ставки, по которым им приходилось вести игру.

Победа России над Германией и Японией существенно трансформировала международные отношения.

С 1890-х годов по 1945 год в российской внешней политике преобладала, в сущности, одна

центральная линия. Основным стратегическим вопросом была германская: (и в меньшей степени

японская) военная угроза. Победа в 19-2

году паз и назсегда сняла эту проблему с повестки дня на весь

оставшийся период существования СССР. Хотя в сознании советских лидеров Соединенные Штаты

более чем заполнили эту пустоту, в реальности военная безопасность России никогда больше не

внушала таких опасений, как в 1930-х годах и до 1914 года. Американское руководство было менее аг-

рессивным и более рациональным, чем Вильгельм II

, не говоря

" Вильгельм II Гогенцоллерн (1859-1941) - германский император и прусский король в 1888-1918 годах, внук Вильгельма I.

Свергнут Ноябрьской революцией 1918 года.

469

Советский Союз

уже о Гитлере. Наличие ядерного оружия сделало войну значительно более рискованным

предприятием, вероятность победы в котором неудержимо стремилась к нулю.

Однако необходимо признать, что в более фундаментальном плане проблема сохранения

российской империи после 1945 года нисколько не уменьшилась. Россия по-прежнему находилась

в противостоянии с более богатыми и - по крайней мере в экономическом смысле - более

сильными соперниками. Причем во многом потому, что наличие ядерного оружия делало

неконтролируемое применение военной силы крайне опасным, на передний край этого

противостояния в силовой политике вышла экономика. В 1981 году, например, Брежнев утвер-

ждал: «Как известно, определяющим участком соревнования с капитализмом является экономика

и экономическая политика»

[15]. Кроме того, советский режим не только унаследовал от царской

славянофильской интеллигенции неприкрытые антизападные настроения, но и превратил их в

догму. Советский коммунизм прямо противопоставлял себя западному капитализму. Советская

идеология обещала, ч го коммунизм восторжествует над капитализмом, и недвусмысленно

связывала легитимность своего режима с этим обещанием. Сразу после революции Ленин и его

товарищи ожидали этого триумфа в ближайшем будущем. Даже в самое трудное время, в 1920-х

годах, это рассматривалось как дело, достижимое при жизни одного поколения. При Сталине

огромные жертвы были принесены не только ради строительства социализма, но и для того, чтобы

преодолеть традиционную русскую отсталость и опередить западных врагов [16]. В Программе

Коммунистической партии 1961 года [17] Хрущев однозначно пообещал, что уже при жизни

старшего поколения советских людей Советский Союз перегонит Запад и построит коммунизм -

общество, основанное на материальном благосостоянии и изобилии. Таким образом, даже если

баланс между военными, экономическими и идеологическими факторами мощи и претерпел с

дореволюционного времени некоторые изменения, безопасность и выживание российской

империи по-прежнему оставались в непосредственной зависимости от конкуренции с Западом.

См. сноску 13 к главе 6.

470

Часть третья. Россия

Глубинная динамика современной российской истории от семнадцатого века до эпохи Горбачева

может быть в целом охарактеризована как три огромных цикла модернизации, каждый из которых

был инициирован сверху руководством страны и имел целью открыть перед Россией возможности

для конкуренции с великими державами Запада.

К первому большому циклу можно с некоторыми допущениями применить лозунг «догнать и

перегнать Людовика XIV», хотя первоначально этот цикл модернизации предназначался для того,

чтобы сравняться в военной мощи и административной эффективности со шведами, а никак не с

далекими Бурбонами

, которых в 1700 году еще практически не было на российском горизонте.

Главной задачей царизма в этом цикле модернизации было стремление стать великой европейской

державой в эпоху абсолютизма, и триумфальная победа над Наполеоном показала всему миру, что

эта цель была достигнута. Одним из результатов побед 1812-1814 годов стал консервативный

режим Николая I: военная победа легитимизирует общественные институты и традиции. Она

лишает социальные элиты и политических лидеров стимула приносить в жертву свои личные

интересы и материальное положение ради будущих реформ. Так, российская дворянская элита и

царский режим, сохранившие и укрепившие свою международную безопасность и престиж, не

имели стимулов ввязываться в дестабилизирующие радикальные перемены. Но пока российские

элиты почивали на лаврах, международная расстановка сил менялась не в пользу России

вследствие неравномерного распространения индустриальной революции по Европе с запада на

восток. Поражение в Крыма;-О войне заставило российских правителей взглянуть правде в глаза,

пробудило в высших классах реформистские настроения и позволило молодому поколению бюро-

кратов-реформаторов, разочарованных в режиме Николая I,

' Бурбоны - королевская династия, занимавшая престол во Франции в 1589-1792 и 1814-1830 годах, в Испании в 1700-1808,

1814-1868, 1874-1931 годах, в Королевстве обеих Сицилии (или Неаполитанском) в 1735-1805, 1814-1860 годах, в герцогстве

Парма и Пьяченца в 1748-1802, 1847-1859 годах и периодически в некоторых других итальянских государствах.

471

Советский Союз

взять власть в свои руки [18]. Это привело при Александре II к началу второго цикла

модернизации сверху. Россия попыталась догнать Запад в эпоху индустриальной революции.

Эта эпоха началась в 1850-х годах и закончилась в 1970-х. Победа Сталина над Германией в 1945

году в такой же мере символизировала успех этого цикла, как и победа Александра I над На-

полеоном - успех первого цикла. Консервативный и все более ге-ронтократический режим

Брежнева имел много общего с режимом Николая I, в основе чего лежало сходное ощущение

своего могущества и безопасности своего международного статуса. Полки шли парадным строем,

ордена и медали сыпались на грудь правителей, а воспоминания о военных триумфах звучали в

устах стареющего руководства, как заклинания,- все это очень похоже на то, как обстояло дело

при Николае I. В последние два десятилетия некоторые западные историки пытались частично

реабилитировать режим Николая I, особо подчеркивая те трудные условия, в которых ему

приходилось править, и те часто разумные меры, которые он принимал, чтобы заложить основы

для будущей российской модернизации. Было бы интересно посмотреть, смогут ли будущие

историки хотя бы частично реабилитировать руководителей брежневской эпохи, показав, к

примеру, что хотя бы кто-то из них представлял себе реальные опасности для существования

советского режима лучше, чем их последователи. Так же как и при Николае I, молодое поколение

правящей бюрократии при Брежневе с разочарованием следило за своими боссами-ге

ронтократами, поскольку лучше понимало, что перемены в международной экономике

необратимо сдвигают баланс сил не в пользу России. Время этих деятелей пришло при Горбачеве,

когда был начат третий цикл модернизации, призванный доказать, что Советский Союз по-

прежнему остается великой державой даже в эпоху микрочипов и компьютеров.

Многие параллели между проблемами царской и советской империй сразу бросаются в глаза.

Чаще прочих упоминается сходство деспотических методов правления Сталина и Петра I, которые

они использовали для мобилизации людей и ресурсов ради экономической модернизации и

усиления военной мощи. Верное в некоторых отношениях, это сравнение, однако, игнорирует тот

факт, что правление Петра способствовало открытости России для западных идей и иммигрантов,

в то время как логика сталинской политики требовала создания автократиче-

472

Часть третья. Россия

ского, монолитного общества, пронизанного ксенофобией и максимально закрытого для любого

внешнего влияния. Ни в коем случае не было случайностью, что главными жертвами сталинского

послевоенного террора стали старая интеллигенция с ее досоветской культурой и ассоциациями,

предположительно космополитствующие евреи, элиты вновь аннексированных районов

Прибалтики и Галиции и даже несчастные бывшие советские военнопленные, которым удалось

хоть одним глазком посмотреть на «гитлеровский рай».

Более естественной выглядит параллель между эпохами Александра II и Михаила Горбачева -

инициаторов соответственно второго и третьего циклов российской модернизации. Сходство этих

эпох до известных пределов определяется похожей международной идеологической и

экономической обстановкой, в которой приходилось действовать этим лидерам. В 1850-х и 1860-х

годах основным европейским мировоззрением как в политике, так и в экономике был либерализм

[19]. В 1980-х годах неолиберализм Рональда Рейгана и Маргарет Тэтчер снова задавал тон. В

обеих эпохах либеральные принципы ассоциировались с благосостоянием, прогрессом и силой.

Не случайно Александр II и Горбачев считались - по русским стандартам - либеральными

модернизаторами. Главными элементами их реформ было стремление уважать правовые нормы,

несравненно большая свобода слова и освобождение народного экономического потенциала от

оков крепостничества и командной экономики. И Александр II, и Горбачев вскоре столкнулись с

некоторыми проблемами, характерными длл либеральных модернизаторов в условиях Российской

и советской империй. Было г-^здо проще разрешить критическим голосам подрывать законные

интеллектуальные основы консервативного общества, чем заставить эти голоса замолчать, когда

они, по мнению режима, заходили слишком далеко. Не прошло и десяти лет после смерти Николая

I, а немногочисленные, но влиятельные группы российской интеллигенции уже открыто

призывали не только к свержению монархии, но и к отказу от частной собственности и отмене

института брака. В свою очередь, вскоре после начала реформ Горбачев столкнулся с требо-

ваниями покончить с коммунизмом и уничтожить Советский Союз. И Александр II, и Горбачев

испытывали потребность частичной интродукции капиталистических принципов, но ни

473

Советский Союз

один из них не чувствовал большого интереса или симпатий к либеральным экономическим

ценностям, и оба опасались их отрицательного влияния на политическую стабильность: в ре-

зультате оба лидера наложили суровые ограничения на развитие свободного рынка земли и труда.

Политическая стабильность и до 1860-х, и в 1980-х годах частично зависела от способности

авторитарного режима создать атмосферу страха, инерционности и общественного равнодушия к

политике. Реформы сверху подрывали это положение и угрожали самому режиму прежде всего в

нерусских западных пограничных землях, где правление государства было менее легитимным, чем

в московском центре. Так, реформы Александра II сейчас же привели к восстанию в Польше.

Неформальная советская империя в Восточной и Центральной Европе была гораздо больше, чем

во времена царизма. Кроме того, к 1980-м годам нерусские народы Советского Союза были более

грамотными и урбанизированными, чем в 1860-х годах, и, следовательно, более расположенными

к национализму. Восстания, произошедшие в Восточной и Центральной Европе и в нерусских

республиках Советского Союза после начала реформ Горбачева, сыграли критическую роль в

распаде советской империи.

Если не зацикливаться на деталях и резких поворотах в русской и советской истории, можно

проследить определенную последовательность в отношении государства к социальным элитам.

Американский историк Эдвард Кинан

[20], например, совершенно прав, когда проводит

параллели между Московским государством шестнадцатого века и сталинским СССР. Оба режима

пытались создать пронизанное ксенофобией, закрытое и монолитное общество, основанное на

идеологической устойчивости, и беззастенчиво практиковали деспотические методы правления и

жестокий террор в отношении своих социальных элит. Медленно при царизме и гораздо быстрее в

советскую эпоху элитам удалось взять реванш. Царское дворянство к концу девятнадцатого века

уже могло совершенно не беспокоиться о сохранности своей собственности и обладало

практически полной личной безопасностью. Советская элита

Кинан Эдвард Л. - современный американский историк, профессор Гарвардского университета.

474

Часть третья. Россия

после смерти Сталина быстро забыла об ужасах террора и при Брежневе спокойно пользовалась

всеми благами и преимуществами пребывания у власти. Модернизация и конкуренция с Западом в

различной степени требовали открытости России для западных идей. Российская и советская

элиты, таким образом, усваивали некоторые западные ценности и образ мыслей. Они также

получали возможность для сравнений с Западом и из этих сравнений делали естественный вывод,

что западные элиты были гораздо богаче и имели значительно больше возможностей, прав и

свобод. Неудивительно, что обе российские элиты начинали испытывать законное чувство

зависти. Большая часть политической истории России вертится вокруг усилий совместить

западные либеральные принципы с самодержавными традициями управления. Возникшие при

этом существенные затруднения сыграли важнейшую роль в крахе царской России. Каждому, кто

знаком с проблемами поздней предреволюционной русской истории, становится ясно, что попыт-

ки Горбачева в короткий срок привить советской политике полностью чуждые ей западные

принципы законности и демократии привели к краху советской системы управления и распаду

Советского Союза. Горбачев и советская элита в каком-то смысле пали жертвой собственного

высокомерного отношения к русской истории. Советский режим провозгласил себя про-

возвестником новой эпохи и всячески отрицал свою преемственность царскому прошлому, в

описаниях которого при советской власти допускались чудовищные искажения. Если бы со-

ветское руководство лучше понимало наследственный характер проблем имперского правления в

России, элита 1980-х годов могла бы пред

г,"дать многие из тех опасностей, с которыми ей

пришлось столкнуться в годы перестройки.

Тем не менее ни в коем случае нельзя отрицать, что существовала огромная разница между

царским и советским режимами, а также империями, которыми они управляли. Краткий обзор

институтов советского режима делает это очевидным. Ядром Советского государства была

Коммунистическая партия. Бессменные чиновники в различных партийных отделах и

секретариатах составляли правящую элиту государства и определяли его политику. Они также

пытались отслеживать реализацию своих постановлений на нижних уровнях власти и в тео-

475

Советский Союз

рии должны были координировать работу всех прочих бюрократических организаций,

посредством которых управлялось Советское государство. Царское правительство и близко не

имело столь мощной бюрократической машины. Еще в меньшей степени оно было причастно к

таким функциям, как осуществление руководства многомиллионной партийной организацией,

предназначенной распространять коммунистическую идеологию в беспартийных массах и

поставлять материал для новых руководящих кадров. По коммунистическим стандартам царская

бюрократия и ее проникновение в общество были незначительными.

Частично это зависело от того, что царская экономика преимущественно находилась в руках

частных собственников. В 1914 году государство владело 8,3 процента имперского капитала и 10

процентами индустриальных предприятий [21]. И здесь контраст между экономическими

методами правления царского правительства, особенно в последние десятилетия, и экономической

политикой Советского государства, владевшего всеми фабриками, фермами и торговыми

предприятиями своей страны, был огромным. При этом существовала традиция государственного

поощрения модернизации экономики, наиболее широко развернувшаяся в последние

предреволюционные десятилетия при Сергее Витте. Но царский режим мог поощрять

экономическое развитие России только в условиях частной собственности на большую часть

достояния России и внутри мировой капиталистической экономики, от которой зависело

финансовое и коммерческое благополучие страны. Разумеется, в такой ситуации не могло быть

ничего общего с плановой государственной советской экономикой.

Не существовало в царской России аналогов и третьему институту советского режима, а именно

федеративной системе. Советский режим, как практически все традиционные империи, во многом

опирался на местную аристократию, и в некоторых нерусских регионах он на какое-то время

допускал даже существование местных институтов управления. Но со временем на местах были

сформированы новые элиты и властные институты и создана единообразная федеративная система

управления, в теории даже гарантировавшая республикам право на отделение. На протяжении

большей части советской эпохи федерализм был чистой воды фикцией, но иногда (особенно в

476

Часть третья. Россия

1920-х годах и при Горбачеве) федеративная система становилась очень важной политической

реальностью. Советские федеральные институты и принципы не только ничего не заимствовали из

царского прошлого, но и вообще были созданы исключительно с целью доказать, что советский

режим отвергает националистическую идеологию и централизующие тенденции своих царских

предшественников.

Не следует забывать и о том, какие огромные усилия советский режим приложил для того, чтобы

зачеркнуть российское прошлое и уничтожить традиционные основы русской идентичности.

Первым массово депортированным народом при советском режиме стали донские и кубанские

казаки - другими словами, этнические русские, которые в большинстве своем во время

Гражданской войны поддерживали Белое движение. В последующие десятилетия режим с такой

же или даже большей жестокостью депортировал ряд других народов, на этот раз уже нерусских.

В некоторых случаях ужасы депортации только укрепляли чувство национальной идентичности и

национального единства, как это видно на примере чеченцев и крымских татар. По контрасту

самостоятельная идентичность казаков была эффективно уничтожена, поскольку русскоговорящие

казаки, депортированные из своих станиц и смешавшиеся с другими славянскими элементами в

сталинских лагерях или городах, были гораздо слабее, чем мусульмане - чеченцы и крымские та-

тары, - защищены от советизации. Во время Второй мировой войны советский режим в

патриотических целях пытался создать декоративное казачество - были созданы ансамбли песни и

пляски и даже казацкие воински^ подразделения. Но все это имело примерно •тг.г-.е же огнош ч-

ше к аутентичному казачеству, какое германский супруг королевы Виктории, одетый в тра-

диционную шотландскую одежду, имел к кланам, сражавшимся при Куллодене

. Ни одно

подлинное казацкое формирование или традиция не смогли возобновиться после коллапса Совет-

' Куллоден - селение в Северной Шотландии, в окрестностях которого в 1746 году произошло сражение между шотландским

ополчением под предводительством Карла Эдуарда, претендента на английский престол, и английскими войсками под

начальством герцога Кумберленд-ского; шотландцы были разбиты, и сам Карл едва успел спастись.

477

Советский Союз

ского Союза, и это лишний раз подчеркивает, до какой степени была подавлена аутентичная

казацкая идентичность [22].

Еще более тщательному вычеркиванию со страниц истории подвергся основной элемент

традиционной российской политической лояльности и идентичности - монархия и династия

Романовых. В советское время ни в прессе, ни в кино не был изображен положительно или хотя

бы с минимальным элементом сочувствия ни один монарх или член правящей династии начиная с

середины восемнадцатого века. Все Романовы по мужской линии и некоторые по женской, до

которых только дотянулись руки советского режима в 1917-1919 годах, были убиты. Что же

касается самого Николая II, его жены и детей, то режим пошел на значительные затраты, чтобы

уничтожить их останки и спрятать то, что не удалось уничтожить. В 1970-х годах был взорван

даже тот дом, в котором произошло уничтожение царской семьи. К 1980-м годам Романовы были

настолько же реальны для простых русских людей, насколько шериф ноттин-гемский, заклятый

враг Робин Гуда, был реален для простого англичанина.

Православная церковь, в отличие от Романовых, не могла быть окончательно стерта с лица земли,

хотя тысячи лиц духовного сословия были казнены еще в первые годы революции и еще большее

количество - в 1930-х годах. Третий период гонений на духовенство и церкви начался при

Хрущеве, с прежним коммунистическим рвением продолжавшем считать церковь идеологическим

противником, которого следует уничтожить на корню. При Брежневе, придававшем

идеологическим вопросам гораздо меньшее значение, церкви понемногу перестали закрывать, но

каждый советский человек прекрасно понимал, что открытое исповедание религии неприемлемо

для тех, кто хотел чего-то добиться в советской жизни, и что любая попытка религиозного

воспитания детей была строго наказуема. Во время Второй мировой войны получили право на

существование официальные церковные организации, но за это церкви пришлось платить

громогласными провозглашениями своей лояльности советскому режиму и служить его

политическим целям. Интересно (и здесь можно усмотреть некоторые параллели с царизмом), что

православная церковь использовалась в качестве одного из элементов советизации в западных

районах Украины, аннексированных в 1945 году.

478

Часть третья. Россия

Знаменитая идеологическая триада царского режима - православие, самодержавие, народность -

может быть охарактеризована в менее абстрактных терминах как союз церкви, монарха и

лояльного крестьянства. В принципе можно было рассчитывать, что социалистический режим

отнесется к крестьянству лучше, чем к церкви и Романовым. Для большинства российских

радикалов народ - другими словами, крестьянство и его общинные институты - был в культурном

отношении квинтэссенцией всего русского, а также главным объектом политической лояльности и

преданности. Однако ни Маркс, ни основные европейские марксисты не уделяли большого

внимания крестьянству, которое Энгельс в памятном высказывании назвал высшей формой

животного на ферме. В 1920-х годах, во времена нэпа, режим тем не менее пришел с

крестьянством к некоему modus vivendi. Но такому положению вещей положила конец сталинская

коллективизация, разрушившая до основания весь уклад российской сельской жизни.

Опиравшаяся на религию культура крестьянства была вырвана с корнем, его наиболее

предприимчивые элементы - депортированы, трудовые стимулы и традиционные домашние

промыслы, расцветавшие при царизме и поддерживавшие навыки и традиции деревенской жизни,

- уничтожены раз и навсегда. Кроме того, на плечи крестьянства легли непропорционально

тяжелым грузом невзгоды и лишения Второй мировой войны, а модернизация послевоенного

общества в сочетании с невыносимыми условиями жизни в советских колхозах создала

предпосылки, заставлявшие инициативную и амбициозную сельскую молодежь стремиться

любыми путями перебираться в города, В результате сельскь;-: :Ч'.л:ия ! 980-х годов была

прекрасным примером того, как советский режим уничтожил все сколько-нибудь ценное в

традиционной крестьянской культуре, не предложив взамен практически ничего. В большинстве

современных обществ сельская местность и крестьянство воплощают мифы и образы, являющиеся

важным элементом национальной идентичности. Но для советского режима крестьянство

воплощало патриархальность и отсталость и было глубоко чуждым советской идентичности,

которая, помимо всего прочего, базировалась на идеях технического прогресса и покорения

природы.

Начиная с 1930-х годов советский режим принял на вооружение многие военно-патриотические

традиции царской Рос-

479

Советский Союз

сии. Главной причиной этого была, безусловно, растущая внешняя угроза. Неудивительно, что

призывы к традиционному русскому военному патриотизму и национальной гордости достигли своей

высшей точки в 1941 году, когда Гитлер стоял у ворот Москвы. Но даже в послевоенную эпоху связь с

этим аспектом царского прошлого никогда не прерывалась, хотя в советском российском пантеоне

военные успехи царского режима занимали явно вторичную позицию по сравнению с прославлением

советского военного патриотизма во Второй мировой войне. Тем не менее таким правителям

прошлого, как Александр Невский и Петр I, прощалась их принадлежность к царской фамилии, а

славным русским военачальникам более поздних времен - дворянское происхождение. Сражаясь с

врагами России, они служили интересам русского народа, а следовательно (что особо подчеркивалось

начиная со сталинских времен), интересам всех советских народов. Последние, подобно русским

рабочим и крестьянам, страдали под царским гнетом, но благодаря успехам русского оружия им

удалось избежать еще более тяжкой участи - жизни в Османской империи или в Германском рейхе. Их

судьба оказалась связана с самым прогрессивным народом на планете, основавшим впоследствии

первое в мире социалистическое общество.

Другой частью дореволюционного наследия, существенно повлиявшей на русскую идентичность в

советское время, была культура. До 1917 года образованные русские люди гордились литературными и

музыкальными достижениями своей страны. Чувство причастности к творениям великих русских

писателей и музыкантов помогало им ощущать себя русскими. Полуграмотное крестьянство по

определению не могло разделять эту идентичность. Массовое образование и грамотность, достигнутые

в 1930-х годах, изменили ситуацию. После нерешительного заигрывания с «прогрессивными»,

«пролетарскими» и модернистскими искусством и культурой сталинская культурная контрреволюция в

1930-х годах восстановила на пьедестале классическую литературу и музыку [23]. Классики заняли

центральное место в системе русскоязычного образования и дали всем русским общий и очень

здоровый источник идентичности и национальной гордости. Традиционно в советское время советская

и русская идентичности не были сильно разграничены.

480

Часть третья. Россия

Всем советским гражданам полагалось гордиться Пушкиным, поскольку престиж высокой культуры

имперского народа помогает легитимизировать государство и консолидировать единство его народов,

что ни коем случае не отрицает того факта, что сама эта культура может нести огромные богатства и

ценности тем, кто усваивает ее.

В советский период принадлежность к русской культуре приобретала добавочную ценность благодаря

тому обстоятельству, что в СССР любой человек, желающий сделать успешную карьеру, должен был

свободно говорить по-русски. Это был язык партии и центральных государственных органов, включая

так называемые всесоюзные министерства и ведомства (например Госплан), которые управляли

ключевыми отраслями экономики. Это также был язык большей части республиканских правительств,

на котором велись все отношения с центром. Русский язык доминировал и в высших образовательных

учреждениях большинства республик. Преподавание, особенно в «братских» славянских республиках

Украине и Белоруссии, после 1959 года все чаще и чаще велось на русском языке. Даже на Украине в

1974 году только 60 процентов учащихся учились в украинских школах [24]. Большинство детей в

городах Украины к тому времени уже обучалось в русских школах, а их родители были склонны

разделять официальное мнение о том, что это самым благоприятным образом должно сказаться на

будущей карьере их детей.

В некоторых крупных современных многонациональных странах - в Индии и Индонезии например -

язык большинства (в данном случае хинди и яванский) вполне осознанно не был избран в качестве

:т^./дарственно/с. В Советском Союзе дело обстояло совершенно иначе. Русский недвусмысленно был

государственным языком и языком всесоюзной элиты. С 1930-х годов он считался уже не просто

имперским lingua franca

*, но носителем прогресса, высокой культуры и современного взгляда на мир.

Русский был языком руководителя, квалифицированного рабочего, знаком социальной мобильности и

устремленности в будущее. Это помогало его носителям видеть себя в аван-

' Lingua franca (umcui.) - здесь: язык или жаргон с ограниченной, часто профессиональной сферой употребления.

481

Советский Союз

гарде прогресса и цивилизации и чувствовать себя представителями власти, особенно в неевропейских

и менее развитых районах Советского Союза. Другие языки, без сомнения прекрасные и удобные для

коренных жителей, были названы этническими, что зачастую подразумевало их фольклорный и дере-

венский характер [25]. Народы Прибалтики и даже грузины могли сколько угодно иронизировать над

миссионерско-циви-лизационными амбициями русского языка - в большинстве других республик эти

амбиции воспринимались как должное, по крайней мере до тех пор, пока советский режим сохранял

свою легитимность. В некоторых республиках (не только в славянских Белоруссии и Украине, но и,

например, в Казахстане) повсеместное распространение русского языка много сделало для укрепления

чувства советской идентичности. Очевидная связь между советской идентичностью и языком

Пушкина, без сомнения, помогала легитимизировать СССР и в глазах русских людей. Однако

нерусские националисты, особенно украинцы, неизбежно ассоциировали СССР с культурной

русификацией, с угрозой своей собственной идентичности и с типично имперским презрением к их

собственному языку и культуре.

Помимо русского языка, высокой культуры и военных традиций, существовали и другие ключевые

элементы советской идентичности, не связанные с царским прошлым. До известной степени это просто

был повседневный опыт советского образа жизни, когда к 1970-м годам большинство русских обитало

в перенаселенных городских коммунальных квартирах, а вовсе не в крестьянских хижинпх. Советский

образ жизни означал - современный и городской, он также означал жизнь при «реальном социализме».

Работа в советском учреждении или на фабрике имела свой темп, социальные схемы и модели

выживания, совершенно иные, чем у дореволюционного крестьянина или в современном

капиталистическом обществе. Детство и юность, проходившие в советских школах и молодежных

партийных пионерских и комсомольских организациях, оставляли неизгладимый отпечаток в равной

степени на русских и на нерусских, необратимо отдаляя их от дореволюционной русской жизни. То же

самое воздействие оказывали на разные поколения советских людей опыт сталинского террора и

ускоренных образовательных курсов в 1930-х годах, испытанные лишения, прине-

482

Часть третья. Россия

сенные жертвы и патриотический подъем 1940-х годов, разоблачение Хрущевым культа личности

Сталина в 1950-х годах и последствия этого осуждения в 1960-х. Короче говоря, понятие советской

идентичности, безусловно, существовало, хотя его содержание и интенсивность очень по-разному

проявлялись в различных социальных и возрастных группах, не говоря уже о национальностях.

При этом сам термин «советская идентичность» остается, в сущности, довольно туманным. С одной

стороны, он может значить лишь немногим большее, чем соответствие определенным характеристикам

и отношению к жизни, порожденным советскими реалиями. С другой стороны, он может хара-

ктеризовать чувство позитивного отождествления с Советским Союзом и лояльность советскому

режиму. Русских крестьян в 1920-х годах и быстро растущее сельское население Средней Азии в 1980-

х годах нельзя было назвать советскими людьми в обоих смыслах. Младшее поколение московского

среднего класса в 1980-х годах, напротив, совершенно однозначно могло казаться советским

европейскому глазу, хотя оно само совершенно не испытывало лояльности к советскому режиму, его

ценностям и институтам. Тогда как представители поколения, ставшего свидетелем мощной

сталинской индустриализации в 1930-х годах, могут вполне чистосердечно отождествлять себя с

советским режимом, особенно если им удалось использовать возможности, которые в то время предо-

ставлялись амбициозным молодым людям рабочего или крестьянского происхождения. Тем более что

это поколение участвовало в самом главном и неопровержимом триумфе режима -победе во Второй

провой войне... Однако, говоря об идентичности, следует кзбегато чрезмерных обобщений, поскольку

они неизбежно оставляют в тени все многообразие индивидуальных случаев: среди советских людей

найдется немало таких, чье чувство советской идентичности было крайне противоречивым и чья

лояльность советским ценностям сильно менялась с течением лет [26].

Но как бы то ни было, полноценное чувство советской идентичности должно было опираться на ряд

разделяемых всеми верований, представлений и понятий. Каждое современное общество использовало

свою образовательную систему, чтобы прививать такие представления, и во многом это достигалось