Ливен Д. Российская империя и ее враги с XVI века до наших дней

Подождите немного. Документ загружается.

от бюджетных ресурсов, которые тот контролировал. Они разделяли с центром марксистско-

ленинскую легитимность и пользовались своими постами и высоким статусом под защитой сил

безопасности, подчиненных центру.

Но правление Горбачева положило конец такому положению вещей. Крах экономических реформ

в сочетании с разоблачениями советского прошлого, появившимися в период гласности,

уничтожили легитимность московского коммунистического режима. Демократические принципы,

частично примененные на всесоюзных выборах в марте 1989 года и более полно - на

республиканских выборах в марте 1990 года, поставили судьбу республиканских лидеров в

зависимость не от партийной верхушки в Москве, как прежде, а от их собственного местного

электората. Литовское коммунистическое руководство во главе с Альгирдасом Бразаускасом

первым осознало результаты демократических реформ и в 1989 году откололось от КПСС. 3•••

."„ми последовали лидеры других партий, об-

Кравчук Леонид Макарович (р. 1934) - украинский политический деятель, член Политбюро ЦК КПУ, член ЦК КПСС. Первый

президент независимой Украины (1991-1994). В настоящее время -депутат Верховной рады Украины.

' Бразаускас Альгирдас Миколас (р. 1932) - литовский политический деятель, первый секретарь Центрального комитета

Коммунистической партии Литвы (1988-1989), бывший президент Литовской Республики (1993-1997), ныне премьер-министр

Литовской Республики. Доктор экономических наук.

523

Советский Союз

ретя в национализме альтернативную легитимность, более приемлемую для республиканского

электората в 1990-1991 годах. В условиях, когда Москва была бессильна, экономика рушилась, а

налоговая база сокращалась, у республиканских лидеров были все стимулы для захвата контроля

над местными богатствами с целью укрепления своего влияния в стране и увеличения шансов на

удовлетворение требований электората. Поэтому огромные местные богатства, находившиеся в

ведении всесоюзных министерств, были для республиканских элит и политически необходимыми,

и лично весьма привлекательными.

Конечно, многие элементы этого процесса - в частности драка без правил за захват

государственной собственности -были в советском варианте достаточно уникальным явлением, но

Джудит Браун

", например, анализирует дезинтеграцию империи Великих Моголов в Индии

восемнадцатого века в терминах, которые хорошо знакомы тем, кто наблюдал разрыв отношений

между Москвой и ее республиканскими ставленниками [55]. Политика кнута и пряника, в конце

концов, не такая уж изощренная и уж совсем не социалистическая методика. И не слишком много

соображения требуется, чтобы понять, что региональные лидеры никогда не отдадут респуб-

ликанские ресурсы имперскому центру, если только они не будут принуждены к этому силой или

фатальным стечением обстоятельств, если им не будет предложено что-то весьма существенное

взамен или если они не будут иметь достаточной местной поддержки для сохранения своих постов

без помощи из центра. В 1990-х годах обнаружилось, что в большинстве республик федеративная

система предоставляет республиканским руководителям все возможности автономного суще-

ствования при условии достаточно оперативной и благоразумной адаптации к политическим и

экономическим реальностям перестройки. После распада Советского Союза девять из пятнадцати

новых независимых государств на протяжении почти всех 1990-х годов управлялись прежними

коммунистическими лидерами.

'Браун Джудит - современный английский историк, профессор Оксфордского университета.

524

Часть третья. Россия

Это заставляет нас предположить, что дезинтеграция Советского Союза произошла не только в

результате полной и безоговорочной победы демократии. Тем не менее демократизация, хотя и

ограниченная, сыграла большую роль в распаде Советского Союза. Выборы в марте 1990 года

привели к власти независимые республиканские правительства, которые были легитимными с

точки зрения советских законов и могли апеллировать к этим законам в защиту своих требований

об отделении. Но еще более важными оказались результаты демократизации в самой России.

Большинство империй держится на том, что могут заставить народы метрополии приносить

жертвы на алтарь имперского могущества. С самого прихода массовой демократии в 1880-х годах

британские государственные деятели всячески старались сбалансировать распределение

налоговых поступлений между нуждами социального обеспечения метрополии и запросами

военных министерств [56]. Время от времени они горько сетовали по поводу того, что электорат

относится к конскрипции без особого энтузиазма. Португальская империя продержалась немного

дольше, чем остальные (до второй половины двадцатого века), отчасти потому, что Португалия не

была демократической страной и ее население, следовательно, не спрашивали, хочет ли оно

платить налоги или видеть своих сыновей на имперской военной службе. Но при этом тяжкое

бремя обороны империи сильно повлияло на приближение португальской революции 1974 года.

Здесь Россия 1988-1991 годов была кое в чем похожа и на Британию, и на Португалию. Когда

власти попытались мобилизовать резервистов российского Северо-Кавказского военного округа

для f-р.."ведения мир творческих операций на имперских окраинах, резервисты не явились на

призывные пункты, а государство оказалось слишком слабым, чтобы заставить их это сделать.

Мощнейшие вспышки негодования россиян против методов правления Ельцина и близких ему

элит были вызваны в основном требованиями почти всех групп населения направлять ресурсы на

повышение народного благосостояния, а не (как им казалось) на субсидирование других

республик и поддержание имперских амбиций сверхдержавы. В 1917 году свержение царизма

произошло во многом благодаря народному возмущению против имперского бремени - в данном

случае против гигантских затрат на ведение Первой мировой войны,

525

Советский Союз

причины и задачи которой были совершенно не понятны малограмотному народу. В 1991 году

возмущение населения России непомерным имперским бременем также внесло большой вклад в

распад Советского Союза.

Впрочем, сравнительная история тем и опасна, что сравнения порой могут завести слишком

далеко. Развал и гибель Советского Союза были во многом необычным, даже уникальным

явлением, не имеющим аналогов в сходных процессах других империй. Отчасти поэтому лишь

очень немногим экспертам удалось предсказать его кончину. Многие империи рушатся прежде

всего потому, что они потерпели тяжелое поражение или необратимо утратили свое могущество

во время войны. Первое стало причиной гибели Османской империи и империи Габсбургов,

второе - Британской и, даже в большей степени, французской и голландской империй в

послевоенной Юго-Восточной Азии. Когда Андрей Амальрик

сделал свое знаменитое

предсказание о том, что Советский Союз не доживет до 1984 года, он частично основывал это

предсказание на последствиях будущей войны с Китаем. В действительности, за исключением

весьма ограниченного [57] конфликта в Афганистане, война не являлась фактором коллапса

Советского Союза. С другой стороны, что действительно играло здесь критичную роль, это то, что

конец империи совпал по времени и в огромной степени затруднил демонтаж коммунистической

политической и экономической системы. Тем не менее апелляции к трудностям переходного

периода далеки от полного объяснения причин дезинтеграции Советского Союза. Между 1985 и

1991 годами случай, непонимание, роль отдельных личностей и стечения обстоятельств также

были чрезвычайно важны.

Как и при всех революциях, история в 1985-1991 годах получила значительное ускорение. На

сцене неожиданно появились новые деятели и движения. Уставшие и сбитые с толку ли-

Амальрик Андрей Алексеевич (1938-1980) - историк, публицист, драматург, общественный деятель. В советское время был

активным участником диссидентского движения, неоднократно подвергался преследованиям, арестам и тюремному

заключению. Автор знаменитого эссе «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?» (1969). В 1976 году эмигрировал из

СССР. Погиб в 1980 году в автокатастрофе.

526

Часть третья. Россия

деры были уже не в состоянии осмысливать и тем более контролировать события. Любые

действия порождали цепную реакцию совершенно непредвиденных последствий. В это время

даже хорошо информированные наблюдатели затруднялись понять, что же происходит на самом

деле, не говоря уже о том, чтобы предсказать будущее развитие ситуации. Впоследствии были

предприняты ретроспективные попытки - порой даже с участием самих главных действующих лиц

- как-то упорядочить эту хаотическую вереницу событий. Однако далеко не все эти разъяснения

представляются убедительными. Хаос иногда дает более правдивую картину, чем кажущаяся

ясность.

Во всем этом турбулентном вихре событий и личностей последних дней империи особняком стоит

фигура Михаила Горбачева. В 1985 году радикальная реформа еще не казалась неизбежной. Если

бы правящая геронтократия действительно была такой эгоистичной, какой ее часто изображали,

очевидная необходимость перемен была бы задавлена мелкими краткосрочными личными

интересами. Даже когда стратегия реформ была принята, она необязательно должна была идти по

пути, предложенному Горбачевым. Помимо Москвы и ее сателлитов, двумя ведущими мировыми

коммунистическими государствами в 1980-х годах были Китай и Югославия, и их руководство

выбрало совершенно иные стратегии, чем Горбачев. Можно привести вполне убедительные

доводы в пользу того, что Юрий Андропов, проживи он еще немного, избрал бы китайский путь

постепенных экономических реформ, проводимых под авторитарным правлением

коммунистической бюрократии. Существовали, однако, веские причины, по которым китайская

стра

1 •=< з •• могла и не ирлжиться в России. Крестьянство в славянских республиках было

уничтожено Сталиным. Производство сельскохозяйственной продукции не могло существенно

возрасти просто потому, что крестьянским хозяйствам была бы по китайскому образцу

предоставлена свобода рук. Создание свободных экономических зон представлялось весьма

затрудненным многонациональной природой советского населения и федеративной системой. К

тому же, если бы центр ослабил свою хватку в периферийных регионах, экономическая автономия

могла быть «неверно использована» для достижения националистических целей. У России не было

диаспоры, подобной китайской, которая могла бы делать инвестиции в ее эконо-

527

Советский Союз

мику, и, так как холодная война все еще продолжалась, западные правительства в любом случае не

допустили бы сколько-нибудь значительных инвестиций в экономику России. Утверждалось

также (хотя это никогда не было доказано), что советская бюрократия на местах оказала бы

любым переменам более жестокое сопротивление, чем китайская, и, следовательно, прежде чем

начинать какие-то серьезные мероприятия по оздоровлению экономической ситуации в стране,

необходимо было подорвать влияние бюрократии при помощи радикальных политических

реформ. Тем не менее что-то похожее на китайскую стратегию, безусловно, могло быть

опробовано в Советском Союзе, и едва ли эти начинания могли провалиться с таким треском, с

каким провалилась экономическая политика, в действительности избранная Горбачевым.

Авторитарная экономическая реформа могла быть связана с попыткой более надежно укоренить

режим в русском национализме. Стратегия Слободана Милошевича

стала катастрофой для

сербов, но до сих пор остается его большим личным успехом. Милошевич является единственным

коммунистическим лидером Восточной и Центральной Европы, который удерживал власть на

протяжении последнего десятилетия, и сумел на своем посту обогатить себя и свою семью.

Конечно, существовали веские причины, почему стратегия Милошевича не может сработать так

«хорошо» в России. Сербскому националисту в Югославии гораздо проще было найти мишени

для сербского националистического гнева, чем русскому националисту в России. Для этой роли

прекрасно подходили албанцы, хорваты, федеральное правительство и многое другое. В любом

случае политика в Югославии в течение многих лет была более открытой, чем в Советском Союзе.

Население было более привычно

Милошевич Слободан (1941-2006) - югославский политический деятель. С 1989 года - президент Сербии и фактически лидер

всей федерации. С 1997 года - президент Югославии. Поражение в нескольких межнациональных конфликтах, тяжелое

экономическое положение разрушенной гражданской войной страны привело п итоге к свержению режима Милошевича в 2000

году. В 2001 году был выдан Международному трибуналу по военным преступлениям в Гааге, где и скончался R тюремной

камере ь 2006 году.

528

Часть третья. Россия

к активному участию в политической жизни, а борьба между народами югославской федерации

проходила значительно более оживленно. Русское население всегда проявляло известную

инертность в политическом смысле, и по этой причине было бы гораздо труднее побудить русских

националистов к сколько-нибудь активной политической борьбе. В дополнение советский режим

гораздо ближе подошел к кооптации национализма, чем югославский, где Тито уделял немало

времени и проявлял достаточно изобретательности, чтобы удержать сербов от

националистических выступлений. Впрочем, тот факт, что сербская или китайская стратегия могла

оказаться не такой эффективной в российских условиях, еще не гарантировал, что она не будет

опробована. Можно представить себе многих членов тогдашней советской политической элиты,

которые хотели бы попытаться применить такую стратегию.

Но необходимо принять во внимание, что Горбачев и его окружение были выходцами из

прозападной части русской интеллигенции. Они пытались сдвинуть страну скорее в сторону за-

падной социальной демократии и либерализма, чем в сторону китайской авторитарной

политической модели или сербского этнического национализма. Однако, даже принимая во внима-

ние основные цели Горбачева и его окружения, нельзя считать очевидным, что в 1987-1990 годах

нужно было ставить на первое место политические, а не экономические реформы. Не вполне

обоснованной была уверенность Горбачева в том, что бюрократия непременно будет оказывать

любым экономическим реформам эффективное противодействие - в конце концов большая часть

номенклатуры с готовностью приняла впоследствии уча). -:•/-:-- ^ приватизации. Без сомнения,

радикальному реформатору следовало бы создать некоторую дополнительную институционную

базу власти и легитимности для себя самого, чтобы обезопасить себя от повторения заговора

коммунистических олигархов, подобного тому, который привел к свержению Хрущева. Одним

делом было создать в 1989-м полностью зависимый парламент и добиться своего избрания главой

государства, и совершенно другим (и гораздо более рискованным) делом стало проведение в 1990

году по-настоящему демократических выборов в республиках и передача, таким образом, во

многих случаях легитимной власти антисоветски настроенным националистам. В самой

программе экономиче-

529

Советский Союз

ских реформ были серьезные противоречия и недостатки. Советскому лидеру пришлось проявить

незаурядное тактическое мастерство и завидную уверенность в себе, пробивая эти реформы,

несмотря на активное противодействие партийной элиты. Но его уверенность в стабильности и

легитимности коммунистического режима оказалась явно чрезмерной. Впрочем, все эти аспекты

носят уже личный характер и могут быть объяснены (да и то лишь отчасти) углубленным

изучением биографии Горбачева. Это же относится к причинам его конфликта с Ельциным и их

взаимоотношениям, оказавшимся одним из решающих факторов уничтожения Россией Советского

Союза. Остается очень интересный вопрос: почему Генеральный секретарь Коммунистической

партии Советского Союза должен был проводить политику, поставившую партию и государство в

такое очевидно рискованное положение, и почему он пошел на попятный, когда для сохранения

Советского Союза потребовалось применение силы?

Эта книга началась с разъяснения огромной роли, которую сыграл первый китайский император

Цинь Шихуанди в создании китайской имперской традиции. Не будет неуместным завершить эту

главу разговором о том, как много последний советский император Михаил Горбачев - к лучшему

ли, к худшему ли - сделал для завершения советской имперской традиции.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ПОСЛЕ ИМПЕРИИ

Глава 10

После империи

ПОСЛЕИМПЕРСКИЙ ПЕРИОД - ЭТО ПРАКТИЧЕСКИ неисчерпаемая тема. Империи не только

существовали на протяжении тысячелетий, но и все они в конце концов распались. Послеим-

перский период, таким образом, можно проследить в каждой эпохе и на каждом континенте.

Можно даже сказать, что вся европейская история начиная с падения Римской империи в пятом

веке является послеимперским периодом, когда множество непрерывно соперничающих народов и

их правителей, оставленных империей в своем кильватере, пыталось как-то обеспечить свою

безопасность и стабильность и наладить экономическое сотрудничество между собой. Впрочем, об

этом мы уже говорили во второй главе и не будем здесь повторяться.

Даже если ограничить послеимперский период только двадцатым веком, тема все равно останется

неисчерпаемой. В культурной сфере, например, она могла бы включать в себя нескончаемый

список научных диссертаций, начиная, скажем, с изучения воздействия длительного имперского

прг-н.тчшя на психику интеллигенции стран третьего мира и заканчивая более легкомысленным

исследованием индийских, китайских и вьетнамских ресторанов в Европе. Цель, поставленная в

этой главе, посвященной двадцатому веку, значительно скромнее. Речь пойдет исключительно о

политике и в основном применительно к тем империям, о которых мы уже говорили в частях вто-

рой и третьей, - габсбургской, Османской, Британской и русско-советской. Мы попытаемся

сравнить последствия крушения империй для составлявших их народов, для государств,

возникших на их руинах, а также для международного положения в целом. Даже эта задача

представляется нам гигантской

533

После империи

по объему и изобилующей подводными камнями. Как будет показано в этой главе, конец империи

и процесс деколонизации имеет много различных нюансов даже внутри одной империи, а

сравнение этих показателей у разных империй и на разных территориях тем более представляет

серьезные трудности.

Автор в настоящее время придерживается взгляда, что любые попытки сформулировать

всеобъемлющие научные законы, которые определяли бы течение и закономерности после-

имперского периода, представляются не слишком разумными, и, наоборот, гораздо более

скромное желание обозначить некоторые общие схемы и выделить какие-то наиболее существен-

ные точки соприкосновения выглядит значительно более перспективным и плодотворным. Но,

даже учитывая эти скромные амбиции, надо оставаться начеку. К примеру, сравнивая после-

имперские периоды режима, который рухнул в 1918 году, и режима, прекратившего свое

существование в 1991 году, можно легко отойти от сравнений, относящихся непосредственно к

империи и ее распаду, и перескочить на сравнение различной природы международного

положения, а также идеологий, государств и тех сил, которые это положение поддерживают. Рав-

ным образом не все, что случается с народами бывшей метрополии или колоний после распада

империи, обязательно составляет наследие империи.

После

Габсбургов

ИМПЕРИЯ ГАБСБУРГОВ РАСПАЛАСЬ В 1918 ГОДУ после четырех лет тотальной войны, и

последствия этой войны оказали значительное воздействие на последующие события. Ветераны

войны сыграли не последнюю роль в жестоком подавлении венгерской революции и позже,

объединившись в организацию Heimwehr

, оказали значительное воздействие на австрийскую

политику 1920-1930-х годов. Войны рождают героев, которые в

Heimwehr - «Союз защиты родины», вооруженная патриотическая организация в Австрии в 1919-1938 годах.

534

Часть четвертая. После империи

послеимперском мире могут стать политическими лидерами. Миклош Хорти, самый выдающийся

венгерский военный деятель в габсбургских вооруженных силах того времени, правил Венгрией с

1922 по 1944 год". Распад империи в австрийской ее половине в 1918 году обошелся сравнительно

малой кровью в прямом и переносном смысле слова. Парламентские институты и всеобщее

избирательное право (для мужчин), появившиеся в последние годы империи, выдвинули

легитимных национальных и региональных лидеров, которым власть была передана мирным

путем. Тогда как венгерский парламент, в котором не были представлены ни венгерские народные

массы, ни другие народы империи, не мог с подобной легкостью выдвинуть пос-леимперских

лидеров или смягчить переход власти в их руки. Это одна из причин, в соответствии с которой

коллапс империи в Венгерском королевстве сопровождался несравненно большими проявлениями

жестокости, чем в Австрии.

Тем не менее австрийские немцы чувствовали себя униженными в результате распада империи.

Австрийская часть бывшей империи охватывала 460 000 квадратных километров и насчитывала 30

миллионов человек. Новая Австрийская Республика имела 6,5 миллиона жителей на 128 000

квадратных километров. Австро-Венгрия была великой державой как в политике, так и в культуре.

Имперская Вена была блестящей, многонациональной, энергичной культурной столицей.

Республиканская Вена перестала быть центром внимания и традиционным местом ди-

пломатических встреч в Восточной и Центральной Европе. С Австрией практически перестали

считаться в мировой политике. В самом деле, как показали события 1919-1920 годов, ею могли

помыкать по U.VM.G победоносные великие державы, но даже чехи. Быть австрийцем до 1914 года

значило иметь имперскую идентичность и чувствовать, что ты что-то значишь в современном

мире. Смириться с мыслью, что ты живешь в государстве, которое не имеет никакого влияния на

развитие истории, было особенно трудно для австрийской элиты.

Воспоминания об утраченном имперском величии неминуемо ослабляли легитимность новой

республики и служили

Фактически Хорти пришел к власти в Венгрии в 1920 году, когда он был провозглашен регентом.

535

После империи

фактором поддержки идеи союза с новой Великой Германией. Однако, оказавшись под началом

гитлеровской империи, австрийцы претерпели неимоверные лишения и увидели, какой может

быть плата за имперское самосознание и лидирующую роль в мировых событиях. Президент

созданной заново Австрийской Республики Карл Реннер говорил в 1946 году от имени своего

народа: «Мы никогда больше не захотим оказаться в составе никакой великой державы или импе-

рии... Мы просто хотим жить для самих себя» [1]. Не только память о недавней войне и

поражении, но и существование угрожающего советского блока в каких-нибудь пятидесяти

километрах от Вены всячески усиливали это чувство. Жить в уютной, нейтральной и

ограниченной местными интересами маленькой Австрии значило отказаться от всякой ответ-

ственности за мировые события и погрузиться в тихую приятную жизнь, в которой главное место

занимают кофе и торты с большим количеством сливок. Даже трудности, сопряженные с

проведением в Вене выставки «Экспо-95», оказались непосильным международным Сременем для

ее населения, озабоченного ростом квартплаты и транспортными пробками [2].

В 1918 году проблема заключалась не в том, что республиканская Австрия неожиданно потеряла

имперский статус, а в том, что она ни в коем случае не была национальным государством. В

состав новой Австрии не вошли даже все исконно немецкие земли старой империи, поскольку 3,5

миллиона немцев в богемских Судетах оказались на территории Чехословакии. Фактически, как

говорилось тогда, новая Австрия была всего лишь теми частями старой империи, на которые

никто не позарился. Более того, австрийские немцы и сами не очень-то хотели иметь

самостоятельное государство. Традиционными объектами их лояльности были империя

Габсбургов вообще, собственная провинция, чувство немецкой идентичности и гордости за

принадлежность к немецкой культуре. Династическая империя была безвозвратно утрачена, хотя

ностальгия по ней долгое время оставалась довольно сильной. Провинциальная лояльность

склонила многих тирольцев к жизни под властью презираемых итальянцев. Сохранение при этом

Тироля как единого целого казалось им предпочтительнее, чем отделение его северной части и

присоединение ее к Австрии [3]. Если бы земля

536

Часть четвертая. После империи

Форарльберг

имела свободу выбора, она, возможно, проголосовала бы за присоединение к

Швейцарии. Между тем основная часть австрийского электората поддержала бы союз с немцами.

Но поскольку такой вариант увеличил бы мощь и территорию Германии, союзники

воспротивились ему. Новая Австрия, таким образом, не имела той легитимности, которая является

результатом демократического самоопределения.

В этих обстоятельствах совершенно неудивительно, что многие австрийцы приветствовали

аншлюс

1938 года. Правление Берлина в течение следующих семи лет укрепило чувство

австрийской идентичности среди некоторых слоев населения, но если бы Вторая мировая война

закончилась чем-то другим, а не безоговорочной капитуляцией, Австрия скорее всего разделила

бы судьбу Баварии в качестве не похожей на другие, но тем не менее вполне немецкой провинции.

Однако в 1945 году австрийцам было необходимо всячески подчеркивать свою совершенно

отдельную австрийскую идентичность, не только чтобы избежать раздела или попадания в сферу

советского влияния, но и для того, чтобы избавиться от всякой ответственности за преступления

фашистского режима [4], что было особенно актуально, учитывая «австрийское» происхождение и

детство фюрера. Десятилетия, проведенные в мире и процветании, с течением времени помогли

легитимизировать вторую республику. Членство в Евросоюзе с 1994 года позволило в принципе

сохранить самостоятельную австрийскую идентичность, объединиться с немцами, не попадая при

этом под их власть, и в то же время расширить европейские горизонты

Форарльберг - федеральная провинция Австрии, граничащая со Швейцарией.

" Аншлюс (нем. AnschluB - присоединение). В 1936 году фашистская Германия навязала Австрии соглашение, в соответствии с

которым Австрия объявлялась «вторым германским государством» и фактически обязывалась подчинить свою политику

интересам германского фашизма. Опасаясь, что во время плебисцита о судьбе Австрии австрийский народ выскажется против

аншлюса, фашистская Германия в 1938 году оккупировала Австрию, и был опубликован закон «О воссоединении Австрии с

Германской империей», согласно которому Австрия объявлялась «одной из земель Германской империи».

537

После империи

страны и принимать какое-то участие в европейской и мировой политической жизни.

Республика межвоенного периода в противоположность послевоенной Австрии не могла

приобрести легитимность и процветание благодаря экономическому развитию. Отчасти это объяс-

нялось тем, что ей пришлось мучительно приспосабливаться к коллапсу единого габсбургского

экономического пространства. Рынок, состоящий в 1918 году из 51 миллиона потребителей,

внезапно сократился до 6,5 миллиона человек. До 1914 года австрийская промышленность и

венгерское сельское хозяйство представляли собой некий взаимовыгодный симбиоз: венские

финансы обслуживали всю империю, а столица получала уголь и многие потребительские товары

из Богемии. Глядя на благополучие и процветание послевоенной Австрии, странно сегодня

слышать жалобы на то, что межвоенная республика была нежизнеспособной в экономическом

смысле. Эти жалобы, без сомнения, очень часто имели политическую подоплеку и служили для

подкрепления требований союза с Германией. В действительности австрийские бизнесмены всегда

испытывали гораздо меньший энтузиазм по поводу этого союза, нежели либеральные и

социалистические лидеры и публицисты [5]. Однако межвоенная Австрия в противоположность

Австрии послевоенной должна была вести свое существование в условиях мировой экономики, в

которой преобладали протекционистские тарифы и национальная автаркия. Все государства,

образовавшиеся после распада империи Габсбургов, в различной степени применяли эту практику

уже в 1920-х годах. С началом Великой депрессии эти тенденции еще более усилились, и

экономический кризис стал угрожать всем государствам региона.

Учитывая слабую легитимность австрийского республиканского режима, нельзя удивляться, что

партийная политика, и без того жесткая уже в 1920-х годах, стала еще более агрессивной в

последующем десятилетии. В глазах социалистов австрийский патриотизм, провозглашенный

Дольфусом

и его сто-

Дольфус Энгельберт (1892-1934) - федеральный канцлер Австрии и министр иностранных дел с 1932 года. Подписал с

правительствами Италии и Венгрии так называемые Римские протоколы, поставившие политику Австрии в полную

зависимость от Италии.

538

Часть четвертая. После империи

ронниками, был просто прикрытием для авторитарного правления и реакционной политики.

Короткая гражданская война между режимом Дольфуса и социалистами в феврале 1934 года

только усилила взаимную партийную ненависть. Сам Дольфус был убит пятью месяцами позже,

во время неудавшейся попытки путча, предпринятой австрийскими нацистами. После этого

трудно было говорить о создании единого антигитлеровского фронта. Отчасти жесткость

австрийской партийной политики объясняется экономическим кризисом, отсутствием легитим-

ности у республики и непримиримыми идеологическими противоречиями, характерными для всей

европейской политической жизни в 1930-х годах. В дополнение ко всему этому не существовало

уже, как в довоенной Австрии, суверенного имперского государства и бюрократии, способных

регулировать партийные конфликты, а при необходимости подавлять их.

В каком-то смысле положение венгров - другого «правящего народа» старой империи - было после

1918 года намного лучше австрийского. Во всяком случае никаких сомнений в силе венгерской

национальной идентичности или легитимности независимого венгерского государства никогда не

возникало. Однако это государство возникло в условиях социальной революции, большевистской

диктатуры, иностранной военной интервенции и контрреволюционного террора. Неизбежным

следствием этих обстоятельств явилось то, что многие венгры ненавидели и боялись режима

адмирала Хорти.

Впрочем, после того как этот режим был установлен в 1920 году, вероятность ею свержения

внутренней социальной революцией стола с -• • <.. мала. OCHO

ь:м ьопросом венгерской по-

литики на протяжении последующих двух десятилетий стала ревизия территориального

устройства, сложившегося после 1918 года. Мирный договор, подписанный в Трианоне

, умень-

шил Венгрию с 279 000 квадратных километров и 20,9 миллиона населения в 1910 году до 90 000

квадратных километров с 7,6 миллиона граждан в 1920 году [6]. Такое положение вещей

" Трианон - ансамбль из двух дворцов (Большой Трианон и Малый Трианон) в Версале, где в 1918 году был подписан мирный

договор об условиях окончания Первой мировой войны.

539

После империи

не было «справедливым» с этнической точки зрения. В пограничных регионах местности с

преобладающим венгерским населением были переданы в руки словаков, румын и сербов. Однако,

учитывая демографические особенности региона, любое проведение границ, каким бы

справедливым оно ни было, так или иначе приводило к образованию крупных национальных

меньшинств во всех государствах - преемниках империи Габсбургов. Но и самое справедливое

размежевание не могло бы примирить венгров с распадом исторического и многонационального

Венгерского королевства святого Штефана. Неудивительно, что оппозиция Трианону сильнее

всего проявлялась среди венгерской элиты - основная часть нищего в массе своей и лишенного

избирательных прав сельского населения имела более важные повседневные заботы. Из трех

миллионов венгров, которых мирный договор оставил за пределами нового государства, 424 000

человек вернулись в Венгрию до декабря 1924 года [7]. Большая их часть была представителями

высшего и среднего класса, из которых образовалось влиятельное националистическое и

ревизионистское ;.обби. Венгерская элита считала, что государственные границы определяют

исторические, а не национальные права. В любом случае эта элита не имела ни малейшего

уважения к демократическим процедурам, мнению большинства или подсчет}/ голосов. Ей также

никогда не приходило в голову, что румыны, не говоря уже о словаках, могут быть им ровней.

Впрочем, национализм и ревизионизм захватили не только элиту: во второй половине 1930-х

годов эти настроения были распространены практически среди всех групп населения - во всяком

случае городского [8], Прежняя венгерская аристократическая элита не испытывала ни малейшего

энтузиазма по поводу союза с Гитлером, к режиму которого она относилась с выраженной

антипатией и высокомерным презрением. Однако никакое венгерское правительство не могло бы

остаться равнодушным, когда во второй половине 1930-х годов Германия выказывала желание (и

способность) пересмотреть условия Версальского договора, - особенно принимая во внимание, что

Британия и Франция не выражали особой готовности защищать этот договор. Если до 1938 года

сами венгры не решались открыто бросить вызов версальской системе, это объяснялось только их

слабостью - как финансовой, так и военно-по-

540

Часть четвертая. После империи

литической. Не следует также забывать, что в течение пятнадцати лет после 1918 года Венгрия

сильно зависела от иностранных займов, главным образом французских, и что эти займы давались

при непременном условии согласия Будапешта с территориальным status quo

[9].

Двумя другими основными преемниками империи Габсбургов были Югославия и Чехословакия.

Оба государства были многонациональными образованиями, в которые входили народы, чья

лояльность в лучшем случае была под вопросом. Из этих народов наибольшую опасность

представляли судетские немцы, поскольку они проживали на чешско-немецкой границе и могли

получить поддержку своим требованиям об отделении со стороны того государства, которое

осталось от потенциально самой мощной европейской державы 1918 года, а именно со стороны

Германии. Поскольку в результате версальского мирного урегулирования Германия потеряла

больше всех и никогда не признавала легитимность своих новых восточных границ, угроза новому

чехословацкому государству была очевидной с самого момента его возникновения.

Большая часть немецкого электората в Судетах была ничуть не менее высокомерной по

отношению к славянам, чем венгерская элита, но в отличие от нее всей душой стремилась к

скорейшему союзу с Гитлером. Тем не менее у судетских немцев тоже были довольно весомые

основания считать себя жертвой несправедливости. Право на самоопределение, провозглашенное

союзниками в 1918 году, не имело к ним как к подданным побежденной Австро-Венгерской

империи никакого отношения. 3 v; т^мя как историческая Венгрия, земля короны святого

Штефана, была разделена во имя самоопределения и соблюдения прав народов, к Судетам был

применен совершенно иной принцип. Историческая Богемия, земля короны святого Вацлава,

территориальное единство которой так много значило для всех чехов, была сохранена в

целостности вопреки ярко выраженному стремлению жителей Судет объединиться с Австрией или

влиться в общегерманское государство. Желание союзников не допустить территориальной

экспансии

Status quo (лат.) - существующее положение вещей.

541

После империи

Германии и дать новой Чехословакии хорошо защищаемые границы сыграло большую роль в этой

кажущейся несправедливости. Промышленность Судет пострадала от распада бывшего габсбургского

рынка значительно сильнее, чем индустрия в чешских регионах Богемии и Моравии. С наступлением в

1930-х годах экономического кризиса это стало больным вопросом. Масла в огонь подливали также

заявления Германии о том, что чешское правительство предоставляет немцам в Судетах гораздо

меньше субсидий, чем чехам, и никак не заботится о безработных.

Эти ламентации содержали некоторую долю правды [10], но в основном все-таки были явным

преувеличением. Немцы, в отличие от большинства народов, которые Чехословакия получила в

наследство от распавшейся империи, жили довольно неплохо. Им было предоставлено гражданство и

все гражданские и политические права. Они имели собственные государственные школы и сами

выбирали свои местные правительства, а с 1926 года немецкие партии непременно входили в состав

правящей коалиции в Праге. До Великой депрессии, и прежде всего до прихода Гитлера к власти,

подавляющее большинство су-детских немцев хотя и не испытывало особого энтузиазма по от-

ношению к Чехословакии, но вполне мирилось с ее существованием, а также с необходимостью и

возможностью адаптации к ее законам и политическим институтам, при которых они пользовались

значительной фактической автономией. Чехословакия могла быть уничтожена только извне, что также

справедливо в отношении Югославии. Последняя была значительно менее демократичной и

законопослушной, чем Чехословакия, и многие хорваты не слишком восторженно относились к

режиму Карагеоргиевича. Но ко второй половине 1930-х годов между национальностями Югославии

сформировался некоторый modus vivendi. Разумеется, внутренние этнические противоречия в равной

мере ослабляли и Чехословакию, и Югославию перед внешней агрессией, но не было никаких шансов,

что одно из этих государств могло внезапно распасться по внутренним причинам.

Причины катастрофы, поразившей бывшие земли Габсбургов между 1938 и 1945 годами, лежат во

внутреннем политическом развитии Германии после 1918 года и общей геополитике европейского

континента. Послевоенная слабость Германии явно не

542

Часть четвертая. После империи

могла продолжаться долго, а победоносные союзники не желали и не могли защитить то

территориальное устройство, которое сами и навязали Европе после Первой мировой войны.

Тем не менее коллапс империи Габсбургов и его последствия во многом сыграли на руку Гитлеру и

создали ему на редкость благоприятную ситуацию для покорения Европы. Государства - преемники

империи Габсбургов были слишком слабы и разрозненны, чтобы оказать сколько-нибудь успешное

сопротивление Гитлеру, когда нацистская Германия вторглась в тот регион, где Габсбурги правили так

много лет. Тогда как если бы в это время империя еще существовала, ее правители сопротивлялись бы

Гитлеру до последнего. Единственной силой, с которой Габсбурги никогда не шли на компромисс, был

пангерманский национализм, чьей программой было объединение всех исконных немецкоговорящих

провинций империи под властью Берлина. Оказавшись перед лицом прямого пан-германского вызова,

Габсбурги, безусловно, столкнулись бы с потерей лояльности некоторой части своих немецких поддан-

ных, но зато они оказались бы в значительно лучшем положении по сравнению с республикой 1930-х

годов в том, что касается объединения и мобилизации всех остальных - католических,

социалистических и патриотически настроенных групп австрийского немецкого сообщества против

Гитлера. В этой борьбе они также пользовались бы абсолютной и безоговорочной поддержкой своих

славянских подданных, и прежде всего чехов, поскольку защита Центральной Европы от владычества

пангерманского национализма всегда оставалась самой важной функцией и главным источником

легитимности империи ГабсО)

;

-!\,а в глазах чехов. Конфронтация с нацистской Германией также не

была бы чисто политической или стратегической. Гитлер лично ненавидел Габсбургов и их госу-

дарственные принципы, и эту ненависть со своей стороны вполне разделял эрцгерцог Отто

. Династия

и ее советники до 1918 года жили в мире совершенно иной морали, нежели Гитлер и его приспешники.

Для народов бывшей монархии все последствия коллапса империи стали очевидными только после

1938 года. Они оказа-

" Имеется в виду эрцгерцог Отто фон Габсбург (см. сноску 21 к главе 1).

543

После империи

лись под властью сначала германской, а затем советской империи, причем обе эти империи

больше взяли от региона, чем дали ему. Русско-немецкая борьба за господство на континенте

принесла огромные страдания и опустошения в бывшие земли Габсбургов, в частности и потому,

что развязала ряд жестоких локальных конфликтов между народами региона. Они вылились в

масштабные этнические чистки в Польше и на Балканах, а также в повсеместные гонения на

бывших немецких подданных империи. К началу Второй мировой войны примерно пять

миллионов немцев проживало за пределами Австрийской Республики на бывшей территории

империи Габсбургов. К1946 году подавляющее большинство этих немцев бежало, было убито или

изгнано [11].

Но, безусловно, больше всех пострадали евреи, которые во многом были самыми активными

приверженцами имперского правления и наиболее лояльными среди всех габсбургских под-

данных. Развал империи сразу же поставил их перед тяжелейшими проблемами. Прочие народы

империи имели свою собственную родину, у евреев ее не было. Даже в Венгрии, где многие из них

ассимилировались и были до 1914 года мадьярскими патриотами, они стали мишенью для

ультранационалистов и козлами отпущения за все беды межвоенного периода. Повсеместно в