Ливен Д. Российская империя и ее враги с XVI века до наших дней

Подождите немного. Документ загружается.

процентов населения, подвергаются дискриминации. Поэтому возобновление насилия и

этнических столкновений никого не удивит. Между тем в Молдове, как и почти везде в бывшем

Советском Союзе, после распада империи сотрудничество националистически настроенной

интеллигенции и реформистской коммунистической элиты заметно ослабло. Власть находится в

руках прежней номенклатуры, на самом верху стоят те же люди, которые верховодили в

молдавской коммунистической партии за два года до независимости. С другой стороны (и это

тоже типично для бывшего Советского Союза), националистически настроенная интеллигенция

«широко представлена в большей части главных культурных и образовательных институтов

Молдовы. Одним из основных источников поддержки панрумынских партий являются универ-

ситетские профессора и школьные учителя, поэтому никак нельзя недооценивать влияние

педагогов на формирование политических взглядов будущих избирателей Молдовы» [45].

На юге Россия граничит с пятью среднеазиатскими республиками - Казахстаном, Узбекистаном,

Кыргызстаном, Туркменистаном и Таджикистаном. Их проблемы после 1991 года очень часто

напоминали проблемы бывших европейских колоний в третьем мире. Они были беднейшими из

всех советских республик, но имели далеко превосходящие остальных показатели рождаемости и,

следовательно, постоянно растущее коли-

604

Часть четвертая. После империи

чество беспокойных молодых людей, конкурирующих за неадекватное количество орошаемых

земель и ограниченное количество жилья и рабочих мест в городах. А нетерпеливые и раз-

очарованные молодые люди, как правило, являются сторонниками политического насилия. В

Средней Азии очевидной мишенью для их гнева должна была стать гораздо лучше трудоуст-

роенная и обеспеченная городским жильем русская диаспора. Экономика Средней Азии сильно

зависит от единственного экспортного товара - хлопка, и это опять-таки хорошо знакомая

постколониальная ситуация. Запасы нефти, газа и минерального сырья сулят будущее процветание

Туркменистану, Казахстану и Узбекистану. Но для того чтобы привлечь иностранные инвестиции,

нужна политическая стабильность, сколько-нибудь приемлемый уровень коррупции, хотя бы не-

которая уверенность в том, что взаимообязывающие контракты и соглашения будут хоть в какой-

то степени соблюдаться, а также средства для безопасной транспортировки нефти и газа по

трубопроводам. Ни одно из этих условий на сегодня не может считаться выполненным. К тому же

поток нефтедолларов еще не является гарантией политической стабильности, в чем смог

убедиться последний шах Ирана

. Огромные долларовые прибыли от экспорта сильно поднимают

политические ставки, обеспечивая процветание тем, кто контролирует ключевые

правительственные позиции. Провинции, богатые нефтью, особенно если они уже обладают

самостоятельной идентичностью, становятся практически неподконтрольными центральному

правительству. В тех странах, где элита неподвластна контролю демократий или правовым

нормам, чужда патриотическим соображ; :г..ям и не чувствует никаких обязательств перед своим

народом, доходы от нефти, газа и минерального сырья оседают в частных иностранных банках на

счетах небольшой, сверхбогатой и часто экспатриированной руководящей клики. Такое

положение вещей не только никак не отражается на доходах основной массы населения, но и

вполне может привести местную экономику к полной катастрофе из-за колебаний курса валюты и

нерегулярных доходов от экспорта.

Мохаммед Реза Пехлеви (1919-1980) - шах Ирана в 1941-1979 годах. В 1979 году свергнут религиозными экстремистами и

изгнан из страны.

605

После империи

Не говоря уже об окончательном уничтожении общественных понятий политической морали,

честности и патриотизма. Наглядный пример подобной ситуации в стране представляет Нигерия, и

она, к сожалению, в этом отношении не уникальна.

Среднеазиатские республики традиционно были исламскими, хотя влияние религии всегда

сильнее ощущалось в городах и густонаселенной Ферганской долине, чем среди казахских,

туркменских и киргизских кочевников. В советское время ислам сдал свои позиции, хотя не так

сильно, как христианские религии. Независимость принесла очевидные признаки возрождения

ислама. Прежняя коммунистическая элита, управлявшая новыми независимыми государствами,

наконец признала, что ислам играет важную роль в жизни и сознании многих людей и что он

совершенно необходим для создания постсоветской национальной идентичности. Однако

руководство республик сильно опасалось, как бы исламский фундаментализм, бурно развиваю-

щийся в большинстве регионов к югу от Средней Азии, не вышел из-под их контроля. А это с

большой долей вероятности могло произойти, если бывшая имперская элита оказалась бы не в

состоянии справиться с нарастающим экономическим кризисом, и особенно в случае раскола

внутри самой элиты.

Как и в большинстве бывших колоний третьего мира, чувство национальной идентичности в

среднеазиатских республиках развито довольно слабо. Эти новые государства были созданы

советскими декретами. Со времени их создания в 1920-х годах у элиты порой возникало

ощущение государственности, однако местная лояльность оставалась очень сильной, особенно

среди народных масс. Только в Узбекистане существовала подлинная традиция

государственности. Но Узбекская республика была создана на основе бывшего Бухарского

эмирата, к которому при создании Узбекистана в 1920-х годах были присоединены бывшее

Хивинское ханство и части царского Туркестана, что привело к подковерному, но от этого не

менее ожесточенному соперничеству между главными городами и регионами республики.

Положение с государственными традициями бывших кочевников Казахстана, Кыргызстана и

Туркменистана обстояло еще хуже. В лучшем случае в доимперские времена различные кланы и

племена этих народов могли временно объединиться в военные союзы перед лицом внешней

угрозы. Необъятные просторы Казахстана (16 миллионов человек, про-

606

Часть четвертая. После империи

живающих на площади, равной всей Западной Европе), а также горы и долины Кыргызстана

способствовали подобной локализации интересов. Так же как и в Африке [46], в Средней Азии

никогда нельзя сказать с определенностью, чем именно является то или иное объединение:

старинной клановой и племенной общиной, группой, представляющей региональные интересы,

или политической фракцией. Причем зачастую это могло быть все вместе в одном лице.

В таких обстоятельствах эффективное и сбалансированное управление регионами всегда

затруднено, и становится еще труднее, когда иностранные инвестиции вливаются в немногие

провинции, богатые запасами энергоносителей и сырья, а регионы и их элиты ожесточенно

конкурируют между собой, чтобы добиться расположения центрального правительства. В тех

бывших колониях, где режим стремится укрепить национальную идентичность, а образованная

интеллигенция горит желанием служить делу национализма, некоторые фракции внутри элиты

начинают соревнование за право называться лучшими националистами. «Когда северная

кыргызская элита, в массе своей городская и адаптированная к русской культуре, унаследовала

власть от коммунистического режима, наибольшую угрозу для нее представляли не русские и не

узбеки, а те кыргызские националистические лидеры, которые поторопились объявить себя

защитниками этнических кыргызских интересов» [47]. В республиках, где имеются большие

русские и узбекские национальные меньшинства, борьба за лидерство между фракциями элиты,

представляющей национальное большинство, могла привести к трагическим последствиям. В

момент оброти.,!» независимости 40 процентов населения Казахстана составляли русские [48],

жившие преимущественно в северных провинциях на границе с Россией, где они составляли

подавляющее большинство, причем сама граница не имела никакой исторической, экономической

или географической логики. Трудно представить себе, чтобы русские солдаты с энтузиазмом

отнеслись к войне с украинцами. Российскому государству при любых обстоятельствах пришлось

бы заплатить огромную политическую цену (в смысле реакции Запада) за любое военное

вмешательство в Латвии или Эстонии. Но можно с уверенностью сказать, что у Российской армии

не возникло бы моральных проблем по поводу интервенции в Казахста-

607

После империи

не, если бы конфликт внутри казахской элиты привел бы к столкновениям русских и казахов на

севере республики.

Впрочем, в настоящий момент в большей части Средней Азии царят этнический мир и

политическая стабильность. В противоположность большей части постколониального мира

гражданскому руководству республик региона не приходится опасаться военных путчей.

Коммунистическая эпоха приучила вооруженные силы к строгой субординации и повиновению

гражданским властям. Кроме того, большая часть среднеазиатских республик практически не

располагала собственными вооруженными формированиями. У Советского Союза в

противоположность западноевропейским морским империям не было отдельной колониальной

армии, которую могли бы унаследовать постимперские режимы. Поскольку воевать за

независимость в республиках не пришлось, не было также и бывших партизанских отрядов. В

регионе по-прежнему находится у власти бывшее партийное руководство (преимущественно

местного происхождения), трансформировавшееся в государственных функционеров и

подчиненное республиканским президентам, чьи личные власть и харизма неизмеримо выросли

после обретения независимости. Не стоит и говорить о том, что ни один из этих народов не

приобрел тех навыков демократии, которые ирландские и даже индийские политики получили при

британском правлении, а чехи и словенцы - при австрийском. В 1999 году в трех республиках из

пяти бессменно правили их бывшие коммунистические лидеры. Когда политическая стабильность

в стране так сильно зависит от конкретных людей и не существует никаких правил для

определения преемника, опасности для президентского правления становятся очевидными. На

сегодняшний день, однако, только в Таджикистане прежняя элита временно потеряла власть и

произошел правительственный кризис, результатом чего стала гражданская война, в которой за

власть в республике боролись, с одной стороны, прежний коммунистический истеблишмент,

поддерживаемый некоторыми районами и узбекским меньшинством, а с другой - антикомму-

нистические, исламские и региональные силы, находящиеся в оппозиции к центральному

правительству. За несколько месяцев военных действий погибло от 50 до 100 тысяч человек, и бо-

лее полутора миллионов из общего населения в 5,1 миллиона человек бежали из страны [49].

Коммунистическая элита побе-

608

Часть четвертая. После империи

дила, но ей так и не удалось установить полный контроль над территорией республики - там до

сих пор возникают периодические вспышки насилия, царит массовая нищета и продолжается

ожесточенная (и часто кровавая) борьба между правящими фракциями. Подобное положение дел в

Таджикистане стало для лидеров других среднеазиатских республик одновременно и

оправданием, и причиной еще большей концентрации власти в своих руках.

По контрасту со Средней Азией конец империи сразу бросил большую часть Кавказского региона

в пучину жестоких конфликтов. Во многих небольших автономных республиках, расположенных

к северу от Кавказского хребта и входящих в состав Российской Федерации, власть осталась в

руках местных коммунистических элит. Отнюдь не пользующиеся народной любовью и еще

меньше приверженные демократическим методам правления, они протянули руку местному

национализму, оставаясь в душе трезвыми прагматичными политическими реалистами. Чечня,

однако, благодаря своим историческим традициям всегда была паршивой овцой в этом регионе.

Чеченцы долго и упорно сражались сначала с царизмом в 1840-1850-х годах, затем воевали против

советского режима в 1920-1921 годах и в 1944 году были депортированы Сталиным в Среднюю

Азию, потеряв при этом едва ли не половину своего населения. Вернувшись на родину при

Хрущеве, они воспитали детей в духе жесткого антиимпериалистического национализма, который,

впрочем, вполне предсказуем для нации с такой историей. Когда империя развалилась, они

потребовали отделения от России. Москва в 1994 году приняла этот пь'зов, и развязянная °ю война

по сей день остается самой кровопролитной во всем Кавказском регионе. Эта война наглядно

продемонстрировала крайнюю неэффективность, коррумпированность и отсутствие боевого

настроя у Российской армии и принесла в Чечню насилие и нестабильность, которые угрожают

захлестнуть соседний Дагестан, разрушив весьма хрупкий баланс, который удерживают 33 народа,

относительно спокойно проживающих в этом регионе, Когда эта книга готовилась к печати, в

Чечне разразилась вторая война.

По южную сторону от Кавказских гор некоторая политическая стабильность наблюдалась только в

Армении, хотя и ее можно было назвать очень относительной, поскольку в 1990-х годах ар-

609

После империи

мяне пережили страшное обнищание, массовую эмиграцию и войну с Азербайджаном -

единственный пока что пример войны между бывшими советскими республиками - в отличие от

внут-риреспубликанских военных действий. Причина войны была типично постимперской. В свое

время, определяя межреспубликанские границы, Москва отдала на горно-карабахский анклав, где

преобладало армянское население, Азербайджану. Ни один армянин никогда не считал такое

решение справедливым, но до тех пор пока империя непоколебимо и твердо стояла на ногах,

армянам приходилось мириться с этой реальностью. Когда Горбачев начал разрушать полицейское

государство и разрешил проведение политических дебатов, нагорно-карабахский вопрос снова

встал на повестку дня. Как и любое государство в такой ситуации (а особенно государство,

переживающее постимперское национальное возрождение), Азербайджан и слышать ничего не

хотел об отделении спорной территории. У них тоже были веские причины оставить Нагорный

Карабах в своих руках, поскольку это имело огромное символическое значение для азер-

байджанских националистов. Армяне выиграли войну отчасти потому, что армянская нагорно-

карабахская милиция была гораздо более мотивированна и гораздо решительнее вела борьбу, чем

разношерстные рекруты, выставленные против нее Азербайджаном. В дополнение армянский

национализм имеет более глубокие и древние корни, а также значительно более сильную

эмоциональную окраску, чем азербайджанский, поскольку Азербайджан возник только в

двадцатом веке и является отчасти рукотворным советским образованием, тогда как армяне

подобно евреям являются древнейшим народом, чье чувство национальной идентичности

неизмеримо окрепло благодаря еще свежим воспоминаниям о геноциде.

Сейчас, как и в большинстве других конфликтов в бывшем Советском Союзе, военные действия

между Арменией и Азербайджаном прекращены, но, разумеется, о настоящем примирении не

может быть и речи. Двадцать процентов территории Азербайджана остается под армянской

оккупацией. Помимо многотысячных потерь от военных действий, сотни тысяч беженцев с той и

другой стороны были вынуждены покинуть свои дома. Сотни пали жертвой обоюдных погромов.

Конечно, по масштабам кровопролития это несравнимо с Пенджабом или индо-пакистанской

войной 1947-1948 годов, но параллели

610

Часть четвертая. После империи

напрашиваются. Не говоря уже о тех долговременных и печальных последствиях, которые эта

война, без сомнения, будет иметь для стабильности и безопасности всего региона. Обжегшись на

власти антикоммунистической националистической интеллигенции, Азербайджан снова бросился

в объятия Гейдара Алиева, лукавого коммунистического лидера республики эпохи Брежнева.

Соседняя Грузия развивалась по похожей схеме, но там власть националистической

интеллигенции привела страну к еще большему хаосу. Эдуард Шеварднадзе, министр

иностранных дел при Горбачеве и наместник в Грузии при Брежневе, вернулся к власти в 1992

году и остается на посту президента страны до сих пор

. Неудивительно, что опытные партийные

чиновники оказываются зачастую более реалистичными политиками, чем интеллектуалы,

набившие руку при советской системе на энергичной защите культурных прав своих народов, но

начисто лишенные практических навыков политической и управленческой деятельности.

Грузия стоит особняком среди других бывших советских республик. Националистическая

интеллигенция самостоятельно пришла к власти на выборах 1990 года, нанеся поражение ком-

мунистической партии и вынудив ее уйти в оппозицию. Во многом это было связано с тем, что

коммунистическая партия запятнала себя жестоким подавлением демонстрации в Тбилиси в

апреле 1989 года, во время которой были убиты несколько женщин и детей. Однако у победителей

на выборах 1990 года отсутствовали политический опыт, единство и выдержка. В результате

вспыхнула небольшая гражданская война между политическими группировками и бандами их

вооруженных сторонников, в которой о,-снимала активное участие и государственная милиция,

причем некоторые ее подразделения больше напоминали уголовных condottieri'\ чем защитников

правопорядка.

23 ноября 2003 года Эдуард Шеварднадзе ушел в отставку с поста президента Грузии.

Кондотьеры (итол. condottieri, от condotta - договор о найме на военную службу) - в Италии XIV-XVI веков предводители

наемных военных отрядов (компаний), находившихся на службе у отдельных государей и римских пап. В современном языке

употребляется в значении: легионеры, наемные солдаты.

611

После империи

В дополнение резко обострились отношения между грузинами и их северными соседями -

абхазами и осетинами, что привело к беспорядкам и вспышкам насилия. В советское время и абха-

зы, и осетины имели свои маленькие автономные территории в составе Грузинской союзной

республики. Они всегда искали поддержки Москвы для защиты от грузин и благодаря этой под-

держке в значительной мере сохранили контроль над местным рынком рабочей силы и

назначениями на руководящие посты в своем регионе. Перспектива распада Союза внушала им

ужас, поскольку означала для них практически полную утрату автономии и безоговорочный

переход под ферулу грузинского национального государства - национальные меньшинства часто

оказываются в подобной ситуации при крушении империй. Заявления Звиада Гамсахурдиа,

первого президента независимой Грузии, о намерении отменить автономные институты осетин и

абхазов, естественно, оказались мощным стимулом к подъему радикалистских движений. В

Абхазии националистическое движение и автономные институты набрали такую силу, что она от-

делилась от Грузии. В 1993 году абхазы сумели нанести поражение грузинской армии, отчасти

потому, что у последней (как, впрочем, и у армий большинства постсоветских республик) от-

сутствовал профессиональный опыт, но также и потому, что абхазы получали помощь от России и

от своих северокавказских соседей-мусульман. Двести тысяч грузин бежали из Абхазии. Они до

сих пор остаются беженцами.

Помимо Кавказа, Таджикистана и Молдовы, единственной республикой, в которой после коллапса

Советского Союза имело место политическое насилие, была непосредственно Россия. Главным

образом это происходило во время чеченских войн на Северном Кавказе, являющемся частью

Российской Федерации. Кроме того, в октябре 1993 года на улицах Москвы произошел короткий,

но кровавый вооруженный конфликт между сторонниками Ельцина и оппозиции. Потери в этой

схватке исчислялись десятками, а не тысячами, как в Чечне. Но эта война внутри политической

элиты, произошедшая в самом центре столицы России, могла обернуться самыми трагическими

последствиями и многое говорила о том, до какого накала дошла ситуация в высших эшелонах

российской политики.

612

Часть четвертая. После империи

Отчасти это была просто схватка за власть между амбициозными политиками в обществе, где

законы практически не действовали и формально еще остававшаяся в силе советская конституция

превратилась в пустое место в отсутствие партийных и правительственных институтов.

Претендентами в этой схватке за власть были бывшие союзники в борьбе против Горбачева.

Парламент и правительство кардинально разошлись в вопросах экономической политики.

Оппозиция считала, что «шоковая терапия» премьер-министра Егора Гайдара разоряет

отечественного производителя, разрушает отечественную промышленность и ведет к обнищанию

населения. К тому же большая часть оппозиции ненавидела Ельцина за уничтожение империи и

подрыв международного могущества России. Многие сторонники оппозиции, подобно

коммунистам - сильнейшей нынешней российской партии, - мечтали о восстановлении Союза. Не

следует также забывать, что в постсоветской России власть важна не сама по себе и не как

средство контроля над политикой, а как источник огромного личного обогащения.

Москва 1990-х годов слегка напоминала Вену периода между двумя мировыми войнами.

Вооруженные столкновения в октябре 1993 года имели некоторое сходство с кровавой четы-

рехдневной гражданской войной в Вене в феврале 1934 года, когда на фоне драматического и

жестокого экономического коллапса ненависть между политическими партиями достигла своего

пика, а военные ветераны из организации Heimwehr бушевали не хуже московских «афганцев»

(ветераны афганской войны). И австрийская, и российская элиты испытывали глубокую

ностальгию по имперской мощи, статусу и утраченному международному .i:»горитету своей

страны и были полностью дезориентированы этой потерей. Александр Лебедь, комментируя

распад Советского Союза, говорил, что «кто не жалеет о его развале, у того нет сердца, э кто

думает, что его можно будет восстановить в прежнем виде, у того нет мозгов. Сожалеть есть о

чем: быть Гражданином Великой Державы, с множественными недостатками, но Великой, или

захудалой «развивающейся» страны - бо-о-олыиая разница» [50].

Лебедь был весьма реалистичным и прагматичным русским националистом. Высказывания других

его коллег зачастую выглядят гораздо более параноидально - впрочем, обстоятельства 1990-х

годов отчасти их оправдывают. Националистическая

613

После империи

интеллигенция давно уже рассматривает своих прозападных оппонентов не только как

заблуждающихся, но и как предателей России. Давно устоявшаяся центральная националистиче-

ская идея состоит в том, что западные политические идеалы и традиции не подходят для России,

что их импорт в российские условия уничтожит ее могущество и приведет к господству западной

цивилизации, моральному разложению России и ее превращению в сырьевой придаток Запада. В

1988 году ультранационалистическая организация «Память» заявляла: «Мы превращаемся в

технически отсталую страну уровня Индии и Бразилии»

[51]. В 1993-м, а тем более в 2000 году

это заявление уже не выглядело смехотворным.

Либеральный режим Горбачева, в котором доминировали представители прозападного лагеря,

действительно - во зло или во благо - много сделал для уничтожения империи. При Ельцине еще

более радикальные прозападные реформаторы довели экономику, в которой к концу 1990-х годов

преобладал экспорт энергоносителей и сырья и господствовала политическая бизнес-элита с таким

уровнем благосостояния и коррупции, что и не снился деятелям брежневской эпохи, до оконча-

тельного развала. Кристофер Клэпхем

, старейшина британских экспертов по политике стран

третьего мира, проводит сравнение типов коррупции, которые весьма характерны для советской и

постсоветской политической жизни. В экономике, по большей части закрытой для

международного капитализма, коррупция обычно означает «перераспределение и обмен при-

былями внутри системы, а не выкачивание ресурсов из нее». Тогда как коррупция, связанная с

экспортом источников энергии и минерального сырья, «обычно является коррупцией большего

масштаба, основывается на манипуляции государственной властью и поддерживает

соответствующий образ жизни привилегированного класса государственных служащих и их

сторонников» [52]. Советский Союз при Брежневе не был полностью закрытой экономической

системой, особенно для

" См. сноску 13 к главе 6.

Клэпхем Кристофер - современный английский ученый, профессор политики и международных отношений Кембриджского и

Ланкастерского университетов.

614

Часть четвертая. После империи

коммунистической элиты, которая имела доступ к западным потребительским товарам. Однако

новая постсоветская элита умудрилась превратить большую часть ресурсов, которые ис-

пользовались прежде для поддержания нужд сверхдержавы, в свою личную собственность. Она

использовала неограниченное право на заграничные поездки и доступ к счетам в иностранных

банках (чем никогда не обладали представители коммунистической элиты) для перевода своих

богатств за рубеж, чтобы обезопасить их и иметь возможность вести образ жизни

западноевропейских сверхбогачей. Это элита в латиноамериканском или нигерийском стиле.

Реформаторы первой половины 1990-х годов полагали, что экономика в конце концов будет

определять политику и даже мораль. Марксистское мировоззрение подкреплялось безграничной

верой в мудрость и достижения ортодоксальной англоамериканской социологической науки.

Частная собственность и железные законы капитализма скорее раньше, чем позже, превратят

Россию в цветущее современное общество, развивающееся по западному образцу. Может быть,

пророки либеральной ортодоксии окажутся правы. Возможно, культурный и образовательный

уровень русского народа в совокупности с российской традицией государственности избавят

Россию от статуса страны третьего мира. Однако для большинства других стран это оказывалось

очень трудным делом. Те немногие из них (преимущественно это государства Юго-Восточной

Азии), которые избежали такой участи, добились этого благодаря высококвалифицированной

администрации дирижистского направления

, не имеющей ничего общего с разлагающимся го-

сударственным агпаратом и часквсзь коррумпированной и криминализированной политической

бизнес-элитой России 1990-х годов. Принимая во внимание сегодняшние российские реалии,

приходится только удивляться, что параноидальный национализм еще не так сильно влияет на

российскую политическую жизнь. Во многом это происходит потому, что советская модель

политической экономики, полностью воплощав-

Дирижизм - теория и практика государственно-монополистического регулирования. Появились впервые на рубеже 20-30-х

годов XX века во Франции.

615

После империи

шая в себе принципы автаркии и специфический российский путь к светлому будущему, лишь

недавно окончательно обратилась в руины, что, надо сказать, весьма дорого обошлось русскому

народу.

Таким образом, на сегодняшний день из всего бывшего Советского Союза только прибалтийским

республикам, среди которых эстонцы лидируют, а латыши не так сильно отстают, удалось

добиться относительного успеха в переходе к капитализму. Этому есть много причин, но особенно

важными представ-ляются исторические и общекультурные. Подобно полякам и венграм и в

отличие от остальных бывших советских народов, прибалтийские народы полностью отвергли

советское прошлое и были полны решимости как можно быстрее восстановить свою европейскую

идентичность и присоединиться к Европе. Относительный успех и несравненно лучшие

перспективы прибалтийской экономики удерживают в этих республиках неудовлетворенные и

обиженные русские меньшинства. Уровень эмиграции здесь значительно ниже, чем среди русских

в Средней Азии. Взаимоотношения между прибалтами и русскими в целом нехарактерны для

обычных постимперских. В отношении прибалтов к русским сочетается глубокое возмущение

советским имперским правлением со старомодным протестантским североевропейским

презрением к отсталым, неряшливым славянам вообще. Что же касается русских, то сегодня, когда

российская национальная ГОРДОСТЬ и достоинство унижены на государственном уровне, русские,

естественно, уже не могут чувствовать никакого превосходства по отношению к населению своей

бывшей колонии. Хотя к концу 1990-х годов, по мере того как проходил шок 1991 года и

советское наследие политического безмолвия уходило в прошлое, русские общины начали

поднимать голову. Демократия стала давать уроки того, как община может защищать свои

интересы.

Жители прибалтийских республик заслуженно пользуются репутацией миролюбивых и

законопослушных людей, крайне сдержанных в проявлении своих чувств. Тем не менее, принимая

во внимание реалии советского правления в Прибалтике между 1945 и 1991 годами, а также

многочисленные нынешние поводы для этнической враждебности, практически полное отсутствие

насилия в независимых прибалтийских республиках

616

Часть четвертая. После империи

следует признать во многом уникальным. Разумеется, не последнюю роль здесь играет и членство

(действительное или желаемое) в европейских институтах. Именно европейское влияние

позволило смягчить некоторые наиболее экстремальные дискриминационные меры по отношению

к русскому меньшинству - такие как предложенная Латвией ежегодная квота натурализации

неграждан или намерение Эстонии отказать в разрешении на работу определенным слоям русской

общины. Членство в Евросоюзе, если оно будет предоставлено прибалтийским республикам,

должно помочь Евросоюзу сделать еще больший вклад в мирное развитие межнациональных

отношений в Прибалтике и в общую безопасность в Европе. Неограниченное право на жительство

и трудоустройство в Евросоюзе для всех русских, проживающих в прибалтийских республиках,

будет относительно недорогой (учитывая их небольшое количество -численность всей русской

общины в трех республиках составляла в 1989 году только 1,7 миллиона человек [53]) и очень

дальновидной мерой. Межэтнические отношения в Прибалтике не всегда могут оставаться

мирными - несмотря ни на что, в них заложен потенциал, способный вызвать серьезные

осложнения в отношениях России и Запада. Поэтому подобная мудрая с государственной точки

зрения акция Евросоюза, предупреждающая возникновение будущих проблем, представляется

весьма полезной как для жителей Прибалтики, так и для россиян. Между 1945 и 1991 годами

позиция Запада по отношению к прибалтийским республикам была совершенно не героической,

хотя и неизбежной. Евросоюз не всегда проявлял желание высунуться из-за своих кисельных

берегов, чтобы взглянуть на серьезные вопросы еврог^чг'сй безопаа ости. Теперь пришло время

исправить эту ситуацию.

По сравнению с Украиной и Казахстаном, двумя республиками с наибольшим русским

населением, отношение прибалтов к русским было куда менее великодушным. Хотя казахский и

украинский языки были объявлены государственными и их роль в образовательной системе и

государственном обиходе постоянно возрастает, ограничения на использование русского языка

здесь гораздо менее строгие, чем в Прибалтике. Впрочем, прибалты могут возражать, что только в

их республиках речь идет о действительных политических правах, поскольку их республики

являются настоящими демократиями, тогда как

617

После империи

Казахстан (и в меньшей степени Украина) живет под авторитарным президентским правлением,

соблюдающим лишь слабую видимость демократических приличий. Более того (и это очень

понятно в нынешних исторических обстоятельствах), независимо от заявлений президента

Назарбаева и безотносительно к казахским законам Казахстан сегодня почти полностью

управляется казахами, которые полны решимости сделать так, чтобы приватизация отдала

большую часть республиканских богатств в руки казахов (то есть их собственные), а не в руки

русского меньшинства.

Прибалтийские республики оправдывают свое отношение к русскому меньшинству тем, что их

юридический статус принципиально отличался от юридического статуса любого другого народа,

попавшего под советское правление. В 1940 году все три республики были признаны

международным сообществом независимыми государствами и членами Лиги Наций. Их аннексия

произошла в нарушение международного права и никогда не признавалась западными державами.

Республики, образованные в 1991 году, являются преемницами государств, незаконно

аннексированных в 1940 году, и, следовательно, признают своими гражданами только тех людей,

которые были гражданами в 1940 году, или их потомков. Любой другой человек, проживающий в

республике, может, разумеется, иметь вид на жительство, но не может претендовать на

автоматическое получение гражданства. Но за всей этой сухой юридической аргументацией

стояли более глубокие претензии прибалтийских республик к российскому правлению.

Достаточно сказать, что в 1939 году латыши составляли 75,5 процента населения своей

республики, а эстонцы - 90 процентов, тогда как к 1989 году эти цифры изменились

соответственно до 51,8 и 64,7 процента [54]. Разумеется, здесь сыграли свою роль и военные

потери, и жестокие расправы и депортации, проведенные советским режимом, но главным

фактором такого изменения пропорций была массовая иммиграция славян. Как это часто бывает в

империях, при советской власти коренное население не имело контроля над иммиграцией в свои

собственные земли.

Империя всегда, хотя и в различной степени, подчиняет коренное население чуждым ему законам,

прививает ему чуждые культурные ценности. Причем изначально предполагается, что это

культурные ценности более высокого уровня, чем те, кото-

618

Часть четвертая. После империи

рыми располагало коренное население. Конец империи, как правило, влечет за собой обратную

реакцию: коренное население вновь утверждает свои права на территорию, а также ценности

своего языка, своей культуры и своих национальных традиций. Но подобная реакция не всегда

бывает такой однозначной -в некоторых случаях местная элита признает, что имперское правление

оказалось в какой-то степени развивающим, прогрессивным или по крайней мере принесло более

высокий уровень благосостояния и государственной мощи и, безусловно, стало шагом вперед по

сравнению с тем, что имело место прежде.

У прибалтов не было и не могло быть такого ощущения, поскольку они совершенно справедливо

полагали, что советский социализм принес им не только чуждое правление и репрессии, но и

навязанную извне отсталость, которая отбросила их назад с почти скандинавских стандартов, по

которым они жили в 1930-х годах. Разогретые националистические эмоции народа,

освободившегося от имперского давления, могут стать настоящей проблемой для этнических

меньшинств во вновь образованном независимом государстве, особенно если они не являются

местными, историческими меньшинствами, а возникли в результате иммиграции при

колониальном правлении. Даже сингальцы, которых едва ли можно считать образцом этнической

толерантности, не отрицают права на существование имеющих многовековую историю

тамильских общин северной части Шри-Ланки - в том случае, разумеется, если те признают

превосходство сингальского языка и культуры и согласятся на доминирование сингальцев в

государственных учреждениях. С другой стороны, они отрицают право на жительство тамилов,

иммигрирующих на остров в девятнадцатом веке, и, как мы убедились, добились от индийского

правительства репатриации большей части этих иммигрантов.

Если сравнивать судьбу русских в Прибалтике с судьбой турок и мусульман на территориях,

оставленных Османской империей, то нельзя не заметить, насколько она отличается в лучшую

сторону. Стоит еще раз напомнить, что в Прибалтике и в помине не было массовой резни или

этнических чисток. Хотя в своей гражданской, языковой и образовательной политике прибалты

проявили значительно меньше великодушия, чем чехи - по отношению к немцам в период между

двумя мировыми

619

После империи

войнами. Однако в дальнейшем роль судетских немцев в падении Чехословакии и их поддержка

Гитлера в 1930-х годах привели после 1945 года к жестокой этнической чистке всей немецкой

общины, включая, конечно, и тех немцев, которые ненавидели нацистов идо конца оставались

верными Чехословакии. Представители английского меньшинства после обретения Ирландией

независимости продолжали пользоваться всеми политическими и гражданскими правами (так же

как и значительно более крупное ирландское меньшинство в Англии), но они оказались под

властью законов страны, где к ним относились предвзято, страны, которая всячески подчеркивала

свою католическую и гэльскую идентичность, страны, где не упускали случая напомнить

англичанам о том, что исконными жителями острова являются католики-гэлы, составляющие

здесь большинство, и что нынешнее восстановление их идентичности есть запоздалое признание

несправедливостей, которые они пережили при имперском правлении. Греки-киприоты

рассуждали примерно так же. Но в отличие от ирландцев у них была возможность сохранить

единство своего острова, если бы у них хватило толерантности поделиться властью и предоста-

вить реальную автономию оставшемуся от империи турецкому меньшинству. Греки не захотели

этого и в результате получили турецкую интервенцию и разделение острова-

Во многих отношениях самым интересным аналогом положения русских в Прибалтике является

судьба китайской и индийской диаспоры в разных частях бывшей Британской империи. Между

1830 и 1876 годами 453 000 индийских рабочих были «импортированы» на Маврикий, 238 000 - в

Британскую Гвиану и 143 000 - на Тринидад. После обретения этими странами независимости

вспыхнули жестокие конфликты между индийцами и коренным (в случае Вест-Индии

африканским) населением. Эти индийцы были заняты на колониальных сельскохозяйственных

плантациях, которые можно рассматривать как британский вариант промышленных предприятий

общесоюзного значения, подчиненных непосредственно Москве, которая таким образом создавала

рабочие места по всему Союзу. 61 000 индийцев, «импортированных» на острова Фиджи, никак не

могут считаться крупной диаспорой, но и коренное население Фиджи также было невелико. После

обретения островами независимости из-за примерно равного количества индий-

620

Часть четвертая. После империи

цев и коренных жителей Фиджи возникли серьезные столкновения при демократических

процедурах подсчета голосов и попытках соблюдения прав большинства. Коренное население,

особенно его элита, полагало, что имеет право на неограниченную власть на земле своих предков.

Они опасались как потери политического контроля над страной, так и перенаселения. Некоторые

ратовали за репатриацию части населения в Индию за счет Британии, бывшей имперской

державы, которая первоначально доставила индийцев на Фиджи. В этих обстоятельствах

стабильная, взаимно толерантная и демократическая внутренняя политика была практически

невозможна [55].

Китайская община в Малайе составляла только 35 процентов от общего числа граждан и имела

более древние корни и более богатую и уверенную в себе элиту, чем индийцы Фиджи. Тем не

менее представители малайского большинства настаивали на том, что территория страны

принадлежит им по историческому праву и что у китайцев есть своя собственная альтернативная

родина. Тунку Абдул Рахман, первый премьер-министр независимой Малайи, был членом одного

из малайских королевских домов и в высшей степени типичным представителем местной

верхушки времен колониального правления. По давним колониальным традициям он был вполне

расположен толерантно относиться к меньшинствам и заключать с их элитами закулисные сделки.

Трудно ожидать чего-то большего от популиста-националиста. Но даже ему, для того чтобы не

потерять доверие электората во время первой независимой предвыборной кампании, приходилось

делать акцент на истерических правах малайцев в противоположность британским планам

создания лст^модной многонациональной малайской территориальной идентичности: «...что

касается предложения... отдать независимость в руки «жителей Малайи», надо понять, кто

является «жителем Малайи». Эта страна была отнята у малайцев, и малайцам же она должна быть

возвращена. Не ясно до сих пор, кто такие «жители Малайи», так пусть же сами малайцы и ответят

на этот вопрос» [56]. После обретения независимости в вопросах языка [57] и гражданства в

Малайе гораздо более великодушно относились к китайцам, чем в Прибалтике - к русским. Что же

касается политических прав, то китайцы в Малайе находились примерно в таком же положении,

как русские в Казахстане. Государственная и политическая власть

621

После империи

находится в руках этнических малайцев и существует для этнических малайцев - такой с самого

начала была неписаная малайская конституция. После китайских погромов 1969 года она была

узаконена и подтверждена решением Национального консультативного совета запретить

общественные или парламентские дискуссии по вопросам, касающимся языка, гражданства и

политического господства малайцев [58]. И малайцы, и жители Фиджи выразили бы свое

одобрение латвийской декларации суверенитета от 1989 года, в которой говорилось, что Латвия

является «единственным местом на земле, где латышская нация в полной мере осуществляет свое

право на государственность и может развивать без помех латышский язык, национальную

культуру и экономику» [59].

Гораздо труднее делать постимперские сравнения в отношении двух оставшихся бывших

советских республик - Белоруссии и Украины. Независимость Белоруссии в значительной степени

является историческим казусом. В республике никогда не было сколько-нибудь серьезной

традиции государственности и, наоборот, всегда было довольно слабое чувство национальной

идентичности. По языку и культуре она близка к России. Ее советская идентичность во многом

сформировалась под воздействием страданий, пережитых во время Второй мировой войны, а

также из-за поздней, но относительно успешной (по советским стандартам) индустриализации

1960-1970-х годов. В марте 1991 года белорусы голосовали за сохранение Союза, но в любом

случае шансы на быстрое получение легитимности независимой Белоруссией упали до нуля во

время последующего коллапса российской экономики. В 1994 году на относительно свободных и

справедливых выборах население избрало своим президентом Александра Лукашенко, молодого

коммуниста, бывшего председателя колхоза. Будучи хорошим оратором, Лукашенко избрал

популистское, антикоррупционное направление для критики своего оппонента, выдвинутого ком-

мунистическим истеблишментом, и выказывал такую политическую искушенность и

приверженность демократии, которые только можно было ожидать в этих обстоятельствах. Он

стал сторонником союза с Россией, и между республиками был заключен ряд соглашений. В

принципе, в Российской Федерации, где достаточно места, чтобы приютить гораздо более чуждых

ей

622

Часть четвертая. После империи

татар, башкир и якутов, нашелся бы уголок и для самостоятельной белорусской идентичности.

Однако, обретя наконец вожделенную независимость, небольшая, но влиятельная национали-

стическая интеллигенция не могла допустить ее утраты и в случае воссоединения оказалась бы

источником крупных неприятностей для России. Есть и другие серьезные препятствия воссо-

единению. Когда государства уже разделились, довольно трудно снова собрать их вместе.

Мелочные амбиции правящих элит могут стать большой проблемой. Весьма сомнительно, что

Лукашенко захочет стать простым президентом одной из российских автономных республик, и

еще более сомнительно, захочет ли российская элита предложить ему какой-то более подходящий

вариант. Точно так же остается неясным, входит ли в российские интересы намерение вновь

присоединить к себе беднейшую из республик, экономика которой остается полностью не

реконструированной и абсолютно советской по своим методам.

Украина со своими 52 миллионами населения представляет еще более сложную и ответственную

проблему. Отношения Украины и России уникальны. Во всей истории Османской, габсбургской и

Британской империй трудно подобрать сколько-нибудь похожий пример. В некоторых регионах

Украины, прежде всего в Галиции, Волыни и Киеве, чувство национальной идентичности

несравнимо сильнее, чем в Белоруссии. Подавляющее большинство украинцев категорически

отвергают статус обычной автономной республики в составе России. Но, как бы то ни было,

насущные житейские потребности населения всегда оставались первостепенными во времена

тяжелых экономических кризисов и лишений. Главной украинской проблемой является то.

то

различные регионы этой очень большой страны имеют сильно отличающуюся историю и идентич-

ность. Это выходит на первый план на фоне общего падения государственной мощи и усиления

местных политических и деловых элит, которые порой тесно связаны с криминалом. В дополнение

Донецко-Луганский регион, где проживает 16 процентов населения, является, возможно,

крупнейшим в Европе вымирающим индустриальным районом.