Ливен Д. Российская империя и ее враги с XVI века до наших дней

Подождите немного. Документ загружается.

османами и русскими: даже в семнадцатом, не говоря уже о восемнадцатом веке российское

общество было гораздо более открыто европейским технологиям, иммигрантам и идеям. Наиболее

выдающимся примером этого была сама Екатерина II, правительница с огромными дарованиями и

умом. Именно в ее правление (1762-1796) Россия вырвалась далеко вперед по сравнению с

Османской империей как в военной, так и в экономической и

245

Османская империя

культурной областях. Совершенно очевидно, что ни одна женщина (тем более немка) не могла бы

занять османский трон.

На первый взгляд, преимущество России над османами в этом аспекте может показаться

неудивительным и даже практически самоочевидным. В конце концов, Россия была христианской

и европейской страной. В действительности же все обстоит не так просто. В пятнадцатом веке

османы оккупировали большие территории, которые европейцам представлялись более важными

для христианства, чем Москва. Более того, в 1500 году османы проявляли большую открытость

для европейских технологий и обучающих им искусных и образованных христиан. Османы с

готовностью усваивали новинки западной военной техники и, не имея никаких морских традиций,

в рекордные сроки создали флот, соперничавший с венецианским. Впоследствии османская

открытость внешним влияниям сильно уменьшилась, что можно проследить на примере

трагической судьбы Селима III

, когда он уже в начале девятнадцатого века на свою беду

попытался ввести в османской армии воинские соединения западного образца. Попытки султана

реформировать армию после грандиозных поражений от России окончились его свержением и

убийством.

Одним из объяснений этого может служить изменившаяся роль ислама в переходных столетиях

существования Османской империи - как раз в то время, когда Европа утверждала свою

лидирующую роль в науке, технологии и администрировании. В шестнадцатом веке то, что было

когда-то чем-то вроде неортодоксального пограничного пространства, стало величайшей

империей ислама и его лидером в борьбе с неверными. Центры традиционной суннитской

ортодоксии вошли в состав империи в первой половине шестнадцатого века. До этого времени

культура государства османов была эклектичной и неглубокой, и, разумеется, тюрки Центральной

Азии могли принести в империю большой и изощренный культурный багаж. Это

Селим III (1761-1808) - турецкий султан (1789-1807). Провел реформы в армии, в области финансов, землевладения,

административного управления и др., стремясь укрепить центральную власть и предотвратить распад Османской империи. В

результате мятежа недовольных янычар был свергнут с престола и убит.

246

Часть вторая. Империи

одна из причин, по которым они - подобно монголам и многим другим кочевым завоевателям

прежних времен - быстро усваивали высокую культуру завоеванных ими оседлых обществ.

К тому времени как Мекка и Медина пали к ногам османов в начале шестнадцатого века, ислам

уже существовал почти тысячу лет. Следовательно, он уже успел пустить глубокие корни. Он

также впитал в себя высокую домусульманскую культуру. Исламские ценности и взгляд на мир

пронизывали каждый аспект жизни региона и определяли его богатую культуру. Сохранение

религии и соответствующего образа жизни было высшим идеалом как правителя, так и

подданного. Ассимилировавшись в высокой исламской культуре и став ведущей исламской

державой, османы уже не так легко могли усваивать и внедрять европейские новшества, главным

образом потому, что многие из них, безусловно, должны были войти в противоречие с основными

исламскими верованиями и ценностями. Подобное заимствование еще больше осложнялось тем,

что ислам до известной степени противопоставлял себя христианскому Западу.

Конфронтация с Сефевидами из шиитского Ирана, начавшаяся в шестнадцатом веке, и еще более

опасное шиитское диссидентство, широко распространившееся по империи, также стимулировали

необходимость для империи идентифицировать себя с традиционным суннитским исламом и отно-

ситься с подозрением к любым отклонениям от нормы. «Идеологическая необходимость

изображать Сефевидов как "неверных" естественно порождала необходимость изображать

османских султанов как правоверных ортодоксальных мусульман, единственных защитников

настоящей ортодоксии от ереси. Такая необходимость возникла в то время, когда в

интеллектуальной жизни империи стали господствовать улемы

", и Б результате притязания

османов на легитимность были сформулированы заново языком ортодоксального канонического

ислама» [13].

" Улемы - мусульманские богословы и законоведы. В средние века и позже в их ведении находились мусульманские

религиозные учреждения, школа, право, суд. В большинстве стран Ближнего и Среднего Востока они сохраняют значительное

влияние до сих пор.

247

Османская империя

В бесконечных неудачах Османской империи при соперничестве с Россией повинны также крайне

напряженные отношения центральной власти с региональными элитами. В пятнадцатом и

шестнадцатом веках Константинополь старался жестко контролировать провинции - по крайней

мере настолько, насколько это позволяли расстояния и допотопные коммуникации. По сравнению

со своими современниками - христианскими монархами, султаны вполне успешно вытягивали сол-

дат, провиант и деньги из своих подданных. Их фискальная и административная система была в те

времена упорядоченной, предсказуемой и относительно умеренной в требованиях, что усиливало

ее легитимность в глазах народных масс. Есть веские основания думать, что христианские

крестьяне на Балканах предпочитали мир и порядок первых двух веков османского правления

предшествовавшим ему войнам и междоусобицам христианских князей и знати. Кроме того, по

сравнению с феодальными христианскими королевствами, османский режим контролировал

местную элиту и ограничивал поборы, которыми та облагала крестьян. В про!ивоположность

европейским аристократам османская кавалерия (сипаги) не имела юридической власти над

крестьянством на «своей» земле. В любом случае земля не была их собственностью в европейском

смысле слова, поскольку сипаги владели различными имениями на протяжении своей жизни и не

могли пустить там глубокие корни и тем более - передать землю по наследству. Жесткая

регуляция повинностей и пошлин, налагаемых на крестьянство, не говоря уже о независимом

государственном судействе, были характерными признаками Османской империи начала

шестнадцатого века, которые Габсбурги еще не усвоили в 1750 году, а Николай I только пытался

ввести в России в середине девятнадцатого века.

К сожалению, к 1800 году эти признаки исчезли и из Османской империи. Поддерживать на

протяжении жизни нескольких поколений сложную бюрократическую машину османского

государства оказалось делом весьма затруднительным, как это было с даже большей и еще более

изощренной бюрократической машиной имперского Китая. Русский альянс царя и владельцев

крепостных был менее продуманным и справедливым, но в конечном итоге более крепким. В

большей части османских провинций в середине восемнадцатого века возможности

248

Часть вторая. Империи

центральной власти применять силу или собирать налоги были уже очень ограниченными, если

существовали вообще. Местная знать сама собирала налоги и имела даже небольшие армии, чтобы

удерживать в повиновении данников. К концу века сбор налогов превратился в пожизненное и

зачастую передаваемое по наследству занятие. Губернаторы, назначаемые из центра, могли быть

отвергнуты местной знатью. Даже если их принимали хорошо, у них все равно не было лояльных

войск и других средств обеспечить повиновение. Османские гарнизоны задолго до этого

утвердили свою автономность и изыскали на местах средства получать свое жалование, которым

их не мог обеспечить султан. Поскольку сроки пребывания на губернаторском посту были очень

коротки, а взятки, даваемые за это назначение, непомерно велики, основной заботой правителей

канцелярий было получить хорошие проценты от своих инвестиций. Иногда, впрочем, местное

население жило довольно неплохо под властью местной знати. Порой оно даже предпочитало в

конечном счете необременительное османское правление более эффективным сборщикам налогов

из Венеции или Египта девятнадцатого века [14].

Власть местной знати кое в чем могла быть и полезной для центра. К примеру, в османском Ираке

местные правители отсылали в Константинополь чисто символическую дань, но зато, по крайней

мере, защищали уязвимую границу с Ираном за свой счет. Длительное господство одной военной

семьи в багдадской местной политике обеспечивало сохранение определенного уровня

стабильности и порядка. Однако в отдельных регионах коллапс центральной власти позволял

местной знати неограниченно ж.лшуатирова1Ь крестьянство. Беспорядочная борьба за власть

между местными группировками и их вооруженные отряды иногда совершенно опустошали

сельскую местность. Сербское восстание 1804 года началось именно как попытка уменьшить

ущерб от войн местных османских элит. Это был первый из многочисленных балканских бунтов

девятнадцатого века. Только к его середине османскому государству удалось воссоздать

централизованную армию и администрацию. В конце концов оно смогло восстановить свою

власть в ряде провинций, однако многие ключевые регионы - Греция, Сербия, Венгрия, Египет и

большая часть Северной Африки -были к этому времени утрачены навсегда.

249

Османская империя

Существует ряд объяснений спада эффективности центрального османского правительства в

семнадцатом и еще больше в восемнадцатом веках. Как указывалось ранее, одной из причин

османских неудач был первоначальный успех. В шестнадцатом веке Османская империя

управлялась более скрупулезно, эффективно и справедливо, чем большая часть Европы, не говоря

уже о России. Но, как и в других бюрократических империях, поддержание эффективности

бюрократии из поколения в поколение было очень затруднено, учитывая допотопные коммуни-

кации, большие расстояния и отсутствие в то время нынешних средств контроля за

государственными чиновниками - свободной прессы или действительно независимого

законодательства. Очень многое зависело от способностей правителя, оказавшегося у власти по

наследственному принципу, в то время как память о золотом веке препятствовала проведению

реформ.

В первые века своего существования османское государство по большей части представляло собой

механизм для ведения войны и получения с ее помощью трофеев, земель и доходов. Успех

узаконил правительство, связал воедино правителя и провинциальную элиту и обогатил их. Но

уже в 1600 году время трофеев и территориальной экспансии почти закончилось. Государству

теперь приходилось финансировать свою военную машину полностью из своего кармана. Ему

также требовались теперь новые средства, чтобы поддерживать лояльность провинциальной

элиты.

Способы ведения войны, на беду Османской империи, также изменились. Ядро современной

армии теперь составляла профессиональная, дисциплинированная и дорогая пехота, в то время как

кавалерия сипагов совершенно утратила свое значение. Поскольку сипаги были не просто

солдатами, но еще и ключевыми фигурами сельской полиции и стражами порядка, этот вопрос

оказался очень серьезным. В Европе дворянская конница тоже утратила свое значение, но она

смогла трансформироваться в офицеров королевских армий, привнеся мощную материальную и

эмоциональную взаимосвязь в союз между правителем и провинциальным классом

землевладельцев, который являлся основой государства как в России восемнадцатого века, так и

повсюду в Европе. Османам же не удалось создать такой стабильный и плодотворный альянс

между центром и провинциальной элитой, отчасти потому, что эта провинци-

250

Часть вторая. Империи

альная элита не была хорошо укоренившейся, наследственной земельной аристократией. Ее

владение собственностью было очень неустойчивым. Сыновья османской провинциальной знати

не становились лояльными и эффективными слугами государственной военной власти. Вместо

этого, если им удавалось выжить в местнической борьбе за власть, они становились автономными

военачальниками, обычно признающими легитимность султанской власти, но ничего не

предпринимающими для увеличения ее эффективности. Между тем рост количества необходимых

для ведения современной войны пехотных соединений невыносимо обременял государственную

казну. Чтобы выжить, гарнизоны, которым не выплачивались деньги, были вынуждены

устраиваться на гражданскую службу или заниматься разбоем, представляя серьезнейшую угрозу

общественному порядку и государственной власти. Почти постоянно провинциальная

политическая жизнь становилась ареной битвы за должности как между находящимися «в

подвешенном состоянии» гарнизонными войсками и теми или иными представителями местной

знати, так и внутри этих групп.

После 1600 года способность центра навязывать свою волю этим группам уменьшалась еще и

благодаря существенно ухудшившимся личным качествам правителей: в условиях, когда все

возможные претенденты на престол были изолированы в гареме вплоть до момента восхождения

на трон, сбалансированное обучение методам правления или тонкостям человеческих

взаимоотношений едва ли представлялось возможным. Сильный визирь мог занять место султана -

как это сделали визири Копрюлю, - но только при условии, что правитель и дворцовые

группировка позволили 1ь

ему это. В любом случае такому визирю уже не приходилось иметь

дело с правящей элитой, состоящей из рабов султана, набранных через систему devsirme и до

некоторой степени отделенных от общества. Вместо того высшие сановники империи набирались

из домов и семей столичной знати, причем некоторые из них сами были женаты на сестрах и

дочерях султана. Стремление получить должность было неистовым, время, проведенное в офисе, -

коротким, а затраты на фракционную борьбу постоянно росли.

Каковы бы ни были причины ослабления властных структур османского государства, его

результаты были катастрофическими для легитимности династии и политической стабильности

251

Османская империя

внутри империи. Власть порождает уважение. Император должен быть символом силы и власти.

Правителям трудно сохранить авторитет и влияние на умы подданных, если государство, которым

они управляют, выглядит слабее, беднее и менее эффективным, чем его иностранные соперники.

История и фортуна отвернулись от Османской империи, и в этом смысле Мандат Неба не является

чисто китайским феноменом. Не менее важно то, что, не имея достаточно сил защитить земли

ислама от врагов-христиан, османы начали терять авторитет в глазах своих мусульманских

подданных. В начале шестнадцатого века мусульмане Северной Африки призвали османов для

защиты от христианского вторжения. Османы откликнулись быстро и успешно [15]. Они также

защитили Святые места от нерешительных мамелюков

в 1510-х годах и отогнали португальцев

от северных берегов Индийского океана. Но в конце восемнадцатого века они уже были слишком

слабы, чтобы не допустить захват русскими мусульманского Крыма. В 1820-х годах они даже не

пытались помочь алжирцам в борьбе с французским вторжением. Еще в начале двадцатого века

большинство арабов лояльно поддержали бы такую мусульманскую империю, которая обеспечила

бы их защиту от христианского вторжения и аннекса-ции. Но и без того уже достаточно сильные

сомнения арабов на этот счет подтвердились во время Первой мировой войны. Если османы не в

силах защитить их или дать им ту безопасность, которая является raison d'etre империи, у арабской

знати нет другой альтернативы, кроме как стоять каждому за себя [16].

Османы и национальные меньшинства

ДЛЯ ХРИСТИАНСКОГО НАСЕЛЕНИЯ БАЛКАН воздействие упадка имперской мощи было еще

более фундаментальным и

Мамелюки - здесь: воины личной гвардии египетских султанов, набиравшейся из рабов тюркского и кавказского

происхождения, впоследствии захватившие власть и превратившиеся в высший слой господствующего класса.

252

Часть вторая. Империи

наступило раньше. Это произошло во многом оттого, что Балканы были передовой линией фронта

между османами и их христианскими соперниками. Слабость османов проявилась, как только

австрийская и русская армии вторглись в балканские территории империи. К тому же

христианское население неминуемо было менее лояльно делу исламской империи. По мере

ослабления империи ослабевало ее влияние на настроения христианских провинций. Ярмо, к

которому относились толерантно еще и потому, что оно казалось неизбежным, стало выглядеть

совершенно иначе в глазах многих христианских подданных, когда христианские армии нанесли

поражение османам, вторглись на Балканы и провозгласили своей целью освобождение народов.

Из этого совершенно не следует, что османское правление на Балканах держалось только на силе,

инерции и сознании превосходящей имперской мощи - сколь бы значительными эти факторы ни

являлись, - как это характерно для империй вообще. Хотя никто и никогда не спрашивал его

мнения, христианское крестьянство Балкан, без сомнения, приветствовало закон, мир и порядок,

которые на протяжении первых двух веков несло с собой османское правление. Даже

впоследствии тысячи бессарабских крестьян бежали от «освобождения», которое им несла

христианская, но крепостническая Россия, когда их провинция была аннексирована в 1812 году.

Османское правление выглядело в их глазах более предпочтительным даже при условии потери

своего домашнего хозяйства [17]. Что еще важнее, большинство балканских христианских элит

имело основательные причины приветствовать и поддерживать османское правление, поскольку

npii нем оно им приносило основные финансовые выгоды. Сюда относились рагузанские тор-

говцы, греки-фанариоты - правящий класс румынских княжеств и иерархия Греческой

православной церкви. Последние с благословения османов получили большую власть над всем

православным населением, будь то этнические греки, славяне или даже арабы. Фактически при

османском правлении они обрели такую власть над славянской православной церковью, какой у

них никогда не было даже в последние века византийского правления. Греки и армяне, часто

связанные с верхушкой духовенства, были преуспевающими торговцами и (армяне) фи-

нансистами. Почти до самой середины девятнадцатого века их

253

Османская империя

собственность и самая жизнь никогда не были полностью защищены от деспотических нападок

османских властей. Однако в этом их положение мало отличалось от положения богатых

мусульман. Большая часть греческой и армянской деловой элиты поддерживала империю как

наследника Византии и хотела улучшить свое положение в Османской империи, а не уничтожить

ее. Когда западные концепции национализма проникли в христианские сообщества и выросла

светская, радикальная и популистская интеллигенция, и греки, и армяне пережили острый

конфликт между этой новой интеллигенцией и старой религиозной и торговой элитой.

Отношение османов к христианам и евреям продолжало традиции Магомета и раннего халифата, а

также доисламской империи Ближнего Востока. До тех пор пока те или иные религиозные

сообщества платили налоги и проявляли политическую лояльность, им разрешалась автономия и к

ним относились то-лерантно во всем, что касалось их религиозной и культурной жизни. Гораздо

более суровая позиция традиционно занималась по отношению к схизматикам и еретикам внутри

доминирующей имперской религии, особенно если их дело поддерживалось извне враждебными

державами. В ранней османской истории наиболее жестокое отношение к религиозным меньшин-

ствам наблюдалось при Селиме I и было направлено против шиитского населения Анатолии. На

обеих сторонах политической и религиозной границы между османами и Сефевидами сопер-

ничающие режимы прибегали к беспощадному кровопролитию, изгнанию и насильственному

обращению мусульманских сообществ, которые правителями суннитов и шиитов считались

еретиками и политически подрывными элементами

Восточная Анатолия и Закавказье в дальнейшем так и не смогли избавиться от последствий

соперничества между этими двумя империями, всегда приводившему к жестоким конфликтам

между местными суннитами, шиитами и христианами и повсюду сопровождавшимся

широкомасштабной резней и изгнанием населения. Как мы увидим, Российской империи тоже

было суждено пострадать от этой региональной традиции. И русские, и османские власти боялись,

что меньшинства, исповедующие одну религию с внешним врагом, впоследствии могут сыграть

роль троянского коня. В начале двадцатого века отношение османов к армянскому населению

Восточной Ана-

254

Часть вторая. Империи

толии во многом определялось подобными страхами. Отдавая османам справедливость,

приходится признать, что все предыдущие альянсы христианских меньшинств с великими держа-

вами давали им (османам) основательные поводы для беспокойства. Армянский геноцид,

беспрецедентный по масштабам и жестокости, должен до известной степени рассматриваться в

контексте упомянутой региональной традиции.

Этот этнический конфликт и последовавшее за ним кровопролитие совсем не похожи на гораздо

более толерантное поведение правителей Османской империи в начале ее существования. «Проще

быть толерантным, когда ты силен, чем когда ты слаб и чувствуешь себя в опасности» [18].

Отношение османов к христианам и евреям, по сути, напрямую связано с тем, какое место в

османском обществе занимала религия. Хотя в эпоху своего расцвета османский режим

регулировал некоторые аспекты экономической и культурной жизни, в целом роль политических

властей в исламском обществе была жестко ограничена. Повседневная жизнь почти полностью

регламентировалась религиозным законом - шариатом. Он не только определял семейную и

культурную жизнь и вопросы образования, но и оказывал значительное влияние на экономику и

даже на политику в широком смысле слова. Таким образом, для османских властей вполне

логично было оставить вопросы образования, семейной, культурной и общественной жизни на

усмотрение сообществ религиозных меньшинств, требуя взамен, чтобы эти сообщества соблюдали

закон, платили налоги и были лояльными по отношению к султану. Это было квинтэссенцией так

называемой системы милетоо

, которая регулировала взаимоотношения османского режима с

немусульманами. Хотя, строго говоря, сэм термин является анахронизмом, если применять его к

событиям, происходившим до девятнадцатого века [19], он (термин), тем не менее, является

удобным символом такого типа имперских межэтнических отношений, которые гарантировали

лояльность правителям и культурную автономию большому числу подвластных им этнических и

религиозных групп. Система милетов в чем-то напоминает нам о современных попытках решить

национальные проблемы. Культурный плю-

Милет - охраняемое законом религиозное меньшинство.

255

Османская империя

рализм сочетался с политической лояльностью в государстве, которое предоставляло обществу

существенную автономию во многих сферах жизни. В каком-то смысле это предвосхитило

современный мультикультурализм. Однако в конечном итоге милеты с османской точки зрения имели

серьезные недостатки. Меньшинства, не будучи изгнаны, уничтожены или ассимилированы, сохраняли

собственную идентичность, и, как только на интеллектуальную и политическую повестку дня встал

вопрос национализма, они стали серьезной угрозой османскому режиму. В девятнадцатом веке вековые

традиции автономии решительно защищались христианскими сообществами, твердо намеревавшимися

воспрепятствовать попыткам османской централизации и созданию общеупотребительного понятия

османского гражданства и лояльности. Тем не менее организации и институты милетов обычно не

слишком хорошо сочетались с националистическими устремлениями, по крайней мере до реформ 1856

года. Религиозные границы еврейских милетов совпадали с национальными. Но из всех османских

меньшинств евреи оставались самыми лояльными и имели меньше всех причин для недовольства.

Ядром еврейского сообщества были сефарды, которые в пятнадцатом и шестнадцатом веках бежали от

преследований в Иберии и имели все основания ценить османскую толерантность и защиту. Хотя в

девятнадцатом веке они не были уже такими преуспевающими, как первые поколения переселенцев в

Османскую империю, их лояльность оставалась непоколебимой. Известия о погромах в России и на

христианских Балканах, не говоря уже о конфликтах с греками внутри Османской империи, только

усиливали эту лояльность. Более того, за исключением небольшой группы сионистов, евреи не видели

альтернативы империи в форме собственного национального государства. Они имели все основания

опасаться арабского и даже в большей степени христианского национализма, для которого они бы,

возможно, послужили одной из главных мишеней. Та самая логика, которая делала большинство

евреев лояльными подданными Габсбургов и впоследствии марксистских режимов, работала и в случае

с Османской империей.

В христианском и особенно в греческом православном ми-лете ситуация была совершенно иной. Греки

не бежали от преследований, а были завоеванным народом, который прежде со-

256

Часть вторая. Империи

ставлял ядро великой христианской империи. Память о Византии и надежда на ее воскресение витала в

умах греческих масс. Православный милет до девятнадцатого века определялся по религиозному, а не

по этническому признаку. В восемнадцатом веке церковная элита милета пыталась применить свое

влияние, чтобы эллинизировать часть славянского сообщества. Поскольку в большинстве случаев

власти милета имели на жизнь его обитателей гораздо более сильное влияние, чем османские власти,

христианский арабский и славянский национализм часто были, по крайней мере, столь

антигреческими, сколь и антитурецкими. Вкупе с армянской церковью и, безусловно, с консервативной

религиозной и политической османской элитой, религиозные лидеры греческого милета имели все

поводы не любить нарождающуюся светскую интеллигенцию и ее националистические мировоззрения.

Османские реформы структуры милета в середине девятнадцатого века фактически способствовали

росту влияния этого нового класса и его националистических настроений среди немусульманского

населения, ослабляя в то же время консервативных союзников режима.

Разумеется, систему милетов не стоит идеализировать. При этой системе немусульмане

недвусмысленно являлись людьми второго сорта. Они платили специальные налоги и по закону были

подвержены дискриминации (например, в вопросах одежды или передвижений), что не могло не быть

унизительным. Хотя религиозные лидеры милетов пользовались уважением и властью при османском

режиме, правящее ядро последнего почти исключительно состояло из мусульман даже после реформы

1856 года, которая в принципе открыла дорогу к руководящим постам ,г

ь-. подданных л:обого

вероисповедания. Тем не менее по стандартам многих империй и большинства христианских

государств система милетов выделяется своей толерантностью к религиозным и этническим

различиям.

Последнее столетие: борьба за выживание и коллапс

НО ИМПЕРИЯ МОЖЕТ СОХРАНЯТЬ МИР и относительную толерантность к национальным и

религиозным меньшинствам

257

Османская империя

только до тех пор, пока она сильна и пока ее мощь считается несокрушимой. Османская империя,

несомненно, была мусульманской страной, где мусульмане являлись главным, правящим

сообществом. Это было общепризнанным фактом и во многом поддерживало систему милетов,

причем все действующие лица прекрасно понимали, что османское государство имеет средства и

намерения подавить любой бунт и даже любое сомнение в достоинствах системы. В

девятнадцатом веке рост благосостояния и уверенности в своем положении османских христиан и

усиление мощи их зарубежных союзников подорвали основные посылки, на которых строилась

система милетов, что привело к трагическому межнациональному конфликту.

Османских христиан, безусловно, не могло не коснуться всемирное наступление христианской

цивилизации и христианских держав в девятнадцатом веке. Исламское мировое сообщество

подверглось нападкам, его могущество было подорвано, его владения на каждом континенте, где у

него имелись хоть какие-то корни, были завоеваны. Христианство, прогресс и могущество

казались неразрывно связанными между собой, а ислам отступал на всех фронтах. Западный

пример не только внушал османским христианам растущее чувство уверенности в себе, но и

указывал на национализм и народный суверенитет как на приметы будущего и как на принципы,

сообразно с которыми должно быть образовано легитимное государство.

Интервенция могущественных европейских государств оказала немедленный и очевидный эффект

на Балканах. Серия сокрушительных поражений от России в конце восемнадцатого и в

девятнадцатом вехе стала наиболее важной причиной независимости греков, сербов, румын и

болгар. Россия определенно представляла угрозу для османов не только потому, что обладала

значительной мощью, но и потому, что исповедуемое в России православие было господствующей

религией для большинства христианских подданных Османской империи. Эти две причины

втянули Россию в балканские события и усилили ее привлекательность в глазах османских

христиан. Россия была самой серьезной, но не единственной угрозой. Франция захватила Алжир,

британцы завоевали Египет и Кипр, а австрийцы - Боснию. Ансамбль великих держав, которые

доминировали в международных отношениях между 1815 и 1914 годами, состоял исключительно

из христианских государств, и христи-

258

Часть вторая. Империи

анские подданные султана могли рассчитывать на сочувствие этих государств. Христианские

мятежи поднимались с расчетом на прямую военную помощь России и, как правило, ее получали.

А греческое восстание получило даже военную помощь от Британии. Ко второй половине

девятнадцатого века сложилась такая международная ситуация, что даже когда османам удавалось

подавить мятеж, средства, которыми это было достигнуто, обычно вызывали волну возмущения

среди христианских государств, а вместе с ней и перспективу интервенции для защиты того или

иного христианского сообщества. К 1890-м годам эта схема была надежно отработана. Армянские

революционеры могли спокойно планировать мятежи и террористические операции, пребывая в

уверенности, что ответ османов спровоцирует европейскую интервенцию [20].

Русские победы и успешные балканские восстания вызвали массовые кровопролития и эмиграцию

среди мусульманского населения утраченных провинций. Первым мусульманским регионом,

завоеванным христианской державой, был Крым, из которого в конце восемнадцатого века около

100 000 татар бежало в Османскую империю. В 1854-1856 годах, когда османские, французские и

британские армии вторглись в Крым, лояльность татарского населения Российской империи

оказалась под подозрением, и многие деревни были уничтожены казаками, что привело к

эмиграции з Османскую империю еще более 300 000 татар, причем тысячи погибли во время

эмиграции. Русское завоевание Кавказа также привело к массовой эмиграции, причем большей

частью насильственной: «из 1,2 млн. черкесов и абхазов, покинувших свою землю-', по оценкам,

«выжило только две трети»; а всего в середина девятнадцатого ьека «беженцы из Крыма и Кавказа

составили десять процентов населения Анатолии» [21]. Однако даже это огромное количество

беженцев с причерноморских территорий, захваченных Россией, было превзойдено му-

сульманским исходом из Балкан. Окончательным результатом упадка и распада Османской

империи стало то, что к 1923 году подавляющее большинство мусульманского населения Балкан

было изгнано или перебито. То же самое случилось со всем, хотя и небольшим, христианским

населением Анатолии [22].

Поток мусульманских беженцев неизбежно обострил межнациональные противоречия в

оставшихся провинциях Османской империи, но не менее важны были и другие факторы.

259

Османская империя

В девятнадцатом веке большая часть османской экономики находилась практически в руках

европейских и османских христиан. Если в семнадцатом веке иностранная торговля еще велась в

основном с другими частями Азии, то теперь подавляющая ее часть приходилась на Европу, и

неудивительно, что османские христиане благодаря языку, культуре и контактам заняли в этой

торговле ключевые посреднические позиции. Накануне Первой мировой войны все 40 частных

банкиров и все биржевые брокеры Константинополя были немусульманами. «Треть османской

торговой палаты состояла из греческих фирм и организаций» [23]. Даже в таких областях, как

сельское хозяйство и ремесла, где можно было бы ожидать преобладания мусульман, иностранцы

играли большую роль. К примеру, производство ковров в Западной Анатолии теперь было в руках

шести крупных британских фирм. «Пока мусульмане по традиции собирали основную часть

урожая зерновых, милеты контролировали и собирали куда более ценные урожаи валюты,

экспортированной на иностранные рынки» [24].

Господство христиан в османской экономике поддерживалось, хотя и не было напрямую вызвано

политикой европейских держав. В 1838 году, когда османы полностью зависели от помощи

великих держав в войне против египетской армии Мухаммеда Али

, британцы навязали

Константинополю договор о свободной торговле. Впоследствии похожая политика применялась и

в Египте, хотя и без этого вмешательства дорогостоящая и неэффективная протекционистская

стратегия развития внутренней экономики Египта скорей всего была обречена на провал.

Банкротство османского государства в конце 1870-х годов привело к образованию в 1881 году

Администрации народного долга, контролируемой иностранцами. В 1912-1913 годах в ней было

больше чиновников, чем в министерстве финансов. Еще в шестнадцатом веке султан согласил-

Мухаммед Али (1769-1849) - паша Египта с 1805 года. Основатель династии, правившей до Июльской революции 1952 года.

Создал регулярную армию; вел завоевательные войны, фактически отделил Египет от Турции. Реорганизовал

административный аппарат, предпринимал меры, направленные на развитие сельского хозяйства, фабричной промышленности.

260

Часть вторая. Империи

ся на так называемый режим капитуляций, который гарантировал представителям иностранных

держав право торговать на территории империи и быть при этом подсудными только своим

собственным консулам. Но тогда это ни в коем случае не было проявлением слабости, а

продолжением традиционной для османов политики невмешательства в дела немусульман,

которая в любой момент могла измениться. Однако к девятнадцатому веку «режим капитуляций»

трактовался уже не просто как стеснительные международные соглашения, он также был

средством обеспечить тысячи османских христиан зарубежными паспортами и консульской

защитой их деловой активности. Дополнительной привилегией иностранного гражданства было

освобождение от османского налогообложения.

Эти перемены вызывали ярость мусульманского общества, которое привыкло на протяжении

долгого времени принимать как должное свое первенство и преобладающее положение в империи.

Реформа, разработанная в 1856 году для создания единого для всех османского гражданства, была

неприемлема как для христиан, намеревавшихся сохранить свою автономию, так и для мусульман,

оскорбленных низведением на один уровень с «неверными». Негодование усиливалось еще и

наличием жесткой конкуренции со стороны иностранцев и христиан в некоторых местных

ремеслах и разновидностях бизнеса. Последовали погромы христианского населения. Османское

правительство обычно не поощряло и тем более не инициировало этих погромов, но его контроль

над народным гневом (особенно в провинциях) был ограничен. Первые большие погромы, про-

изошедшие в Ливане и Сиркч в 1856-1860 годах, были направлены против христианского

сообщества маронитов

, чье благосостояние и положение упрочились за последние годы. После

того как количество жертв достигло 40 000, в регион вторглись французские войска, чтобы

установить там новую форму прав-

Марониты - приверженцы маронитской христианской церкви. Проживают главным образом в Ливане (около 600 тысяч

человек, 1971) и небольшими группами в Сирии, Египте, Северной и Южной Америке, на Кипре. Маронитские религиозные

общины возникли в V-VII веках в Северо-Западной Сирии в процессе расколов восточной христианской церкви.

261

Османская империя

ления. В 1861 году Ливан превратился в автономный регион с христианским губернатором и

советом, в котором были представлены все сообщества. Урегулирование было гарантировано

великими державами, и османское правительство, таким образом, уже не могло вмешиваться в

ливанские дела. С одной стороны, это урегулирование было сравнительно ранним, интересным и

относительно успешным примером использования передачи управления, разделения власти и ряда

других механизмов для создания враждебным сообществам условий проживания на одной

территории - без кровопролития, в безопасности и без преобладания одной группы над другой. Но

«разделение власти на общинной основе» имело «неизбежным следствием весьма ограниченную

роль правительства», а местные сообщества никак не могли прийти к соглашению об уровнях

налогообложения и военного призыва, которые обеспечивали бы порядок и деятельность

общественных служб. Ливан, таким образом, оказался на османской субсидии. Поскольку близкое

к банкротству османское правительство само не имело возможности собирать в Ливане налоги или

набирать рекрутоь, понятно, что Константинополь относился к этому положению без особого

энтузиазма [25]. Как это часто случалось с империями, компромиссы, нацеленные на достижение

внутреннего межнационального согласия, ослабляли способность государства мобилизовать ре-

сурсы для обороны от внешней угрозы.

К 1900 году Османская империя стала для Европы «больным человеком»

. Все проблемы,

досаждающие другим империям, присутствовали здесь в гипертрофированной форме. Если пра-

витель какой-либо тогдашней империи хотел представить кошмарные последствия для своей

империи в будущем, ему достаточно было только взглянуть на Османскую империю. В этот

период времени, к примеру, в Европе часто возникали трения между монархами, пытавшимися

использовать свою традиционную власть, и растущей в размерах и изощренности бюрократии,

которая провозглашала (часто sotto voce

) свое расту-

•^ Выражение Николая I, который откровенно предлагал европейским

державам, в первую очередь Англии, разделить турецкие владения.

" Sotto voce (итол.) - вполголоса, про себя.

262

Часть вторая. Империи

щее право определять политику. Однако только в правление Абдул-Гамида монарх учредил

огромную полуприватную тайную полицию, во главе которой стоял психопат, использовавший

свой собственный дом для пыток и насилия [26]. С другой стороны, ни в одном другом обществе

высшие чиновники не устраивали тайные сговоры с emigre revolutionaries

, направленные на

смещение собственного суверена. Каждая империя опасалась ослабления своего могущества,

потери территорий, неспособности конкурировать с иностранными державами и последующей

утраты контроля над национальными меньшинствами внутри империи, но нигде этот процесс не

зашел так далеко, как в Османской империи.

Еще в 1700 году население Османской империи было намного больше, чем население России. А в

1914 году у османского султана было примерно 33 миллиона подданных, в то время как у русского

царя - 170 миллионов. Несмотря на успешные попытки реформирования армии и администрации в

девятнадцатом веке, османы больше уже не являлись хозяевами своей судьбы. Их выживание

теперь зависело от экономической помощи иностранцев и от неспособности потенциальных

хищников договориться о разделе пирога. Поскольку, с одной стороны, ни одна великая держава

не хотела сильной Османской империи, а с другой стороны, ни одна из них не хотела, чтобы кто-

то один получил всю выгоду от ее коллапса, они «пользовались любым удобным случаем, чтобы

ослабить османское государство, но не настолько, чтобы оно могло окончательно развалиться.

Такой тонкий баланс не мог продолжаться бесконечно» [27]. К 1914 году было принято считать,

что многоязычные интернациональные

Чишерчи особо уязвимы для угрозы национализма. Почти

повсеместно правители империи пытались превратить как можно большую часть своей

территории в единое консолидированное государство. Никто в Европе уже не сомневался в том,

что из всех империй Османская являлась наиболее хрупкой. Последняя попытка Османской

империи противостоять этим угрозам во время Первой мировой войны оказалась также и самой

экстремальной, приняв в 1915-1916 годах форму геноцида армян [28]. Она была осуществлена с

целью

Emigre revolutionaries (франц.) - здесь: политические эмигранты.

263

Османская империя

предотвратить комбинацию иностранного вторжения и христианского национального движения,

приведшую к трагическому и жестокому по своим последствиям изгнанию мусульман с

Балканского полуострова, и гарантировать, что это никогда не сможет повториться в самом сердце

турецкого государства - Анатолии.

Как это ни странно, хотя, с одной стороны, Османская империя в 1914 году была заведомо слабее

остальных великих держав, с другой стороны, шансы уцелеть у ее кажущихся более сильными

соперников были гораздо хуже. Как отмечал в 1897 году Кольмар фон дер Гольц, потеря

христианских провинций имела свои положительные стороны. Принимая во внимание слабые

людские ресурсы, силу национальных движений и влияние христианских великих держав, было

невозможно представить себе, что османы смогут долго удерживать свое правление на Балканах.

В то время как, оставшись империей, состоящей только из турок и арабов, они получили бы в лице

ислама то, о чем мечтает любая империя, а именно - наднациональную идеологию достаточной

силы и привлекательности, которая могла бы успешно соперничать со светским этническим

национализмом. И в 1914 году были все основания полагать, что внутренняя политическая

стабильность и лояльность большей части населения халифу и его империи могут быть со-

хранены.

Однако фон дер Гольц оставил за скобками два фактора. Существование империи в первую

очередь зависит от ее отношений с национальным ядром, с большинством населения. Если элита

этого населения ценит счой узкий этнический национализм выше, чем более широкий имперский

патриотизм, стабильность империи может быть подорвана. В поздней Османской империи

необходимо было привести в соответствие имперский патриотизм и возникший турецкий

национализм. Ах-мед-Джевдет-Паша^ - один из наиболее интеллигентных османских

государственных деятелей, утверждал, что «арабов, курдов, албанцев и боснийцев объединяет

только ислам. Но единственным оплотом Блистательной Порты остаются турки» [29]. Совершенно

очевидно, что для сохранения империи

2(1

Ахмед-Джевдет-Паша (1822-1895) - крупный турецкий историк.

264

Часть вторая. Империи

младотуркам - по своей природе гораздо большим турецким националистам и радикалам, чем

имперским патриотам, - следовало унять свои националистические порывы и вступить в

настоящее имперское и исламское партнерство с арабами.

Но гораздо более важной следует считать суровую логику геополитики и международной

расстановки сил, которые были и остаются определяющими для существования любой империи.

Османская империя стала слишком мала по численности населения и по территории, чтобы

защищать себя от более энергичных врагов. Слабый не может долго выживать, натравливая

хищников одного на другого, - особенно в условиях общеевропейской войны, когда обе стороны

давили на Константинополь с целью заставить его присоединиться к одной из них. В 1914 году

османы выбрали ту сторону, которая впоследствии проиграла. Впрочем, учитывая амбиции и

приоритеты Антанты, возможно, у империи не было шансов уцелеть, даже если бы она осталась

нейтральной или присоединилась к выигравшей стороне.

Глава 5

Империя Габсбургов

Периферийная аристократическая империя

АВСТРИЙСКАЯ И РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИИ во многом похожи. Обе были огромными,

преимущественно земледельческими империями, расположенными на гигантских территориях и

правившими многочисленными народами. Обе были в высшей степени континентальными,

военными и - в последние столетия - бюрократическими империями. Торговля и океаны имели для

них второстепенное значение. Если сказать, что до правления Петра I (1689-1725) у России не

было своего флота, это будет только легким преувеличением. После смерти Петра и до 1917 года