Вот путь, по которому следует поставивший подпись под этой книгой. Анализ,
симулирующий исчезновение всего существующего - и даже cogito, его мыслящего, —
наводнили хаотические шо-
574
рохи анонимного существования, существования без существующего, не преодолимые
никаким отрицанием. Существует (il y а) — безличная форма, как дождит или
вечереет
77
. Никакой щедрости, присущей немецкому es gibt (равнозначно французскому
Ну а [имеется, существует]), между 1933 и 1945 гг. не замечалось. Нужно, чтобы это было
сказано! Свет и смысл рождаются только тогда, когда в этой чудовищной нейтральности
Ну а рождается и утверждается существующее. Свет и смысл обретаются на пути,
ведущем от существования к существующему и от существующего к Другому: пути,
который прочерчивает само время
78
. Время не следует рассматривать как «образ»
неподвижной вечности и приближение к ней, как ущербный модус онтологической
полноты. Время артикулирует модус существования, где всё возможно отозвать, где ничто
не окончательно, но всему еще предстоит прийти; где само настоящее — не просто
совпадение с собой, но неминуемость. Это — ситуация сознания. Обладать сознанием -
значит обладать временем, быть по сю сторону природы, но в определенном смысле еще
не родиться. Такое отрывание есть не наималейшее бытие, но отделение (la façon)
субъекта. Оно означает способность к разрыву, отвержение нейтральных и безличных
начал, отказ от гегелевской тотальности и политики, от колдовских ритмов искусства
79
.
Оно означает возможность говорить, свободу слова, когда за произнесенным словом не
пристраиваются социология или психоанализ, доискиваясь о его месте в системе отсылок
и сводя его к тому, чего оно не желало высказать. Отсюда — возможность судить
историю, вместо того чтобы дожидаться ее безличного вердикта
80
.
Но время, язык и субъективность предполагают не только сущее, их исторгающее из
тотальности, но и сущее, их не охватывающее. Время, язык и субъективность очерчивают
плюрализм, а тем самым — в более сильном смысле слова - опыт: принятие одним сущим
абсолютно другого сущего. На место онтологии — хайдеггеров-ского понимания бытия
существующего — встает, как первостепенное, отношение существующего к
существующему. Но это отношение не сводится к связи между субъектом и объектом
81
:
оно есть близость, отношение с Другим
82
.
Фундаментальный опыт, предполагаемый самим объективным опытом, есть опыт
Другого. Опыт par excellence. Подобно идее Бесконечности, не вмещаемой в рамки
картезианского мышления, Другой не соразмерен потенциям и свободе Я. Именно
диспропорция между Другим и Я и есть нравственное сознание. Нравственное сознание
— не ценностный опыт, а доступ ко внешнему сущему: внешнее сущее par excellence —
это Другой. Таким образом, нравственное сознание представляет собой не разновидность
психологического
575
сознания, но его условие и — с самого начала — его обращение. Ибо свобода, живущая
сознанием, останавливается перед Другим, когда я по-настоящему, прямо, без уловок и
уверток, вижу его безоружный, абсолютно беззащитный взгляд. Нравственное сознание
есть именно эта прямота. Лицо Другого ставит под вопрос блаженную спонтанность «я»,
эту жизнерадостную самопроизвольную силу. Толпа, которой в «Войне и мире» князь
Ростопчин отдает Верещагина, медлит совершить насилие, в «чувстве до предела
напряженной человечности» глядя на его то краснеющее, то бледнеющее лицо. Народ в