Ле Руа Ладюри Э. Монтайю, окситанская деревня (1294-1324)

Подождите немного. Документ загружается.

Гл а в а XXV Бедность, подаяние, труд

451

* I, 255. Ср.: Mollat.

Op. cit. Vol. I, 328 (отожде-

ствление паломника и бед-

ного).

» Ibid. Vol. I, II; Thouzellier

и С. de la Roncière настаи-

вают, соответственно, на

существенном вкладе ката-

ров и нищенствующих

монахов в этот вопрос. См.

также: Manteuffel Т. 1970.

* II, 515: Пьер Мори о

важности пожертвований

больницам и церквям.

которая является следствием не пауперизма как такового, а именно

добровольной бедности или, точнее, состояния бедняка по вере,

вызывающего восхищение монтайонцев. Это необходимо сопо-

ставить с положением паломника, также вдохновляемого в ходе

странствий достойно принимаемой или даже желанной нуждой.

Бедняк по вере, иными словами... «добрый человек».

В Монтайю,— говорит Беатриса де Планиссоль своему второ-

му любовнику *,— все говорили, что нужно подавать палом-

никам и беднякам по вере; и теми словами, «бедняк по вере»,

называли еретиков, которых также звали в деревне добрыми

христианами («добрыми людьми»).

Стать «бедным по вере», то есть «совершенным», значит

желать быть бедным, как Иисус Христос, значит подражать еван-

гельскому примеру Искупителя, значит самому стать по-настоя-

щему вольным, как Христос. Если кто становится добрым че-

ловеком, то есть еретиком,— говорит Белибаст,— он дол-

жен отказаться от жены, детей, богатства и от своих

владений. И тогда он в согласии с учением Христа, по ко-

торому нужно следовать Его примеру (II, 59). Нет смысла

напоминать о том, что в Монтайю проблема спасения находится

в самом центре забот «бедных по вере», будь то, условно говоря,

профессиональные «добрые люди» или же умирающие на смерт-

ном одре: последние, получив consolamentum, отрекаются от всех

благ этого мира, включая пищу. Богачи не могут спастись,—

заявляет Арно Виталь, любвеобильный деревенский башмач-

ник,— бедняки одни только могут спастись — те, что по

вере, и те, что из секты добрых христиан (I, 457).

Несмотря на расхождения между католиками нижних земель

и горными катарами, акцент на добровольной бедности остается

общим духовным достоянием самых активных элементов обеих

групп, враждебных по отношению друг к другу

. Отсюда важ-

ная роль подаяния, которое часто может выполнять лишь функ-

цию материальной поддержки и распространяться лишь на обыч-

ных бедных, не являющихся приверженцами добровольной ни-

щеты. Жертвовать для бедных можно богадельням и больницам,

которые раздадут милостыню проходящим оборванцам

. Даже в

этих разнообразных ситуациях подаяние в Монтайю не отделя-

ется от духовных целей, зачастую затрагивающих любовь к Богу.

Мы в тот вечер ужинали,— рассказывает Пьер Мори,— в

доме Гийеметты Мори, вместе с членами ее семьи... и с од-

ним бедным человеком, которому Гийеметта оказала гос-

теприимство из любви к Богу (III, 189). Отсюда бурное осуж-

дение, которое вызывает институт завещания, пропуска на тот

Часть вторая Археология Монтайю: от жеста к мифу

452

свет *, столь дорогого новоявленным адептам нотариальной и бу-

мажной цивилизации. Завещатель скрупулезно распределяет

дары, рассчитывая на собственное спасение post mortem. Но эта

запоздалая щедрость является результатом скорее страха перед

смертью, чем истинной любви к Богу. Дары и пожертвования,

что делают больные люди, ничего не стоят,— говорит Бер-

нар Франка,— ибо вызваны они не любовью, а страхом. Ис-

тинны (с этой точки зрения) только пожертвования, что де-

лают люди здоровые (I, 352). Не следует, однако, чрезмерно

возвеличивать незаинтересованность полных сил людей, которые

жертвуют или подают из любви к Богу. На самом деле оказан-

ные бедным в духе человеческого и божественного милосердия

благодеяния имеют своей целью прежде всего обеспечение

впоследствии теплого местечка для души дарителя. Мы вновь об-

наруживаем здесь устремления к спасению, столь важные для жи-

телей Сабартеса, будь они из Монтайю, из Тиньяка или из Лор-

да. В прошлом январе, в воскресенье было дело,— рассказыва-

ет младший Гийом из Корнейяна, обитатель Лорда (II, 121),—

сидел я как-то вечером у огонька с моим тестем, Гийомом

из Корнейяна старшим. Он рассказал мне, что некто по имени

Бор, из Тиньяка, держал перед ним в Тиньяке такие речи:

— Священники рассказывают нам байки, когда велят

делать пожертвования для спасения души. Это все сплош-

ной «трюфель»! Коли человек помирает, душа его помирает

тоже. Как у всех других тварей. Душа — это просто кровь,

и т. д. (Далее следует цепь богохульных рассуждений.)

Оставим это святотатственное красноречие. Диалог у очага

между зятем и тестем ярко демонстрирует от противного ценность

для будущего спасения пожертвований и подаяний церкви и час-

тным лицам *: эта ценность утверждается официальным учением

церкви и кричащей нуждой бедноты, но также и практической

пропагандой местных священников, которую принимают, воспри-

нимают и распространяют аборигены. Если только мы верим в

бессмертие души и в существование того света (вера, принимае-

мая большинством наших селян), то неизбежно оказываемся зат-

ронутыми проблемой подаяния. Я сомневался порой в ценнос-

ти индульгенций,— заявляет Пьер Мори,— но никогда не ко-

лебался по поводу подаяния (III, 238). И наоборот, Гийеметта

Бене из Орнолака, которая совершенно не верит в бессмертие

души, принимается хохотать, когда ей говорят, что надо подавать

ради спасения собственной души (I, 262).

С учетом этого, и признавая ориентацию земных даров на

спасение души, вполне естественно, что среди обеспеченных лю-

дей, способных делать существенные пожертвования, наиболее

* Le Goff /.Civilisation... *

t II, 515 (подаяние в церкви с щедрыми

будут

совестливые души, снедаемые сомнениями и не-

точки зрения П.

Мори).

уверенные в перспективе спасения. Подобного типа люди стре-

Бедность, подаяние, труд 453

мятся склонить к себе божественное милосердие на небесах пу-

тем раздачи подаяния на земле. Госпожа,— говорит одна поле-

вая работница Од Форе, когда та в конвульсиях катается по по-

душкам, умоляя Деву Марию вернуть ей веру в Бога (И, 98),—

какой такой грех могли вы совершить? Гляньте, вы ведь со-

держите своим подаянием всех бедняков деревни!

Итак, подавать. Но подавать кому? Католичка Од Форе

одаривает благодеяниями всех местных бедняков. Менее богатая

катарка Гийеметта Мори приглашает обедать проходящего нищего.

Но оседлые монтайонцы не подвержены вызванной изгнанием

деформации взглядов — они привержены альбигойской ортодок-

сии деревни и для них, как и для их собратьев из Сабартеса, оп-

тимальное решение заключается в регулярном подаянии самым

обездоленным в тамошних местах: нищим, мигрантам, главам се-

мей, разоренных инквизицией, и прежде всего подаянии бедня-

кам по вере, «добрым людям». Добрые люди, когда обращают

в ересь, могут отправить душу прямиком в Царство Отца

после смерти,— говорит Риксанда Кортиль, родом из Аску.—

Подавать им — значит получить немалое воздаяние, куда

большее, чем когда подаешь другим людям (III, 307). Той же

песне вторит Арно Виталь из Монтайю: Добрым людям пода-

вать — да, а уж католикам — нет (I, 457). И монтайонка

Алазайса Гилабер: Добрые люди спасли душу моего брата па-

стуха Гийома, потом умершего; а взамен я решила, что надо

и отблагодарить подаянием, что бы ни говорила моя мать

(I, 424). Отсюда — парадоксальная перевернутая ситуация, ко-

торую мы наблюдаем в Монтайю: в приходе желтых крестов по-

рой настоящие обездоленные, бедняки по жизни, отдают после-

дний кусок беднякам по вере, «добрым людям», которых и так

распирает от принесенных верующими даров. Двадцать один год

назад,— рассказывает Беатриса де Планиссоль,— я взяла в

привычку заходить погреться у огня в компании Алазайсы

«Морины», жены Раймона Мори (и матери Пьера Мори), в ее

дом. Алазайса мне говорила:

— Только лишь в секте и в вере добрых людей и можно

спастись. И каковы бы ни были совершённые в жизни грехи,

если только в самом конце они тебя принимают, душа спа-

сена. Много значит подношение, когда подаешь добрым лю-

дям (I, 235-236).

Развивая свое рассуждение о милосердии и спасении, Ала-

зайса рассказывает Беатрисе следующую историю, касающуюся

и ее мужа Раймона Мори, который уже какое-то время вместе с

ней жил в полной нищете: А вот возьмите хоть меня и моего

мужа: как ни бедно мы живем, а даем подаяние добрым лю-

дям. Мы даже себе в еде отказываем, чтобы дать им еды.

Мы посылаем им муку, да ведь лучшую муку...

Часть вторая

Археология Монтайю: от жеста к мифу

454

* II, 417. См. также о

еретических сокровищах

того же происхождения: II,

59-60, 484.

I, 458, 462, 464; I, 324,

I, 327.

* Управлять домом и (отно-

сительно) большим кресть-

янским хозяйством, не

работая при этом собствен-

ными руками,— таков

идеал, о котором мечтают

многие безденежные кресть-

яне (III, 122); и наоборот,

несмотря на то, что очень

многие легко переходят от

среднего класса, не занима-

ющегося постоянно ручным

трудом, к положению ремес-

ленника или даже пастуха,

такой переход оказывается

очень трудным для богатого

человека (II, 59). Это при-

знак существования приви-

легированного и вызываю-

щего восхищение мира, где

можно обходиться без руч-

ного труда, от которого

освобождает богатство. О не

слишком строгом ритме

работы см.: Vourzay.

Vol. III,

. 82-83.

Ошеломленная Беатриса спрашивает у Алазайсы: а прини-

мают ли «добрые люди» подношения, которые даются такой це-

ной? Конечно, отвечает беднячка. Тогда и благородная дама ре-

шает отправить меру муки драгоценным «совершенным»! Сыну

Алазайсы Пьеру Мори будет на кого равняться. Подобно своей

матери он, не колеблясь, продает барана, чтобы дать шесть турс-

ких су встреченным на дороге «добрым людям» (II, 416).

Полагаем, что

бедняки по вере, осыпаемые подарками от

бедняков реальных, в конце концов становятся богатыми. Воз-

мутительно (условно?) богатыми. Когда «совершенный» Гийом

Отье возвращался из своих проповеднических турне, он прятал в

сундук золотые и серебряные монеты; позже, время от времени и

просто для собственного удовольствия, он вместе со своей женой

Гайярдой засовывал голову в ларь, где мог мечтать о звездах, со-

зерцая монеты, сверкавшие в потемках*.

Таким образом, монтайонское подаяние, направленное на спа-

сение души, доходит порой до абсурда. Но оно не теряет от этого

своих земных функций. Во многих случаях оно способствует об-

легчению положения настоящих бедняков; с другой стороны, оно

призывает божье благословение на дома и плоды земли тех, кто

умеет быть щедрым: одарить бедняков по вере зерном означает

обеспечить себе, через какое-то время, плодородность возделы-

ваемых полей (III, 307). Опустошать свой дом, чтобы облегчить

нужду ближнего — значит наполнить свои амбары.

Высокий престиж подаяния как социальной деятельности

вновь ставит перед нами, по контрасту, проблему этики или от-

сутствия этики труда, которой я уже посвятил несколько пара-

графов. Монтайонцы — отнюдь не трудоголики: они любят сие-

сту, ничегонеделание, выбирание вшей на солнышке или у очага,

в зависимости от времени года

. Когда это возможно, они стре-

мятся сократить время трудовой деятельности в сторону корот-

кого неполного рабочего дня либо, получив доброе приданое, в дей-

ствительности или в мечтах оставляют ручной труд, чтобы пре-

даться управлению хозяйством, как его понимает богатый

крестьянин-белоручка, который с палкой в руке правит своим

владением*. Реальность обязывает, однако, лиц, занимающихся

ручным трудом, то есть большую часть населения, тратить много

сил во время требующих квалификации сезонных работ или из-

нурительных перегонов.

В любом случае труд как таковой не является предметом по-

чтения в этом мире. Для крестьянина как следует обрабатывать

землю — это лишь свидетельство того, что он в своем уме (II,

126). От главы дома ожидают, что он будет хорошим соседом, а

Гл а в а XXV

Бедность, подаяние, труд

455

вовсе не то, что он будет надрываться на пахоте. Мы еще очень

далеки от грядущей «веберовской» или протестантской этики, так

же как и от католической этики янсенистского или модернистс-

кого толка

, которая также сделает упорный тяжкий труд выс-

шей ценностью.

И между тем труд в Монтайю, вне всяких сомнений, нагру-

жен положительным смыслом, который сам по себе является про-

рочеством будущего. Типологически подаяние и труд стремятся

стать величинами взаимоисключающими. Нет никакой заслуги

в том, чтобы мне подавать, потому как я могу работать,—

говорит Эмерсанда Марти из Монтайю Гозье Клерг, которая да-

рит ей хлеб по случаю дня Всех святых (III, 356). Точно так же

Алазайса Форе приводит дополнительное обоснование подноше-

ний «добрым людям» (прежде всего основанных на озабоченно-

сти дарителя спасением своей души): праздность, на которую вы-

нуждают «совершенных» требования конспирации. Кто делает

добро добрым людям, тот и вправду делает великое пожер-

твование,— заявляет Алазайса (I, 424),— потому как они не

смеют работать, боясь, что их тут же схватят (предста-

вители инквизиции).

Контраст между подаянием и ручным трудом отнюдь не пре-

пятствует жителям Монтайю, рьяным защитникам подаяния

Христа ради, ценить в какой-то мере и тот самый труд, от кото-

рого на лбу выступает пот. Эта ценность обоснована сельской куль-

турой, но также и текстами Священного Писания, известными

через посредничество проповедника *. Монтайю в этом вопросе

еще раз пренебрегает противоречиями, или тем, что кажется про-

тиворечиями. «Добрым людям» рекомендуется подавать, посколь-

ку их образ жизни постоянно преследуемых людей будто бы об-

рекает их на праздность. Но тут же их прославляют и чествуют

за то, что в отличие от бездельничающего клира они работают!

Пьер Мори в беседах с Арно Сикром высказывается по этому

поводу очень точно. Уж не думаете ли вы, что братья-

минориты построили свои огромные дома трудом собствен-

ных рук? — спрашивает добрый пастырь будущего доносчика.—

Нет, конечно! А вот наши господа («добрые люди») живут

своим трудом (II, 29—30). Этой фразой Пьер Мори напомина-

ет, что его ближайший друг, более или менее «добрый человек»

Белибаст, работает собственными руками: занимаясь изготовле-

нием чесальных гребней, можно неплохо заработать себе на жизнь.

Но связь между трудом и «совершенной» или претендующей на

таковую жизнью постоянно устанавливается независимо от кон-

кретного индивидуального случая. Жители Монтайю заходятся

Mollat.

T. II, р. 553 от восторга, когда Гийом Отье, при своем конспиративном обра-

(цитаты из Библии, Ветхого

]_i Q г зе жизни, занимается портняжным делом, починив рубашку и по-

и Нового -Завета, собранные ' /т пле\ т Ï Г

Ж.-К.

Шмиттом).

шив штаны кюре Клергу (I, 315). Что касается Белибаста, то он

Часть вторая Археология Монтайю: от жеста к мифу

456

* II, 406 (два последова-

тельных высказывания).

* III, 95, 96, 97 (многие

сходные тексты).

* Там же. Факт «хорошей

работы, чтобы заработать

себе на жизнь», идет ли

речь о еврее, христианине

или мусульманине, Пьером

Дюпоном, свиноводом из

Вейши, считается позитив-

ным (II, 158).

отказывается бездельничать в праздничные дни. Он с вызовом

пренебрегает католическим отдыхом от трудов: запирается на два

оборота в своей мастерской, чтобы работать как в будние дни, в

то время как сторонники римской догмы празднуют (I, 53). Пьер

Отье прямо увязывает труд и спасение. Мы работаем и утруж-

даем себя,— говорит он скотоводке Сибилле Пьер*,— не по-

тому, что мы, быть может, страдаем от нужды, но что-

бы спасти свои души. Жан Мори, идеологические колебания

которого порой причудливы, является то католиком (фаза А), то

еретиком (фаза Б). Как-то ему пришла мысль, во время одной

из фаз Б, сделаться «душеприемником» и своего рода «полусо-

вершенным» (II, 73). И в этот период он похваляется, что ест

заработанное собственным трудом, и повторяет повсюду: Сын

Божий сказал, что человек должен зарабатывать на хлеб в

поте лица своего. Будучи гораздо менее образованным, чем Пьер

Отье, пастух Жан Мори тем не менее эхом воспроизводит, как

это доказывает его текст, определенные библейские наставления.

То же рассуждение может быть применено и к духовенству, ко-

торое также должно, в соответствии с предписаниями Ветхого и

Нового Заветов, заниматься изнурительным трудом до пота. Гий-

еметта Аржелье из Монтайю слушала двух «добрых людей» в

доме Раймона Мори и глубоко прониклась их словами

о том, что

кюре должны жить трудом своих собственных рук согласно

Божьим заповедям, а не трудом народа, как они делают сей-

час. Кюре сталкивают людей с дороги к спасению для того

лишь, чтобы хорошо одеваться, хорошо обуваться, ездить

на конях, хорошо есть и пить. «Добрые люди» выдали все эти

утверждения нашей бравой монтайонке одним махом, и она была

поражена необычайно! Так, значит, и в самом деле кюре должны

жить в трудовой бедности? Что они не могут спасать души, по-

скольку живут слишком роскошно? Гийеметта Аржелье в смяте-

нии, она не знает, чему верить! Она тут же, не отходя, заявляет

своим собеседникам-«совершенным»: Если б только я была

уверена, что вы и впрямь способны спасти мою душу лучше,

чем кюре, я б тут же согласилась, чтобы вы спасли мою

душу К

Отметим сложную организацию связанной с бедностью про-

блематики, в том виде, в каком ее преподносят нам люди из Мон-

тайю: «добрым людям» делают подношения (подаяние), посколь-

ку предполагается, что они живут в добровольной бедности, воз-

можно, трудовой. С другой стороны, всем хочется, чтобы монахи

и священники вообще (но не Пьер Клерг в частности...) взялись

за работу, оставили свой образ жизни, основанный на получении

богатства путем эксплуатации ближних, и также добровольно пе-

решли в состояние суровой и нуждающейся бедности. Раймон из

Лабюра, житель прихода Кие, хотел бы видеть бедную церковь,

Глава XXV Бедность, подаяние, труд

457

без стен, и чтобы кюре и клирики принялись пахать и моты-

жить землю (II, 315). За всеми антиклерикальными рассужде-

ниями в Сабартесе всегда торчат эти уши.

* О давнем характере

горного и деревенского

пауперизма в каталонских

Пиренеях, близких к на-

шим, см.: Bonassie. T. II,

р. 113 bis.

* Le Coff ]. in:

O'Connell D., Le Coff ].

Les propos de Saint-Louis.

P., 1974. P. 74 et passim.

* Гийом Остац, байль Ор-

нолака и хороший пример

умонастроений деревенской

элиты, воспроизводит клас-

сическое для его эпохи

различие между богатства-

ми, нажитыми праведно и

неправедно. Но он упомина-

ет об этом различии (к

которому, по-видимому,

привычен grosso modo),

лишь оказавшись в застенке

инквизиции (I, 207—208).

Монтайонская бедность, рассматриваемая как идеал и как

коллективное представление, двояка, если не трояка. Она связа-

на с древним и по-прежнему живым недовольством действительно

бедных горных областей *. Она опирается — и очень часто бла-

годаря своеобразному посредничеству альбигойства — на хрис-

тианство обоих Заветов: «начиная с Иова и Евангелий, христи-

анство сделало из бедности одну из основных ценностей». Нако-

нец, она конъюнктурна, поскольку связана со специфическими

ценностями «долгого» XIII века, продолжающегося еще и после

1320 года: «XIII век — это век бедности, нищенствующих орде-

нов, Domina Paupertas, Госпожи Бедности св. Франциска Ас-

сизского»

С небесной точки зрения идеал бедности связан со спасени-

ем души того, кто дает подаяние, и дает его по возможности лю-

дям, того заслуживающим своей добровольной бедностью.

С земной точки зрения положительная оценка желаемой, и иног-

да нежелаемой бедности позволяет облегчить, не больше того, по-

ложение некоторых нуждающихся, содержать «добрых людей»

и, наконец, создать еще утопический идеал духовенства, которое

своим трудом и потом зарабатывало бы на жизнь; так оно стало

бы достойным щедрости верующих, гарантируя им спасение. Круг,

таким образом, замыкается.

Во всем этом нет ничего принципиально революционного.

Восхваление бедности целиком и полностью совместимо с при-

личным существованием domus, с подарками domus богатых domus

бедным *, с оправданием — не больше — тяжелого труда, кото-

рый ни в коей мере не предполагает отказа местных жителей от

сиесты или отдыха на солнышке. В одном пункте, однако, похва-

лы, расточаемые идеализированной бедности, приобретают харак-

тер протеста: выдвигая на передний план идеал бедной церкви,

более соответствующий задачам спасения души, они подрывают

претензии клириков-десятинников, которых обвиняют в том, что

они вторглись в Сабартес, дабы стричь шерсть со своей горской

паствы. Мир замкам, война церквам,— монтайонский и сабар-

тесский протест охотно это прокламирует. Он щадит уже суще-

ствующие мирские богатства и знатные роды, которым легче,

таким образом, время от времени вступать с ним в союз. Это обо-

рачивается против того, что представляется наиболее внешним по

отношению к породившему его обществу или наименее соответ-

ствующим идеалу спасения. Против официальной церкви, кото-

Часть вторая Археология Монтайю: от жеста к мифу

458

* См. статью Лестера К.

Литтла ( Mollat. Études...

1974, t. II, p. 447 sq.).

* Наш устный опрос, прове-

денный в Монтайю в 1974 г.,

дал некоторые данные, гово-

рящие о сохранившемся

фольклоре, относящемся

к бедности (беседа с

г-жой Дюран из Монтайю).

Местная история, восходящая

к XIX в., повествует о рек-

руте, вернувшемся инкогнито

в родные места после долгой

военной жизни; этот рассказ

отсылает к некоторым фраг-

ментам знаменитой «паупери-

стской» легенды о св. Алек-

сее

(ср.: Gieysztor A. in:

Mollat. Études..., vol. I).

рая обходится дорого, но не спасает души. Порой также против

новоявленного капиталистического накопления, которое разрушает

иерархическую систему domus и которое воплощено в практике

ростовщичества. И особенно против «нищенствующих» орденов,

справедливо или нет обвиняемых в неправедно нажитом богат-

стве и в волчьей прожорливости. Действительно, братья-мино-

риты и братья-проповедники являются передовым отрядом город-

ского господства *; дело доходит до того, что они становятся сим-

волом угнетения невинной деревни городом Памье, этим

Вавилоном графства Фуа. В действительности нападают не на

богатство как таковое, а на дурной жир неправедных богатеев, «ни-

щенствующих» клириков и монахов: они эксплуатируют дерев-

ню, не обеспечивая взамен небесной помощи и защиты, помощи

и защиты, которые привычно — порой даже слишком навязчи-

во! — оказывают крупные светские domus и богатые линьяжи

округи

Таково положение Госпожи Бедности в небогатой вообще

деревне начала XIV века. Ей суждена долгая жизнь, на протя-

жении которой она сохранит здесь и в других местах свое обая-

ние: многие недоброжелатели духовенства, вплоть до совсем не-

давних времен, будут упрекать церковь не в том, что она являет-

ся церковью, а в том, что она не является церковью бедной, которая

в мире обездоленных тем надежнее держит в руках ключи от неба,

чем меньше держится за земные блага. И с более общей точки

зрения: реальное и нормативное осознание бедности, столь замет-

ное в крестьянской культуре уже с 1300 года, является всегда воз-

можной, но не всегда актуализированной прелюдией социальной

борьбы. Главной мишенью которой в нашем регионе является цер-

ковь.

Глава XXVI Фольклор и призраки

* Клерги, принадлежащие

к крестьянскому «высшему

обществу», и Планиссоли,

представители знати, в той

же мере «заражены»

суеверием, что и простые

незаконнорожденные

крестьянки. Равным

образом, как будет видно

ниже, вера в привидения

встречается как в Монтайю,

так и в Памье в достаточно

схожих формах.

* Pintes /.-P., 1972.

* /ois/en С, 1965, p. 149,

175.

Рассмотренные в предыдущих главах различные данные, отно-

сящиеся к представлениям о пространстве и времени, к социаль-

ному сознанию, к религии, этике, подводят нас, наконец, к тому,

что должно «тавтологически» завершить исследование монтай-

онского народного мышления — к фольклору (в сильно интег-

рированном обществе фольклор затрагивает город в той же сте-

пени, что и деревню, благородных в той же степени, что и крес-

тьян *). Традиционный метод, с успехом используемый другими

историками, здесь неприменим: действительно, если следовать

этому методу, то изучение современного арьежского или одского

фольклора должно позволить нам способом регрессивной исто-

рии «взойти» к средневековым архетипам. Напрасная надежда:

в наших областях «регрессивный» подход является иллюзорным.

История пошла по пути перемен; с XIV по XIX века она глубоко

перекопала наш фольклорный пейзаж. Крестьяне земли Соль, на-

пример, в двух шагах от Монтайю, в 1970 году поделятся с ант-

ропологами из Тулузы

воспоминаниями о секретах «Малого

Альберта»

: действительно, многочисленные экземпляры этой

книги попали в пиренейские области благодаря торговле вразнос

франкоязычными книжками «Синей библиотеки» около 1750—

1850 годов. Оттуда их содержание «перешло» в устную тради-

цию. Ничего общего, разумеется, с монтайонским фольклором

XIV века! В недавно опубликованных «Сказках [департамента]

Арьеж» едва можно обнаружить несколько аллюзий на то, что

нам уже известно из материалов дознания 1320 года: упомина-

ния о вшах, о крестных родителях...* Народные сказки совре-

менной территории графства Фуа в большинстве своем вполне

могут быть осадком более поздней волны фольклора Нового вре-

мени. Придя из других земель (северных?), она накроет арьеж -

ские края между 1500 и 1800 годами. Следуя той же логике, я

отмечаю почти полное отсутствие в 1320 году в Сабартесе и во

Часть вторая

Археология Монтайю: от жеста к мифу

460

* Alford V.; Joisten, p. 172.

* См. гл. XXIII, а также:

Fabre, Lacroix. Vie

quotidienne..., p. 147.

* Bordenave, p. 231, a также

гл. XXI.

Colas; Platon.

** См. иллюстрацию

Дювернуа: Duvcrnoy

L'Inquisition..., p. 64,

и выше.

^ III, 237. О наполовину

языческих погребениях,

когда покойника хоронят

вместе с предметами быта,

по поводу средневековой

Окситании см.: Bordenave,

op. cit.

всей зоне дознания наших инквизиторов мифологической темы

медведя. Однако это симпатичное животное станет одним из цен-

тральных героев сельской драматургии по всем Пиренеям начи-

ная с XVIII века*

Тема смерти, напротив, окажется более важной и более жи-

вучей и сохранит до XIX века те черты, которые присущи ей около

1300 года: черные кошки, посланницы дьявола, крутились около

постелей умирающих уже в начале XIV века. Они будут продол-

жать свое мрачное дело в лангедокской глубинке и много позже

Французской революции

. Трапеза для покойников, собираемая

по случаю дня Всех святых и съедаемая... живыми,— также

является многовековой традицией верхней Арьежи XIV—

XIX веков *. Если посмотреть глубже, осталь, один из базовых

элементов общественной организации времен Пьера Клерга и Рай-

мона Бело, сохранит свою первенствующую роль вплоть до нача-

ла XX века. Фольклор меняется, domus остается

Несмотря на опору, которую нам дает изучение отдельных

пережитков, придется опять-таки исходить в исследовании фоль-

клора из наших старых текстов. Как всегда, в одних случаях ин-

формация будет обильна, в других — ограничиваться только на-

меками. Взять, например, музыкальный аспект фольклора — нам

известно по этому поводу очень немногое: пастухи 1300 года иг-

рали на свирели **; девушки, возвращаясь из таверны, распева-

ли от души; в религиозных песнопениях в церкви главной ценно-

стью была книга (священники хотят, чтобы их хоронили в

священных одеяниях и с книгой в руках, дабы, попав на небо,

они могли петь перед Господом,— иронически сообщает Бели-

баст Пьеру Мори

.) Помимо этих разрозненных констатации,

многие из которых очевидны, даже тривиальны, мы практически

ничего не знаем о «музыкальности» наших арьежцев.

Точно так же мы мало информированы в том, что касается

обширной области народной шутки. Она, само собой разумеется,

зачастую антиклерикальна (у попов, что ни слово, то блажь,

что ни слово, то «трюфель»), эксплуатация этой доступной и

неизменно благодатной жилы принесла немало удачных возмож-

ностей Пьеру Отье проявить свое красноречие (II, 422). Но она

же могла обернуться чистой забавой для развлечения компании,

возможно, сопровождаясь «пари» между приятелями. Гийом

Отье подобрал на берегу Арьежи камень и подбил приятеля

поспорить на пирог с рыбой:

— Тебе не докинуть этот камень до реки,— говорит

Отье.

Ударили по рукам. Гийом тут возьми и брось свой ка-

мень в воду, чтобы товарищ уже не мог этого сделать; так

он и выиграл свой спор и свой пирог (И, 106). Под конец этого

рассказа слушатели «схватились за животы».