Часть вторая
Археология Монтайю: от жеста к мифу
378
* Delaruelle Е. in:
Le Coff /., 1968, p. 152.
1
Delaruelle E. Ibid.
* Duby C. Fondements d'un
nouvel humanisme..., p. 108.
§
На это смещение акцен-
тов ссылаются очень многие
историки; см. напр.:
Delaruelle. Op. cit., p. 150;
Duby. Humanisme. Op. cit.,
p. 108, 115; Schnurer.
Vol. II,
p.
745
et vol.
III
(тема Христа-пеликана);
Fliche, Martin. Histoire de
l'Eglise. Vol. IX, p. 356,
vol. X, p. 190
(св. Франциск и страсти
Христовы), p. 399,
vol. XIV-2, p. 614, 755
(крестный путь), p. 777;
Mollat, in: C. D. U., 1962,
fasc. I, p. 40, 66-67, 71,
73; Rapp, p. 6, 145-149;
Chelini,
P
. 224, 262, 317—
318, 468-470; Dupront.
France et Français, p. 461,
494; Latreille, p. 132, 136,
137. В Монтайю деревян-
ный Христос, увенчанный
терновым венком, датируе-
мый XV в., с того времени
трагически возвышается над
алтарем приходской церкви.
** Dupront A. Vie et
création..., p. 494.
по десяткам фрагментов, содержащихся в Регистре, монтайонско-
сабартесское христианство, примитивно завязанное на категори-
ях спасения, искупления и отпущения, обязательно влечет за со-
бой «благоговение перед прощением», столь характерное для ре-
лигиозности толпы на Западе с XI по XV века *. Разочарование
в католическом духовенстве и переход в лагерь «добрых людей»,
который происходит после идеологического поворота, в нашем ло-
кальном случае является не чем иным, как проявлением «конста-
тированного (ранее или в других местах) доверия к благословле-
нию священника как средству отпущения грехов. Речь может идти
либо об отпущении в традиционном понимании процедуры, либо
об отпущении грехов умершим, о выдаваемых при соблюдении не-
которых условий индульгенциях, снимающих вину, о паломниче-
ствах с целью получения великих индульгенций, о римских юби-
леях
5
»
f
и т. д.
Это подобное Протею прощение, принимающее различные
формы, является в Монтайю, как и в других местах, главным клю-
чом к спасению. Возможно, это еще и ключ к райским вратам,
поскольку наша деревенщина знает о существовании рая. В раю
я вновь увижу души моих детей, что сгорели в доме во вре-
мя пожара,— говорит сквозь слезы крестьянка Алазайса Мю-
нье из Орнолака в Сабартесе (I, 203).
В центре всех процедур, делающих возможным спасение (на
том свете), а также искупление грехов и прощение (в этом зем-
ном мире), находится фигура Христа-искупителя. Отношение ве-
рующего к распятому Богу может быть основано на пламенной
молитве, быть нагружено смыслом, либо вовсе отсутствовать. Во
всех случаях, будь то наличие или отсутствие, это отношение иг-
рает основополагающую роль для понимания природы и интен-
сивности религиозного чувства в социальном сообществе, каким
является Монтайю. Историки христианских чувств настаивают
на смещении акцентов, относящихся к восприятию Сына Божь-
его, происходившем на протяжении всех Средних веков. В ро-
манский период, пишет Жорж Дюби *, он был героем второго при-
шествия, «это был Иисус, возвращающийся в последний день во
всей своей славе, чтобы судить живых и мертвых. В XIII веке воз-
никает более ученый образ... Иисуса-учителя, почти „доктора
церкви". Но уже Ассизская проповедь
6
сосредотачивается на
страстях Христовых, в том числе на теме страдания, которой суж-
ден расцвет на протяжении XIV и XV веков, когда терновый
венец заменит на голове Спасителя венец царский»
§
. «С XI по
XIV века,— пишет Альфонс Дюпрон **,— осуществляется пе-
реход от религии Бога-триумфатора, верховного судии, к рели-