Ле Руа Ладюри Э. Монтайю, окситанская деревня (1294-1324)

Подождите немного. Документ загружается.

Глава XVIII

Ментальный инструментарий: время и пространство

351

* I, 448. Кроме того, надо

учитывать старинные поли-

тические, уже исчезнувшие

связи, которые существова-

ли между землями Айон и

Соль.

* III, 307, 335 (другой

свидетель из Жюнака).

* I, 370; II, 286 (Сабартес

как страна гор, как «альпий-

ский» край); III, 147 (ниж-

ний и верхний Сабартес),

III, 148 (отгонное овцевод-

ство Сабартеса); III, 108

(рынок).

Chevalier M.

Op. cil,

p. 64, note 2. CM. Bonnassie.

T. II, p. 208: явившись

прямо из вестготского про-

шлого ,

vicarii

(главы

судебных округов) «были

местными представителями

графа примерно вплоть до

1000 года... Они несли

публичные функции и пред-

ставляли в округе графскую

potestas». С другой стороны,

отметим, что с XV в. назва-

ние Сабартес почти переста-

ет употребляться в админис-

тративном словаре графства

Фуа. Но понятие верхнего

Фуа, или «верхней земли»,

затем «верхней Арьежи»

(к югу от Лабаррского

прохода) останется геогра-

фически вполне живым.

** Barrière-Flavy.

Cartulaire de Miglos. 1894,

p. 181, 188, 190, in III,

p. 415, note 537.

восточной соседке Сабартеса: действительно, долина Эрса облег-

чает контакт между Айоном и Солем*.) У Сабартеса есть свой

язык или, по меньшей мере, свои диалекты, о чем следует пого-

ворить: лингвистическое единство благоприятствует бракам между

собой, за пределами первого, деревенского круга эндогамии. Мой

будущий супруг пришел в Хункозу (Испания) забрать своих

баранов,— рассказывает Матана Сервель,— и когда узнал, что

мы с матерью говорим на языке нагорья (из Сабартеса), на-

чал ко мне

свататься,

хотя

мы

даже

не

были

знакомы

(II,

451). Почва в Сабартесе особенно плодородная, что магически

обосновывается телесным присутствием «добрых людей». Рай-

мон Отье из Акса сказал мне,— рассказывает Риксанда Кор-

тиль из Аску,— что после того как добрым людям пришлось

покинуть

Сабартес

, земля там уже не

родит

также

хоро-

шо... вплоть до того, что она перестала давать что-либо

доброе. Богатство Сабартеса, если говорить об агрикультуре и ов-

цеводстве, определенно связано с особенностями горной эконо-

мики: она базируется на сезонных перегонах скота, она коммер-

циализирована благодаря рынкам нескольких центров, где идет

обмен баранами и идеями

. Здесь же пополняют запасы зерна и

сплетен.

В административном отношении Сабартес был некогда су-

дебным округом [viguerie] каролингской эпохи

Его статус в 1300—1330 годов остается особым, в составе

графства Фуа он образует верхнюю, нагорную часть выше Ла-

баррского прохода (III, 331). Такое положение обходится регио-

нам верхней Арьежи в присутствие специального графского дол-

жностного лица, Гийома Трона, тарасконца по происхождению:

этот персонаж выполняет функции общественного нотариуса

графства Фуа в Сабартесе**.

Народ Сабартеса выделяется своими этническими традици-

ями и обычаями. Однако сама территория в пестроте границ выг-

лядит маргинальной: фактически она образует архипресвитерство

как южное подразделение епархии Памье. Конфликт вокруг де-

сятины не утихает здесь в течение первых двадцати пяти лет

XIV века. В крае, энергично отвергающем навязываемую епис-

копом из Памье карнеляжную десятину, подобный конфликт по-

рождает на уровне сословий или Estats трехчастную стратифика-

цию: на десятинных переговорах 1311 года «светский» люд Са-

бартеса, сгруппированный в свои городские и сельские общины,

представлен прокурорами и синдиками

, взгляды которых отра-

жают, главным образом, мнение нотариусов и «судейских крюч-

ков» четырех городов или городков (Фуа, Акса, Тараскона, Вик-

дессоса); белое и черное духовенство, в большинстве своем пред-

ставленное массой деревенских кюре, образует противостоящую

мирянам сторону, возглавляемую аббатом из Фуа и приором из

Часть вторая

Археология Монтайю: от жеста к мифу

352

* III, 337, note 509. А

ь-

ежская «трехчастность»

будет проявлять себя вплоть

до конца Старого порядка

на уровне всей области Фуа

через регулярный созыв

региональной Ассамблеи

«Трех сословий» графства

Фуа под председательством

епископа (ЕхрШу.

Dictionnaire, статья «Comté

de Foix»). О смысле поня-

тия «три сословия» в рас-

сматриваемую эпоху и более

ранний период см., напр.:

Le Со// /. Civilisation...,

р. 319 — 320 (рус. перев.:

Ле Гофф Ж. Цивилизация

средневекового Запада.

С. 239-244); а также

Chelini, р. 271.

* I, 198, 209; II, 98, 109,

316; III, 331, 338, 434.

В эту эпоху существует не

«священная любовь к роди-

не» (сабартесской или еще

какой), но лояльность к

обычаям и общим интересам

малой родины (Сабартеса,

разумеется).

* О еретической характери-

стике Сабартеса как таково-

го, в связи с различными

проблемами, см.: I, 207; II,

61, 76; III, 171, 250, 286; о

давности этой традиции см.:

III, 264, note. Также см.: I,

254, 352; II, 155, 364,

446-447; III, 112, 161

(очень важно); III, 427.

Покидая Сабартес (а

вместе с ним Лионскую

землю), я покинула

ересь,— говорит по этому

поводу Беатриса де Планис-

соль (I, 254). Поразительно

видеть, что пропаганда

Отье была воистину «жаля-

щей» только в их собствен-

ном pagus, иначе говоря, в

Сабартесе: они не пропове-

дуют истину невесть где.

II, 284: «народ Сабартеса»

против десятины скотом.

** Garrigou A. Notice...,

1845; Etudes historiques,

1846,

. 221...

W Оставим в стороне случай

чиновников из «страны

ойль», посылаемых королем

Франции в «лангедок», их

географический взгляд на

подчиненные народы прямо

Викдессоса; наконец, благородные дамуазо и рыцари Сабартеса

составляют третью группу, лавирующую между двумя основны-

ми лагерями: народным и церковным. В 1311 году будет достиг-

нуто соглашение, результат собраний трех сословий*, которое не

помешает повторному противостоянию 1312—1323 годов. Мно-

гие в Сабартесе, ожесточенные потерей своих льгот, возжелают

(втуне), чтобы прелат Жак Фурнье, слишком охочий до десяти-

ны, сгинул в огне доброго костра; все двенадцать лет они будут

демонстрировать поддержку привычных, доставшихся от пред-

ков традиций, враждебных десятине и карнеляжу

. Открытая или

тайная борьба против поборов со стороны церковников встречает

широкую поддержку у поселян, как катаров, так и католиков. Од-

новременно она остается неотделимой от еретической традиции,

которая в 1290 — 1320 годах отождествляется с самим именем

Сабартеса; и это как до, так и после деятельности Отье *, которые

предстали перед Вечностью великими гражданами Сабартеса.

Для определения этой земли и этого народа

, этого Сабар-

теса, частью которого является Монтайю, решающими представ-

ляются горизонтальные связи, основанные на народном чувстве

материальной и культурной, традиционной и лингвистической, де-

ревенской, городской и гастрономической общности. Они кажутся

мне столь же (и даже более) важными на уровне массового чув-

ства, что и вертикальные связи иерархического, административ-

ного или феодального типа. Впрочем, эти «вертикальные» связи

яростно оспариваются, когда они исходят от требующей десяти-

ну Церкви, в легальных, тем не менее, рамках Сабартесского ар-

хипресвитерства

Откуда значение культурной, точнее, лингвистической дан-

ности для самоопределения в еще более широком пространстве, в

котором Монтайю, в частности, и верхняя Арьеж, в целом —

не более чем деревня и край среди многих других? В показаниях

наших свидетелей окситанский — это как зыбь, исходящая из

пучин, которые не может скрыть пена латыни переписчиков. При-

ход желтых крестов и народ Сабартеса включены в более широ-

кие рамки пылкого окситанства, скорее живущего в себе, чем со-

знающего себя

+т

. «Добрых людей» и кюре объединяет, как ми-

нимум, один общий момент: те и другие проповедуют, когда надо,

на обиходном языке (I, 454; III, 106). В Монтайю обнаружива-

ется весьма отчетливое сознание местного диалекта, на котором

говорит самое большее тысяча человек. В Сан-Матео,— рас-

сказывает Арно Сикр**,— ...тачаю я башмаки в мастерской

местного сапожника Жака Виталя. Вдруг на улице объяв-

ляется женщина, которая кричит: «Кому зерна смолоть?»

Глава XVIII Ментальный инструментарий: время и пространство

353

не относится к теме нашей

книги. Но, оставаясь в рам-

ках исследования, можно

отметить парадокс, заключа-

ющийся в том, что общее

осознание окситанской инди-

видуальности существует не

столько у коренных жителей,

сколько у уроженцев вне-

шних зон окситано-каталонс-

кого комплекса, или, по

крайней мере, зон, существо-

вавших на северо-восточных

пределах Окситании (I, 121).

Все идет так, как если бы

«Окситания для себя» была

«видима с Севера». См.

также: II, 135 (текст, вдох-

новленный решениями коро-

левской администрации о

преследовании прокажен-

ных).

** II, 21. Сан Матео располо-

жен в Испании в районе

Таррагоны. Отметим само

собой разумеющееся: в наших

документах нет и следа пре-

зрительного отношения к

тому или иному местному

диалекту.

§§

О «сабартесской» линг-

вистической общности меж-

ду Монтайю и Тарасконом,

которой оправдывается брак

между эмигрантами в Испа-

нии, см. прекрасный текст:

II, 451. О возможных (?)

«каталанизмах» см.: II, 125,

а также note 285.

Мне говорят:

— Арно, глянь, батрачка из ваших краев.

Я спросил женщину:

— Откуда будете?

— Из Савердена,— отвечает.

Но поскольку говорила она на монтайонском языке, я ей

враз прищемил клюв:

— Нет, вы не из Савердена. Вы, должно быть, из Пра-

да или Монтайю.

Маленький показательный диалог. Фактически в нем отра-

жена разница между языком равнины (Саверден севернее пре-

словутого Лабаррского прохода) и языком Сабартеса С дру-

гой стороны в последнем тоже обнаруживается разница меж-

ду диалектами, прадским и монтайонским, быть может,

подкрашенными каталанизмами. В самом деле, люди Мон-

тайю, и особенно пастухи, обладают живым чувством окситано-

каталонского континуума. Совершить переход от Тараскона и

Акс-ле-Терма до Пучсерды и Сан Матео не является для них чем-

то невозможным. В лингвистическом смысле Пиренеи невелики.

Диалектные различия кажутся гораздо более заметными на се-

верной стороне, особенно на западе и северо-западе. Отмеченная

с 1300-х годов граница, разделяющая в Окситании лангедокский

и гасконский говоры, отчетливо ощущается арьежанами. Не раз

наши люди из Монтайю, Акс-ле-Терма и вообще из Сабартеса

упоминают того или иного из встреченных персонажей, кто гово-

рил «по-гасконски», или «по-тулузски», или даже «на смеси гас-

конского с тулузским» (II, 188, 475, 483). Отмеченные разли-

чия позволяют отчасти ощутить дистанцию с западным берегом

Арьежи, поскольку один из персонажей, о которых идет речь, за-

меченный в «гасконизмах», возможно, уроженец Ла Бастид-де-

Серу (II, 73-74, 188, 383).

Окситания 1320 года при общей своей величине является по-

литически ничтожной. Это большой корабль, плывущий в ночи с

потушенными огнями и, вероятно, не зная куда. Но, тем не ме-

нее, Окситания предстает в глазах арьежских пастухов, которые,

разумеется, не называют ее таким именем, географическим гиган-

том: одно только расстояние от Тулузы до Меранского перевала

производит, как мы уже видели, впечатление бесконечности (I,

191, 202). В общем содружество каталонской и окситанской куль-

тур, с которым связаны наши поселяне, широко распахнуто в Сре-

диземноморье с его полуостровами, островами и великими доли-

нами северного берега: овцеводы из Арка идут за отпущением гре-

ха ереси к самому папскому престолу. Арьежане, от которых

запахло катарством, спасаются душой и телом в ломбардской,

сицилийской, каталонской, валенсийской землях и на Майорке.

По случаю сезонных перегонов и эмиграции установились кон-

Часть вторая

Археология Монтайю: от жеста к мифу

354

* Обо всем этом см. выше,

а также: I, 160; II, 40,

323-324.

I, 468—469. Нет полной

уверенности — отнюдь! —

что этот Callicus в самом

деле уроженец «Франсдой-

ля». См. также случай

Жана из Парижа, подвизав-

шегося в качестве красиль-

щика в Памье (III, 37).

Случай особый...

такты с испанскими морисками. Мусульманский и христианский

Восток придает сияние смутному «заморскому» присутствию, ос-

нованному на распространении мифов и слабых попытках крес-

товых походов *.

И наоборот, примечательно отсутствие в Сабартесе эмана-

ции «французского» мира как такового. Разумеется, мир этот осу-

ществляет окольное влияние: инквизиция из Каркассона и Па-

мье в духовной сфере «объективно» старается для успеха гряз-

ных французских делишек. Повсеместно представленная Церковь

и французское влияние, одновременно и весомое, и маргиналь-

ное, неплохо поладили между собой в Окситании. Будучи заод-

но, как воры на ярмарке, они делают ставку на пассивную покор-

ность народов преимущественно католической «страны ок», что

позволяет закрепить совместную добычу клерикала и завоевате-

ля (впрочем, последний предоставляет некоторые преимущества,

что в долгосрочной перспективе будет вполне оценено и элитами,

и населением). В конце концов, сила Франции далека, но эффек-

тивность ее очевидна. Как дамоклов меч, нависает она над горя-

чими головами Сабартеса. Даже не начав действовать, она уст-

рашает. Она может заставить подчиниться самых непокорных, так

что вооруженная оккупация всей страны людьми из страны «ойль»

не становится необходимостью.

Зато если оставить в стороне такого рода косвенные методы

нажима, то человеческое, миграционное и культурное воздействие

собственно «французских» земель в Сабартесе весьма слабо.

Конечно, множество мигрантов продолжают переходить арьеж-

ские и руссильонские перевалы, направляясь с Севера в Испанию.

Но эти мобильные, влекомые к иберийскому югу люди — это не

франкофоны из парижского региона, а окситанцы из Руерга. Слу-

чайное появление в Монтайю одного-единственного notarius

gallicus *

который в обычное время работает в канцеляриях кар-

кассонской инквизиции, не способно опровергнуть вышеприве-

денные выводы.

Для характеристики нашего культурного пространства более

важны иноверческие течения. Несмотря на «псевдоподии»

, ко-

торые неоднократно протягивались в Северную Европу, катарство

по происхождению ересь балканская, итальянская, средиземно-

морская

. Она пришла в «страну ок» маршрутом Восток—За-

пад. Ересь эта соответствует традиционной пространственной

структуре верхней Арьежи с ее основным тяготением к внутрен-

нему морю.

Напротив, ересь вальденсов, несколько адептов которой еще

живут в Памье в первые двадцать лет XIV столетия, представ-

ляет собой в меньшей степени южное явление, скорее будучи вне-

шним заимствованием, исходящим из зоны Рона—Лион в ши-

роком ее понимании. Несколько вальденсов, которых мы знаем в

Глава XVIII

Ментальный инструментарий: время и пространство

355

ту эпоху в графстве Фуа, уроженцы земель нынешнего централь-

но-восточного региона (Бургундия, Вьеннуа, Женевский диоцез,

Дофине *). Впрочем, влияние вальденсов-прозелитов к югу от Па-

мье оказывается настолько ничтожным, что совершенно не зат-

рагивает верхнюю Арьеж. Только сожжение Раймона де Ла Кота

около 1320 года послужило предлогом для нескольких грубых выс-

казываний против десятины на деревенских собраниях Сабартеса.

Что касается пастушков

,— то они действительно являются

из северной Франции. После бурных выступлений в самом Па-

риже в 1320 году их ватаги спускаются на юго-запад, в английс-

кую Гиень

, затем в район Тулузы, административно, но не в

культурном отношении, связанный с французским королевством

Они убивают евреев в городках долины Гаронны, требуя отмще-

ния за смерть Христа (I, 179), но их «крестовые походы» почти

не докатываются до верхней Арьежи: последняя, заброшенная до-

миниканцами и нищенствующими монахами, остается мало вос-

приимчива и к милленаристскому настрою фанатиков Апокалип-

сиса. У пастуха из Сабартеса по имени Мор, Мори или Пелисье

нет ничего общего с такими пастушками, кроме прозвания.

Сугубо социо-профессионального! Ибо Пьер Мори — «ок», па-

стушок же, чаще всего — «ойль». И этого достаточно, по край-

ней мере пока, чтобы почувствовать разницу. В Пиренеях в 1300—

1320 годах «ок» и «ойль» на народном уровне почти не совмес-

тимы. Придется ждать целый век и даже больше, чтобы хоть

какая-то «совместимость» дала о себе знать.

Таким образом, в конечном счете «французский мир» почти

не представлен в Сабартесе. Он оказывает на эту маленькую стра-

ну лишь опосредованное влияние, главным образом через инкви-

зитора (в данном случае речь идет об окситанском инквизиторе.)

В 1320 году французский мир видится из Монтайю и Акс-ле-

Терма как пугало, но вполне реальное: его извлекают при необхо-

димости, чтобы внушить страх или уважение. Оно отождествля-

ется (неправомерно [II, 71]) с той частью территории Фуа, кото-

рая контролируется инквизицией, дергающей графа за веревочки.

В остальном французское присутствие на местном уровне почти

нулевое. Едва ли выше английского, несущественного, однако

тоже ощущаемого в «стране ок» со стороны Аквитании.

В смысле «туристическом» регионы языка «ойль» для на-

ших людей Монтайю тем более не существуют. (Если все-таки

допустимо применить слово «туризм» к паломничеству.) Един-

ственный среди наших монтайонцев, единственный среди извес-

тных нам подозреваемых верхней Арьежи имел случай отправить-

ся в Иль-де-Франс в порядке паломничества, к которому его

* I,

44,100,

125; III, 482. вынудили репрессии: в 1321

году

Гийом Фор был осужден епис-

Duvernoy

J L'Inquisition à копальным судом в Памье взять посох паломника и отправиться

Pamiers..., р. 42, note I. на Север. Не только в Вовер (в нынешнем департаменте Гар), но

Часть вторая

Археология Монтайю: от жеста к мифу

356

* См. также о монете: III,

56; а также: Castaing-

Sicard M., 1961, где подчер-

кивается, что в рассматрива-

емую эпоху в Лангедоке, в

непосредственной близости

от нашего графства Фуа,

получает широкое хождение

турская монета. Об анало-

гичном, но более северном

и, таким образом, несколько

более раннем процессе

победоносного проникнове-

ния турской монеты см.:

Dcvailly. Le Berry..., 1973,

. 570-577.

* Это отличие не всегда

было столь заметным.

В 1260-1280 гг. Памье в

нижней части графства Фуа

еще было заражено катар-

ством (III, 327-328).

* См. выше: дело о Саварс-

кой десятине (Poux, 1901).

и в Монпелье, в Сериньян (Эро), в Рокамадур (Ло), в Пюи-ан-

Велай, в Шартр, в Париж в собор Парижской богоматери, в Пон-

туаз, в Сен-Дени, в Сент-Шапель, в Лимузен, в Дофине, в рай-

он Тарна (I, 453)... Увы, Гийому Фору не доведется совершить

этот грандиозный рейд: второй приговор, объявленный день спу-

стя, осуждает его на костер. И он действительно будет сожжен.

Таким образом, Французское королевство давит своей по-

литико-религиозной и устрашающей мощью или угрозой ее при-

менения. Но оно лишено культурной притягательности, не осу-

ществляет миграционного воздействия, лингвистического и тури-

стического влияния. В одной только сфере оно представлено

весомо: монета. Действительно, в подавляющем большинстве

случаев (71%) используемая в графстве Фуа серебряная моне-

та — парижской и, главным образом, турской чеканки, изготов-

ленная на монетных дворах, более или менее связанных с париж-

ской монархией. Задолго до интеграции в административное,

культурное и лингвистическое пространство, в котором господ-

ствуют властители Иль-де-Франса, арьежское нагорье, таким

образом, volens nolens вошло в их монетарное пространство*.

В долгосрочной перспективе этот первый триумф предвосхищает

другие захваты. Отмеченная победа в денежной сфере не лишена

значения: овцеводы и пастухи, столь многочисленные в Монтайю

и Сабартесе, переходят, благодаря торговле шерстью и скотом, ста-

дию примитивной экономики выживания и испытывают жизнен-

ную потребность в деньгах. Мало-помалу утверждаются француз-

ские деньги.

В итоге этого метрологического, территориального и культур-

но-географического исследования вслед за «временным островом»

возникает «остров пространственный», в состав которого входит

Монтайю. Айонская земля и Сабартес в братском единстве сво-

ей лингвистической, горной и еретической специфики противосто-

ят нижней части графства Фуа и гасконским краям — регионам,

более приверженным римской вере

, а также отличающимся ди-

алектными особенностями языка. И при этом живая, телесная

связь притягивает Сабартес к окситанскому миру. Она же свя-

зывает его со средиземноморским универсумом. Зато Север, фран-

цузский мир, несмотря на свою политическую, религиозную и

военную мощь, остается для людей Монтайю почти столь же аб-

страктным, как и английские владения. Его весьма ограниченные

успехи сводятся к двум основным планам: primo, он внушает страх,

несмотря на роль доброжелательного арбитра, исполняемую по-

рой по тому или иному случаю *; secundo, он смазывает местный

торговый обмен с помощью монеты. Твердой. Или, иногда, пор-

ченой...

Глава XIX

Восприятие природы и судьбы

* II, 44, 51, 66; III, 235,

312; Mariineau С. Thème de

la mort..., p. 27 — 28: автор

отметил восприятие красоты

пейзажа, которое можно

встретить у трубадуров. Но

речь идет о «культурном

уровне», отличающемся от

того, что мы рассматриваем

в этой книге.

* См. гл. II, а также:

Ле Гофф Ж. Цивилизация

среднекекового Запада

(колесо Фортуны).

* II, 200, и выше, там же

(неудача); II, 52 (звезда):

это упоминание о звездах

безусловно является ориги-

нальным вкладом крестьянс-

кой мудрости, поскольку оно

отличается от евангельского

текста (Мф. 5:36), которым

вдохновляется Белибаст в

цитируемом высказывании

(11,52).

Необходимо также напом-

нить в связи с провинциаль-

ной культурой, по многим

другим параметрам отлича-

ющейся от культуры Сабар-

теса, знаменитое Это игра

судьбы Шарля Бовари .

Речь идет о выражении,

которое отнюдь не смехо-

творно и идет из самой

глубины нормандской куль-

туры, как я смог в этом

убедиться в юности, беседуя

с нормандскими земледель-

цами, старыми и не очень

старыми.

Если идти дальше социализированных пространства и време-

ни, то каковы установки наших деревенских жителей по отно-

шению к природе и, в целом, по отношению к макрокосму?

Сразу отметем возможность эстетического восприятия. Ра-

зумеется, у крестьян верхней Арьежи есть чувство прекрасного,

но для них оно прежде всего связано с желаниями, удовольстви-

ями, с тем приятным, что производно от чувственного восприя-

тия либо от идущих из глубины сердца привязанностей. Потому

наши персонажи говорят о «прекрасной девице», «прекрасном

рыбьем паштете», «прекрасных людях», «прекрасных церковных

песнопениях», «прекрасных райских кущах». Не более того*.

Наблюдая природу или горы, они не испытывают «возвышенных

порывов». Они слишком погружены в конкретные проблемы, по-

рой трудные, которые и та, и другие перед ними ставят.

По отношению к этой всеохватывающей природе в деревне

и в округе существует скорее ощущение участия, значительно

нюансированное антропоцентризмом. Философия Монтайю по-

лагает — и не она одна! — что микрокосм (иными словами, че-

ловек и его domus) является частью макрокосма, в центре кото-

рого безусловно располагается осталь. Этот очень обширный мак-

рокосм включает и звезды. Мы уже видели, так что нет

необходимости к этому возвращаться, как в доме сохраняют во-

лосы и ногти умершего главы семьи, чтобы этот domus не лишил-

ся своей звезды, без которой он не может существовать, или доб-

рой удачи, astrum vel eufortunium*. Слово «удача» (фортуна)

естественно противопоставляется в словаре жителей Сабартеса

«неудаче». Люди не должны клясться небесами,— говорит Бе-

либаст,— ибо они не могут сделать, чтобы звезда стала боль-

той или маленькой *.

У самого человека, особенно когда это пастух, есть, как у

Пьера Мори, свой фатум, или судьба которая управляет из-

Часть вторая

Археология Монтайю: от жеста к мифу

358

* III, 179. По поводу про-

тиворечивости Белибаста в

этом вопросе см.: III, 183.

III, 183. Необходимо

отметить, что в альбигойстве

присутствует серьезная

тенденция отрицания свобо-

ды воли, в том числе у

ангелов. См.: Livre des deux

principes, катарский трактат

третьей четверти XIII в.

(книга 1 «О свободе воли»,

§ 15 — 16, издание

Thouzellier С, р. 204).

Но эта тенденция, по-

видимому, лишь усиливает

определенный фатализм,

который, судя по всему, и

так безусловно господство-

вал в народном мышлении

Сабартеса.

вне его бытием. Он добровольно подчиняется этой судьбе, даже

когда она приводит его в конечном счете в тюремный застенок.

Что касается горского катарства, то оно ни в коей мере не отвеча-

ет за появление подобной теории судьбы в верхней Арьежи. Но

оказывается,— случайно ли? — что эта сугубо народная теория

великолепно сочетается с догмой метемпсихоза религии «добрых

людей»; синкретическое объединение местного фольклора с при-

шедшей издалека ересью становится очень легким, отчего у ереси

появляются новые возможности укорениться... Послушаем по

этому поводу Белибаста, когда он, в свою очередь, формулирует

перед семьей Мори однозначное отрицание свободы воли (одно-

значность, подорванная фразой «Помоги себе сам, а уж небо тебе

поможет» из других белибастовых речей).

Когда человек похищает, крадет чужое добро или же де-

лает зло,— заявляет бывший пастух из Кюбьера*,— он —

лишь лукавый дух, который в него вошел; этот дух вынуж-

дает его грешить, и ему приходится оставить добрую жизнь

ради дурной. Эта концепция обосновывает безответственность во

зле и неотделима у Белибаста, в катарском восприятии природы,

от анимизма. Все вокруг полно душ,— говорит изгнанник, осев-

ший в Морелье, лихо развивая свою мысль.— Воздух, что ко-

лышется вокруг, наполнен добрыми и злыми духами. Кроме

редких случаев, когда дух пребывал в теле покойного, что

был при жизни праведным и добрым (в таком случае этот дух

вернется на небо), изошедший из мертвого тела дух всегда

стремится вновь воплотиться. Ибо дурные духи, что пре-

бывают в воздухе, поджаривают этот дух, когда он нахо-

дится среди них; они его понуждают, стало быть, скрыть-

ся в каком-нибудь плотском теле, будь оно человеческое или

звериное, ибо все время, что человечий дух отдыхает в ка-

кой-либо плоти, дурные духи, что роятся в воздухе, не мо-

гут его поджаривать и мучить^.

Итак, если верить Белибасту, воздух полон злого огня и вре-

менно бесприютных духов, от которых прямо или косвенно, но

неизбежно зависят действия людей. В этих условиях деревенс-

кий фатализм верхней Арьежи вырастает из почти натуралисти-

ческого анимизма, который, не заботясь о противоречиях, опира-

ется на катарство в той же мере, что и на фольклор. На более вы-

соком уровне, на этот раз без какого-либо влияния ереси, эта

доктрина вписывается в неизбежные ограничения макрокосма, в

котором царят, без возможности обжалования, решения велико-

го архитектора.

Подобная концепция мироздания находит свое наиболее яс-

ное — и универсальное для региона — выражение в речах Бер-

нара Франка из деревни Гулье, в приходе Викдессос (I, 350—370).

Бернар Франка — священник и служит мессу, но он также на-

Гл а в а XIX Восприятие природы и судьбы

359

Макрокосм, микрокосм и

ветры. Миниатюра из

«Книги о божественных

делах» Хильдегарды

Бингенской.

Муниципальная

библиотека, Аукка

* О значении августинизма в

теологии после XI века и

задолго до кальвинистского и

янсенистского обновления

см.: Noonan. Contraception...,

гл. VI.

' I, 356—357; см. также I,

363: о влиянии в этом воп-

росе неизвестного персона-

жа, пришедшего в верхнюю

Арьеж из горного диоцеза

Палар.

* В тексте две этих корот-

ких фразы приведены на

окситанском (I, 356—357).

стоящий крестьянин; он извлекает доход из своего просяного поля

и сам на нем работает; на одной из улиц деревни у него есть дом,

которым он и его братья владеют в рамках братской семьи. Он

беседует со своими односельчанами во время страды, участвует в

неформальных собраниях мужчин перед церковью в воскресные

и праздничные дни. Впрочем, за эту общительность он станет жер-

твой доносов, процесса в Памье и, в конечном счете, желтых

крестов.

Бернар Франка глубоко верит в то, что всему, что с кем-либо

происходит, от века определено происходить. Человек, говорит

он, зажат в рамках неотвратимой макрокосмической необходимо-

сти, первотворцом которой является сам Бог. У человеческого

существа нет никакой свободы. А следовательно, человек не гре-

шит. Наоборот, так называемые добрые дела не являются ни в

коей мере заслугой тех, кто их совершает, поскольку заранее пре-

дусмотрены божественным планом. Когда мы читаем в докумен-

тах из Памье эту радикальную деревенскую критику благочести-

вых деяний, на память временами приходит Лютер

,— но Лю-

тер местного масштаба: гораздо меньшая культура. Бернар

Франка — августинианец, сам того не зная; он исходит неосоз-

нанно из всемогущества Благодати

Как раз в важном вопросе о влияниях и истоках Франка

однозначен. «Эти самые мысли», отрицающие индивидуальную

свободу, не нашептаны ему каким-нибудь городским доктором,

где-то нахватавшимся августинизма*,— доктором, которого

Бернар, будучи священником, хотя и сельским, вполне мог как-

нибудь встретить. На самом деле Бернар Франка проповедует

свои иноверческие взгляды уже сорок лет: он просто-напросто

вывел их из фольклорных оснований крестьянской философии Са-

бартеса, которой он с радостью предается *:

— Не доктор ли какой внушил вам эти заблужде-

ния? — спрашивает в 1320 году Жак Фурнье у шестидесяти-

летнего Франка.

— Нет,— отвечает старик.— Но все говорят в Сабарте-

се, когда случается с кем-нибудь что-то дурное или что-то

хорошее, что «так уж ему суждено» или что «иначе оно и

быть не могло»... Да и когда меня схватили (представители

инквизиции) я сказал:

— Что будет, то и сбудется.

А потом я еще добавил:

— Так и будет, как Бог судит*.

Судьба и необходимость, управляемые Богом из горних сфер,

могут действовать через посредство звезд или, пониже, воздуха

и присутствующих в нем духов. Это двойное воздействие оказы-

вается соответственно на domus и на индивида. Между звезд-

ным небом и небом чистого воздуха находится луна. Макрокос-

Часть вторая

Археология Монтайю: от жеста к мифу

360

* См.: Serres О. de.

Théâtre...; см. также любое

этнографическое исследова-

ние, посвященное областям

распростанения лангдойля,

начиная с Нормандии...

мическое влияние этого небесного тела в Сабартесе не имеет та-

кой всеобщности, которая будет за ней признаваться позже в дру-

гих крестьянских культурах и «страны ок», и «страны ойль»*. Од-

нако это влияние нельзя не учитывать в Монтайю, когда речь

заходит о действии, на котором основывается от поколения к по-

колению непрерывность существования domus: сочетании браком.

Лет шестнадцать назад или около того,— рассказывает в

1320 году Раймон Вессьер из Акс-ле-Терма,— я был в доме Рай-

мона Бело из Монтайю; и мы беседовали, в общем, о вре-

мени, когда надлежит праздновать свадьбы. Раймон мне

сказал:

— Когда мы решили отдать нашу сестру в жены Бер-

нару Клергу, мы пошли к еретику Гийому Отье, чтобы спро-

сить его совета вот о чем: когда луна будет в самой поре,

чтобы отдать нашу сестру за Бернара? Гийом Отье сказал

нам назначить свадьбу на тот день, что он назвал. Так мы

и сделали (I, 291).

Все есть в этом тексте, ставящем как раз на нужном уровне

социального и матримониального обобщения проблему астроно-

мических влияний. Domus Бело в данном случае конкретизиро-

ван в группе братьев, которые коллективно несут ответственность

за семью; в определенном таким образом составе domus переме-

щается, чтобы посоветоваться с «добрым человеком», возведен-

ным в достоинство прорицателя. Бело справляются у него о наи-

лучшем способе совместить цикл плодородия их сестры, обещан-

ной Клергу-сыну, с лунным циклом, поскольку, если верить

провинциальной мудрости, ритм изменений ночного светила вли-

яет на все, что живет и воспроизводится на земле.

Знания фаз луны не всегда достаточно, чтобы расшифровать

указания макрокосма, потому жители Монтайю активно прибе-

гают к услугам прорицателей в собственном смысле слова, чтобы

обеспечить себя самыми надежными предсказаниями относитель-

но подготовки к свадьбе, путешествию и т. д. Беатриса де Пла-

ниссоль пользовалась, как мы отмечали, ворожбой, которой охотно

занималась для нее крещеная еврейка. Что же до каталонских

изгнанников, то они вопрошают прорицателя, вычитывающего

свои предсказания в книге, написанной арабским письмом (II,

40; III, 207). Этот гадальщик использует маятниковые движе-

ния палки или наблюдения за башмаками во время ходьбы, что-

бы прорицать по поводу болезней людей и скота, а также по по-

воду предполагаемых браков. Менее хитроумные предсказания из-

влекают из полета птиц, приносящих несчастье: сов, которые

забирают души мертвых, сорок, которые перелетают дорогу и

служат вестницами беды, если верить весьма распространенной

примете, которая передается от отца к сыну в семье Белибастов.

Вид двух этих птах, пересекших дорогу, лишает «совершенного»