Ле Руа Ладюри Э. Монтайю, окситанская деревня (1294-1324)

Подождите немного. Документ загружается.

Гл а в а XV

Культурные связи и структуры социальности

283

* II, 283; о «Часах» и кни-

гах вальденсов из Памье см.:

I, 102-103, 121. О распрост-

раненности часословов в ту

эпоху и несколько позже см.:

Mollat,

CDU,

1962,

fasc.

p. 121.

* Эту весьма достоверную

гипотезу сформулировал

Ж. Дювернуа (I, 375, note

159). См. также 111,397,

note 531: клятва на «календа-

ре»; а также описание (Жака

Дювернуа) картулярия

графства Фуа: он содержит

под одной обложкой кален-

дарь, выдержки из Евангелия

и уставы.

* I, 375, note 159.

В мексиканской деревне

Чанком, исследованной

Р. Редфилдом, насчитываю-

щей в 1930 г., по всей веро-

ятности, очень мало читаю-

щих и знающих грамоту, в

обороте было всего две книги:

Новый Завет и календарь.

Почти как в Монтайю около

1310 г. (См.: Redficld R.

Chankom..., p. 17).

шенный» Раймон из Кастельно, сорока лет, краснолицый, седов-

ласый, довольно высокий, с тулузским акцентом поверяет пасту-

хам из Монтайю (которых такая жалоба поражает) свое мучи-

тельное сожаление: Я оставил свои книги в Кастелъсаразене

(II, 475).

Но воистину драгоценны книги, когда они почти недосягае-

мы. На деревне (не считая «добрых людей») только одни, или

едва ли не одни, священники имеют манускрипты или берут их

на время и способны читать. Священник Бартелеми Амильяк

имеет часослов, что в тюрьме навлекает на него насмешки альби-

гойца Бернара Клерга *, впрочем, Бартелеми подумывал заложить

или продать свою книгу, чтобы обеспечить себе бегство в Лиму в

компании с любовницей (I, 247). Некий встреченный Пьером

Мори гасконский священник, о котором мы знаем только, что он

из богатой семьи, ему тридцать лет, он брюнет с сине-зелеными

глазами, имеет «книгу еретической веры» в красном кожаном

переплете (II, 188, 383, 484). В Жюнаке, деревне крестьян и

горных кузнецов, расположенной в Викдессосе, постоянный ви-

карий Амьель де Рив обладает «книгой проповедей» или, по край-

ней мере, прибегает к чтению этой книги, принадлежащей, воз-

можно, приходской церкви (III, 7—10). Он извлекает из нее ере-

тические рассуждения, которые затем развивает в своей проповеди

в присутствии кюре, местного сеньора и большого количества при-

хожан. В самой Монтайю частью престижа и харизматического

влияния кюре Пьер Клерг обязан тому, что какое-то время в ру-

ках у него был «календарь», именуемый также «книгой еретиков»

или «книгой святой веры еретиков», который ему одолжил Гий-

ом Отье (I, 315, 375, 292; II, 504). Вариации названий одной

книги могут рассматриваться как указание, что речь действительно

идет о календаре, который «предваряется или завершается под

общей обложкой небольшим текстом назидательного характера»

Отсюда рукой подать до того, что впоследствии станет «народ-

ной литературой». В самом деле, известно, что «синие книжеч-

ки» XVIII века тоже будут соединять календарь, полезные сове-

ты и религиозные тексты

. Как бы то ни было, эта единственная

книга (из имеющейся у братьев Отье библиотеки, богатой тремя

томами *) не слишком долго пробыла у кюре. После публичного

чтения на монтайонских посиделках кюре через посредство Гий-

ома Бело возвратил манускрипт законным владельцам. Времен-

ное пребывание этой книжки в остале Клергов стало деревенс-

ким событием: оно запомнилось четырем свидетелям, среди ко-

торых фигурирует безграмотная прислуга Раймонда Арсан. Со

своей стороны пастух Жан Мори сообщает, что именно упомяну-

тому календарю обязаны своим полным обращением в катарство

четверо братьев Клерг во главе с кюре (II, 504). Действительно,

невозможно пренебречь воздействием книги на Бернара Клерга,

Часть вторая

Археология Монтайю: от жеста к мифу

284

* I, 292. То, что сельские

священники и кюре распола-

гают, в общем, некоторой

интеллектуальной культурой,

кажется вполне естествен-

ным. В самом деле, приор из

Юнака (совр. Арьеж),

живущий вне монастыря,

цитирует Иова и послание св.

Августина (III, 9-10).

* См. ниже. Среди книг

«библиотеки» Отье была

одна, наполовину написанная

на латыни, наполовину на

романском языке.

* О чарующем, почти нарко-

тическом воздействии слова

«совершенных» см. также

1,219.

которого в Монтайю считали «ученым» (II, 302). Что же каса-

ется приходского священника, по определению располагавшего

минимумом интеллектуального «багажа», то здесь влияние пись-

менного слова само собой разумелось *.

Иногда в Монтайю на ничтожное время появлялись и дру-

гие книги благодаря «добрым людям» наподобие бывшего ткача

Прада Тавернье. Однажды,— рассказывает Гийеметта Клерг,—

собралась я гнать мула в поля за репой, но сначала надо

было задать этой скотине сена. Я и пошла за этим на гум-

но, где у матери были и сено и солома. Но так, чтобы брат

не заметил. Боялась, как бы он не помешал мне взять сена.

На гумне я застала Прада Тавернье, он сидел под самой кры-

шей, где пробивались лучи солнца, и читал в черной книге

размером с ладонь. Захваченный врасплох Прад поднялся,

будто хотел спрятаться, и говорит:

— Это ты, Гийеметта?

Тут я подала голос:

— О да, господин, это я (I, 340—341).

А не читал ли Прад Тавернье свою книгу вверх ногами (не

был ли он вообще безграмотным?) с единственной целью под-

крепить в глазах славной деревенской простушки свой престиж

«доброго человека», выбившегося из ткачей в «господа»? Неле-

стное это предположение вполне вероятно. Латыни Прад не знал,

но, возможно, умел читать на народном языке

Чтение подозрительных книг было в Монтайю не только

индивидуальным упражнением. Грамотные и гонимые «добрые

люди» время от времени приобщали к этому безграмотных посе-

лян на домашних посиделках. Как-то вечером,— рассказывает

Алазайса Азема (вдовая торговка сыром),— в те времена, ког-

да я не чуралась еретиков, заглянула я в дом Раймона Бело,

не ведая, что там у него как раз еретики. Вижу, в доме

подле огня сидят еретики Гийом Отье и Понс Сикр. Были

еще Раймон, Бернар и Гийом, три брата Бело, и мать их

Гийеметта Белота. Еретик Гийом Отье читал из книги и

еще говорил собравшимся... поминал святых апостолов Пет-

ра, Павла и Иоанна. Тогда я присела на скамью рядом с

Гийеметтой. Братья Бело сидели на другой, еретики — на

третьей. До самого конца проповеди. (I, 315). Сценка катар-

ского семейного чтения на деревенских посиделках... Торговка

сыром Алазайса прекрасно все обрисовала: каждому своя лав-

ка. С одной стороны, отдельно, женщины, с другой — мужчи-

ны. Внемлют истине, истекающей из книги и с уст Гийома Отье

подобно струе меда*.

В более урбанизированных и более видных населенных пун-

ктах, нежели наша деревня желтых крестов, кроме кюре и «доб-

рого человека» можно встретить просто грамотных мирян, спо-

Гл а в а XV

Культурные связи и структуры социальности

285

* I, 285. (Отметим, что

Гийом Андорран читал вслух,

привычка, до наших дней

сохранившаяся в пиренейском

регионе у некоторых семиде-

сятилетних читателей старой

выучки.) В Тарасконе-на-

Арьежи у каменщика А. из

Савиньяна есть Псалтырь,

который он читает (I, 164).

Ср.:

Duby.

Humanisme...

p. 96: распространение Псал-

тыри и часослова в тогдаш-

нюю эпоху.

См. гл. VIII; I, 44 (книги

вальденсов); I, 180 (книги

местных евреев).

собных читать по-окситански и даже по-латыни. Девятнадцать

или двадцать лет тому назад,— рассказывает Раймон Вес-

сьер из Акс-ле-Терма *,— грелся я на солнышке за домом, ко-

торый был у меня в ту пору в Аксе (позднее я продал его

Аллеманде, ведущей хозяйство у нынешнего жюнакского кюре).

Саженях в четырех-пяти от меня Гийом Андорран вслух чи-

тал своей матери Гайарде книгу. Я спросил:

— Что это вы читаете?

— Не угодно ли взглянуть? — ответил Гийом.

— С удовольствием,— сказал я.

Гийом протянул мне книгу и я прочел: «В начале было

Слово...».

Это оказалось Евангелие на смеси латинского с роман-

ским, содержавшее многое из того, что я слышал от ерети-

ка Пьера Отье. Гийом Андорран, как он мне сообщил, дос-

тал эту книгу через какого-то торговца...

Изучение книги или того, что заменяет ее в Монтайю и дру-

гих деревнях и городах, неизбежно подталкивает нас к оппози-

ции город—деревня. В XVIII веке, когда Николя Ретиф перебе-

рется из Саси и Нитри в Осер или Париж, он в полной мере

ощутит этот контраст. На ферме отца в Саси Николя Ретиф бу-

дет читать синие книжечки с лотка, «Роберта-дьявола»

, старо-

французскую библию и великую книгу Франции — собрание

рождественских тропарей

. Но стоит ему ступить на мостовую

Осера, как он столкнется с Корнелем, Расином, Мольером

, с

авторами латинскими и светскими... В XIV веке оборотный

книжный фонд бесконечно менее богат, чем в эпоху Просвеще-

ния,— и не случайно! Но отмеченная оппозиция уже начинает

просматриваться: в Памье, крупном по местным масштабам го-

роде, гомосексуалист Арно де Верниоль почитывает Овидия. Есть

евреи-изгнанники и здешние вальденсы

, наставники школ и ин-

тернатов, отважно владеющие крошечными библиотеками. Зато

до деревни доходят лишь некоторые назидательные сочинения:

на равнине — католические, в горах — катарские. Именно это

право первопроходца поднять свой флаг на открытых землях ис-

пользовали немногочисленные альбигойские сочинения, обеспе-

чившие скромный триумф ереси в Верхней Арьежи.

Немногочисленность доступных книг, влиятельных и редко-

стных одновременно, возвращает нас к структурам грамотности,

неграмотности и аккультурации, уже затронутым выше. Рассмот-

Часть вторая Археология Монтайю: от жеста к мифу

286

* II, 239. Примечательно,

что именно священник (Бар-

телеми Амильяк) использует

применительно к экс-байлю

(Б. Клергу) выражение по

его лицу можно было про-

честь... (II, 283). Подобный

образ не имел бы смысла в

устах простого, неграмотного

крестьянина.

рим это сверху вниз в том, что касается Монтайю и ее властите-

лей дум:

A. Образованная и «харизматическая» элита, пред-

ставленная в данном случае братьями Отье и несколькими «со-

вершенными», такими как Иссора или Кастельно, которые

циркулируют в каталонской диаспоре. Этим людям доступно

различение двух видов писания, как говорит Жак Отье: писа-

ния дурного, ложного и больного, исходящего от Римской цер-

кви; и писания доброго, спасающего, которому учат «добрые

люди». Это писание исходит, естественно, от Сына Божьего

(III, 236; II, 504).

B. Образованная, глубоко латинизированная, но не об-

ладающая специфической харизмой элита. Вне Монтайю, в де-

ревнях почти не отличающихся от нашей, она достаточно хорошо

описана в Регистре: в Гулье (Арьеж) некий Бернар Франк, на-

стоящий землепашец (I, 352), возделывающий свое просо как и

любой другой, волею случая и заботами братьев-миноритов ста-

новится грамотеем-латинистом. Как-то в воскресенье, года че-

тыре назад,— рассказывает Раймон Мьежвиль из Гулье,—

после мессы в церкви Святого Михаила в Гулье задержался я

в храме подле алтаря в компании Арно Ожье, Гийома Сегела,

Раймона Сюбра, Бернара Мариа и Бернара Франка, все из

Гулье. Тут Бернар Франк и Арно Ожье, грамотеи, заспори-

ли на латыни. Мы же, прочие миряне, имена которых я указал,

не могли понять, о чем эти двое говорят друг другу. Вдруг,

прервав этот спор на латыни, Бернар Франк заговорил на

народном языке и заявил:

— Есть два бога! Один — добрый. Другой — злой.

Тут мы возмутились... (I, 351).

Очевидно, что для крестьян наподобие Раймона Мьежвиля

различие латынь/народный язык смешивается с противопостав-

лением грамотей/мирянин. Подобным образом в Акс-ле-Терме

местный кюре почитается мужланами за человека, способного на-

писать (на латыни) своему епископу (II, 358); в Монтайю ана-

логичное отношение к кюре Клергу и к его наследнику или заме-

стителю Раймону Трилу*.

C. После грамотеев-латинистов, которые вполне могли быть

обыкновенными земледельцами, открывается другой культурный

слой: уровень наиболее образованных мирян, способных читать

текст при условии, что он написан не на латыни, а на окситанс-

ком, «вульгарном» языке. Таких называли sine litteris, лишенные

грамоты (латинской). По прихоти простонародья престиж таких

грамотеев второго порядка был явно ниже престижа латинистов.

Чтобы убедиться в этом, достаточно вслушаться в снисходитель-

ный тон отзыва овцевода Раймона Пьера о бывшем ткаче Праде

Тавернье (II, 416; I, 100), которого произвели в «совершенные»,

Гл а в а XV Культурные связи и структуры социальности

287

* Прад Тавернье сам присо-

единил к своему имени до-

полнительное «Андре».

Перешел, таким образом, от

именования топонимического

(Прад) к апостолическому

(св. Андрей, апостол).

II, 417. Белибаст (II, 28-

29), вероятно, тоже считался

малограмотным даже среди

своих приверженцев. Пьер

Мори же ставил ему это в

заслугу, исходя из классичес-

кого идеала бедности (интел-

лектуальной в данном слу-

чае); согласно этому идеалу,

полуобразованный или полу-

безграмотный, если он не-

укоснительно следует Благу,

стоит всех ученых на свете.

* А именно: кюре Клерг; его

scolaris [ученик]; Бернар

Клерг; Прад Тавернье,

который долго пробыл в

нашей деревне, но, как уро-

женец соседнего прихода, не

является ее настоящим жите-

лем. Кюре Клерг и его уче-

ник: (а возможно, и Бернар

Клерг, образованность кото-

рого превозносят) были к

тому же в какой-то степени

латинистами! В целом показа-

тель грамотности примерно

1,6 процента. Ср. с 22 про-

центами во Франции при

Людовике XIV (Fleury-

Vcilmary, 1957; Furet-Sachs,

1974, p. 726: усредненный

показатель для женщин и

мужчин). Графство же Фуа,

весьма отсталое, будет и тогда

далеко от этих 22 процентов

1686 г.

См. гл. XIII.

** Инквизиция требовала от

свидетелей и обвиняемых

клятвы на Евангелии (II,

358). Дружки гомосексуалис-

та А. де Верниоля тоже

клянутся на той или иной

святой книге (III, 14—50).

Люди менее образованные

приносят клятву на собствен-

ной голове, на хлебе и вине

или на муке.

не разобравшись, обладает ли он необходимыми для того позна-

ниями. Пьер, Гийом и Жак Отье,— говорит Раймон Пьер,—

это люди мудрые. Их многие очень любят. Делать им по-

дарки на пользу дарителю. И Отье, к которым щедры люди,

не нуждаются ни в чем. Напротив, Андре Прад Тавернье*

не пользуется уважением в той же степени, он не знает

грамоты, у него много меньше знакомых и друзей, чем у Отье.

Вот почему он беден. А значит надо одаривать его, чтобы

и он мог обеспечить себя одеждой, книгами и прочим...

Замечательный текст! Прад Тавернье может читать книги,

но этот бывший работник физического труда не имеет ни образо-

вания, ни знания латинской грамоты. Следовательно, не доста-

ется ему даров ни малых, ни великих: дается только имущему. Вот

почему самоучка Прад Тавернье питает желчное неуважение к

Отье

, в своей секте он называет их чересчур грамотными мздо-

имцами. Латынь для него — это уже «и барьер, и уровень».

D. И, наконец, последняя граница отделяет в деревенской

толще нескольких знающих грамоту на вульгарном языке от

vulgum pecus безграмотных. Это различие тоже представляет со-

бой культурную реальность, но нет признаков, чтобы оно вызы-

вало трения между людьми, оказавшимися по ту или иную сто-

рону последнего барьера или наносило ощутимые уколы чьему-

либо самолюбию. Все в порядке, они люди одного мира.

Само количество неграмотных ставит значительные пробле-

мы, например, относительно передачи книжных идей. В Монтайю

примерно на 250 жителей я вижу едва ли четверых несомненно

грамотных

; двое-трое из них, возможно, слегка знают латынь.

Подумать только, даже вдова шателена Беатриса оказывается не-

грамотной, в отличие от собственных дочерей. Она абсолютно

неспособна послать записочку грамотному любовнику. Ей прихо-

дится при случае передавать послания через ребенка, который

изъясняется, быть может, не только устами, но и руками

В этих условиях только устная трансляция от книги к публике

приобретает исключительную важность: при десятках еретичес-

ких посиделок, зафиксированных в Монтайю и других местах,

только в двух случаях в руках «совершенных» недвусмысленно

засвидетельствована книга. Прочие посиделки характеризуются

чисто «вербальным» дискурсом, который исходил от «доброго че-

ловека» к верующим и симпатизирующим без чтения текста. Чаще

всего книга, как объект материальный, появляется в Монтайю

только ради минутного возложения на голову агонизирующего тя-

желобольного, когда завершается consolamentum. Или же (вне

Монтайю) книга преимущественно играет роль объекта, на кото-

ром приносят клятву свидетели, друзья или заговорщики **. Фак-

тически в большинстве случаев благо, или «bé», как говорят ере-

тики, воспринимается не глазами, но ухом: способность слышать

Часть вторая

Археология Монтайю: от жеста к мифу

288

* \\, 22. Чтобы выразить

отношение к интеллектуаль-

ным способностям, наши

тексты говорят также о людях

(II, 43), которые являются

или не являются умными.

* II, 406 (ангельские уста

Жака Отье); красноречие

Пьера Отье (11,28-29);

посредственность Белибаста

(там же).

благо либо есть, либо ее нет *. Отсюда значение зрительной и слу-

ховой памяти, весьма развитой у наших монтайонцев по недостатку

письменных архивов. Отсюда ценность поучения, красноречия,

которое обречено оставаться важной ценностью политической и

религиозной жизни Юга, надолго отмеченного неистребимой

неграмотностью. Стоит только заслышать речь добрых лю-

дей,— говорит управитель монтайонского замка Раймон Рус-

сель,— без них уже невозможно обойтись, это как наркотик,

ты принадлежишь им навсегда (I, 219). Факт есть факт: Пьер

Отье, как и сын его Жак, с их ангельскими устами, оставят по

себе память как о незаурядных ораторах, гораздо превосходящих,

если верить мужланам и пастухам, своего ученика Гийома Бели-

баста, «красноречие» которого будет выдавать полную посред-

ственность

«Добрый человек», Златоуст или Ангелоуст, мог, таким об-

разом, пересказывать книгу для своих безграмотных слушателей.

Но между «письменным» и «устным» прокладываются другие

маршруты. Возьмем для примера некий концепт (самый дерзкий

в условиях эпохи), циркуляция которого время от времени отме-

чается в среде ремесленников или крестьян верхней Арьежи: веч-

ность мира, ни больше, ни меньше. Эта идея, разумеется, имеет

фольклорные истоки. Но она появляется и благодаря словесной

передаче народу книжной культуры, литературной и философс-

кой, педагогами опасных идей. Арно Савиньян, каменотес из

Тараскона-на-Арьежи, вразрез с христианством утверждает, что

мир не имел начала и никогда не будет иметь конца. На вопрос о

происхождении этого тезиса он выделяет два источника:

а) местная народная поговорка (Извечно и вечно, допрежь

и опять мужчина с чужою женой будет спать);

б) учение — вероятно, книжного происхождения,— изло-

женное его добрым наставником Арно Толю, учителем тараскон-

ских школ (I, 163, 165).

Другой пример: влияние трубадуров. Оно почти не затраги-

вает, по крайней мере непосредственно, Монтайю и ей подобные

деревни: Регистр Жака Фурнье (отнюдь не исчерпывающий с

этой точки зрения) отмечает его наличие вне замков в эту поздней-

шую эпоху только в Памье. Однако даже в городском контексте,

хотя рядом и были библиотеки крупных сеньориальных домов,

распространение поэзии происходило главным образом из уст в

уста: в Памье при полной церкви слышится нашептывание кобла

Книга как таковая может оказаться у далеких и близких ис-

токов некоторых религиозных течений и даже фольклорных тем,

Гл а в а XV

Культурные связи и структуры социальности

289

* По поводу этого парагра-

фа, посвященного книге: из-

за недостатка сведений мы

пренебрегли другими способа-

ми распространения культу-

ры, наподобие тех, что ис-

пользуются в храмах, а также

через живопись, скульптуру,

песню и т. д. (см., напр.: II,

54;

III,

234).

Vouzay В., р. 114-115;

Mauss M. Essais de

sociologie..., p. 117.

* II, 174. Как подчеркивает в

другом месте Жан Мори,

воистину весь domus (отец,

мать и старший брат) старал-

ся, чтобы сделать из него,

еще малого ребенка, еретика

(П.461).

См. также по XVI в.: Noël

du Fail. Propos rustiques.

однако она не стоит в центре процесса культурного воспроизвод-

ства в Монтайю*. Главные факторы другие. Разумеется, среди

них фигурирует непосредственная передача навыков и идей: от

отца к сыну * (или от матери к дочери, от тетки к племяннику, от

старшего брата к младшему, от более взрослого кузена к более

юному и т. д.). Дом моего отца в Монтайю трижды разгром-

лен за ересь,— заявляет Пьер Мори*.— Не может быть и

речи о том, что я покаюсь: мне должно хранить предан-

ность вере своего отца. Так же и Жан Мори, брат доброго па-

стыря: Мне было тогда двенадцать лет и пас я отцовских

овец. Однажды вечером, возвратившись домой, я застал отца,

мать, четверых братьев и двух сестер сидящими у очага.

Перед лицом матери, братьев и сестер отец сказал мне:

— Филипп из Алейрака и Раймон Фор — добрые хри-

стиане и «добрые люди». Они держатся доброй веры. Они

не лгут... (II, 470). Вспоминается также показательный диалог

между Бернаром Белибастом и Пьером Мори по поводу шести-

летней «невестушки» Бернадетты, которую заранее посулили

Мори, если он найдет общий язык с будущим тестем:

— И почем вы знаете,— спрашивает Пьер,— что Бер-

надетта, когда вырастет, будет способна понимать Благо?

— Отец девочки,— отвечает Бернар Белибаст,— будет

так хорошо ее воспитывать, что она, с Божьей помощью,

будет способна понимать Благо (III, 122).

В отсутствие отца, как уже отмечалось, это может быть мать

или тетка, которые приобщают молодого человека к соответству-

ющему образу жизни и мыслей. Например, Гийом Остац дошел

до еретических идей отчасти под влиянием матери, в свою оче-

редь испытавшей непосредственное воздействие пропаганды Пье-

ра Отье (I, 203—204). Мать и сын обсуждали идеи катарского

миссионера долгими вечерами у очага, а то и по дороге из Кар-

кассона. А сколькие еще, подобно Жану Пелисье и Вюиссане Те-

станьер, тоже испытали влияние неортодоксальной веры, кто со

стороны тетки, кто от матери, поддержанной мужем (I, 461, 469;

111,86-87).

В общем, распространение культуры лишь в редких случаях

осуществляется в «банде» или группе равных, например, через

молодежное сообщество, если таковое действительно существует

в Монтайю. Немаловажно, что существует привилегия возраста

а право передавать или ретранслировать культуру есть прерога-

тива, обретаемая с возрастом (как и с повышением социального

статуса: кюре по отношению к прихожанину; наниматель по от-

ношению к работнику; владелец луга по отношению к косцу

ит. д.). Старшее поколение целиком превращается в коллектив-

ного «наставника» молодежи. Хотя в наши дни в деревне, в прин-

ципе, каждый сам учитель.

Часть вторая

Археология Монтайю: от жеста к мифу

290

* III, 110. О передаче куль-

туры непосредственно от отца

к сыну во время полевых

работ (пахота и уборка репы)

см.: I, 400. О культурной

роли матери и мужа, и даже

воздыхателя: I, 469 и ниже

(матери Гийома Остаца,

Жана Мори и др.). О куль-

турной роли тетки: III, 86—

87 и ниже: А. Форе. В ходе

состоявшегося в ноябре

1973 г. семинара Клод Леви-

Стросс отстаивал ту точку

зрения, что некогда культура

распространялась, прежде

всего, от отца к сыну и т. д.

вертикальными путями, в

частности, родственными (не

считая случаев крупных

собраний народа). Ныне же

она распространяется вширь

горизонтально, из чего, кроме

всего прочего, проистекают

конфликты поколений.

(Между тем некогда тоже

была «квазигоризонтальная»

культурная диффузия

от

старшего к младшему по

линии сводных братьев,

друзей и кузенов: см I, 147;

III, 87.) Школьные настав-

ники играли определенную

роль в культурной трансмис-

сии, но главным образом в

городках верхней части доли-

ны (I, 165), и почти или

вовсе никакой в наших гор-

ных деревнях (и не без при-

чины!). О культурной роли

(главным образом в сфере

религиозной, разумеется)

кюре см. ниже.

II, 129. О затруднениях и

опасностях (доноса), с кото-

рым могут столкнуться взрос-

лые, пускающиеся наставлять

молодых без должной подго-

товки, см.: III, 147. О форми-

ровании молодого человека

более старшими «товарища-

ми» и зрелыми мужчинами

(которые наставляют его в

ходе бесед в поле и по доро-

ге)

см.: I, 410, 422, 444; III,

87. Термин товарищ

(socius), имеющий хождение

между молодыми: III, 261.

О зачастую затяжном харак-

тере такого перманентного

формирования см.: III, 147;

Mauss

Essais

sociolgie..., p. 128 — 129.

Старшинство может принадлежать предку, отцу, матери, тет-

ке, но может — и мужу, кузену постарше или просто патрону

наемного работника. Мой двоюродный брат Раймон Молен,—

говорит Пьер Мори*,— договорился с Раймоном Пьером (ов-

цеводом),

что я

буду

жить

в его

доме

(в

качестве пастуха),

чтобы

этот

Раймон

Пьер

мог

приобщить

меня

вере

ере-

тиков. Сама юношеская возрастная страта, в той степени, в ко-

торой она проявляется как таковая,— то есть довольно слабо —

в культурном отношении функционирует от юношей постарше

к юношам помоложе через «горизонтальную» или «квазигори-

зонтальную» сеть друзей, свояков и кузенов. Братья Бело, буду-

чи еще юными и неженатыми, приобщают к катарству своих «то-

варищей» (socii) более нежного возраста (пятнадцать—восемнад-

цать лет), таких как Пьер Мори и Гийом Гилабер.

Мы, несомненно, отметили, что в Монтайю мужская старость

двусмысленна. Чрезмерно затягиваясь, она подрывает престиж

зрелого мужчины, который становится дряхлым. У наиболее по-

жилой категории, оказавшейся, таким образом, «на виду», к при-

вилегиям взрослого или зрелого возраста добавляется, тем не ме-

нее, идеологическое и культурное влияние. Даже среди молодых.

Даже по поводу странных или революционных (для своего вре-

мени) точек зрения. Двадцать или около того лет назад,—

рассказывает Раймон Делер из Тиньяка,— откупил я траву,

иначе говоря, сено на корню с одного лужка... подле Жюнака,

а принадлежал тот лужок Пьеру Рози из Косу. Договори-

лись

встрече

на

определенный день

на том лугу,

чтобы

скосить его. Когда мы сошлись там, он из Косу, я из Тинь-

яка, Пьер Рози принялся править свою косу, намереваясь

косить

траву

на лугу.

Занимаясь

своей косой,

он и

говорит

мне:

— Веруешь ли ты, что Бог или Блаженная Мария в

самом

деле

что-то

из

себя

представляют?

И я ответствовал:

— Да, конечно, верую.

Тогда Пьер говорит:

— Бог и Блаженная Дева Мария суть не что иное, как

мир зримый, который вокруг нас. Не что иное, как то, что

мы видим и слышим.

Поскольку Пьер Рози был старше меня, я посчитал, что

он изрек истину! И пребывал в такой уверенности лет семь-

десять, будучи искренне убежден, что Бог и Дева Мария

суть не что иное, как мир зримый, который вокруг нас

Раймон Делер, впрочем, был склонен к подобному проявле-

нию уважения по отношению к старшим. Однажды, во время

совместного выпаса мулов, его земляк и носитель такого же про-

звища Гийом Делер из Тиньяка пустил одного из мулов пастись в

Гл а в а XV

Культурные связи и структуры социальности

291

* См. по этому поводу о

весьма отличных «моделях»,

утверждающихся в современ-

ном мире, интервью этнолога

Маргарет Мид

(«Le N ouvel

Observateur», 1973, 18 sept.).

* См. также II, 459: Гийе-

метта Мори «защищается» от

своей «каталонской невест-

ки», которую она очень

любит, хотя эта невестка не

является еретичкой.

* Жуку — населенный пункт

в современном департаменте

Од.

хлеба, которые были уже (это было в мае) высотой по самое брю-

хо. Раймону, обеспокоенному этой потравой, Гийом заявил:

— Все в порядке, душа у мула добрая, не хуже, чем у

хозяина поля. Вот и хорошо, что он поест пшенички, совсем

как этот человек! (И, 129).

Раймон тогда был, должно быть, подростком или совсем ре-

бенком. Он еще раз принял за истину — лет на семь-десять! —

странные речи одного из старших, впрочем, товарища по работе:

— Я поверил во все это,— скажет позднее Раймон.—

потому что Гийом Делер был старше меня.

В этом не было никакой глупости со стороны Раймона. Он

мыслил, как бессознательный материалист, что душа животного

равноценна человеческой, ибо они обе из крови. Просто автори-

тет более респектабельного возраста основательно подкрепил в

возможно несколько причудливом сознании юного Раймона пред-

рассудки наивного натурализма. Бог есть мир,— в здравом

рассудке веровал с тех пор юный мулопас,— что же касается

человека и животного, то души их в основе имеют кровь, а

стало быть, большого отличия друг от друга не имеют.

Культура идет от старшего к младшему. Это не мешает ин-

новациям, но затрудняет их и делает более специфичными. Об-

ратный маршрут, который направил бы аккультурацию снизу

вверх, например от сына к отцу или от сына к матери, представ-

ляется затруднительным *. Я уже приводил случай Жанны Бе-

фай, обратившейся вновь в римскую веру в каталонском изгна-

нии. Она не встречает никакого понимания у своей матери Эмер-

санды, старой альбигойской крестьянки из Монтайю

. Вплоть до

того, что катарка-мать и католичка-дочь доходят до обмена зат-

рещинами. Даже когда ребенок мужского пола становится свя-

щенником, а значит обретает изрядный запас культурного пре-

восходства, его влияние на отца с матерью, которые остались де-

ревенскими земледельцами, оказывается более ограниченным.

Однажды в праздничный день в Монтайю,— рассказывает Гий-

еметта Клерг (I, 335—336),— стояла я на деревенской площади

с малой дочерью на руках... подле дома моего отца, а ниже

прилегающей к дому овчарни оказалась Гийеметта Жан, жена

Пьера Жана из Прада и сестра моей матери. Она подозвала

меня... и говорит:

— Мне бы поговорить с братом моим, Прадом Тавер-

нье... Еретики или добрые люди разбираются в душах...

А священники преследуют добрых людей.

И еще сказала моя тетка:

— Если бы только мой сын Пьер Прад, который ныне

священником в Жуку^, узнал, что я пришла сюда поговорить

с Прадом Тавернье, он уже никогда не пожелал бы меня ви-

деть или делать мне что-то доброе.

Часть вторая

Археология Монтайю: от жеста к мифу

292

* II, 328. О реальной крес-

тьянской деятельности Рай-

мона из Любара, которому

как овцеводу полагалось

платить карнеляжную десяти-

ну: II, 316.

' См. гл. XIII.

* См. гл. XIV (еретикация

Г. Гилабера).

Между тем катарствующая

мать (I, 413-414, 423)

поддается дочери и сыну,

тоже находящимся под влия-

нием ереси, когда она заранее

благорасположена к их требо-

ванию согласиться на

consolamentum для сына.

Конфликт поколений, выде-

ляемый нами здесь, касается,

главным образом, отцов или

матерей, которые остаются

катарами и отказываются

поддаваться влиянию своих

детей, возвратившихся в лоно

католичества. По поводу

разногласий «мать—сын» в

подобном контексте см. также

о враждебности Арно Бай-

Сикра к памяти матери,

оставшейся верной ереси

вплоть до костра (II, 21 sq.).

— И верно,— заключает свой рассказ Гийеметта Клерг,—

позднее священник Пьер Прад забрал свою мать Гийеметту

Жан в Жуку. Там и закончились ее дни. Этот священник

поступил так потому, что очень хорошо понял: иначе моя

тетка пристанет к еретикам.

В случае с Гийеметтой Жан влияние сына-священника ока-

зывается, в конечном счете, эффективным только благодаря при-

нуждению к совместному проживанию. Мать отнюдь не убеж-

дена в интеллектуальном превосходстве своего отпрыска, Пьер

Прад осуществляет влияние только через силу.

И еще достигает ли он своих целей! Он не мытьем, так ката-

ньем вынуждает мать не встречаться впредь с «добрыми людь-

ми». Что касается Раймона из Любара, крестьянина-овцевода из

Кие, то влияние по линии «сын—отец» на сей раз совершенно

ничтожно. Раймон, у которого были контакты с катарами, неис-

товый антиклерикал. У него есть все основания для такой пози-

ции, поскольку он ненавидит карнеляжную десятину, которой об-

лагаются его овцы. У этого «кюрееда» [mangeur de curés] есть

сын, который сделал церковную карьеру, но не смягчил тем от-

цовского сердца. Чтоб они сдохли все, эти грамотеи,— вос-

клицает Раймон в приступе гнева против десятины,— и сын мой,

поп, вместе с ними*.

Столь малое влияние сыновей, даже духовного звания, на тех,

кто дал им жизнь, тем более примечательно, что обычно приход-

ское и церковное духовенство, несмотря на не вполне строгие

нравы, пользовалось сильным культурным влиянием (в антропо-

логическом смысле этого термина) в верхней Арьежи. Но прави-

ло, согласно которому влияние «отец—сын» действует только в

одном направлении, кажется сильнее. Старый катар Понс

Клерг — и тот не позволяет себя убедить последним католичес-

ким перевоплощением своего сына, кюре Пьера. Отец может на

склоне дней угнетаться сыновьями *, однако он не даст себя об-

ратить в их веру, если она не совпадает с его убеждениями. Кре-

стьянин может, в крайнем случае, позволить жене и теще водить

себя за нос в идейном плане *. Но только не сыновьям

В этом мы, конечно же, узнаем авторитарные patterns

арь-

ежского domus, которые освящают неограниченную власть стар-

шего поколения (отцов, а при случае матерей) по отношению к

младшему (сыновья, дочери). Но разве можно совершенно не счи-

таться с талантом как одним из факторов выдающегося успеха про-

паганды Отье? Катарские миссионеры из Акс-ле-Терма — это

отнюдь не юноши, вознамерившиеся обратить своих товарищей-

сверстников, и не их старшие родственники. Трое Отье, Пьер,

Гийом (братья) и Жак (сын Пьера), образуют авторитетную

странствующую фратрию-domus. Она перемещается, чтобы об-

ратить в свою веру более скромные, но уверенные в своих правах