Крючкова Т.Б., Нарумов Б.П. Зарубежная социолингвистика. Германия, Испания

Подождите немного. Документ загружается.

Как

уже было отмечено выше, долгое время считалось, что женщины

являются наиболее подходящими информантами при сборе диалекто-

логического материала, поскольку они более консервативны, сфера

их общения в основном ограничивается внутрисемейной, что способст-

вуют

сохранению диалекта в чистом виде. В настоящее время ситуация

изменилась: вовлечение в сферу социальной деятельности, влияние

средств массовой коммуникации, повышение уровня образования при-

вели к

тому,

что женщины в некоторых случаях

даже

в большей

мере, чем мужчины, используют формы литературного языка [Mattheier

1980, 34 ff; Nahrings 1981, 118]. Существенным стимулом в овладении

использовании литературного языка служит необходимость воспи-

тания

детей. Поскольку литературный язык, как правило, пользуется

гораздо большим социальным престижем, чем диалект, женщины счи-

тают

необходимым научить детей именно литературному языку, по-

этому сами стремятся пользоваться им, особенно общаясь с детьми

[Stellmacher

1975/76;

Werner

1983].

В качестве наиболее характерных черт женской речи обычно указы-

вают интенсивное использование эмоционально окрашенной лексики,

многословность. К. Нарингз считает, что эти явления не являются

специфическими именно для женского варианта немецкого языка.

Скорее, это универсалии

всех

европейских языков [Nahrings 1981, 120].

Ф.

Вернер предпринял попытку выявить особенности речевого пове-

дения мужчин в процессе их общения с женщинами и сопоставить их с

речевым поведением женщин. В качестве материала были использованы

записи диалогов

между

мужчинами и женщинами, а также разговоров,

ведущихся в группах со смешанным составом. В процессе анализа

автор выделял тематически ориентированные последовательности вы-

сказываний и исследовал особенности их организации у мужчин и

женщин.

Среди языковых средств наибольшее внимание уделялось

выражениям, репрезентирующим персональную референцию, наречиям,

частицам;

анализу привлекались также паралингвистические средства.

Автор

подчеркивает, что характерные черты выявленные при анали-

зе особенностей употребления языка мужчинами и женщинами, а имен-

но,

большая эмоциональность у женщин и деловая направленность у

мужчин, в основе своей имеют тематическую дифференциацию выска-

зываний.

Такой

подход

обоснован при исследовании речевого поведе-

ния

в целом, но мало продуктивен при изучении особенностей стиля

речевого поведения. Стили мужчин и женщин прежде всего разли-

чаются тем, в какой степени мужчины и женщины учитывают реакцию

партнера на предыдущие языковые высказывания и коррелируют их в

этой связи. Мужчины в большей степени ориентируются на собст-

венные предыдущие высказывания, а женщины — на высказывания

коммуникативного партнера. В том случае, если тематический фокус

высказывания коммуникативного партнера не совпадает с их собствен-

ным,

женщины стараются его переориентировать, мужчины же воспри-

нимают такую ситуацию как отклонение от правильного курса беседы

продолжают строить свои высказывания с прежней тематической

ориентацией [Werner 1983].

Половые различия в речевом поведении проявляются уже в детстве.

Так,

девочки-школьницы разговаривают и рассказывают лучше, чем их

сверстники

[Jäger

u.a. 1978, 524, 535;

König

1972, 153]. Однако при

описании

различных видов деятельности и процессов мальчики ис-

пользуют более разнообразную лексику и структуры предложений

[König

1972, 155;

Nahrings

1981, 121]. Эти характеристики сохраняются

у взрослых и, по-видимому, являются универсальными для носи-

телей европейских языков. Так, на "лингвистическую быстроту" англо-

язычных женщин указывал еще в 1946 г. О. Есперсен. Аналогичные

результаты в

ходе

проведения экспериментальных исследований были

получены нами для русского языка. Женщины гораздо лучше в опера-

тивнее пользуются неким центральным ядром словаря, мужчины же,

как

правило, демонстрируют более богатый и дифференцированный

лексический

запас, но при этом центральный общеупотребительный

слой лексики у них меньше [Крючкова 1975].

При

исследовании возрастной дифференциации языка основное вни-

мание

обычно уделяется языку различных групп молодежи. Язык детей-

дошкольников

чаще всего интересует психолингвистов, которые зани-

маются анализом процессов овладения речью/языком. Язык младших

школьников

изучается главным образом

точки

зрения

анализа диалек-

та как языкового барьера. Языком старшего поколения занимаются

преимущественно диалектологи, а язык среднего поколения представ-

ляет собой настолько дифференцированный феномен, что анализ его

только по возрастной оппозиции не представляется достаточно ре-

зультативным и полным.

Таким

образом, основное внимание социолингвистов уделяется

языку молодежи. Молодежным языком (жаргоном) принято называть

не

язык всей молодежи, а возникшие под влиянием различных при-

чин

специфические

формы,

употребляемые некоторыми группами моло-

дежи. Именно благодаря таким формам его

можно,

по мнению

Б.

Дави-

да, отнести к специальным языкам. Молодежный язык иногда именуют

также групповым R3biKOM[David 1987].

По

меткому

значению

Лёффлера,

этот язык не имеет ограничений во времени и пространстве. Каждое

поколение

в молодости употребляло те или иные характерные формы

[Löffler

1985, 133].

Следует

отметить, что изучение молодежного"

языка

традиционно привлекало внимание ученых. Первые словари мо-

лодежного языка появились еще в

XVIII

в. Научные

труды,

посвящен-

ные

языку гимназистов и студентов, были довольно многочисленны-

ми

конце

XIX—начале

вв.

[Kluge, 1895; Meier 1910;

Götze

1928]

др.

Давид считает, что в бытовании молодежного немецкого языка сле-

дует

выделять три основных периода: 1) с

XVII

в. приблизительно

до 1930 г., когда его основными носителями были студенты, но он

оказывал определенное влияние и на речь

других

слоев населения,

особенно

в маленьких университетских

городах;

2) с 1955 по 1972 г. —

контингент

носителей молодежного

языка

существенно

расширился,

при

"К

молодежи

социологи обычно относили лиц в

возрасте

от 13—14 до 18 лет. Однако,

в последние десятилетия границы эти существенно сдвинулись, что

обусловлено

ростом

продолжительности сроков обучения и некоторыми

другими

социальными причинами.

Сейчас

молодежью

принято

считать

лиц до 25 лет.

этом он был крайне неоднородным; 3) 80-е годы

—

число его носителей

увеличилось.

Это

произошло прежде всего

за

счет продления возраст-

ного периода, который считается молодежным.

Первый период характеризуется тем, что наиболее широко в молодежном

языке были представлены обозначения лиц, не являющихся студентами. Чаще всего они

именовались в соответствии со своей профессией и социальным положением. Следую-

щей по объему была

группа

обозначений людей по их характерным чертам, чаще

всего

негативным.

Почти так же разнообразны были и обозначения студентов, которые

дифференцировались в зависимости от года обучения, финансового положения и т.д.

Довольно многочисленны наименования алкогольных напитков и табличных изделий,

дуэлий, оружия и видов наказания, а также лиц женского пола.

Второй

период характеризуется существенным экономическим подъемом ФРГ,

что нашло отражение в тематике молодежного жаргона

.- Самой объемной частью

являются обозначения девушек, которые дифференцируются в зависимости от внешнего

вида, возраста, характера и т.д. Обозначения юношей связаны прежде всего с наличием

них черт, которые традиционно считаются мужскими

(сила,

лидерство и т.п.). Весьма

обширна

группа

слов, связанных с темой "свободное время". Сюда относятся обозна-

чения мотоциклов,

музыки,

табачных изделий, алкогольных напитков. Первое место

среди

прилагательных/ причастий занимают синонимы слова "хороший".

Третий период в экономической жизни ФРГ характеризуется

различными

кризисами: энергетическим, спадом производства и т.д. С этим связан пессимизм моло-

дежи,

нашедший свое отражение и в ее языке. Большое место в словаре занимают слова,

связанные с потреблением наркотиков. Много слов, обозначающих

различные

группы

молодежи,

что отражает ее неоднородность разнообразны обозначения чувств, эмоций,

чаще всего негативных [David

1987].

Таким образом,

по

мнению

Давида, словарный состав молодежного

жаргона ярко отражает специфику социального существования данной

общественной группы. Чрезвычайно наглядно

это

было также проде-

монстрировано

во

время подъема студенческого движения

в ФРГ в

конце

60-х

годов,.когда достаточно ограниченная бытовыми рамками

тематика студенческого жаргона резко изменилась, пополнилась лекси-

кой

общественно-политического содержания, что привело к формирова-

нию

так

называемого "языка протеста" ([Boesch 1972]; подробное исто-

рическое описание словаря студенческого жаргона см. [Henne, Objartel

19841).

Молодежный язык иногда влияет

и на

язык взрослых.

Он

исполь-

зуется писателями,

средствах массовой коммуникации

т.п. Моло-

дежный язык,

по

мнению автора, выполняет

три

основные социаль-

ные функции, являясь средством социализации, защиты

нивелиро-

вания

[David 1987].

Интересен анализ языка студентов

точки зрения форм существо-

вания

языка. Исследование, проведенное

Вебером

[Weber

1980], пока-

зало,

что

хотя студентов и принято считать носителями "расширенного

кода",

тем не

менее

различных жизненных ситуациях

они

исполь-

зуют

весьма разнообразные формы языка, начиная

от

разговорной

формы литературного языка

кончая диалектом. Особенно это касает-

ся

выходцев из нижних социальных слоев населения, которые в процессе

вторичной социализации

университете овладевают формами литера-

Нам корреляции между спецификой социальной жизни и особенностями молодежного

жаргона представляются несколько

прямолинейными

и порой недостаточно убеди-

тельными.

турного языка, однако, в

быту

широко используют

даже

диалектные

формы.

Это, по мнению автора, свидетельствует о том, что ситуа-

ция,

в которой протекает жизнь человека, особенно в детстве, откла-

дывает отпечаток на особенности использования им языка в дальней-

шей

жизни. Особое внимание

уделяет

Вебер такой характеристике язы-

ка

студентов, как "неуверенность". Этот момент определяется сле-

дующими формальными

признаками:

частыми паузами, употреблением

таких оборотов, как "так сказать", "вроде" и т.п.

Автор

увязывает

эту

черту

с отрывом исследуемой социальной группы от производ-

ственной

деятельности

[Weber

1980]. Собственно студенческий жаргон

характеризуется, естественно, спецификой прежде всего словарного

состава. Тематические группы этого словаря определенным образом

менялись

ходе

исторического развития.

В качестве основных способов образования элементов словаря мо-

лодежного языка обычно называются метафорические и метонимиче-

ские

переносы и

другие

тропы

[Löffler

1985;

David

1987]. Характерно

большое количество заимствований, источники которых существенно

меняются в разные исторические периоды [David 1987]

ЯЗЫК

И ПОЛИТИКА

Интерес

к этой проблематике возник в ФРГ еще в конце 50-х го-

дов прежде всего в связи

дивергентными

процессами,

происходившими

языке

двух

германских государств. Здесь

следует

упомянуть в первую

очередь работы; .[Moser 1956, 1962, 1964; Mackensen 1956; Betz 1962].

В них отмечены следующие различия

между

немецким языком ФРГ и

ГДР:

1) в немецком языке ГДР наблюдалось большее по сравнению с

немецким

языком ФРГ количество неологизмов причем главным об-

разом

области общественно-политической

лексики

(примерно

раз);

2) для немецкого языка в ФРГ характерны в основном заимствования

англо-американского происхождения, а для немецкого языка в ГДР

разного рода кальки с русских слов и выражений; 3) из немецкого

языка

в ГДР исчезли многие слова и выражения, входившие в об-

Определенный

интерес

немецкие

социолингвисты

проявляют

и к другим

специальным

языкам.

В частности весьма

интенсивно

в течение многих лет изучается

язык

солдат

[Bergmann

1916; Krollmann 1958; Küpper 1978]. Его

характеристики

во многом схожи

языком

студентов:

специальный

словарь,

существенно

отличающийся

от

общеупотре-

тельного

словарного

состава и

словарей

профессиональных

языков.

Тематика

его свя-

зана

главным образом с

такими

явлениями,

как авторитарное руководство,

опас-

ность,

оружие, смерть, сексуальная

жизнь.

Основным

способом

образования

состав-

ляющих

его

лексических

единиц

являются

метафорические

переносы

и другие тропы

Большое

внимание

социолингвисты

ФРГ

уделяют

жаргону

заключенных

[Mohn

19801

(исследование

воровского жаргона имеет давние традиции в

немецком

языко-

знании

см.,

например,

[Kluge 1901]); спортивному жаргону

[Dankert

1969

Göhler

1962;

Schneider 1974], а также языку охотников [Lindner 1966—1967]

Интерес

представляет

исследование,

посвященное

жаргону

ночной

жизни

[Bornemann

19741

Так

же, как и

язык

молодежи, он включает много

окказиональных

образований

срок

существования

которых весьма

непродолжителен.

щественно-политический словарь третьего рейха в кайзеровской Гер-

мании;

4) отдельные элементы общественно-политического вокабуляра

немецком языке в ГДР и ФРГ имели разные значения [Moser 1962].

Необходимо указать, что аналогичные данные приводились

в работах

лингвистов ГДР (см., например

[Höppner,

1963;

Ihlenburg

1964;

Schippan

1967]и

др.), однако их интерпретация существенно отличалась

зависимости от идеологических позиций исследователей. В основном

выводы западногерманских языковедов сводились к

тому,

что в ГДР

существовал "специальный словарь партии" (Parteiwortschatz), непонят-

ный

широким массам, политические неологизмы создавались и рас-

пространялись целенаправленно, что, по мнению авторов, является

неотъемлемой особенностью тоталитарных режимов, в этой связи язык

ГДР часто сравнивался с языком третьего рейха.

Интересно,

что по мере стабилизации политической ситуации в

послевоенной

Европе

нормализации отношений

между

двумя герман-

скими

государствами такого рода заявления стали постепенно выхо-

дить из обихода и заменяться более научной оценкой существующей

лингвистической ситуации.

Западногерманский

исследователь В. Дикманн, критически оценивая

исследования языка политики ("общественного

языка"),

проводимые до

1965 г. в ФРГ, в качестве их главных недостатков указывает сле-

дующие: 1) основное внимание уделялось анализу языка национал-

социализма и особенности развития немецкого языка в ГДР, при

этом немецкий язык в ФРГ рассматривался в качестве своеобраз-

ного эталона; 2) происходило смешение эстетических, формально-

логических и морально-этических оценок; 3) при разработке кри-

териев оценки не учитывалось содержание идеологий, а также спе-

цифические

функции, выполняемые анализируемой языковой подсисте-

мой;

4) критика языковых

явлений

на

деле

оказывалась завуалированной

критикой

реалий общественно-политической жизни [Dieckmann 1981].

После

1965 г. в работах ученых

ФРГ,

посвященных рассматриваемой

проблематике, явно отразилась общая ориентация на идеи

структура-

лизма, характерная в этот период для лингвистов Федеративной

Республики. Даже язык идеологии рассматривался только под

углом

зрения

внутриструктурных связей и отношений без

учета

влияния на

него идеологических систем. Так, X. Райх прямо указывал, что в

процессе изучения политической лексики лингвисту не

следует

углуб-

ляться в политические

причины,

обусловливающие происходящие с ней

процессы [Reich 1968]. Аналогичной точки зрения придерживались в

своих исследованиях X. Бартольмес, Р. Рёмер и др. [Bartholmes

1970;

Römer

1968].

В тех же

случаях,

когда предпринимались попытки социолингвисти-

ческой интерпретации полученного материала, в основе их лежали

теоретические положения так называемой "социологии

знания",

разра-

ботанной

главным образом в

трудах

К. Маннхайма [Mannheim 1952],

который считал идеологичность неотъемлемой чертой человеческого

мышления,

отвергая при этом необходимость анализа конкретных

исторических и прежде всего экономических условий, которые по

К.

Марксу обусловливают идеологические формы сознания (подробнее

об этом периоде см. [Dieckmann 1981]).

Но

уже в это время появились работы, в которых свойства по-

литической

лексики

рассматривались в более

широком

социальном

кон-

тексте. Весьма характерной в этом смысле была книга [Dikmann

1969], которую западногерманский ученый Г. Штегер

[Steger

1971] —

автор одной из первых в этой стране обобщающих работ

по

социолинг-

вистике — считал прагмалингвистической лишь по названию, а факти-

чески социолингвистической.

Тема различий в лексике немецкого языка в ГДР и ФРГ к этому

моменту была уже достаточно исследована и по

сути

дела

исчерпала

себя.

Некоторые авторы попытались обратиться к выявлению различий

оформлении связного текста. В качестве примера можно привести

исследование М.В. Хелльманна, который

сделал

выборку наиболее

частотных слов из

газет

"Neues Deutschland", "Die

Welt",

"Frankfurter

Rundschau" Наиболее характерной отличительной особенностью газеты

"Neues Deutschland" является высокая частотность употребления мес-

тоимений

1 л. мн. числа, а также меньшее количество прилага-

тельных (и соотвественно большее существительных) по сравнению

с западногерманскими газетами [Hellmann 1978].

Своеобразным итогом дискуссии о языке

двух

государств

можно

считать

статью

В.

Дикманна

«Язык—сознание—общественная действи-

тельность. К проблеме

"двух

немецких языков"» [Dieckmann

1981],

которой отмечается, что в зависимости от того, на какой пози-

ции

по вопросу о соотношении языка, мышления и социальной дейст-

вительности — материалистической или идеалистической — стоит ав-

тор,

исследующий проблему развития немецкого языка в ГДР и ФРГ,

интерпретация

лингвистического материала может быть совершенно

различной.

Большинство лингвистов ФРГ, изучающих особенности не-

мецкого языка в ГДР, как считает В. Дикманн, стоят на идеалистиче-

ских позициях, преувеличивая роль сознательного воздействия руково-

дящих инстанций на язык. Они развивают идею о манипулировании

языком,

отрицая тот факт, что изменения, происходящие в общест-

венной

жизни, неизбежно должны найти свое отражение в языке,

что и приводит к изменению в немецком языке ГДР.

Рассматривая тезис о существовании

двух

немецких языков, он

указывает, что до сих пор не

существует

четких критериев, позволяю-

щих сказать, что при таком-то количестве различий на том или ином

языковом

уровне или нескольких из них

следует

считать, что иссле-

дуемые

феномены являются

двумя

языками, а не вариантами одного

того

же языка. Эта неопределенность позволяет весьма различно

интерпретировать эмпирические факты. В. Дикманн подчеркивает, что

этой мере, в какой общественная жизнь в ФРГ отличается от об-

щественной жизни в ГДР,

будет

различаться и язык, функционирую-

щий

в этих странах.

Автор

считает нецелесообразным проводить

непосредственное сопоставление общественного языка в ФРГ и ГДР,

поскольку общественная жизнь там организована совершенно различ-

но.

Необходимо разработать инструментариум, позволяющий иссле-

довать семантические и прагматико-семантические

различия,

возникаю-

щие

в идеологически релевантных лексических единицах при функцио-

нировании

языка в разных социальных условиях, ориентируясь при

этом на практический жизненный опыт носителей языка [Dieckmann

1981, 57—77].

Сходную точку зрения по проблеме так называемого "языкового

отчуждения" (sprachliche Entfremdung)

двух

германских государств

высказал Р. Бахем. Он отметил, что повседневный язык не демонст-

рирует существенных различий, в то время как для языка политики

идеологии эти различия явились довольно существенными. Языко-

выми различия

между

ГДР и ФРГ, подчеркивает автор, — фактор ис-

торический,

правильная их оценка возможна только при

учете

по-

литической и экономической ситуации. Однако, эти различия не

дают

оснований

утверждать,

что в указанных

государствах

существовали

два национальных языка [Bachern 1979].

70—80-е

годы интерес исследователей от изучения отдельных

различий общественно-политического вокабуляра ГДР и ФРГ пере-

местился в русло анализа различных аспектов языка политической

коммуникации. Причем большое внимание этой проблематике уделяли

не только лингвисты, но также философы, политологи, специалисты в

области массовых информационных процессов.

По

замыслу авторов работы эти носили прежде всего прагмалинг-

вистический характер. Однако, сам объект исследования — "общест-

венный

язык" неизбежно вынуждал их привлекать к анализу опреде-

ленные социальные параметры, а именно, политические установки го-

ворящего и слушающего, что, естественно, придавало им социолинг-

вистическую направленность. Весьма показательно в этой связи выска-

зывание К. Саламуна о том, что при построении теории, которая

могла бы объяснить особенности функционировния языка политики,

нельзя ограничиваться синтаксическим и семантическим анализом, по-

скольку язык политики служит прежде всего не для передачи ин-

формации,

а для изменения взаимоотношения полических сил. Поэтому

необходимо особое внимание уделять прагматическому аспекту иссле-

дования, выходя при этом за рамки языкового анализа и привлекая к

рассмотрению данные социальной психологии, политической этики

т.п. [Salamun 1972].

Прежде чем непосредственно обратиться к исследованиям языка

общественно-политической жизни, отметим, что в многочисленных ра-

ботах

западных ученых, посвященных этой проблеме, нет единства

в наименовании данного феномена. Иногда его именуют "обществен-

ным

языком", для разных подсистем которого используются обозна-

чения:

"язык мнений", "язык выступлении общественных деятелей"

или "язык политики"

"административный язык" [Dieckmann 1981]. Не-

которые авторы, напротив, употребляют словосочетание "язык поли-

тики"

в очень широком смысле, понимая под этим "все языковые вы-

сказывания,

в которых речь идет о политике, а также высказывания,

продуцируемые с позиций власти"

[Bergsdor

1983, 34]. Так, например,

В. Бергсдорф включает в "язык политики" следующие подсистемы:

1) язык законодательства и судебных решений; 2) административный

язык;

задачей которого является изложение различных указаний, ин-

струкций и т.п., сюда относятся, например, официальные уведомления,

квитанции

о налоге и т.п., военные приказы и т.д.; 3) язык перего-

воров (между партиями внутри страны, а также дипломатических пе-

реговоров); 4) язык политического воспитания, используемый для до-

стижения

нормативных

структур

в формировании политических пози-

ций

(сферы его функционирования — школа, массовая коммуникация);

5) язык политической пропаганды, применяемый для того, чтобы из-

менить или наоборот укрепить

существующую

структуру

оценок

мне-

ний

представлен прежде всего речами различных политических деятелей.

Но

при всем разнообразии предварительных подходов к опреде-

лению объекта в конечном итоге большинство авторов исследуют

тексты речей политических деятелей во время предвыборных кампаний,

дебатов в

бундестаге

и т.п. (см. например [Bachern 1979;

Bergsdorf

1983; Zimmermann 1975, Maier 1977]).

Не

случайно

многие

исследователи

тесно связывают язык политики и риторику, причем это характерно

не

только для западногерманских ученых, но и для языковых

других

западных стран [Bachern 1979;

Grieswelle

1978; Corcoran 1979; Schlesin-

ger

.1977;

Zimmermann 1975]. При этом риторика понимается достаточ-

но

широко — в нее включаются как прагматические, так и социолинг-

вистические аспекты рассмотрения. Так, например, Р. Бахем считает,

что при риторическом анализе политического текста должны быть

исследованы следующие его характеристики: 1) историко-прагматиче-

ский

аспект, включающий: а)

речевую

ситуацию в широком смысле сло-

ва (место, время, уровень знания говорящего и слушающего), б) интен-

цию

говорящего с

учетом

данной ситуации; 2) особенности языковой

структуры как средства выражения идеологии говорящего и его

интенции;

3) техника речевого исполнения; 4) внешнее оформление

речи; 5) воздействие текста на получателя, как на адресата, так и на

анализирующего текст.

Историко-прагматический

анализ включает описание исторической

ситуации, т.е. условий, при которых создавался текст, и условий его

воспроизведения.

Такое описание не может быть полным, так как

каждый отдельно взятый момент социальной

жизни

представляет собой

лишь

одно из звеньев цепи предшествующих и последующих событий.

Риторический

анализ языковой структуры и идеологической основы

политических текстов включает исследование искусства аргументации,

а также рассмотрение отдельных стилистических фигур и приемов.

Под

политической аргументацией понимается выдвижение тезисов и

контртезисов,

касающихся политического

положения,

политических ре-

шений,

подтверждение этих тезисов путем

обоснований,

имеющее целью

убедить

адресат в справедливости точки зрения говорящего (пишу-

щего),

повлиять на его мировоззрение, побудить к принятию опреде-

ленного решения. Способы политической аргументации

могут

быть

строго логичными, р то же время политическая аргументация может

строиться на заведомо ложных посылках. Поэтому описание способов

аргументации в политическом тексте должно включать его логическую

характеристику и условия достоверности [Bachern 1979].

Но,

если Бахем при всей широте понимания риторики все-

таки

обращается и к анализу проблем, традиционных для этой

дисциплины

(исследование функций различных стилистических фигур

языке политики, используемых, в частности, для выделения в

тексте особо важной информации, внесение в него определенного

оценочного момента; привлечение особого внимания адресата; при-

дание тексту эмоциональной окраски и т.п.), то Г.Д. Циммерманн

вообще трактует риторику не как учение о стилистических фигурах

или

руководство по искусству речевого убеждения, а как "теорию

языкового употребления, распространяющуюся на

устную

и письмен-

ную речь" [Zimmermann 1975, III].

Большинство

исследователей, занимающихся языком политики,

исходят из того, что основные характеристики этой языковой

подсистемы определяются теми функциями, которые она выполняет

жизни общества, функции же эти достаточно специфические.

В. Бергсдофр, например, указывает, что конечной целью использова-

ния

языка в политической деятельности является влияние на пове-

дение людей при помощи языковых средств. Язык как инструмент

политики

— это неотъемлемая часть любого языкового коллектива

независимо

от его идеологии, он играет существенную роль в процессе

узаконивания

правящих классов. Язык является политикой, а поли-

тика

языком в той мере, в какой власть не может покоиться

только на физической и экономической силе, но

требует

согласован-

ности

в действиях самих правящих классов. Чем больше правящие

классы опираются на силу, тем значительнее их воздействие на

язык

[Bergsdorf,

1978].

Еще более отчетливо эта мысль выражена в работах М. Грайф-

фенхагена и К. Саламуна, первый из которых подчеркивает, что

для достижения

успеха

в политике необходимо знать, как осуще-

ствляется политическое господство при помощи языка. Кто назы-

вает вещи, тот овладевает ими. Определения создают реальности.

Тот, кто

дает

определения, выбирает из всей совокупности возмож-

ных аспектов тот, который представляется ему наиболее важным.

Эта "редукция комплексности" происходит везде, в том числе и

политике. Здесь особенно отчетливо проявляется фактор власти:

кто может создавать и изменять положение вещей, тот и имену-

ет их, ставя на них тем самым печать своей оценки [Greifenha-

gen 1980]. А второй

утверждает,

что одной из важнейших об-

ластей деятельности политика является работа по завоеванию (удер-

жанию) симпатий населения, распространению в самых широких

слоях общества собственных мнений и убеждений таким образом,

чтобы население считало, что они соответствуют его интересам.

Зачастую этих целей нельзя достичь путем рациональной и кон-

кретной

аргументации, в этих случаях большую помощь политику

может оказать целенаправленное использование языковых средств

[Salamun 1981].

Наиболее ярко такое целенаправленное использование языка,

с одной стороны, и целенаправленное воздействие на язык, с

другой, прослеживается на материале так называемого "языка треть-

его рейха". Эта тема вызывает большой интерес у языковедов

причем анализу подвергается не только язык фашистов в период

их нахождения у власти, но и динамика развития их специфиче-

ского словоупотребления до 1933 г. Так, В.В. Зауэр исследовал

речи и выступления 35 депутатов германского рейхстага от на-

ционал-социалистической партии в период борьбы фашистов за при-

ход к власти, проследил, как происходила отработка идеологиче-

ских и пропагандистских приемов этой борьбы, создание основ-

ных программных документов национал-социализма и формирование

особенностей языка фашизма.

Наиболее характерной особенностью этих речей является аппе-

лирование к эмоциям слушателей. На Языковом уровне это выра-

жается в том, что слова и словосочетания имеют характер при-

зыва. Они употребляются не для обозначения фактов или описания

процессов, а в первую очередь с целью вызвать интерес слуша-

телей, всколыхнуть их

чувства.

Помимо слов разговорного языка

нацистами широко использовались политические термины из сферы

рабочего движения, однако, при этом они лишались своих обще-

принятых значений, приобретали совершенно новые. Чтобы придать

этим словам характер устоявшихся терминов, их употребляли постоян-

но

с одними и теми же определениями. Излюбленными прилага-

тельными были, с одной стороны, germanish 'германский', natio-

nal 'национальный', с

другой

— international 'интернациональный',

ausländisch

'иностранный',

judisch

'еврейский'. Другим распростра-

ненным

средством являлось табуирование. Многочисленные слова,

относившиеся к политическому

обиходу

Веймарской республики,

вообще не использовались нацистами. Предпринимались отдельные

попытки заменить обозначения центральных понятий, употребляемых

политическими противниками [Sauer 1978].

Все эти явления получили в языке фашистов после прихода

их к власти дальнейшее развитие. В языке национал-социализма

практически

отсутствуют

неологизмы, за исключением обозначения

типичных для этого периода реалий, например,

Sturmbahnführer

'штурмбанфюрер'. Новые понятия в основном обозначились уже имев-

шимися

в языке словами, которые претерпевали существенные се-

мантические изменения. Как правило, в

результате

многократного

употребления в определенном контексте с сильно выраженным оценоч-

ным компонентом они приобретали дополнительные коннотативные

оттенки ср.

Volk

ohne Raum 'народ, лишенный жизненного про-

странства', für

Führer,

Volk

und

Vaterland

'за фюрера, народ и

отечество'. Эти наиболее часто встречающиеся слова и выражения

вызывавшие в сознании слушающих определенные ассоциации, ста-

новились теми элементами, с помощью которых формировалось

мировоззрение. Некоторые из них претерпели такие значительные

семантические изменения, что долгое время автоматически ассо-

циировались с. национал-социализмом. Так, существительное

Führer

'вождь', употреблялось только применительно к Гитлеру,

даже

по-

английски писалось, как the

Germán

Führer.

У отдельных слов оце-

ночный

компонент значения изменялся на прямо противоположный

например, hart 'суровый, жестокий' имело негативные коннотации,

в словоупотреблении нацистов оно звучало как позитивное то же

самое произошло со словом brutal 'жестокий'.