Кортунов С.В. Национальная идентичность: Постижение смысла
Подождите немного. Документ загружается.
71
Святая Русь
ское давление привело к Флорентийской унии 1439 г. Неслучайно мос
ковский князь Василий II (Василий Темный, отец Ивана III) не принял
унию, уже торжественно провозглашенную митрополитом Исидором в
Кремлевском храме Богоматери (ныне Успенский собор)
5
.
Таким образом, сам Запад во многом способствовал превращению
православия в государственную идеологию России. Важным рубежом
в этом отношении стало правление Василия II: в 1448 г. Русская право
славная церковь провозгласила свою автокефалию — статус самогла
венствующей поместной православной церкви, независимой от других
церквей, в том числе и от вселенского патриарха в Константинополе.
Еще раньше возник национальный миф о чудесном перенесении Вла
димирской иконы Богородицы Андреем Боголюбским из Киева в Выше
град, а затем в Боголюбово и во Владимир. Он стал основой сознательной
государственной политики при князе Дмитрии Донском. Именно тогда
причисленный к лику святых митрополит Алексий подчинил интересам
Москвы и общерусского объединения управление Русской православной
церковью. Он перенес официальную резиденцию митрополита из Киева
во Владимир. Постоянно пребывая в Москве, Алексий, сын черниговско
го боярина Бьяконта, нес вместе с тем титул митрополита Киевского, со
хранив тем самым духовную власть над русскими землями в Твери, Нов
городе, Польше и Литве. Именно он поставил архипастырскую власть на
небывалую до того в России высоту, что позволило провести идейное обо
снование последовательности: Москва — наследница великого княжества
Владимирского, Владимир — наследник Киева. В 1395 г. чудотворная Вла
димирская икона Богоматеризаступницы переносится в Москву. Уроки
Алексия хорошо усвоили последовавшие за Дмитрием Донским московс
кие светские властители — его внук Василий II и правнук, Иван III.
Защита православия Московским государством привела к тому, что
русские Литовского, Галицкого и других княжеств западной Руси ста
ли переходить на службу к Московскому князю целыми дружинами и
при Иване Калите, и при Симеоне Гордом, и при Дмитрии Донском. При
Иване III их наплыв еще более усилился. Во многом данный процесс
позволил уже его сыну Василию III уничтожить уделы. Это уже было
создание России, принятое народом и его национальным сознанием.
Тверь, Новгород, Псков, Рязань, втянувшись в водоворот княжеских и
региональных усобиц, думая о своей локальной выгоде, играя в дружбу
с татарами, становясь время от времени орудием Литвы или Ливонско
го ордена, проиграли Москве на этом важнейшем поле народного обще
русского самосознания, стержнем которого было православие.
При этом православие во все времена с глубочайшим почтением
относилось к воинам, которые ценой собственной жизни сохраняли
72
Глава 2. Православный крест и державный орел
жизнь и безопасность ближних, а также прославились любовью к свое
му земному отечеству и преданностью ему. Многих из них Святая Цер
ковь причислила к лику святых, учитывая их христианские добродете
ли и относя к ним слова Христа: «Нет больше той любви, как если кто
положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15, 13). Среди них, напри
мер, святой благоверный князь Михаил Тверской, который «положил
свою душу за свое отечество», совершивший подвиг, который церковь
сравнивает с мученическим подвигом Димитрия Солунского.
Во все эпохи церковь призывала своих чад любить свое земное оте
чество и не щадить жизни для его защиты, если ему угрожала опасность,
и благословляла народ на участие в освободительной борьбе. Так, в
1380 г. преподобный Сергий Радонежский благословил русское войско
во главе со святым благоверным князем Димитрием Донским на битву
с татаромонгольскими завоевателями. В 1612 г. Патриарх Московский
и всея Руси святитель Гермоген благословил народное ополчение на
борьбу с польскими интервентами. В 1813 г., во время войны с француз
скими захватчиками, святитель московский Филарет говорил своей па
стве: «Уклоняясь от смерти за честь веры и за свободу Отечества, ты
умрешь преступником или рабом; умри за веру и Отечество — ты при
мешь жизнь и венец на Небе». Святой праведный Иоанн Кронштадтс
кий так писал о любви к земному отечеству:
«Люби отечество земное... оно тебя воспитало, отличило, почтило, всем до
вольствует; но особенно люби Отечество Небесное... то Отечество несравнен
но дороже этого, потому что оно свято и праведно, нетленно. Это Отечество
заслужено тебе бесценной Кровью Сына Божия. Но чтобы быть членами того
Отечества, уважай и люби (его) законы, как ты обязан уважать и уважаешь
законы земного отечества»
6
.
Патриотизм церкви в огромной степени способствовал тому, что
православие стало сущностью русской народности. Именно поэтому в
России не было случаев массового, коллективного или территориаль
ного перехода в ислам, несмотря на многовековое соседство ордынско
го ига. Однако созидание русского народа в Российской империи не
подразумевало уничтожения различий между конфессиями и этноса
ми. Велимир Хлебников писал: «Ах, мусульмане те же русские. И рус
ским может быть ислам». Именно это чувство национального единения
создало и сохранило Русь, ту Русь, ставшую в это время Святой Русью
в понимании русского религиозного философа Г. Федотова, который
полагал, что главным ее деянием, в конце концов определившим судьбу
России, было именно православное служение.
Временные рамки существования Святой Руси определить сложно.
Если верить Г. Федотову, то она начала складываться в ХII в., во време
73
Святая Русь
на деяний святых Бориса и Глеба, и просуществовала до середины ХVI в.
«Веком русской святости» он называл ХV в.
7
Причем, по авторитетно
му мнению выдающегося русского ученого, историка, богослова, цер
ковного и общественного деятеля А. Карташева, такое самоопределе
ние Русь получила не от государства, а «из недр народного сознания».
«Ни нашей матери греческой церкви, — отмечал он, — ни православным си
рийцам и арабам, ни нашим братьям славянам, ни соседям румынам — нико
му не полюбилось называться так по крещению и вере. Греция охотно велича
ет себя “великой”, как Англия “старой”, Германия “ученой” и Франция
“прекрасной”. “Святым и избранным” назван был только библейский Изра
иль, и, несмотря на его низменные инстинкты сребролюбия и материализма,
современный Израиль продолжает сознавать себя таковым. В этом самосоз
нании Израиля и Руси, бесспорно, есть нечто дерзновенное и ответственное»
8
.
Конечно, Святая Русь — это во многом красивый национальный миф.
Можно вспомнить, что в ХIII в. русские государи по «политической
целесообразности» шли на сделки с язычниками православных христи
ан; в ХIV в. на Руси брат шел на брата, в ХV в. неугодным православ
ным русским по велению князей выкалывали глаза, в ХVI в. Иван Гроз
ный душил митрополитов и осквернял святые таинства и т.д. и т.п.
Однако именно это время известно и деяниями русских святых, к кото
рым относятся и святые князья, и святители. Из последних Г. Федотов
выделяет Никиту Новгородского, Стефана ВладимироВолынского,
Ефрема Переяславского, Кирилла Туровского, Стефана Пермского, пре
подобного Сергия Родонежского, преподобного Кирилла, Павла Обнор
ского, Сергия Нуромского, преподобных Зосиму и Савватия, преподоб
ного Нила Сорского и многих других.
Интересно, что деяния этих святых приходятся в основном на пери
од монголотатарского ига, когда и сформировался концепт Святой Руси.
Это говорит о многом. В частности, о том, что татаромонголы в отно
шении покоренных народов были много толерантнее, чем, например, ара
бы. Однако было бы, разумеется, неверным утверждать, что татарское
иго не оказало никакого влияния на формирующееся национальное са
мосознание России и в государственном, и в конфессиональном смыс
ле. Долгая зависимость от татарской государственности, тесное обще
ние с татарами многих поколений русских людей, естественно, наложили
отпечаток на московские нравы и обычаи, на политическую и правовую
культуру. Известно, что дань в Большую Орду в последний раз была
направлена в 1502 г., 22 года спустя после Стояния на реке Угре (1480 г.).
Но и позднее наследники распавшейся примерно в это время Золотой
Орды — Крымское и Казанское ханства — собирали дань, уводили в
полон людей для продажи в Османский султанат, вассалами которого
74
Глава 2. Православный крест и державный орел
они были. Последний раз крымский хан сжег Москву в 1571 г., а «налог
по крови» платила и послепетровская Россия.
Однако вряд ли серьезна историософская традиция приписывать та
тарскому влиянию все последующие бедствия России (как у А. Толстого:
«И вот, наглотавшись татарщиной всласть, Вы Русью ее назовете!») и ви
деть в Московском царстве «орду» (Савицкий), «православное ханство»
(Федотов) или даже «тоталитарное государство» (Бердяев).
Идея сильного государства находилась тогда в русле общеевропей
ской традиции. Более того, она восходит не только к византийским, но
и римским представлениям об императорской власти, и потому связать
ее с понятиями ордынской государственности невозможно. В Москов
ском государстве, на протяжении нескольких веков постоянно враждо
вавшем со своими западными соседями — Великим княжеством Литов
ским, Ливонским орденом, Польским и Шведским королевствами, —
эта идея служила не только экономическому, политическому и культур
ному единению страны, но и выживанию нации. Да и теория божествен
ного происхождения княжеской власти, над которой немало потруди
лись СпиридонСавва, Иосиф Волоцкий и Филофей, была в известной
степени импортирована из Европы, в частности заимствована у Никко
ло Макиавелли.
Участник Казанских походов, воевода в Ливонской войне князь Анд
рей Курбский первым назвал Московское государство империей. Верный
«пресветлому православию», он воспел «империю Святорусскую», оплот
чистой веры Христовой и православное подобие Священной Римской
Империи. Уже при Иване III были заложены основы идейного обоснова
ния единодержавия. А Иван Грозный захотел уже быть первосвященни
ком и одновременно императором. По словам А. Поссевино, все это, одна
ко, было «заимствовано от греческих патриархов и императоров»
9
.
Святорусская империя тем не менее не устояла. Роковой гранью, по
мнению Г. Федотова, была в этом отношении середина ХVI в., когда в
Русской церкви иосифлянство одержало полную победу над нестяжа
тельством. Именно при Иване Грозном окончательно погибла Святая
Русь. 1547 год — год венчания на царство Грозного — в духовной жизни
России разделяет две эпохи: Святую Русь и православное царство.
«В религиозной жизни Руси, — отмечал Г. Федотов, — устанавливается на
долго тот тип уставного благочестия, “обрядового исповедничества”, кото
рый поражал всех иностранцев и казался тяжким даже православным гре
кам при всем их восхищении. Наряду с этим жизнь, как семейная, так и
общественная, все более тяжелеет. Если для Грозного самое ревностное об
рядовое благочестие совместимо с утонченной жестокостью (опричнина
задумана как монашеский орден), то вообще на Руси жестокость, разврат и
75
Святая Русь
чувственность легко уживаются с обрядовой строгостью. Те отрицательные
стороны бытия, в которых видели влияние татарщины, развиваются осо
бенно с ХVI в. ХV в. рядом с ним — век свободы, духовной легкости, окры
ленности, которые так красноречиво говорят в новгородской и ранней мос
ковской иконе по сравнению с позднейшей»
10
.
Вероятно, в этом состоит одна из коренных причин Великой Сму
ты. Однако Смуту победило народное восстание, в котором проявилось
осознание православного и великорусского единства. Коренные русские
земли стали оплотом земского ополчения. Патриарх Гермоген предал
церковному проклятию участников восстания Болотникова, совершил
в Успенском соборе всенародное покаяние в клятвопреступлениях.
Государственные идеалы Святой Руси Алексея Михайловича уже
не были только лишь продолжением цезарепапизма Ивана Грозного. Их
истоки — в унижении Смутного времени, в затянувшейся блокаде, в
осознанном стремлении преодолеть на этой основе мятежи и бунты,
укрепить власть, достичь государственной консолидации.
При этом ни сам Алексей Михайлович, ни патриарх Филарет, ни
их преемники не отступали от имперской политики терпимости. Пра
ва мусульманских подданных были ограждены обычаем и законом, и
посреди русских земель до конца ХVII в. сохранялось Касимовское
царство. Россия не испытала ничего подобного изгнанию морисков.
Людовик ХVI вынудил гугенотов покинуть Францию, а Петр I удер
жал раскольников, дав им двойные оклады. Не было в православии и
присущего католической церкви начиная с IV Латеранского собора
(1215 г.) церковного антииудаизма, переросшего уже в ХХ в. в фашис
тской Германии и ряде других стран Запада в расистский антисеми
тизм
11
. Хотя следует признать, что и на Руси «жидовствующих» жгли
еще при Иване III.
Вообще именно западные, а не восточные христиане узурпировали
иудейскую идею истории Спасения, которая в качестве сакральной ис
тории охватывала не только все прошлое от сотворения Адама, но и все
будущее — до Последних дней, когда Бог положит конец миру; они вы
теснили Израиль из этой истории, заместив его церковью и оставив ев
реям место лишь в прошлом. Заодно западные христиане присвоили и
всю еврейскую Библию в качестве первой части Священного Писания,
истолковав ее как собрание пророчеств о Христе. В эпоху Средневеко
вья католическая церковь и светские власти постоянно и активно пре
следовали евреев, действовали как союзники, в тесном единстве. В рос
сийской православной традиции ничего подобного не было.
Тем не менее именно Алексей Михайлович допускает церковный
раскол, вместе с которым, по словам Г. Федотова, «большая, хотя и уз
76
Глава 2. Православный крест и державный орел
кая, религиозная сила ушла из Русской Церкви, вторично обескровли
вая ее. Но не нужно забывать, что первое великое духовное кровопуска
ние совершилось на сто пятьдесят лет раньше. Тогда была порвана ве
ликая нить, ведущая от преподобного Сергия; с Аввакумом покинула
Русскую Церковь школа св. Иосифа. Ноль святости в последнюю чет
верть ХVII в. — юность Петра — говорит об омертвлении русской жиз
ни, душа которой отлетела. На заре своего бытия Древняя Русь пред
почла путь святости пути культуры. В последний свой век она горделиво
утверждала себя как святую, как единственно христианскую землю. Но
живая святость ее покинула. Петр разрушил лишь обветшалую оболоч
ку Святой Руси. Оттого его надругательство над этой Святой Русью
встретило ничтожное духовное сопротивление»
12
.
Однако идеал Святой Руси и в дальнейшем сопровождал русскую ис
торию, во многом определяя в народном сознании национальную иден
тичность России вплоть до революции 1917 г. Как отмечал А. Карташев:
«Россия, найдя свой идеал, употребила великие и добросовестные усилия,
чтобы стать его достойной. И если падала, изнемогала и грешила, то поды
малась, вдохновляемая им же. А главным образом им, и единственно им,
спасалась в страшные минуты своей истории, когда жизнь ставила ее на край
пропасти или гибели»
13
.
Соблазн и грехопадение
При династии Романовых русские цари и императоры не удержа
лись от соблазна превратить православие в государственную идеоло
гию, хотя после того как Россия сложилась в ХVII в. в мощное евразий
ское государство, вышла ко всем сопредельным морям, отстояла свою
независимость в борьбе с противниками на западе, севере и юге, необ
ходимости в этом не было. «Два Рима пали, Третий стоит, а четвертому
не бывать», — писал псковский инок Филофей князю Василию III в на
чале ХVI в. Эта формула русского мессианства, имевшая первоначаль
но чисто религиозный смысл, при Романовых была трансформирована
и поставлена на службу государству, причем не без участия церкви. Та
ким образом, была предпринята попытка построения не просто импе
рии, но идеократического, даже теократического царства. Поставлен
ное на «государеву службу» и подчиненное идее расширения Российской
империи, православие с этого времени постепенно утрачивает свое преж
нее значение стерженя национального самосознания. В основе этой ду
ховной драмы, растянутой на столетия, лежали не только имперские
амбиции русских самодержцев, но и незрелость русского культурного
сознания в целом, на которое наложились многовековые исторические
традиции постоянного военного противостояния России со своими со
77
Соблазн и грехопадение
седями. «Оцерковленное, оправославленное зло, — отмечал Г. Федо
тов, — гораздо страшнее откровенного антихристианства»
14
.
Так или иначе, но христианское понимание Логоса как свободно
понимаемой Истины, свободного Пути и творческой Жизни было по
степенно подменено идеей священного царства, а сама вера — некой ка
нонизированной, все себе подчиняющей и регламентирующей идеоло
гией, православие — «православизмом». Церковь несет за это свою долю
ответственности. Ибо, по словам Л. Тихомирова,
«ни одна нация не сливала так своего гражданскополитического бытия с
церковным, как Россия. Только древний Израиль представляет с ней в этом
аналогию, ибо даже и Византия несла в себе наследство политического уч
реждения — Древнего Рима, а Россия, подобно Израилю, родилась вместе с
обручением Господу»
15
.
При этом была совершена роковая аберрация, негативные послед
ствия которой позднее описали Н. Бердяев, В. Соловьев, С. Франк и
другие русские религиозные философы: православие было по существу
«национализировано», что выразилось в восприятии самодержавием
своей поместной церкви как Вселенской, своей веры — как единствен
ной истинно православной, а царя — как ее единственного гаранта и
хранителя («патриархов — четыре, а царь — один»). «Русскость» както
сама собой стала религиозной добродетелью, которую приравняли к
догматическим истинам. Возникла «философия русской души».
Все это произошло не внезапно. Исподволь в России шел долгий
процесс сознательной модернизации на национальной основе Вселенс
кого православия. В конце ХVI — начале ХVII вв. Святой Русью уже
называлось не то, что было ею на самом деле, — т.е. святые, прославив
шие Господа на русской земле, святые как часть Единой, Святой, Со
борной и Апостольской церкви. Святой Русью стали называть «нацио
нальную русскую святость», а затем и всю Россию. Церковь отказалась
от духовного подвижничества, от борьбы против влияния светской вла
сти на душу человека. Подвижники бежали в пустыни, предчувствуя
близкое падение Руси...
В результате уже к началу ХVII в. в России была создана вторая в
христианской истории (после Византии) и первая по внешней мощи и
масштабу идеократическая держава, очень скоро (начиная с Петра) по
существу переставшая считаться с Божией волей и воспринимать себя
sub specie aeter nitatis
16
. В теократическом царстве есть только одна нео
граниченная власть — власть царя, рядом с ней меркнет образ митропо
лита или патриарха, и голос церкви становится все слабее. Церковь не
просто оказывается в плену у государства, она становится его состав
78
Глава 2. Православный крест и державный орел
ной частью, составляя с ним один закованный в сакральный быт мир.
Мысль о том, что вся Россия, если еще не стала Святой Русью, то непре
менно должна стать ею, губительным образом подорвала церковное со
знание, отвергнувшее важнейший принцип православия, завещанный
Христом, никогда не обещавшим своим последователям рая на земле.
«Со времен Петра, — отмечал в этой связи Н. Карамзин, — упало духовен
ство в России. Первосвятители наши уже только были угодниками царей и
на кафедрах языком библейским произносили им слова похвальные»
17
. (Как,
впрочем, после 1917 г. они произносили «слова похвальные» коммунисти
ческим вождям.)
С началом петровских реформ из государственной психологии выт
равливается даже смутное сознание инородности церкви и царства.
Вдохновитель синодальной реформы Петра Феофан Прокопович пред
лагает называть царя уже не «Помазанником», а «Епископом Еписко
пов» и даже «Христом Господним».
Оценивая последствия теократической утопии для судеб русского
государства, Г. Федотов справедливо писал:
«Поколение Филофея подменило идею русской церкви... идеей православ
ного царства. Оно задушило ростки свободной мистической жизни (тради
цию преп. Сергия — Нила Сорского) и на крови и обломках (опричнина)
старой свободной Руси построило могучее восточное царство, в котором
было больше татарского, чем греческого... Отрекаясь от византийской куль
туры (замучили Максима Грека), варварская рука схватилась за двуглавого
орла. Величайшая в мире империя была создана. Только наполнялась она
уже не христианским содержанием»
18
.
Именно это религиозноидеологическое (а не церковнохристианс
кое) содержание государственной власти стало одной из главных онто
логических причин всех последующих соблазнов, грехов и обвалов рус
ской истории — церковного раскола, насильственной вестернизации
страны и, в конечном счете, краха Российской империи в 1917 г. Рус
ская катастрофа ХХ в. была в первую очередь религиозной и только
потом государственной катастрофой. Как отмечал прот. Г. Флоровский,
«в революции открылась... бездна неверности и давнего отпадения, и
одержимости, и порчи»
19
.
Начиная с ХVII в. история России совершалась под знаком утопи
ческой государственной идеологии. Сменялись эпохи, цари, вожди и ви
димое наполнение идеологии. Неизменным оставался только несвобод
ный, идеократический характер государства. Не личность и ее свобода,
ее творчество, но Царство (неважно — православное или коммунисти
ческое), должное не сегодня завтра обратиться в Эдем для своих под
данных, сделалось едва ли не высшей всеобъемлющей социально
79
Соблазн и грехопадение
культурной, а в пределе — абсолютной этической и мистической ценно
стью русского архетипа. Создав «патриотическое» православие, назвав
его русским, национальным, российские церковные идеологи измени
ли подлинному православию, а следовательно, и России. Подменив веру
суррогатом, они подготовили почву для коммунизма. Большевикам уже
не надо было разрушать веру в сознании народа: это сделали до них.
Они же лишь наполнили «православизм», как лжеправославие, комму
нистическим содержанием. Именно поэтому коммунизм как пародия
на земной рай столь быстро воцарился в Российской империи. Именно
поэтому русский народ отказался защищать Империю в 1917 г., а цер
ковь оказалась неспособной сыграть роль имперского связующего зве
на. Как писал В. Розанов, «Бог не захотел более Руси. Он гонит ее из
под солнца»
20
.
Конечно, православие в России развивалось не только в русле теок
ратической утопии. Была и другая духовная традиция, отличная от це
зарепапизма, — традиция подвижничества, направленная на просвеще
ние и преображение мира светом евангельской Истины. Восходящая к
св. Сергию Радонежскому, заволжским старцам и Нилу Сорскому, она
была продолжена в ХVIII в. св. Тихоном Задонским, а в ХIХ в. — преп.
Серафимом Саровским и Филаретом, митрополитом Московским, а
затем, уже в миру, на рубеже ХIХ и ХХ вв. — Владимиром Соловьевым
и представителями русского религиозного ренессанса: Е. Трубецким, о.
С. Булгаковым, Н. Бердяевым, С. Франком (и получила свое блестящее
развитие уже в зарубежье в трудах о. Г. Флоровского, Г. Федотова, В. Лос
ского и др.). Идеи реформации православной церкви, сходные с рефор
маторскими идеями Лютера по отношению к католической церкви, раз
вивались в произведениях Ф. Достоевского и Л. Толстого.
Однако эта традиция так и не смогла стать определяющей для исто
рических и духовных судеб России. Надежда, что «Москва — Третий
Рим», ставшая фундаментом националистической идеологии, повторяв
шаяся как заклинание, способное совершить чудо — воссоздать в Рос
сии одновременно мощь Рима и Византии, — выразила «прельщение»,
которым оказался поражен дух церковной и околоцерковной элиты.
Псевдопророки, упоенные могуществом Святой Руси, которая свята
была отнюдь не гордостным духом, а смиренным служением Богу, воз
намерились свой мятежный, богоборческий, по сути дела языческий дух
привить православию. Потери оказались грандиозными. Вместо власти
«Третьего Рима» воцарилась власть бесов. ХХ век, пребывавший, по
словам поэта, «под тенью Люцеферова крыла», стал веком божествен
ного возмездия народам, отступившим от своего Творца. Сбылось про
рочество о. Иоанна Кронштадтского (1905 г.):
80
Глава 2. Православный крест и державный орел
«И если не будет покаяния русского народа — конец мира близок. Бог отни
мет благочестивого царя и пошлет бич в лице нечистивых, жестоких, само
званых правителей, которые зальют всю землю кровью и слезами»
21
.
Можно предположить, что победа идеократической государствен
ной традиции явилась одной из причин того, что в России не состоя
лась единая нация. Ее подновленная версия, уваровская идеология «са
модержавия, православия и народности», ставшая ответом на бунт
декабристов, не сумела дать ответ на вызов времени, требовавший ра
дикального обновления национального самосознания. Более того, она
необратимо вела к распаду традиционного как имперского, так и рели
гиозного сознания в России, поскольку заведомо была неприемлема для
значительной части ее подданных.
«Ужаснее всего, — писал Л. Толстой, — не материальное положение, не застой
промышленности, не земельное неустройство, не финансовое расстройство,
не вообще революция. Ужасно то душевное, умственное расстройство, кото
рое лежит в основе всех этих бедствий. Ужасно то, что большинство русских
людей живет без какого бы то ни было нравственного и религиозного начала,
обязательного для всех и общего всем закона»
22
.
Николай I приступил к административной и правовой унификации,
которая сопровождалась ограничением прав католиков, мусульман и
представителей других «неправославных» конфессий, ликвидацией об
ластных особенностей, а главное, насильственной русификацией. Еще
Хомяков говорил, что в «Новом Израиле», как называли русские импе
раторы Россию, заметны несимпатичные черты Ветхого Завета — та же
национальная гордость, то же высокомерие, то же презрительное отно
шение к другим национальностям и то же пустосвятство... «Что же де
лали против этого те, кому надлежало делать? Немногое. Пустосвят
ство продолжало развиваться параллельно неверию: мы строили храмы,
но о духовном возрождении народа мало заботились»
23
.
Созданное в 1817 г. Министерство духовных дел и народного про
свещения быстро превратилось в своеобразное цензурное ведомство,
осуществляющее идеологический надзор не только над светскими уч
реждениями и культурой, но и над церковью, по сути, даже над Сино
дом. Эту политику последовательно продолжали Александр II (особен
но в Польше), Александр III, при котором кризис Империи принял
необратимый характер, и Николай II. Несовместимость этой политики
с принципами имперской государственности была очевидна и обрекала
Россию на катастрофу. Николай I и его преемники с их идеей «Россия
для русских» вольно или невольно порвали с имперской традицией. Не
создав российской нации, они погубили Империю.