Кортунов С.В. Национальная идентичность: Постижение смысла
Подождите немного. Документ загружается.
101
Церковь в государственном мундире?
поддерживая коммунистическую власть в ее основных начинаниях, сер
гиане долгое время убеждали мир в том, что в СССР никогда не было
гонений на веру, а если ктолибо из пастырей или мирян и попадал в
тюрьмы, лагеря и ссылки, то за дело: сами, мол, виноваты... Они утаили
правду о гонениях на православных русских людей, утаили мучеников
и исповедников Христовых, выступивших против Сергиевой Деклара
ции, утаили правду о разделении церкви. Митрополит Иосиф, который
ушел тогда из сергианской церкви вместе с ярославскими архиереями,
охарактеризовал деятельность сергиан как «чудовищный произвол, че
ловекоугодничество и предательство церкви интересам безбожия и раз
рушения самой церкви». Он отмечал, что «приходится удивляться рав
нодушию и слепоте тех, которые еще полагают, что попустители и
творцы этого безобразия творят дело Божие, “спасают” церковь, управ
ляют ею, а не грубо оскорбляют ее, издеваются над нею, вписывают себя
в число ее врагов, себя откалывают от нее, а не они откалывают тех, ко
торые не могут терпеть далее этой вакханалии, грубого насилия и бе
зобразнокощунственной политики»
53
.
Митрополит Сергий говорил: «Мы с нашим народом и нашим пра
вительством». «Мы были со своим народом», — повторяют сегодня его
последователи, оправдывая прислужничество у богоборческой власти
и агентурную работу в карательных органах. Но служа русскому нацио
нализму, они совершают подмену. Служение нации становится предпоч
тительнее служения Богу. Их Богом становится нация, народ. Но ведь
национальное бытие как созидающая сила может формироваться толь
ко в служении Богу, а не нации. И не потому, что жизнь нации проходит
как бы в низшем порядке по сравнению с мистической, сокровенной
жизнью религии. А потому, что Бог есть первопричина бытия, Творец
нации и о каждой из них имеет Свой Промысел. Сергианство, объявив
шее себя спасителем церкви, нации и народа и ради них вступившее в
непозволительные для церкви и христиан компромиссы с гонителями
церкви, нации и народа, посягнуло на этот Божественный Промысел,
на Божественный Порядок Бытия.
Соотношение русского национализма и Русской православной церк
ви в настоящий момент таково: национализм использует православие в
своих целях как один из компонентов своего идеологического обоснова
ния. А церковная иерархия позволяет применять православие для духов
ной легитимации национализма. При этом отдельные клирики и иерархи
становятся националистическими политиками. Для В. Соловьева «рус
ская идея» — понятие чисто духовное, для многих нынешних церковных
и государственных ее адептов — понятие идеологическое, государствен
ное, инструментальное. У В. Соловьева эта идея предполагает открытость
102
Глава 2. Православный крест и державный орел
и всечеловечность, у них — изоляционизм и ксенофобию. У него эта идея
именно национальная, у них — националистическая. По словам В. Соло
вьева, «истинная церковь всегда осудит доктрину, утверждающую, что нет
ничего выше национальных интересов, это новое язычество, творящее себе
из нации верховное божество, это ложный патриотизм, стремящийся встать
на место религии». «Церковь исключительная, или хотя бы только пре
имущественно национальная, неизбежно становится церковью государ
ственною, — констатирует В. Соловьев. — Государственная самостоятель
ность нации поглощает самостоятельность ее церкви»
54
.
Но еще страшнее то, что у всех верующих людей России постепенно
складывается смутное подозрение, что, приди завтра к власти Зюганов со
товарищи — наша церковь присягнет и им. А при определенных обстоя
тельствах, пожалуй, еще и будет призывать верующий народ голосовать
за коммунистов, все более дрейфующих к большевистскому фундамента
лизму, круто замешенному на ультранационализме, и обещающих в слу
чае победы немедленно приступить к возрождению «многострадального
отечества» (видимо, для того, чтобы всем вновь «много страдать»).
Однако особенно поразили верующую паству, да и весь христианс
кий мир высказывания деятелей Русской православной церкви на од
ном из Всемирных соборов русского народа о том, что наше ядерное
оружие — это «дар божий», а также о том, что наши ракеты — это «анге
лыхранители», а происхождение их мощи объясняется, мол, незримым
содействием пресветлого старца Серафима. Как отмечал российский
публицист А. Нежный:
«Кесарю плевать. В его прагматичном сознании по данному вопросу имеется
три основополагающих суждения. Первое: служили той власти, послужат и
этой. Второе: у той власти был Агитпроп, а у этой будет Агитпоп. И третье:
становым хребтом той власти была КПСС, а этой, глядишь, станет РПЦ»
55
.
И, кажется, недалеко то время, когда современный Великий Инкви
зитор получит награду от государства «За заслуги перед Отечеством».
Церковь, особенно православная, не может служить никаким мирс
ким целям. Иначе она перестает быть церковью. Начинается ее паде
ние, предсказанное св. Иоанном Богословом. В лучшем случае она ос
тается «духовным Макдоналдсом». А церковь, по словам св. Григория
Нисского, есть устроение Вселенной.
Конечно, церковные интегристы — это еще не вся Русская право
славная церковь. Однако, к сожалению, голос дальновидного и здраво
мыслящего сегмента православного клира тонет сегодня в мощном хоре
сторонников фактического огосударствления церкви и клерикализации
«тысячелетней державы». А высшие руководители церкви либо молчат,
либо заискивают перед «ястребами», которые тянут их назад, так и ни
103
Церковь в государственном мундире?
чему не научившись. Идеологи цезарепапистского «православизма»
настойчиво рекомендуют властям предержащим по сути дела вернуть
ся к ущербному теократическому уваровскому символу, в равной мере
не имеющему никакого отношения ни к святоотеческому православию,
ни к реалиям современного мира.
90 лет спустя после формального отделения церкви от государства
Россия оказывается перед выбором: заполнить «православизмом» ва
куум, образовавшийся после краха коммунизма, использовать религию
в конъюнктурных целях для воссоздания тоталитарного государства,
которое нуждается в «моральнополитическом единстве» российского
(советского?) общества под знаменем «единственно правильных идей»,
или идти вперед по пути мировоззренческого плюрализма и равных прав
для всех граждан и верующих свободной страны.
Христианство, особенно в его православной версии, — не замкнутая
система, не монолит и не догма. Христианство — это иная жизнь, созида
емая человеком с помощью Бога и Богом с помощью человека. Она воз
можна только для тех, кто верует в БогоСлово, в Логос, для которых Он
является неопровержимым утверждением. Это начало и конец теологии.
Нет «христианства без берегов». Есть Церковь небесная и церковь зем
ная. Есть христианство и лжехристианство. Есть Церковь как «столп и
утверждение истины» и есть игра в «церковь», есть вера и «идея веры».
Но будем уповать на то, что церковь станет Церковью, и тогда она
сможет многое сделать не только для спасения душ человеческих, но и
для спасения России. И в первую очередь будем ждать, что она окажется
в силах перестать считать себя национальной, государственной церковью.
Зерно, если не умрет, не родится. Так и церковь, когда перестанет считать
себя национальной, таковой и не станет. Выступая за права и свободы
для всех, не зажимая католиков и протестантов, а поддерживая их, не от
талкивая (или русифицируя) национальные меньшинства, а развивая их
идентичность внутри церкви, бескорыстно проповедуя высшие мораль
ные ценности перед кесарем и народом, она сможет стать высшим мо
ральным и духовным авторитетом для всех народов России. Тогда она
сможет выполнить свою земную миссию, о которой писал В. Соловьев:
«Христианство явилось расширением и восполнением иудейской теократии
не тем только, что оно приобщило к ней новые национальные элементы, но
еще более тем, что оно возвысило и усилило образующие начала самой теок
ратии. Прежде всего, оно дало миру подлинное священство по прямому боже
ственному праву, независимое ни от какого человеческого служения и уста
новления. В иудействе, мы знаем, священство первоначально учреждено при
человеческом посредстве, при посредстве пророка Божия Моисея. Таким обра
зом, иудейское священство находилось в генетической зависимости от дру
гого служения — пророческого, которое одно в еврействе стояло в непос
104
Глава 2. Православный крест и державный орел
редственной связи с Божеством. В христианстве, напротив, первоначаль
ное священство представляется Божественным лицом Иисуса Христа. От
него непосредственно получили апостолы и передали своим преемникам
чрез рукоположение таинственный дар священства. Собственно говоря,
Христос был и пребывает единым истинным первосвященником; но пока
видимая церковь имеет отдельное существование на земле, необходимо дол
жны быть видимые носители священства Христова, которые священству
ют и святительствуют не от себя и не от какого бы то ни было человеческого
имени, а лишь как заместители Христа, Его силою и благодатью. Этому со
ответствует в порядке временном тот факт, что существующая церковная
иерархия прямой и непрерывной цепью преемства связана с самим Хрис
том без всякого постороннего посредства»
56
.
Лютер прочил, что церкви прейдут, а христианство останется. Он
звал: «Да прейдет церковь, да буди Царство Твое!» Трудно освободить
ся от беспокойного предчувствия, что время это очень близко...
Лютер отверг Священное предание как источник, равноправный со
Священным Писанием. Он призвал верить в Слово Божие, а не в его ис
толкование какими бы то ни было авторитетами: святыми отцами, папс
кими соборами, теологами. Он говорил, что простая крестьянка может
быть более благочестивой, чем епископ, и не ему учить ее истинной вере.
У каждого свой путь к Богу, а как по нему идти, сказано в Евангелии. А в
Нагорной Проповеди говорится:
«И когда молишься, не будь, как лицемеры, которые любят, в синагогах и на
углах улиц останавливаясь, молиться, чтобы показаться перед людьми... Ты
же, когда молишься, войди в комнату свою и, затворив дверь твою, помолись
Отцу твоему, который втайне, и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно».
Такой индивидуальный путь к Граду Божьему указывает епископмученик
Дамаскин. Он пишет, что, возможно, наступило время, когда Господь не хо
чет, чтобы между Ним и верующим стояла церковь как посредник. И у каждо
го человека всегда остается надежда стать непосредственно перед Господом и
отвечать Ему за самого себя, «как это было при праотцах»
57
.
Наша церковь категорически возражает против такой трактовки
(и ее можно понять: ведь при таком развитии событий необходимость в
большинстве ее земных институтов отпадает), усматривая в ней опас
ность того, что из «общего дела» религия превращается в «частное дело»
человека. «Сам по себе этот процесс, — аргументирует она свою точку
зрения в “Основах”, — свидетельствует о распаде системы духовных цен
ностей, потере устремленности к спасению в большей части общества,
утверждающего принцип свободы совести»
58
. Аргумент, на наш взгляд,
слабый и неубедительный. Ибо как свобода (в данном случае свобода
совести) может противоречить вере? Ведь Новый Завет, благая весть,
полученная нами от Христа, — это свобода. Между православием и сво
105
Второе Крещение Руси
бодой, разумеется в христианском понимании этого слова, не может быть
конфликта.
Пророчество Дамаскина впрямую относится к той России, в кото
рой он жил и умирал. Относится оно и к нам, к нашему времени, а воз
можно, и к временам, которые наступят после нас. Ибо у Бога «один
день, как тысяча лет, и тысяча лет, как один день». И тогда мы понесем
свои «собственные кирпичики» на незыблемый фундамент Христовой
правды и сделаемся храмом Духа Его Животворящего.
Второе Крещение Руси
«Нет, решительно нет никаких разумных человеческих оснований
представлять себе первый день России «после большевиков», — проро
чески писал Г. Федотов, — как розовую зарю новой свободной жизни.
Утро, которое займется над Россией после кошмарной революционной
ночи, будет скорее то туманное «седое утро», которое пророчил умира
ющий Блок... После мечты о мировой гегемонии, о завоевании планет
ных миров, о физиологическом бессмертии, о земном рае — у разбитого
корыта бедности, отсталости, рабства — может быть, национального уни
жения. Седое утро»
59
.
Н. Бердяев различал пять Россий: Россию киевскую, Россию татар
ского периода, Россию московскую, Россию петровскую, императорскую
и, наконец, Россию коммунистическую. «Но будет, — пророчески писал
он, — еще и новая Россия». Возрождение России, мыслимой как нацио
нальное и культурное единство, невозможно без восстановления в ней
православной версии христианства, без возвращения ее к христианству
как основе духовного мира. При всякой иной — даже христианской, но
не православной религии — это уже будет не Россия. Без православия
Россия — не нация, а человеческое месиво (или, по словам В. Новодвор
ской, «человеческая протоплазма»), глина, из которой можно лепить все
что угодно: камень, дерево, металл, который можно дробить на какие
угодно части.
Что есть Россия сегодня? Если исходить из того, что богоборческий
ее путь завершен, то она уже никогда не вернется к коммунистической
парадигме развития. Посткоммунистическая Россия не может вернуть
ся и к дооктябрьскому периоду, в одночасье вновь став Российской им
перией. За послесоветские годы не сложилось в России и национальное
государство в западном понимании этого слова. Нет признаков того, что
такое государство складывается сейчас. Россия сегодня — не православ
ное государство династии Романовых. И не Святая Русь династии Рю
риковичей. Но это и не мусульманское государство. Победу ислама в
качестве государственной религии в России представить себе невозмож
106
Глава 2. Православный крест и державный орел
но. Но Россия — это уже не атеистическое государство. Это государство
многоконфессиональное с очень сильной православной традицией. Зна
чит, речь идет о новом прочтении христианства, о Новом православии,
которое было бы терпимо по отношению к другим конфессиям.
Согласно Конституции РФ 1993 г. Российская Федерация — светс
кое государство. А светское государство не имеет права на религиозные
симпатии и предпочтения. Обозначенное государственными граница
ми пространство жизни и определенное православными догматами про
странство веры — суть вещи далеко не совпадающие. В излюбленной
нашей церковью ссылке на каноническую территорию православия,
которой от века будто бы является вся Россия, можно различить не толь
ко великодержавное мечтание о межевых столбах с восьмиконечным
крестом рядом с пограничными, но и плохо скрываемую неприязнь в
отношении всякого инославия, которая, к сожалению, прочитывается и
в «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви». Од
нако любая долговременная попытка «православизации» русского го
сударства должна быть признана антигосударственной, поскольку рано
или поздно она взорвет его, поставив во враждебные отношения с час
тью собственного народа.
Будущее России невозможно предугадать на основе опыта других
стран, ибо никакая другая страна не прошла такой богоборческий путь,
как она. Ни одна страна не прожила столь долгий срок в условиях тота
литаризма. 73 года преобразовали наш народ, наложили на его духов
ный состав такой отпечаток, который, быть может, не сотрется на про
тяжении еще многих десятилетий. Значит, нельзя представлять дело так,
что мы сделали некий исторический крюк, а теперь возвращаемся в ис
ходное положение, заново выруливаем на столбовую дорогу, по кото
рой давно идут цивилизованные страны, и пускаемся за ними вдогонку.
Вопервых, в этом случае мы никогда их не догоним, а вовторых, к со
жалению или к счастью, подобные возвраты в истории невозможны.
Следовательно, мы как страна, как народ, как общество обречены
искать свой путь. Искать — не в смысле волюнтаристского придумыва
ния, но — открытия. «Русская идея» сегодня — это напряженно работа
ющая мысль о будущем России, о способах ее самоспасения и самопре
образования. Это и мысль о новой формуле много, а следовательно,
наднациональной российской государственности, которая пока не най
дена, и о принципиально новых, демократических методах ее поиска и
конституирования. Это и поиск наиболее рациональных и динамичных
форм социально ориентированной рыночной экономики. Это и выра
ботка нового — трезвого и широкого, истинно исторического взгляда на
отечественную историю, дореволюционную, советскую и современную.
107
Второе Крещение Руси
Наконец — что труднее всего, — процесс формирования нового нацио
нального сознания, философского, религиозного, нравственного. Нам
надо попытаться открыть в нашем наличном состоянии источники са
моразвития. Один из таких источников — вера в то, что Бог окончатель
но не оставил Россию, что она еще послужит делу Христа.
Российские религиозные философы не предрекали, что вступление
России на этот путь будет легким. Ибо лежит он через весьма болезнен
ный общенациональный акт покаяния. Вот что писал по этому поводу
Г. Федотов:
«Сейчас происходит отчаянная борьба за душу России и ее духовную судь
бу... В руках архангелов повисли весы над бездной, и чаша их колеблется
под тяжестью человеческих душ... Какое слово может быть религиозно дей
ственно, может помочь спасительному выходу из кризиса? Только одно:
вечное слово о покаянии.
Покаяние — ужас и отвращение к себе (“и трепещу и проклинаю”), нена
висть к прошлому, черта, рубеж, удар ножа, новое рождение, новая жизнь...
Incipit vita nuova
60
.
Почему Россия — христианская Россия — забыла о покаянии? Я говорю о
покаянии национальном, конечно. Было ли когданибудь христианское по
коление, христианский народ, который перед лицом исторических катаст
роф не видел в них карающей руки, не сводил бы счеты со своей совестью?
На другой дедь после татарского погрома русские проповедники и книжни
ки, оплакивая погибшую Русь, обличали ее грехи... Жозеф де Местр видел в
революции суд Божий. А в православной России не нашлось пророческого
обличающего голоса, который показал бы нашу вину в нашей гибели. Это
бесчувствие национальной совести само по себе является самым сильным
симптомом болезни. Пореволюционные националисты в этом отношении
как две капли воды похожи на своих отцов: националистов школы Алек
сандра III. Если от последних христианская совесть требует покаяния в гре
хах старой России, то от первых, стоящих на почве революции, требуется
покаяние в ее грехах. Каково должно быть пореволюционное христианское
сознание? Оно прежде всего исполнено ужаса перед революцией как своим
грехом, грехом своего народа и стремления начать новую жизнь, чистую от
кровавых воспоминаний, хотя и на почве, политой кровью, в условиях, со
зданных революцией»
61
.
Пока покаяния в грехах прошлого не принесено, Бог может попус
тить еще страдания России. Так, сухая смоковница была наказана за то,
что на ней не было плодов, которые могли бы насытить...
«Бесконечно тяжело, — писал Г. Федотов, — что наше национальное воз
рождение хотят начинать, вместо плача Иеремии, с гордой проповеди Фи
лофея... Трижды отрекалась Русь от своего древнего идеала святости, каж
дый раз обедняя и уродуя свою христианскую личность. Первое
отступничество — с поколением Филофея, второе — с Петром, третье — с Ле
108
Глава 2. Православный крест и державный орел
ниным. И все же она сохраняла подспудно свою верность — тому Христу, в
которого она крестилась вместе со старотерпцами Борисом и Глебом, кото
рому она молилась с кротким Сергием. Лампада преп. Сергия, о которой
говорил Ключевский, еще теплилась до наших дней. И вот теперь, когда
всей туче большевистских бесов не удалось задуть ее, вызывают, как Вия,
из гроба старца Филофея: не задует ли он?
Будем верить, что не задует и что из всех блужданий и блуда освобождения
от семи бесов Россия, как Магдалина, вернется к ногам навсегда возлюб
ленного ею Христа»
62
.
У всякой идеологии — неважно, коммунистической или православ
ной, — имеются прежде всего две черты: тотальность и дуализм. Тоталь
ность — это притязания идеологии дать ответы на все вопросы челове
ческого бытия, охватить собою все, в том числе и внутренний мир
человека, который подвластен только божеской, но никак не мирской
или даже церковной власти. Дуализм — четкое определение светлого и
темного полюсов, образ социальной реальности, поляризованный по
принципу «свои—чужие», «друзья—враги», «силы прогресса—силы ре
акции». Эта архаическая структура неизбежно порождает «образ вра
га» — сердцевину тоталитарного сознания. В этом духовная близость
коммунизма и «православизма». Возможно, благодаря этой близости
коммунизм так быстро воцарился в Российской империи в 1917 г. Воз
можно, по этой же причине теперь ему на смену снова приходит «пра
вославизм», а наши «новые православные», не возвысившие вчера сво
его голоса против коммунизма, сегодня вновь намерены строить
тоталитарный «патриотический рай», совершенствуя «новое правосла
вие» как национальную русскую религию, открыто агрессивную по от
ношению к инородцам. Возможно, наконец, поэтому наша церковь, ко
торая вчера служила большевикам, теперь служит «демократам», а
завтра, глядишь, и снова запоет осанну богоборческой власти.
Такое «православие» не нужно новой России. Ей нужна новая кон
цепция «симфонии властей», новая концепция отношений церкви и го
сударства, новое осмысление связи между «христианским» и «нацио
нальным», а главное — новая постановка вопроса о религиозной Истине.
Речь идет о содержании христианского кредо и о связанном с ним вопро
се об универсальном притязании христианства на выражение полноты
Истины, о его притязании исключить или ограничить истинность других
религий и мировоззрений. Следует признать, что христианство, и осо
бенно православие, в своей основе есть постоянная и радикальня духов
ная революция, направленная через покаяние («метанойю», дословно
«изменение сознания», т.е. через переход от «ветхого сознания» к «ново
му») к «обожению» человечества, т.е. к Богочеловечеству. «Богочеловек, —
отмечал В. Соловьев, — т.е. соединение Божества с человеческой природой
109
Второе Крещение Руси
в одном индивидуальном лице, есть начаток, необходимое основание и
средоточие, конец же и завершение есть Богочеловечество (точнее, чело
вечество обоженное), т.е. сочетание с Богом — при посредстве Богочело
века — всего человеческого рода, а через него и всякой твари»
63
.
Исторический опыт России показал, что православие не может быть
государственной идеологией, не изменив самому себе. А потому оно не
может заменить коммунистическую идеологию. Оно не может стать и
господствующей конфессией. В ХХI в. оно, вероятно, неспособно вновь
стать имперским связующим звеном, интегристским фактором совре
менной России. Его потенциал в другом — в нравственном самосовер
шенствовании русского человека, в моральной парадигме развития Рос
сии, в движении к Богочеловечеству. Только в этом смысле можно
понимать слова Ф.Достоевского о том, что «Православие является ору
дием выработки русского, «непременно русского» всечеловека, который
воплотит в себе стремления всех народов и приведет их к какомуто «ты
сячелетнему Царству», под своим, конечно, главенством»
64
. Вспомним
и о том, что Ф. Достоевский никогда не настаивал на богоизбранности
русского народа: он говорил лишь о том, чтобы русские дали пример
человека вселенского типа.
Вслед за Ф. Достоевским В. Соловьев полагал, что на русском наро
де лежит миссия спасения христианства. Падение христианской идеи в
Европе он связывал со всеобщей секуляризацией, т.е. отделением от
религии и церкви всех сфер человеческой деятельности — политики,
народного управления, науки и школы, искусства и общественной жиз
ни. «Можно было бы отчаяться в судьбах христианства, если бы в запа
се всемирной истории не хранились еще свежие силы — силы славян
ских народов, особенно русского»
65
. Однако и В. Соловьев никогда не
настаивал на мессианском характере русского народа.
Но вот рассуждения немецкого философа В. Шубарта, долго жив
шего в России и погибшего в сталинских лагерях. Он противопостав
лял друг другу главным образом два типа человека: прометеевского, ге
роического человека и иоанновского, месссианского, т.е. человека,
следующего идеалу, данному в Евангелии от Иоанна. Представителями
иоанновского типа он считал славян, особенно русских. Прометеевский,
героический человек видит в мире хаос, который он должен оформить
своей организующей силой; он полон жажды власти; он удаляется все
дальше и дальше от Бога и все глубже уходит в мир вещей. Иоанновс
кий, мессианский человек чувствует себя призванным создать на земле
высший, божественный порядок, «чей образ он в себе роковым образом
носит». Мессианского человека одухотворяет не жажда власти, но на
строение примирения и любви. Борьба за вселенскость станет основ
110
Глава 2. Православный крест и державный орел
ной чертой иоаннического человека. В иоанновскую эпоху центр тяже
сти перейдет в руки тех, кто стремится к сверхземному в качестве по
стоянной черты национального характера, а таковыми являются славя
не, в особенности русские.
При этом В. Шубарт, как, впрочем, и Ф. Достоевский, и В. Соловь
ев, не противопоставлял Россию и Европу.
«Россия — не сегодняшняя, а грядущая, — подчеркивал он, — есть то бодря
щее вино, которое способно оживить обессилевшую жизнь современного
человечества. А Европа — крепкий сосуд, в котором мы можем сохранить
это вино. Без прочной, сдерживающей формы вино растечется по земле, а
без вина драгоценный кубок становится пустой, холодной, лишенной свое
го предназначения безделушкой. Человечество сможет утолить свою жаж
ду, только если найдут друг друга вино и кубок.
Современная Европа — это форма без жизни. А Россия — жизнь без формы.
В первом случае душа покинула форму, оставив лишь пустую оболочку. Во
втором — жизнь взорвала прежние стеснительные формы, но новой формы
не обрела. Тем самым мы хотим сказать, что в обновлении человечества,
связанном, точнее, совпадающем с задачей западновосточного примире
ния, акцент должен быть поставлен на русскую сторону — сторону жизни, а
не на сторону формы. Не европеец, а русский имеет ту душевную установ
ку, с которой человек может оправдать свое извечное предназначение. Он
руководствуется абсолютом, вселенским чувством, мессианской душой. Вот
почему мы заявляем со всей решительностью: в главных вопросах бытия
европеец должен брать за образец русского, а не наоборот. Если он хочет
вернуться к вечным целям человечества, ему следует признать руссковос
точную оценку мира. В этом смысле Достоевский требовал, чтобы каждый
житель Земли прежде всего стал русским»
66
.
В философии В. Шубарта немало верных интуитивных прозрений
о грядущей исторической эпохе. Вместе с тем он конечно же наделяет
русский народ несвойственной ему миссией. Он, например, полагает,
что русская национальная идея — это «спасение человечества русски
ми»
67
. Перед нами образец мессианской идеологии, чуждой подлинно
му православию и христианству в целом. Русские православные писа
тели и философы, даже ранние славянофилы, никогда так вопрос не
ставили. Ибо в христианском мире не может быть мессианских и немес
сианских народов, не может быть народовмессий, спасающих все чело
вечество. Каждый народ, спасая себя, участвует в общем спасении —
имеет свое, хотя и неравное по дарам и значению в земной жизни при
звание — миссию. Для Бога же каждая миссия одинаково значительна.
Правильно понятое православное христианство не назначает никакого
привилегированного или особого места России в семье народов.
Высшее духовное призвание России — благая весть, которую она
несет миру. На этом пути возникает мессианский соблазн — в гордости