Кони А.Ф. Избранные труды и речи
Подождите немного. Документ загружается.
неудобным; поэтому административное начальство пользуется в этой области
обширной властью регламентации. Поэтому Государственный Совет признал,
что по Таможенному ведомству могут быть принимаемы различные меры (как,
например, недопущение к работам в таможнях частных рабочих) с целью
облегчить надзор за правильной очисткой товаров пошлиной, и частные лица,
на основании 817 ст. VI т., не могут оспаривать обязательности заводимых по
этому предмету порядков. Очевидно, что ввиду 328 и 329 ст. Устава
таможенного и циркуляра Таможенного департамента, о котором я говорил,
управляющие таможнями уполномочены на принятие таких общих мер в
пределах своего ведомства. Поэтому требование подписи купцами отвесных
листков в Таганрогской таможне было законное и, следовательно, для них
обязательное.
Другой вопрос - с какой целью требовалась эта подпись? Могут сказать,
что с целью ограждения таможенного начальства от напрасных жалоб на
производство досмотра, на показание высшего, обидного для товарохозяина
размера веса. Подписав отвесный листок без оговорки и протеста, хозяин уже
не может потом говорить, что его обидели. Таким образом, подпись гарантирует
и таможенное начальство, и самого купца. Но такое предположение о причинах
и целях требования подписи было бы лишено твердого основания. Напрасные
или излишние жалобы купцов устраняются тем, что, на основании 820 и 823 ст.
Устава таможенного, хозяева не только присутствуют при проверке отвеса с
досмотром, но могут требовать таковой безотлагательно и, следовательно,
могут всегда потребовать в своем присутствии перевешивания каждого
товарного места, вес которого определен неправильно. Да и вообще, ввиду
узаконений 820 и 823 ст. Устава таможенного, едва ли такие жалобы столь
часты, чтобы для ограждения себя от них таможенное начальство было
вынуждено прибегать к установлению подписи отвесного листка. Если бы это
было явлением частым и всеобщим, свойственным таможенной жизни, то во
всех таможнях принимались бы против этого меры. Но ни на это в деле, ни на
возможность таких жалоб в Уставе таможенном нет никаких указаний. Говорится
совсем о других жалобах - на неправильное исчисление размера пошлины,- и
порядок принесения этих жалоб точно определен. Цель, с которой требовалась
подпись, очевидно, совершенно иная. Согласно распоряжению управляющего
Таганрогской таможней, подпись купца сделалась существенной
принадлежностью отвесного листка. Ею удостоверялось, что цифры веса и итоги
записаны и подведены чиновниками согласно с истиной; ею же придавался
листку атрибут, дающий ему в глазах присутствия Таганрогской таможни,
окончательный вид. Таким образом, эта подпись придавала листку большую
степень достоверности в глазах лиц, постановленных блюсти казенные
интересы. То, что листок не выдавался на руки товарохозяину, не имеет
никакого значения, так как он удостоверял своей подписью то, что нашли
чиновники в его присутствии и под его личным зорким глазом. То, что подписи
чиновников содержали в себе, по-видимому, полноту официального
удостоверения, не исключает значения подписи купца. Настоящая полнота
состоит во взаимном совместном удостоверении. В копиях с судебных актов
секретарь удостоверяет, что "с подлинным верно", а помощник - что "с
подлинным сверял". Значит ли это, что каждый из них может считать свое
удостоверение не имеющим значения потому, что есть удостоверение другого?
Поэтому подпись купца, установленную в Таганрогской таможне, нельзя
признавать безразличной и не имеющей значения для цели, с которой
составляется отвесный листок. Цель - удостоверение в истинном весе товарных
мест, и если местной управомоченной властью для полной достоверности этого
удостоверения признана необходимой подпись купца, то эта подпись имеет
вполне реальное, а не фиктивное только значение. Поэтому подпись купца,
сделанная под отвесным листком, содержащим заведомо ложные цифры веса,
не есть холостой выстрел по казенному интересу, а прямое на него
посягательство, по мере сил и возможности.
Разделяя, на основании всего сказанного мной, взгляд Харьковской
судебной палаты на преступный характер действий Мари Вальяно по
подписанию отвесного листка, обращаюсь к вопросу о наказуемости этих
действий.
Вальяно доказывает, что деяние, в совершении которого он обвинен
присяжными заседателями, не наказуемо, ввиду Высочайше утвержденного 4
ноября 1873 года мнения Государственного Совета по делу Янковского и
Косарева, которым признано, что участие частного лица в преступлениях по
службе почитается преступным и наказуемым лишь тогда, когда учиненное
должностным лицом преступление соответствует какому-либо общему
преступлению, причем такое участие должно быть рассматриваемо как участие
в этом общем преступлении. Это разъяснение Государственного Совета
принято к руководству Правительствующим Сенатом в целом ряде решений,
вплоть до решения по делу Кронштадтского банка. В них всегда указывалось,
для наказания соучастников в совершении должностного подлога, на общее
преступление, которому соответствует преступление чиновника. Так,
относительно соучастника в подлоге предписаний судебного следователя было,
в решении по делу Саркисова, 1880 года, N 40, указано на 294 ст. Уложения.
Так, в 1873 году, по делу Френкеля, N 318, участник составления подложного
крестьянского приговора подведен под действие 1698 ст. Уложения; так,
наконец, из определения по делу Кронштадтского банка и ряда решений, в нем
цитированных, выводится разъяснение ст. 362, 1154 и 1665 Уложения в том
смысле, что при совершении должностными лицами общественных и частных
банков преступных деяний, предусмотренных в 1154 и влекущих за собой
наказание для них, как за служебный подлог, по 362 ст. Уложения, участвующие
вместе с ними в совершении этих деяний частные лица наказываются не как за
подлог, а как за мошенничество. Ст. 1154 Уложения предусматривает подлоги,
совершаемые должностными лицами общественных и частных банков, и
применяет к виновным 362 ст. Уложения. К участию частных лиц в этих подлогах
не применимы ни 294 ст. Уложения, говорящая о подлогах в указах и
предписаниях, исходящих от правительства, ни 1690 и следующие статьи,
говорящие о подлогах в актах и обязательствах. Но к этому участию применима
ст. 1665. Применима она и к настоящему случаю. Если вглядеться в
фактическую сторону деяний Вальяно и Кузовлева в том виде, как она
установлена ответами присяжных заседателей, то окажется, что оба они
утвердили своей подписью документ, содержавший в себе, заведомо для них,
ложные сведения. Документ этот послужил средством к тому, чтобы лишить
казну значительной части следующей ей по закону суммы. Пред лицом
казенного управления этим документом были удостоверены заведомо ложные
данные. Поэтому, применяя к этому случаю вывод из решения по
Кронштадтскому делу, надлежит признать, что по отношению к начальству
Кузовлева этот документ содержал в себе ложные сведения, помещенные в
донесении подчиненного, а по отношению к Вальяно содержал сделанное им
ложное удостоверение с целью введения в обман казны на предмет получения
путем этого обмана незаконного прибытка. Поэтому, если Кузовлев подлежит
наказанию за подлог, то Вальяно мог бы быть, держась установленных
Государственным Советом рамок, обвиняем в соучастии в мошенничестве, и
притом с особыми приготовлениями, по 1665 ст. и 3 п. 1671 ст. Уложения, и
приговор Палаты подлежал бы кассации вследствие неправильного
определения размера наказания, ввиду того, что по 3 п. 1671 ст. наказание
назначается по 4 степени 31 ст. Уложения, а не по 3 степени той же статьи, по
которой приговорен Вальяно.
Я говорю "мог бы подлежать", потому что лично полагаю, что деяние
Вальяно наказуемо, несмотря на приведенные выше разъяснения, ввиду
специальных своих свойств, не по 1665, а по 362 ст. Уложения, которая, по
моему мнению, Судебной палатой применена правильно. Взгляд, высказанный
Государственным Советом по делу Янковского и Косарева, бесспорно касается
участия частных лиц в общих преступлениях, совершаемых должностными
лицами вообще, независимо от их принадлежности к тому или другому
специальному ведомству, за исключением, однако, тех случаев, когда по
отношению к этим специальным ведомствам сам закон допускает такие
исключения, которые делают невозможным применение этого взгляда. Там,
очевидно, следует руководствоваться указаниями этого закона, хотя бы они и не
подходили под общие начала, положенные Государственным Советом в
разрешение вопроса об участии частных лиц в должностных преступлениях.
Такое специальное указание закона существует именно в Таможенном уставе. В
силу постановления этого Устава, частные лица привлекаются за участие с
должностными к одной общей ответственности и по тому закону о служебном
преступлении, который в каждом данном случае нарушен. Особенность
таможенной деятельности состоит в близком и непосредственном
соприкосновении действий частных лиц с действиями агентов фиска, которые,
производя по почину и указаниям частных лиц ряд таможенных обрядностей,
обязаны блюсти казенный интерес и заботиться о правильном поступлении
пошлин. В общей административной и судебной службе частное лицо имеет
гораздо менее случаев непосредственного участия в работе чиновника. Раз
обратясь к власти за содействием и помощью, разрешением или защитой, оно
затем, по большей части, играет пассивную роль и ждет указаний и
распоряжений. Но в таможне товарохозяин - деятельное лицо и, начиная с
подачи объявления до уплаты пошлин, играет во всех операциях деятельную,
активную роль. С другой стороны, потерпевшим от незаконных действий
чиновников, предпринятых по соглашению с частным лицом и в его интересе,
является, кроме случаев растраты вверенного казной имущества, обыкновенно
живое лицо, права которого так или иначе нарушаются. Оно не будет молчать,
будет протестовать, жаловаться, своевременно узнает о нарушении своих прав;
оно может быть бдительно и подозрительно. Совсем иное - потерпевший по
таможенным преступлениям. Это казна. Она безгласна, безмолвна и не может
сама и своевременно выступить на свою защиту против сделки преступного
чиновника с частным хищником. Поэтому закон и приходит на помощь казне,
установляя, что оба участника такой сделки ответствуют одинаково. Он не
считает нужным гоняться за частным человеком, обманувшим казну и
похитившим ее средства, по всем извилинам Уложения о наказаниях с целью
найти, нет ли подходящей статьи. Он грозит частному лицу той же карой, как и
своему чиновнику, и связывает общим наказанием людей, связавших себя
совместным посягательством на интересы казны. Статья 283 Таможенного
устава говорит: лицо, вовлекшее таможенного чиновника в преступление или
побудившее его сделать оное, а также все участники и способствовавшие
преступлению подвергаются соразмерным участию их в сем преступлении
наказаниям, согласно 118 -125 ст. Уложения о наказаниях. Следовательно,
участники преступлений таможенных чиновников ответствуют как зачинщики,
пособники, укрыватели и т. д. по твердо определенным в законе степеням
уголовной кары. Эта статья не относится только до специальных таможенных
преступлений, как утверждает кассатор. Наоборот, она имеет в виду именно
нарушения общих обязанностей службы таможенными чиновниками. На это
указывают, во-первых, статьи 280 и 281 Устава таможенного, говорящие
специально об одном из общих преступлений - лихоимстве и лиходательстве и
состоящие в прямой органической связи с 283 ст., и во-вторых, ст. 284,
указывающая, что за все преступления таможенных чиновников по службе, о
коих нет особых постановлений в Уставе таможенном и в главе IX разд. VII
Уложения,- чиновники подвергаются наказаниям, вообще за нарушение
обязанностей службы определенным. Если бы ст. 283 о наказании соучастников,
согласно 118-125 ст. Уложения, относилась бы только к специально
таможенным нарушениям, то, без сомнения, например, ответственность
товарохозяев и чиновников по 920 ст. Устава таможенного, разветвившейся в
Уложении на 766 и 812 ст., должна бы быть определяема согласно правилам
Уложения о соучастии, и хозяин отвечал бы так же, как и чиновник, лишь только
в разной мере, по одному и тому же наказанию.
Но в действительности этого совсем не существует. Между отрешением
от должности и ординарной пошлиной для чиновников - с одной стороны, и
пятикратной пошлиной для хозяина - с другой,- нет никаких признаков
соотношения, установляемого 118- 125 ст. Уложения. И это потому, что именно
283 ст. Устава таможенного относится не к специально таможенным
преступлениям, а к общим. Таким образом, участники общих служебных
преступлений таможенных чиновников ответствуют согласно общим правилам о
степени участия по закону, карающему преступление чиновника. Поэтому к
участнику подлога со стороны чиновника может быть применена 362 ст.
Уложения, говорящая о наказании за служебный подлог, и по которой
назначается общеприменимое наказание. Экономическая жизнь страны, находя
себе выражение, между прочим, и в торговом обороте, соприкасающемся с
фискальными интересами государства, может представлять такие
разнообразные отношения, предусмотреть которые во всех подробностях и,
описав тщательно, втиснуть в надлежащих случаях в специальные карательные
рамки не представляется никакой возможности. Практическая жизнь течет
быстро и порывисто, а законодатель, как и следует, двигается медленно и
закрепляет своими решениями долголетний опыт. Жизнь может создать такие
отношения, где агенты власти и частные лица, взаимно дополняя друг друга,
станут, ввиду общности действий, направленных к одной, соответствующей
пользам государства цели, в ответственные отношения к власти. Могут быть
случаи, где только путем исполнения известных обязанностей, наложенных
властью, частное лицо может осуществить свои личные интересы. Такой именно
случай был в Таганрогской таможне, начальство которой сказало: "Я буду
верить отвесному листку лишь когда на нем две подписи - чиновника и купца,- и
я обязываю купца давать мне ручательство в верности цифр, подписывая
листок". Я выше доказывал, что оно имело на это право. Таким образом, купец,
подписывающий отвесный листок, подчиняясь предписанию, исполнял
обязанность удостоверять таможенное начальство в правильности листка.
Ввиду обязательности подписи на отвесном листке и хозяина, и чиновника, ни
Вальяно, ни Кузовлев не могли бы совершить целесообразного подлога листка в
одиночку, поэтому действия их сливались, и они взаимно восполняют друг
друга; цель тоже, согласно смыслу ответа присяжных, у них общая, одинаковая;
корыстное побуждение одно и то же; средство осуществления одно и то же; и
направлено преступное деяние на одно и то же лицо - на казну. Поэтому, как я
говорил уже, преступление слило, спаяло их вместе общим сплавом отвесного
листка, и присяжные своим приговором не разъединили их. Ввиду этого, при
существовании 283 ст., по мнению моему, нельзя говорить о ненаказуемости
Вальяно только потому, что он, явившись необходимым и неизбежным
соучастником Кузовлева в посягательстве на казну, не носил таможенной
формы и не получал жалованья. В сущности, составные части подлога,
предусмотренные 362 ст. Уложения и состоящего, между прочим, в помещении
лицом, исполняющим свои служебные обязанности, в официальный документ (т.
е. отвесный листок) с намерением ложных сведений, и в действиях Кузовлева, и
в действиях Вальяно, признанных присяжными, налицо. Могут, однако,
возразить, что ст. 362 никогда не применяется нашим Уложением к частным
лицам, соучастникам должностных. Но это будет возражение ошибочное.
Уложение прямо указывает случай, когда 362 ст. применяется всецело к
частным лицам, случай, имеющий применение и к таможенным делам. Ст. 281
Устава таможенного говорит, что тот, кто ради дел станет чинить плату, или
дарить, или сулить, или иным образом подкупать таможенных чиновников, тот
наказывается на основании 382 ст. Уложения. Эта последняя статья, в свою
очередь, говорит о том, что частные лица (лиходатели), изобличенные в
склонении чиновников сделать какой-либо подлог, подвергаются наказанию за
подлоги, в ст. 362 определенному. Поэтому хозяин товара, который склонит
чиновника таможни сделать подлог в одной из бумаг, относящихся к досмотру,
отвечает по 362 ст. Уложения. При этом даже не нужно, чтобы чиновнику были
уплачены деньги или сделан подарок, достаточно, по смыслу ст. 374 Уложения,
чтобы это было сделано чиновником и не для собственной корысти, а для
доставления хозяину противозаконной выгоды.
Таким образом, я прихожу к выводу, что подписание Мари Вальяно
подложного отвесного листка, составленного Кузовлевым, есть участие в
служебном подлоге последнего; что за это участие, на основании 283 ст. Устава
таможенного, он ответственен и наказуем как за участие в служебном подлоге,
что поэтому он подлежит наказанию по 362 ст. Уложения, так как эта статья, по
ясному указанию 382 ст. Уложения, может в известных случаях применяться и к
действиям частных лиц, и что, наконец, приговор Харьковской судебной палаты,
присудившей Вальяно по 362 ст., представляется правильным. Этот приговор
соответствует внутреннему смыслу фактических данных, поставленных
присяжными в вину Вальяно. Они признали его виновным в том, что он вошел в
соглашение с чиновником, который для доставления ему выгоды на счет казны
включил в отвесный листок заведомо ложные цифры, и Вальяно это ложное
уверение скрепил своей подписью. Чиновник, который согласился, по мнению
жалобщика, наказуем; купец, который согласил, ненаказуем, потому что один -
чиновник, а другой - купец, потому что один служит казне, а другой обогащается
на счет казны. Но казна таким образом становится похожей на обширную и
чрезвычайно дурно обороняемую крепость. Ее можно защищать только если все
сторожевые посты, охраняющие входы, будут исправны и бдительны. Иначе она
доступна внешнему врагу. Эти посты - чиновники. Но между ними есть слабые
духом, есть "рабы ленивые и лукавые", которые, в свою очередь, беззащитны
относительно льстивых склонений и заманчивых соглашений. Они сдают свои
посты неприятелю. Что же делать? Крепость беззащитна, охрана предает...
Можно карать эту охрану, говорит кассатор. Конечно, можно, но разве это все? А
неприятель, согласивший эту охрану на измену своему долгу,- он остается вне
ответа, он ничем лично не рискует, победоносно идя учинять "поток и
разграбление" казны? Можно ли примириться с этим ответом, когда казна, этот
колосс, собранный по крупинкам, есть достояние целого народа, есть плод его
труда, его лишений, есть жизненный нерв для внутренних преобразований, для
выхода из внешних затруднений! Вот почему, вопреки категорическому
уверению кассатора, что за щитом Уложения о наказаниях он неуязвим, я
полагаю, что жалоба его подлежит оставлению без последствий.
Этими доводами я бы мог кончить. Но я не могу не указать и еще на одно
постановление нашего Уложения, которое, по моему мнению, еще более
укрепляет приговор Судебной палаты. Я имею в виду ст. 151 Уложения о
применении наказания по аналогии. Правительствующим Сенатом в ряде
решений установлено, что для определения наказания по аналогии необходимо,
чтобы в Уложении существовал закон, который предусматривал бы
преступление, имеющее близкое сходство с данным случаем по роду и
важности, и что для распространения закона, изображенного в 151 ст.
Уложения, на те или другие факты необходимо, чтобы они, не подходя вполне
под определенные законом виды преступлений, имели, однако, характер той
группы преступлений, под которую подводятся, так что суд, согласно 112 ст.
Уложения уголовного судопроизводства, находя, что известное деяние,
имеющее преступный характер, прямо не предусмотрено законом, обязан
применять ту статью, которая говорит о проступке, наиболее сходном с
данными. Кассационные решения, которыми установлено аналогическое
применение ст. 286, 571 и 546, 995, 1160, 1477, 1485, 1490 и 1525 Уложения о
наказаниях, представляют ряд практических приложений этого взгляда на
аналогию, вызванного невозможностью оставлять безнаказанным человека,
явно преступные действия которого не успели еще найти себе точного описания
в карательном законе. Современная жизнь представляет столько особенностей
и новых, подчас безотрадных явлений, что закон всегда будет отставать от
"последнего слова" в проявлениях преступной воли. На наших глазах родился и
возрос шантаж, неведомый прежде как определенное преступление, наша
уголовная хроника содержит такие изощрения разврата по отношению к
малолетним, которые не были предусмотрены нашим Уложением. Значит ли
это, что бессовестный развратитель детей или шантажист, устанавливающий
новый, современный вид рабства для своей жертвы, должны оставаться
безнаказанными? Конечно, нет! И в Уложении найдется и находится закон,
который по своим основаниям, по своей цели, по общим свойствам
описываемого в нем преступного деяния - одним словом, по своему разуму
обнимет собой еще прямо незаклейменные Уложением, но несомненно
преступные действия. В применении к деянию Вальяно, по мнению его, не
предусмотренному никакой статьей Уложения, аналогия указывает нам на ст.
382 Уложения. Эта статья предусматривает деяние, и по роду своему, и по
свойствам ближе всего подходящее под то, что вменено ему присяжными в
вину. Вальяно не склонил чиновника на подлог, но он согласился
воспользоваться этим подлогом. Он не дал взятки, но, по смыслу 374 ст.
Уложения, он мог и не давать такой взятки, а иным путем склонить чиновника
сделать что-либо в свою пользу. В данном случае он согласил чиновника
поступить преступно в свою пользу и дать возможность сделать то, что
необходимо для беспошлинного получения товара. Он не склонил чиновника
сделать подлог, но он, зная, что чиновник сделал подлог по соглашению с ним, и
для достижения противозаконной цели приложил к этому подлогу и свою руку.
Но в том и другом случае и цель, и средство, и потерпевший, и взаимное
соотношение участников преступления одинаковы, и ввиду этого разница по
существу преступления, притом совершенно внешняя, между склонением и
соглашением вовсе не так велика, чтобы, усматривая лишь кажущуюся
разнородность деяний, говорить хозяину товара, который, пообещав чиновнику
что-либо, побудил его сделать подлог: "Ответствуй по 362 ст. Уложения", а
хозяину, который согласился с чиновником совокупными силами совершить
подлог: "Ты ненаказуем, ты свободен!"
По всем приведенным основаниям, я полагал бы приговор Судебной
палаты о наказании Мари Вальяно, по 362 ст. Уложения о наказаниях, признать
отмене не подлежащим.
Правительствующий Сенат определил:
1) приговор Харьковской судебной палаты отменить: а) по оправданию
подсудимого Караяни, за нарушением 15 ст. Устава уголовного
судопроизводства и 766 ст. Уложения о наказаниях; б) по предмету определения
подсудимому Вальяно наказания, за неправильным применением 362 ст.
Уложения о наказаниях; в) по предмету определения взыскания с подсудимых
купцов присужденной с них пятикратной пошлины золотом, за неправильным
толкованием Высочайше утвержденного 10 ноября 1876 г. положения Комитета
финансов о взыскании таможенной пошлины золотой валютой и примечания к
ст. 2 Устава таможенного; г) относительно назначения с подсудимого Сфаэлло
размера взыскания стоимости выпущенного без пошлины товара, за
нарушением 779 ст. Устава уголовного судопроизводства и 706 ст. Устава
гражданского судопроизводства;
2) для постановления нового по сим предметам приговора, на основании
последовавшего решения присяжных заседателей, передать это дело в другой
департамент той же Палаты;
3) протест прокурора Палаты и жалобы гражданского истца и подсудимых
по прочим предметам оставить без последствий, за силой 912 ст. Устава
уголовного судопроизводства.
По делу о мултанском жертвоприношении
Признавая, что жалоба на нарушение 578 ст. Устава уголовного
судопроизводства невызовом всех экспертов, указанных защитой, и
сообщением о вновь вызванных прокурором свидетелях не неграмотным и
темным людям, какими представляются подсудимые по этому делу, а их
защитнику по установленной Сенатом практике и по существу своему не
заслуживает уважения, перехожу к тем поводам кассации, которые признаю
уважительными.
Составители Судебных уставов отказались от мысли заранее указать
точно и определенно те нарушения судопроизводственных правил, которые
должны быть считаемы существенными. Они совершенно основательно
признавали, что существенность нарушения определяется, за исключением
некоторых исключительных случаев, родом и свойством дела, характером
представляемых доказательств и тем значением, которое имеет предъявляемое
обвинение в судебно-бытовом отношении. Поэтому существенные
кассационные нарушения могут быть разделены на нарушения безусловные, так
сказать, принципиального характера, и на нарушения, приобретающие значение
существенных по свойству самого дела. При нарушениях первого рода, к
которым относятся, например, нарушение подсудности, незаконный состав
присутствия, не согласное с требованием Судебных уставов устранение
гласности, приговор не может быть оставлен в силе, потому что дело разрешено
не надлежащим судом и не в надлежащих коренных условиях производства.
При нарушениях второго рода дело разрешается хотя и узаконенным судом, но
при таких условиях, что суд не имеет пред собой материала для правильного
суждения и потому может оказаться недостаточно осведомленным о деле.
Ввиду этого область существенных нарушений относительно
исследования судебного материала бывает довольно узка в делах, где имеется
наличность не только события преступления, но и виновных, не отрицающих
свои преступные отношения к этому событию, и где судебное исследование
направлено исключительно на проверку обстоятельств, подтверждающих
сознание, сделанное пред судом. Эта область расширяется там, где предстоит
установить виновность по косвенным уликам и доказательствам и где сознание
заменяется отрицанием обвиняемым не только своей вины, но иногда и самого
события преступления. Эта область становится особенно широкой в тех
случаях, где суду приходится иметь дело с исключительными бытовыми или
общественными явлениями и где вместе с признанием виновности подсудимых
судебным приговором установляется и закрепляется, как руководящее указание
для будущего, существование какого-либо ненормального явления в народной
или общественной жизни, в котором преступление получило свой источник или
основание. Таковы дела о новых раскольничьих сектах, опирающихся на
вредные в общественном или религиозном отношении догматы или учения;
дела о местных обычаях, приобретающих, с точки зрения уголовного закона,
значение преступлений, как, например, увоз девиц для брака, родовое
кровосмешение и т. п.; таковы также дела об организованных сообществах для
систематического истребления детей, принимаемых на воспитание, и т. п. В
этого рода делах суд обязан с особой точностью и строгостью выполнить все
предписания закона, направленные на получение правосудного решения. Он
должен памятовать, что приговор его является не только разрешением судьбы
подсудимого, но и точкой опоры для будущих судебных преследований и,
вместе с тем, доказательством существования такого печального явления,
самое признание которого судом устраняет на будущее время сомнение в
наличности источника для известных преступлений бытового или религиозного
характера в той или другой части населения.
К таким именно делам относится дело об убийстве Матюнина,
совершенное вотяками для жертвоприношения их языческим богам. Признание
по этому делу подсудимых виновными должно быть совершено с соблюдением
в полной точности всех форм и обрядов судопроизводства, ибо этим решением
утверждается авторитетным словом суда не только существование ужасного и
кровавого обычая, но и невольно выдвигается вопрос о том, приняты ли были
достаточные и целесообразные меры для выполнения Россией, в течение
нескольких столетий владеющей вотским краем, своей христиански-культурной
и просветительской миссии. Установление путем судебного приговора
несомненности существования такого обычая, до сих пор спорного между
этнографами и учеными, должно быть совершено путем безупречного
исполнения закона, чтобы раз навсегда прекратить сомнения по этому поводу. В
этом отношении уже при "M%-2"первой отмене приговора по делу были даны
надлежащие указания Правительствующим Сенатом, который в Указе своем от
5 мая 1895 года высказал, что настоящее дело требует, чтобы со стороны суда
были приняты все меры для возможного разъяснения дела и для правильного и
спокойного разрешения оного, так как нельзя не признать, что и в
обвинительном акте не было ясно и точно установлено самое существование
между вотяками человеческих жертвоприношений, не были указаны с
достаточной полнотой фактические основания для обвинения каждого из 11
подсудимых в тяжелом, влекущем уголовное наказание преступлении. Таким
образом, Правительствующим Сенатом уже преподана суду необходимость
особой осмотрительности в разрешении настоящего дела, выражающейся в
соблюдении всех тех предписаний, которыми гарантирована эта
осмотрительность. Между тем надлежит признать, что Сарапульский окружной
суд и при вторичном рассмотрении сего дела допустил ряд существенных
нарушений.
Первое из них есть нарушение абсолютного характера, а именно
нарушение 929 ст. Устава уголовного судопроизводства, выразившееся в том,
что член суда Горицкий, председательствовавший при первом рассмотрении
этого дела, принимал участие в качестве докладчика в распорядительном
заседании после кассации приговора для рассмотрения ходатайства
подсудимых о вызове свидетелей и экспертов, причем это ходатайство в
значительной своей части не было уважено. Закон, изображенный в 929 ст.
Устава уголовного судопроизводства, совершенно определенно воспрещает
рассмотрение дела после отмены приговора теми же самыми судьями, которые
входили в состав присутствия, постановившего первый приговор. Еще в 1875
году, в решении по делу Собакарева, Правительствующий Сенат указал, что
правило 929 ст. обязательно и для приготовительных к суду распоряжений, а в
1876 году даже распространил это правило на суждение дел, переданных
другому составу присяжных, по 818 ст. Устава уголовного судопроизводства,
вследствие единогласного признания судей, что осужден невинный. В
объяснениях своих по этому поводу член суда Горицкий ссылается на то, что в
1878 году состоялось решение по делу Ахназарова, коим признано, что правило
929 ст. Устава уголовного судопроизводства распространяется лишь на состав
преступления, постановляющий приговор по существу, а не частное по делу
определение, но это объяснение не заслуживает уважения, во-первых, потому,
что в 1893 году состоялось решение по делу казака Жилы, которое вполне
определено и категорически подтвердило взгляд, высказанный по делу
Собакарева, причем действие лица, нарушившего 929 ст. своим участием в
приготовительных к суду распоряжениях, было признано подлежащим
дисциплинарному взысканию и передано на рассмотрение соединенного
присутствия первого и обоих кассационных департаментов; а во-вторых, потому,
что изложение в объяснении содержания решения по делу Ахназарова
почерпнуто не из подлинного решения, а из краткого тезиса сборника
Щегловитова, который по самому своему назначению не может передавать
обстоятельств дела. Если дать себе труд прочесть подлинное решение по делу
Ахназарова в официальном кассационном сборнике, то окажется, что в деле
Ахназарова вопрос шел лишь об участии состава, решавшего в первый раз
дело, в рассуждениях о том, какому из департаментов Палаты - уголовному или
гражданскому - надлежит в другом составе рассмотреть вновь кассационное
производство. Поэтому решение по делу Ахназарова нисколько не идет вразрез
с решениями по делам Собакарева и Жилы, и остается лишь пожалеть о том,
что эти решения не были применены во всей их полноте по настоящему делу.
Статья 929 Устава уголовного судопроизводства имеет коренную связь со всем
кассационным производством и толковалась Правительствующим Сенатом
всегда с особым вниманием. На такое же внимание к таким своим решениям,