Клямкин И.М. Европейский выбор или снова особый путь?
Подождите немного. Документ загружается.
Фонд «Либеральная миссия»
Европейский выбор
или снова
«особый путь»?
ПОД ОБЩЕЙ РЕДАКЦИЕЙ И.М. КЛЯМКИНА
Москва 2010
В сборнике представлены материалы шести дискуссий, инициированных и проведенных
фондом «Либеральная миссия». В центре внимания проблемы, волнующие сегодня интел
лектуальноэкспертное сообщество, которое стремится нащупать для страны реальную, а не
декларативную модернизационную перспективу. Разговор пойдет об отечественной исто
рии, о состоянии сегодняшней российской элиты, российских выборах и тех тенденциях, ко
торые на них обнаруживаются, о картине массовых умонастроений, выявленной социолога
ми, наконец, о роли и возможностях либеральнодемократической интеллигенции в совре
менной России. Последняя тема обсуждалась на специальной конференции с участием не
только российских, но и известных польских интеллектуалов.
Под общей редакцией И.М. Клямкина
Европейский выбор или снова «особый путь»? / под общ. ред.
И.М. Клямкина. — Москва : Фонд «Либеральная миссия», 2010. — 448 с.
ISBN 9785903135141
ISBN 9785903135141 © Фонд «Либеральная миссия», 2010
УДК [323/324+94](470+571)
ББК 66.3(2Рос)+63.3(2Рос)
Е24
УДК [323/324+94](470+571)
ББК 66.3(2Рос)+63.3(2Рос)
Е24
СОДЕРЖАНИЕ
НИ ВПЕРЕД, НИ НАЗАД
Предисловие редактора ..................................................................................4
ЕВРОПЕЙСКАЯ И «ХОЛОПСКАЯ» ТРАДИЦИИ В РОССИИ ............15
Приложение 1. Андрей Пелипенко. Не было никаких
«Московских Афин» и московских периклов .......81
Приложение 2. Александр Янов. Заметки о дискуссии ....................86
КУДА ВЕДЕТ СТРАНУ «ДУУМВИРАТ»? ................................................99
ТАЙНЫЙ ЛИБЕРАЛИЗМ ЭЛИТЫ ........................................................148
Приложение. Михаил Афанасьев. Запрос на новый курс ..............185
НУЖНА ЛИ ДЕМОКРАТИЯ РЯДОВОМУ РОССИЯНИНУ? ..............192
РОССИЙСКИЕ ВЫБОРЫ: ВЧЕРА, СЕГОДНЯ, ЗАВТРА....................246
ИНТЕЛЛЕКТУАЛЫ И ДЕМОКРАТИЯ
(российский и польский взгляд)...............................................................318
4
НИ ВПЕРЕД, НИ НАЗАД
Предисловие редактора
Вряд ли Россия когдалибо в своей истории переживала такой период, ка
кой переживает сейчас. Не в смысле трудностей, невзгод или потрясений (в
данном отношении бывали времена и много хуже), а в смысле размытости ис
торической перспективы. Причем размылась она именно тогда, когда идеоло
гам и пропагандистам путинской «вертикали власти» казалось, что главная за
дача уже решена: государство восстановлено и остается лишь превратить его
из инструмента поддержания стабильности в инструмент стабильного разви
тия. И вот тутто выяснилось, что для решения такой задачи возведенная «вер
тикаль» совершенно не приспособлена.
Мировой финансовоэкономический кризис, больно ударивший по сырь
евой российской экономике, резко ускорил осознание этой неприспособлен
ности. Новый президент Дмитрий Медведев провозгласил курс на модерниза
цию, без которой, по его словам, у страны нет будущего. Верховная власть за
говорила вдруг на языке, на котором до того говорили разве что маргинальные
оппозиционные либералы, снисходительно именуемые кремлевскими пропа
гандистами жалким и бесплодным «хулилищем». Но эта критическипризыв
ная президентская риторика не только не прояснила перспектив развития, но
и затуманила их еще больше.
Потому что реальная политика попрежнему проводится Владимиром Пу
тиным, переместившимся из президентского кресла в премьерское, и это все
та же привычная ему политика стабилизации — на сей раз в условиях кризиса.
А действующий президент, наделенный огромными конституционными пол
номочиями, исполняет роль главного пропагандиста модернизационного
прорыва, призванного быть осуществленным без изменения сложившейся
при Путине политической системы. Или, говоря иначе, самой этой системой.
Той самой, которая не выдерживает уже испытания даже административно
управляемыми выборами и вынуждена прибегать к фальсификациям, возму
щающим уже и карманную оппозицию.
Не было еще в отечественной да и в мировой истории ни политического
«дуумвирата» с таким распределением функций, ни такого курса на модерни
зацию, провозглашаемого при отсутствии в стране субъекта модернизации.
Раньше эту роль исполняло в России государство, используя методы принуж
дения. Но то было государство самодержавное, принимавшее разные формы,
а не такое, которое легитимируется народным голосованием, пусть и управля
емым. Нынешняя политическая система и нынешний тип лидерства не обла
дают ресурсами, необходимыми для насильственной технологической модер
низации, не говоря уже о том, что в постиндустриальную эпоху сам этот спо
соб модернизации невозможен в принципе. И российская власть в лице пре
зидента открыто декларирует его неприемлемость.
Однако и какойлибо другой вариант, осуществимый при сложившейся
политической системе, она предложить не может. Отсюда и такой феномен,
как модернизаторская риторика без модернизаторской политики. И, как
следствие, усиливающееся ощущение исторического тупика — несмотря даже
на то, что из кризиса страна вроде бы выбирается. Потому что эта очередная
стабилизация воспринимается как очередной блокиратор развития, как ста
билизация, ведущая к стагнации.
В такой ситуации вполне естественным выглядит стремление многих ин
теллектуалов и экспертов нащупать для страны реальную, а не декларативную
модернизационную перспективу. Естественно также, что поиск ведется в двух
основных направлениях — авторитарном, актуализирующем опыт прежних
отечественных технологических модернизаций, и либеральнодемократичес
ком, при котором на передний план выдвигается модернизация самого госу
дарства посредством его европеизации. В книге, предлагаемой вашему внима
нию, представлены взгляды тех, кто придерживается второго направления.
Но и среди них не обнаруживается полного взаимопонимания, когда разговор
переходит из области ценностей в плоскость их реализации в неподатливой
для этого исторической реальности.
Вот здесьто, на пересечении ценностей и реалий, и завязываются, как
правило, узлы полемики. Это проявилось во всех шести дискуссиях, представ
ленных в книге, чего бы они ни касались, — состояния власти, умонастроений
элиты, населения, самого либерального интеллектуальноэкспертного сооб
щества или российских выборов, сталкивающих власть и все группы общест
ва лицом к лицу. По крайней мере, к тому призванных.
Это проявилось даже в открывающем книгу разговоре об отечественной ис'
тории, когда обсуждался доклад Александра Янова, подготовленный им на ос
нове его недавно вышедшей трилогии «Россия и Европа. 1462–1921». Автор из
вестен своей оригинальной концепцией, согласно которой послемонгольская
московская государственность начиналась как европейская и была таковой
в течение целого столетия («европейское столетие России»), пока Иван Гроз
ный не развернул ее в другую — самодержавную — сторону. Вынося доклад
Янова на обсуждение, мы руководствовались тем соображением, что европей
ская перспектива России намного более реальна в том случае, если у этой перс
пективы есть точки опоры в прошлом. Так есть они или в прошлом у нас толь
ко возрождающееся из века в век, меняя формы, монгольское «ордынство»?
В ходе развернувшейся дискуссии у Янова нашлись как сторонники, так
и противники. При этом на их оценках явно сказывалось их восприятие сов
ременной российской реальности: те, кому европейские тенденции послед
них десятилетий кажутся несущественными или мнимыми, склонны и евро
5
Ни вперед, ни назад. Предисловие редактора
пейский политический вектор в российской истории считать слишком сла
бым и «пунктирным», чтобы он мог претендовать на статус государственной
традиции. И этот скептицизм распространялся не только на концепцию «ев
ропейского столетия», но и на другие представления о европейском векторе
России в прошлом, тоже обозначившиеся в дискуссии.
Александр Янов прочерчивает его от Ивана III к реформам правительства
Избранной рады в первое десятилетие правления Ивана Грозного и, далее,
к конституционному проекту 1610 года, составленному боярином Михаилом Сал
тыковым, и к плану «верховников», намеревавшихся ограничить самодержавие в
1730м. Другая же линия европеизации выстраивалась, в противовес яновской,
начиная с жалованных грамот Екатерины II, узаконивших освобождение дворян
от обязательной государственной службы и их права на земельную собственность,
и продолжая реформами Александра II и октябрьским Манифестом 1905 года,
открывшим дорогу российскому парламентаризму. Судя по реакции Янова на эту
дискуссию (его размышления о ней тоже представлены в книге), она может полу
чить продолжение. И это было бы хорошо, так как без таких дискуссий историчес
кое сознание российских европейцев рискует еще долго оставаться в том расхрис
танном подростковом состоянии, в котором оно пребывает сегодня.
Не исключаю, правда, что полемическая манера Александра Янова не ста
нет очень уж мощным стимулом для дальнейшего обсуждения. В основном
он не столько спорит с аргументами, прозвучавшими в дискуссии, сколько се
тует на то, что дискутанты не прочитали его трилогию, а потому некоторые
важные для автора места оставили без внимания. И это можно было бы понять
и принять, если бы Александр Львович проявил чуть больше интереса к тому,
что в дискуссии было.
Между тем ему гораздо важнее в очередной раз поспорить с Ричардом
Пайпсом, который с ним спорить не собирался и не собирается, по поводу ро
ли Михаила Салтыкова в российской истории, чем разъяснить, что же всета
ки означает европейскость Салтыкова, сочетающаяся у того с привержен
ностью крепостному праву. В данном случае, как и во многих других, Янов
предпочитает отсылать участников дискуссии за ответами на их вопросы к сво
ему трехтомнику, забыв указать, в каком месте ответы эти можно найти. А ведь
если вопросы возникают, то это может свидетельствовать и о том, что отыскать
на них ответы непросто даже очень доброжелательному и добросовестному чи
тателю. Где искать, скажем, обоснование мысли об утверждении на Руси евро
пейского местного самоуправления и, соответственно, опровержение мысли
Ключевского о том, что оно было инструментом центральной власти?
В результате же сомнения относительно правомерности считать столетие, на
чавшееся с правления Ивана III, европейским, так и не были развеяны. В том чис
ле, повторяю, и потому, что на большинство из них Александр Львович просто
не отреагировал, сославшись еще и на ограничивающий его формат его заметок,
6
Европейский выбор или снова «особый путь»?
им же и установленный. Но такого рода сомнения у меня лично не исчезли
и по поводу тех немногих вопросов, на которые Янов счел нужным отреагировать.
Он, например, доказывает, что право частной собственности было в Мос
ковии гарантировано задолго до Екатерины II, не будучи формально узаконен
ным. И ссылается на пример Франции, где такого узаконивания не было тоже,
причем аж до XIX века. Но это, помоему, еще не делало Московию Франци
ей. Потому что открытым остается вопрос о том, почему же во Франции ни бо
лее крутому, чем Иван Ш, Людовику XI, ни его преемникам устои собствен
ности поколебать не удалось, а у Ивана Грозного это получилось. Может быть,
как раз потому, что частная собственность в Московии существовала, а идея
этой собственности, ее неприкосновенности и священности укорененной
не была, о чем и говорил в ходе дискуссии Игорь Яковенко? Кстати, и роль в
конечном утверждении этой идеи, сыгранная европейскими городами, об
отличиях которых от городов Московии напоминали многие участники
дискуссии, в историческую схему Янова, судя по всему, не вписывается: все
доводы на сей счет не произвели на него никакого впечатления.
Ну а утверждение, что отсчитывать европейскую тенденцию с XVIII века
неразумно по политическим соображениям (не поймут, мол, люди, если евро
пейскость представлять им не как свою, а как заимствованную), выглядит
странным не только с аналитической, но и с политической точки зрения. По
тому что политические оппоненты всегда смогут привести те аргументы про
тив концепции «европейского столетия», которые прозвучали в ходе
обсуждения, но отклика у автора концепции не нашли. Он, правда, пообещал
ответить на них в «рабочем порядке», но что такой «порядок» означает в пуб
личном споре, мне, признаюсь, не очень понятно.
Кстати, коли уж Екатерина II, как полагает Янов, приступила к юридичес
кому оформлению европейской традиции даже раньше, чем это произошло
во Франции и других странах континентальной Европы, то она, выходит, бы
ла в данном отношении пионером, в своей европейскости Европу опередив
шей, что и вообще вроде бы не оставляет места для политических опасений
Александра Львовича. Разве не так?
Показательно, что Янов на место Екатерины в позицию своих оппонентов
подставляет Петра I, навязавшего России чужие для нее правовые принципы.
Но Петрто здесь совсем уже ни при чем. Потому что он использовал закон
для разверстки обязанностей, а не для гарантии прав. Похоже, такая подмена
свидетельствует о том, что юридическиправовая тенденция в России выгля
дит в глазах Александра Львовича менее важным признаком европейскости,
чем «латентные ограничения власти» в «европейском столетии». И этот до
юридический «либерализм» нам предлагается наследовать в XXI веке? Ведь
именно нормы правового государства до сих пор не приживаются в России,
что и вызывает у многих настороженное отношение к идее ее европейскости.
7
Ни вперед, ни назад. Предисловие редактора
Что же касается либеральных критиков Янова, не придающих сколькони
будь серьезного значения европейским политическим тенденциям в России
(«ордынство», мол, одно лишь «ордынство»), то их историческое сознание, как
я уже говорил, — это опрокинутое в прошлое сознание несовместимости их ев
ропейских ценностей и неевропейской сегодняшней реальности. Понятно, что
в подходах к современным явлениям и процессам такая несовместимость ска
зывается еще больше. И прежде всего в отношении к нынешней российской
власти, восстановившей в обновленной форме традиционную для страны по
литическую монополию. Однако и в данном случае, как и во взглядах на исто
рию, наше интеллектуальноэкспертное сообщество расслаивается.
Одни его представители противопоставляют «неправильной» реальности
«правильные» ценности, убеждая себя и публику в том, что властная монопо
лия стратегически неустойчива, что ей не дано справиться с задачами модер
низации и сохранить целостность страны и потому ее распад и трансформа
ция в систему политической конкуренции рано или поздно неизбежны. А дру
гим — «реалистам» — такая перспектива кажется сомнительной и даже
опасной, так как самопроизвольный распад системы может сопровождаться
не ее либерализацией и демократизацией, а хаосом с последующим обуздани
ем его еще более жесткой властной монополией. Что же, однако, из этого сле
дует? Что сложившаяся система безальтернативна?
Нет, отвечают «реалисты», из этого следует другое. Из этого следует, что
точки опоры для осуществления перемен надо искать внутри самой властной
монополии. А именно поддерживать президента Медведева как альтернативу
премьеру Путину. Поддерживать в том числе и ради сохранения нынешнего
«дуумвирата». Так как это все же какоеникакое, а разделение властей, между
тем как путинизм — это монополия в чистом виде.
Естественно, что в ответ следовали возражения: никакого разделения влас
тей здесь нет, а есть лишь разделение функций внутри неразделенной власти.
Естественно также, что ни одной из сторон убедить другую не удалось, — уже
потому, что обе точки зрения имеют свои слабости. Но именно поэтому меж
ду ними не могла не появиться третья позиция, переносящая акцент с целепо
лагания на упреждающее его «изучение тенденций».
Я обращаю особое внимание на этот поворот мысли: если наши ценности
реальностью отторгаются, если на наши идеи в ней нет запроса, то давайте уг
лубимся в познание этой реальности — может быть, мы не можем войти с ней
в контакт именно изза того, что плохо ее знаем. Потому обращаю внимание,
что здесь призыв к познанию абстрагируется от того, что уже познано, и ника
ким собственным вкладом в такое познание может и не сопровождаться.
А также потому, что в ходе дискуссий обнаружился и еще один любопытный
феномен — недоверчивое отношение к новому знанию, когда оно появляется
и предъявляется.
8
Европейский выбор или снова «особый путь»?
Очень показательна в этом отношении дискуссия, посвященная состоя'
нию сегодняшней российской элиты. Не той элиты, в руках которой реальная по
литическая и экономическая власть, а той, что находится уровнем ниже.
Ее широкомасштабное исследование было проведено по заказу «Либе
ральной миссии» Михаилом Афанасьевым, опросившим представителей фе
дерального и регионального чиновничества, спецслужб и правоохранитель
ных органов, армии, бизнеса, сферы образования, здравоохранения и юрис
пруденции, а также руководителей СМИ и экспертов разного профиля.
И неожиданно обнаружилось, что российская элита, будучи интегрированной
в существующую систему и прочно привязанной к ней своими частными ин
тересами, в подавляющем большинстве своем систему эту отторгает, считая
ее неэффективной и бесперспективной. А альтернативу ей видит в системе,
основанной на экономической и политической конкуренции при верховен
стве закона — в том числе и над властью. То есть по своим представлениям
преобладающая часть российской элиты уже сейчас вполне европейская! Ны
нешнюю же «вертикаль власти», как показал опрос, поддерживают в основ
ном бюрократия и работники силовых структур, но даже в этих группах под
держка далеко не стопроцентная.
Автор исследования, представляя его результаты, специально оговаривал
ся, что его интересовали только умонастроения респондентов, а не их готов
ность отстаивать свои представления о должном и правильном и тем более
следовать им в практической деятельности. Но умонастроения — это тоже
факт реальности, свидетельствующий о ее сближении с либеральными цен
ностями. Однако и в данном случае их приверженцы раскололись, хотя
и по несколько иной линии, чем в вопросе о власти и ее возможностях.
Меньшинство сочло важным зафиксированный Михаилом Афанасьевым
элитный запрос на новый курс, свидетельствующий о том, что интеллектуалы,
приверженные либеральным ценностям, в обществе не так уж и одиноки:
в наиболее продвинутых социальных группах у них есть многочисленные сто
ронники, что лишний раз свидетельствует о нежизнеспособности российской
государственной системы. А большинство не придало данным Афанасьева
никакого значения по той простой причине, что свой запрос на новый курс
элиты предпочитают держать в тайне, никак его не предъявляя. Однако сдви
ги в сознании — это, повторю, тоже ведь изменение реальности, которое мо
жет не сопровождаться сдвигами в поведении, но без которого таковых не мо
жет быть в принципе.
Конечно, есть еще и реальность массового сознания, считающаяся многи
ми либеральными интеллектуалами более трудным препятствием на пути ев
ропеизации институтов, чем сознание (и даже поведение) элитарное. О том,
что именно в народе находятся главный источник и главная опора утвердив
шейся в стране политической монополии, говорили и некоторые участники
9
Ни вперед, ни назад. Предисловие редактора
наших дискуссий. Но картина массовых умонастроений, представленная
на одной из них социологами, тоже, оказывается, отнюдь не однозначна.
Оказывается, что никакого предубеждения против демократии не обнару
живается и среди населения, а обнаруживается, наоборот, признание ее важ
ности для России, декларируемое большинством наших сограждан. Социоло
ги утверждают: отторжения политической конкуренции в массовом сознании
сегодня нет, и в этом смысле разговоры о «неготовности народа к демократии»
не выдерживают критики. Но одновременно в этом сознании обнаруживается
установка и на авторитарный способ правления. Понятно, что такая двой
ственная реальность опять раскалывает ряды либеральных интеллектуалов,
отодвигая на второй план их ценностное единство.
Ктото из них, не видя в обществе предпосылок для перемен, призывает
к долгой работе по подготовке в вузах новой элиты с новыми ценностями, за
быв или не зная о том, что такие ценности не чужды и многим представителям
элиты нынешней, которая, однако, предпочитает их не афишировать. Ктото
предлагает не исключать перспективу авторитарной модернизации — тоже,
разумеется, с соответствующими ссылками на неподатливую историческую
реальность. Но со страниц книги звучат и другие голоса. Голоса, привлекаю
щие внимание к выявленной социологами неодномерности самой реальности
массового сознания и зовущие к ее пониманию.
Понять же предстоит то, что массовые авторитарные установки, наклады
вающиеся на не менее массовые установки демократические, свидетельству
ют не только о силе авторитарной инерции. Они свидетельствуют и о том, что
у населения нет представления о содержании демократии, ее институцио
нальном устройстве. А также о том, зачем она нужна рядовому россиянину,
как соотносится с его повседневной жизнью. И до тех пор, пока дело обстоит
так, а не иначе, люди не будут требовать демократических преобразований
и будут мириться с политической монополией. Но мириться при этом весьма
своеобразно, отказываясь участвовать в демократических процедурах, моно
полию легитимирующих.
Читатель найдет в книге дискуссию, специально посвященную российским
выборам и тем тенденциям, которые на них обнаруживаются. Главная тенден
ция — утрата населением интереса к голосованию. И тем самым неосознанная
утрата готовности считать демократией ту ее имитацию, которая используется
для легитимации властной монополии. Притом что внятная институциональ
ная альтернатива такой имитации в массовом сознании не вызрела. Поэтому
нет в обществе и массового протеста против нее — несмотря на то, что предс
тавление о широкомасштабных фальсификациях итогов голосования у боль
шинства населения уже сложилось.
В ходе упомянутой дискуссии, состоявшейся после скандальных октябрь
ских выборов 2009 года, были представлены материалы и о динамике фальси
10
Европейский выбор или снова «особый путь»?