226
Прекрасно, что российские этнографы снова обнаружили «глубинный
культурный фактор», который с начала ХХ века обосновал О. Шпенглер,
прежде всего, конечно, «фаустовского», т.е. западного, человека, настаи-
вая на том, что ни в какой другой культуре он в таком гипертрофирован-
ном виде не проявляется. Однако близкий по своим научным ориента-
циям О. Шпенглеру В. Шубарт настаивал, что такой глубинный фактор
культуры в наиболее ярком виде проявляется в славянских народах. Он
его рассматривает как метафизическое проявление славян ской менталь-
ности. Однако, что чрезвычайно важно в связи с ментальностью славян,
под бродяжничеством, кочевничеством, странничеством он подразуме-
вал архетип, не ссылаясь, правда, на К. Юнга. Вот какой сопоставитель-
ный анализ предлагает В. Шубарт, сталкивая «фаустовского» человека со
славянином.
По О. Шпенглеру получается, что комплекс «фаустовского» человека
присущ именно русскому, а не западному человеку. «Изначальный страх
европейца и изначальное доверие русского имеют своим первоисточни-
ком переживание ландшафта, именно в нем коренятся их культуры. Изна-
чальный страх – это преобладающее чувство землепашца, который сидит
на своем не слишком плодородном клочке земли в раздробленной, тесной
стране и в жесткой борьбе с северной природой отвоевывает скудный уро-
жай. Он должен быть предусмотрительным, должен посеять, прежде чем
пожать. Так он живет в постоянном страхе перед случайностями, в заботах
о будущем, в вечной войне с сорняками, опасаясь града, морозов, засухи,
наводнений. В отличие от этого, изначальное доверие есть преобладающее
жизненное чувство кочевника. Без всякого плана гоняет он туда-сюда свои
стада по бескрайней, бесконечной, кажущейся неистощимой степи. Он не
обеспокоен заботами; ему незнакомы тяготы оседлой жизни; он уверен в
неиссякаемой питающей силе матери-земли. Для него она не противник,
как для землепашцев, у которого они вырывают плоды своего труда, а мать,
которая и милостива, и щедра. Таков русский – сын степей. Даже живя в
городе, он сохраняет беззаботно-бродячий стиль жизни кочевника. Тогда
как европеец – человек, заботливо обрабатывающий свой клочок земли и
презирающий бродяжничество»
98
.
То, что западный человек на протяжении всей истории модерна пре-
зирает бродяжничество, очевидно. Об этом свидетельствует М. Фуко, ос-
мысливший историю отождествления бродяг с преступниками. Однако это
презрение к бродяжничеству, как показал Ж. Ле Гофф, начинается уже на
закате Средних веков, по мере становления культуры модерна. Что касает-
ся отношения Запада к бродяжничеству, то В. Шубарт, несомненно, прав.
Одна ко, усматривая в ментальности славянина комплекс кочевника, он
зря его мыслит исключительно сыном степей, а не земледельцем. Сам того
не желая, русского он увидел евразийцем. Но ведь что означает видение рус-
ского как евразийца? Лишь то, что он в такой же степени человек оседлый,
Глава 2
_ .indd 226_ .indd 226 25.12.2008 19:06:4525.12.2008 19:06:45