143
случайно это признание предназначено Томасу, и камера будет фиксиро-
вать, как этот рассказ воспринимает именно Томас, который через минуту
начнет проповедь в пустой церкви.
И слова Христа, как их передает помощник викария («Когда его распи-
нали, он взывал: почему ты покинул меня, Отец небесный?»), относятся
также и к Томасу. Но они лишь подчеркивают молчание Бога. И Томас, как
и Марта, тоже по-своему повторяет крестный путь. И снова, подобно ре-
жиссеру, зритель должен задать себе вопрос: «Существует Бог или нет?
Можем ли мы благодаря вере прийти к единению и к лучшему миру? Или,
если Бога нет, то что нам тогда делать? Как в таком случае выглядит мир?»
37
.
И режиссер отвечает: есть любовь, значит, есть и Бог. Утрата любви, как это
произошло с викарием Томасом, приводит к трагедии.
Но это закономерно не только по отношению к отдельной личности,
но и к судьбам христианства. Для И. Канта, например, тоже без любви не
существует христианской веры. Философ пришел к этому выводу не сразу.
Имея в виду формулу «Бог – это любовь», А. Гулыга пишет: «С годами Кант
внял критическим голосам, обвинившим его в черствости, а, может быть,
и сам понял силу аффекта, влекущего одного человека к другому, обьеди-
няющего людей узами более прочными, чем страх и обязанность»
38
. Но что
интересно, с открытым им заново принципом любви И. Кант связывает
вообще судьбу христианства. Он пишет: «Если когда-либо христианству
суждено будет утратить достоинства любви (а это произойдет в том случае,
когда место кротости займет вооруженный предписаниями авторитет)
и поскольку в моральных делах не существует нейтралитета (а тем более
коалиции противоположных принципов), то антипатия и отвращение к
нему станут господствующим образом мышления и антихрист, которого
считают провозвестником Страшного суда, начнет свое (предположитель-
но основанное на страхе и своекорыстии) недолгое правление, а затем, по-
скольку христианству, предназначенному быть мировой религией, судьба
не благоприятствует стать таковой, наступит в моральном отношении из-
вращенный конец всего сущего»
39
.
Как известно, Л. Толстой внимательно читал И. Канта. И, возможно, в
предсмертном монологе Андрея Болконского звучит не только мысль
Иоан на Богослова, но подразумевается и вывод И. Канта. Андрей Бол кон-
ский размышляет так: «Сострадание, любовь к братьям, к любящим, лю-
бовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую пропо-
ведовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не
понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось
мне, ежели бы я был жив…»
40
И наконец, спустя несколько страниц мы на-
ходим следующее продолжение этой мысли в монологе князя Андрея: «Да,
мне открылось новое счастье, неотьемлемое от человека… Счастье, находя-
щееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на чело-
века, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий чело-
Кино в новую «эллинистическую» эпоху...
_ .indd 143_ .indd 143 25.12.2008 19:06:4325.12.2008 19:06:43