Хренов Н.А. Образы Великого разрыва. Кино в контексте смены культурных циклов

Подождите немного. Документ загружается.

131

освободить друга. Однако его ссора с полицейским приводит к тому, что

арестованным оказывается и он сам. На просьбу полицейского назвать свое

имя Марк отвечает: «Карл Маркс».

Сопротивление жесткой полиции в рядах студентов нарастает. Фильм

начинается с заседания революционно настроенной группы студентов. Как

это похоже на бурлящий и заряженный революционными настроениями

молодых русский ХIХ век. Мнения по поводу будущих революционных

действий разделяются. Одни студенты считают необходимой организацию

(«Кем был бы Ленин без организации?»), другие предпочитают анархию и

террор. Не все готовы одобрять и насильственные действия. Кто-то наси-

лие исключает. Но вот аргумент: «Вы все только рассуждаете о насилии, а

полиция его уже осуществляет». Слушать споры Марку скучно, но он кля-

нется: «Я тоже готов умереть». Естественно, за дело революции. Он явно

сторонник радикальных мер, о чем свидетельствует следующий эпизод,

связанный с приобретением им в лавке пистолета.

С момента перестрелки во дворе университета с полицейскими студен-

ты становятся нарушителями. Полицейский предупреждает: «Отныне мы

будем относиться к вам как к вооруженным преступникам». Пытаясь

скрыться от полиции, Марк и оказывается на аэродроме. Затем он кружит

над пустыней, где отсутствует всякая растительность, а есть лишь соль, мел

и камни. В этой пустыне нет жизни, она не предназначена для жизни. Лишь

случайно встретившиеся в этих местах герои вдыхают в это пространство

Эрос. Они увлекаются друг другом, любят друг друга.

Во время эротической сцены режиссер монтирует множество занимаю-

щихся любовью молодых анонимных тел. Это, конечно, воображаемый

эпизод. Хотя тела влюбленных испачканы солью и мелом и могут произ-

вести отталкивающее впечатление, режиссер все же любовь юных существ

пытается воспеть и представить как сопротивление смерти. Здесь Эрос в

его самом элементарном смысле противостоит каменному, лишенному

жизненного порыва Танатосу, во власти которого находится общество.

Хотя пустыня, куда попадают герои, – исключительное место, тем не

менее для героев пустыней, т.е. местом, лишенным жизни, оказывается все.

Не случайно роскошная вилла отца Дарии выстроена тоже из камней. И ког-

да Марк говорит: «Тут все мертвое», то он имеет в виду не только пустыню.

Но раз мертвое все, то нужно это «все» покинуть. В связи с этим весьма

знаменателен ответ Марка на вопрос Дарии, зачем он угнал чужой самолет.

«Чтобы улететь с земли». Таков юношеский максимализм, который от

Марка передается Дарии.

Но если возникает желание покинуть землю, то выходом является или

смерть, или же ее заменяющий полет над землей. Для Марка это одно и то

же. Лишь так можно расшифровать то, что Марк оказался на аэродроме.

Это не случайность, а закономерность. Происходящее в фильме начинено

лишь смертью, от чего герои и пытаются освободиться. Но раз все вокруг

Кино в новую «эллинистическую» эпоху...

_ .indd 131_ .indd 131 25.12.2008 19:06:4225.12.2008 19:06:42

132

мертво, то все и следует уничтожить, чтобы возродить новую жизнь. Вот

почему, узнав о смерти Марка, героиня мысленно, в своем воображении

переживает взрыв виллы отца (причем многократно повторенный), а затем

и взрыв всего, что ее окружает.

Режиссер во второй раз позволит себе условный прием. В первый раз это

эротический балет тел в мертвой пустыне Забриски-Пойнт и во второй раз –

симфония взрыва как виртуальный и тотальный террористический акт.

Это уничтожение общества, не отвечающего больше идеалам входящего в

жизнь бунтарского поколения. Юношеский максимализм потенциально

начинен террором. Террор полиции вызывает к жизни террор молодых, а

последний – снова крутые меры полиции.

Таким образом, несмотря на оставшуюся реальной схему детективного

жанра, в соответствии с которым строится данный фильм, то, что в кри-

минальном фильме воспроизводится со знаком минус, в фильме М. Анто-

ниони воспроизводится со знаком плюс. В данном случае преступник

предстает в героическом свете. Режиссер, а вместе с ним и зритель сопе-

реживает герою. Идея, ради которой Марк жертвует своей жизнью, реаби-

литирует его как правонарушителя, как преступника и убийцу. В данном

случае отклоняющееся поведение подается как поведение революционе-

ра. Для ситуации 60-х годов такая система оценок, естественно, является

непривычной. Она, естественно, расходится со статьями уголовного ко-

декса, вызванного к жизни идеологией модерна с ее жестким принципом

изоляции.

Особая интерпретация идеи Ф. Фукуямы:

«Великий разрыв» как разрыв с культурой чувственного типа

Суждения П. Бьюкенена подтверждают, что поставленный Ф. Фукуя-

мой диагноз переходной ситуации является верным. Однако в отличие от

Ф. Фукуямы этот диагноз не столь оптимистичен. То, что у Ф. Фукуямы

вызывало лишь сомнение, у П. Бьюкенена становится причиной тревоги

и предчувствия катастрофы. При этом, что удивительно, под этой катаст-

рофой он вовсе не подразумевает тему С. Хантингтона, т.е. столкновения

между цивилизациями. В поле его внимания – внутренние для американ-

ской цивилизации процессы, процессы драматические, вызывающие

беспокойство мыслителя. П. Бьюкенен, естественно, печется о судьбе

Америки. Но его оценка развертывающихся событий, естественно, кри-

тическая и негативная, заставляет задуматься о том, что другие политики,

публицисты и мыслители те же процессы оценивают позитивно, пропаган-

дируя их во всем мире как идеал, как образец, которому следует подражать.

Если вчитаться в П. Бьюкенена, то нельзя не задаться вопросом: не явля-

ется ли экспорт идеализированных, прежде всего американской пропаган-

Глава 2

_ .indd 132_ .indd 132 25.12.2008 19:06:4225.12.2008 19:06:42

133

дой и рекламой, американских ценностей на самом деле экспортом вируса,

заражающего и другие цивилизации?

Конечно, современный хаос во многом увеличивается в результате раз-

вертывания процессов глобализации как обьективного процесса истории

в формах американизации. Так, получается, что в современном мире ве-

дущей политической силой становится исключительно Америка. На нее

ориен тируются, ей подражают, к ней относятся как к образцу. Подобное

отношение приводит к тому, что ассимилируются не только позитивные

ценности Америки, но и негативные, причем воспринимаемые и оцени-

ваемые как позитивные. Но, наверное, не эта активная ассимиляция аме-

риканского образа жизни для понимания и оценки создавшейся в России

ситуации является главной. Для того чтобы актуальную ситуацию рассмат-

ривать как разрыв, здесь достаточно много внутренних причин.

Впрочем, для обозначения разрыва в России существует особый и

устойчивый термин, который при анализе революции 1917 года исполь-

зуется историками. Так, исследование об этой революции В. Булдаков на-

звал «красной смутой». Когда события 1917 года В. Булдаков описывает в

соответствии со смыслом термина «смута», он проводит параллель между

революцией 1917 года и вялотекущей революцией ельцинской эпохи (90-е

годы). Смуту 90-х годов истекшего столетия историк расшифровывает как

очередной в российской истории кризис империи. Однако этот термин

отечественными историками употребляется применительно к событиям

предшествующей истории, например к эпохе Лжедмитрия (ХVII век). Не

избежал этого и В. Булдаков, соотнося события ельцинской эпохи с ре-

волюцией 1917 года, с одной стороны, и с эпохой Лжедмитрия – с другой.

Так, он пишет: «Но в целом нынешний кризис империи куда ближе по

своим составным частям и психологическому наполнению к смуте начала

ХVII века. Таким сравнениям не надо удивляться; советская система была

по своей структуре куда архаичнее того, что ей непосредственно предше-

ствовало»

Однако какие бы факты публицистами, историками и философами ни

приводились и как бы названные исторические события ни обозначались,

с какими бы удаленными историческими событиями они ни соотносились,

существует возможность иного, более фундаментального и циклического

их истолкования. Речь идет об исторических фактах, обозначаемых

Ф. Фукуямой «Великим разрывом», т.е. фактах второй половины истекше-

го столетия. С точки зрения этой возможности все приведенные выше суж-

дения о вступлении человечества в эпоху великого разрыва и заката оказы-

ваются частными, узкими и недостаточными.

Этой возможности истолкования современной ситуации мы посвятили

не одну публикацию

, но в данном случае без упоминания о ней мы обой-

тись также не можем. Речь идет об уже упоминавшейся в предыдущей главе

фундаментальной концепции П. Со рокина, которая представленные выше

Кино в новую «эллинистическую» эпоху...

_ .indd 133_ .indd 133 25.12.2008 19:06:4225.12.2008 19:06:42

134

диагнозы публицистов и философов позволяет осмыслить на уровне не

столько даже культурологии, сколько социологии культуры, а точнее, со-

циологии культурных изменений или культурной динамики. Это и иной

качественный уровень интерпретации, и иное представление о времени

развертывающейся переходной ситуации. Соответственно, иная оценка и

прогнозы.

Во-первых, обратим внимание на то обстоятельство, что то, что Ф. Фу-

куя ма обозначает как «разрыв», П. Сорокин называет «переходом», хотя

у него это лишь иное вербальное обозначение все того же процесса, рас-

сматриваемого, правда, уже на ином уровне. Вот как эту ситуацию разрыва

описывает П. Сорокин. «Весь наш общественный, культурный и личный

образ жизни находится в состоянии трагического и эпохального перехода

от умирающей чувственной культуры величественного вчера к наступаю-

щей новой культуре творческого завтра. Мы живем, думаем и действуем в

сгущаю щихся сумерках ночи переходного периода с ее кошмарами, гигант-

скими разрушениями и душераздирающими ужасами. Если человечество

сумеет избежать непоправимой катастрофы еще более великих мировых

войн, то грядущим поколениям людей предстоит встречать зарю нового ве-

личественного порядка»

. Смысл этой переходной ситуации П. Со рокин

соотносит уже не только с эпохой молодежных субкультур и контркультур,

как это делает Ф. Фукуяма, и не только с эпохой вхождения в постинду-

стриальное общество, как это пытается представить Э. Тоффлер, или даже

индустриальное общество, как пытается представить дело Э. Эрик сон, а с

универсальной закономерностью всемирной истории.

То, что западные публицисты называют то информационным, то постин-

дустриальным, то постмодернистским обществом, оказывается узким и част-

ным проявлением мощного глобального изменения, причем инверсионного

характера (и тут, конечно, можно спорить с некоторыми нашими мыслите-

лями, почему-то убежденными в том, что инверсионные разрывы присущи

исключительно российской цивилизации), охватывающего одновременно

все цивилизации. Конечно, А. Ахиезер, когда он этой проблематики касает-

ся, тоже находит кое-что объективное, что характеризует исключительно

российскую цивилизацию. Но она, несомненно, от глобальной тенденции,

которую обнаруживает в истории П. Сорокин, не стоит в стороне. Просто

здесь этот глобальный процесс развертывается по-своему.

Кстати, уделив свое внимание выявлению глобальной тенденции, свя-

занной со сменой циклов и соответственно с возвращением к, казалось бы,

уже изжитым культурным типам, значительно меньше внимания П. Соро-

кин уделяет тому, как этот процесс развертывается в разных цивилизациях.

Это связано и с развертыванием цикла в специфических ритмах, и с осо-

бым типом цивилизационной ментальности и идентичности, и с традици-

ями и т.д. Вообще говоря, этому он почти не придавал значения. Например,

ментальность для него исчерпывается ментальностью типа куль туры, а под

Глава 2

_ .indd 134_ .indd 134 25.12.2008 19:06:4225.12.2008 19:06:42

135

последним он подразумевает вовсе не культуру того или иного народа, а

один из периодов в истории культуры. Поэтому можно утверждать, что в

этом вопросе он не учитывает сильную сторону концепции Шпенглера, у

которого кроме морфологии истории акцент ставился на уникальности

каждой культуры.

Это кажется странным еще и потому, что, когда П. Сорокин пишет ис-

торию научной парадигмы, в границах которой он работает, в эту историю

он включает концепцию немецкого философа В. Шубарта, пересказывая

его концепцию смены циклов. Но именно этот мыслитель свое внимание

сосредоточил на уникальности каждой культуры, проходящей, как и все

остальные культуры, одни и те же глобальные циклы. Правда, расшифро-

вывая то, что П. Сорокин понимает под ментальностью типа культуры,

В. Шу барт приходит к неожиданному выводу: тип возникающей и сменяю-

щей существующую универсальной культуры может совпадать с типом ци-

вилизации или расходиться с ним. Если такое совпадение можно констати-

ровать, то в этом случае тип цивилизации выдвигается в лидеры историчес-

кого развития, задавая образцы развития остальным типам цивилизации.

Так, оценивая развертывающийся ХХ век под углом зрения смены эонов,

или культур, В. Шубарт приходит к выводу о расхождении между менталь-

ностью рождающегося в этом столетии типа культуры и ментальностью за-

падной цивилизации.

Как уже отмечалось, иную ситуацию он констатирует в связи со славян-

скими народами. По его мнению, ментальность славян соответствует воз-

никновению наступающего иоаннического эона, под знаком которого на-

чнется объединение народов. В. Шубарт демонстрирует такие прозрения о

духовных ориентациях русского человека, которые можно обнаружить

лишь у русских религиозных философов Серебряного века. Кстати, по от-

ношению к В. Шубарту большевики оказались неблагодарными, они арес-

товали его и упекли в ГУЛАГ, где он и закончил свою жизнь.

Любопытно, что в 1941 году, когда появилось исследование П. Сороки-

на, автор уже фиксировал все те процессы, которые во второй половине

ХХ ве ка Ф. Фукуяма, Э. Тоффлер и П. Бьюкенен находят в Европе. Когда

в 1957 го ду П. Сорокин предложит переработанный вариант своей книги,

то он сообщит, что в своей концепции ему ничего не пришлось изменять,

поскольку, как он утверждает, его прогноз о смене культур подтверждает-

ся. «Что касается изменений, – пишет он, – внесенных в оригинальный

текст, то их практически не было, поскольку не было и надобности в этом.

Так как подлинные исторические события развертывались согласно диа-

гнозу и прогнозу, поставленным в оригинальной публикации «Динамики»,

а основные ее предсказания за последние двадцать лет сбылись, не было

нужды вносить коррективы ни в одно из существенных ее предположений:

вплоть до нынешнего момента исторический процесс протекал и протека-

ет так, как это было описано»

Кино в новую «эллинистическую» эпоху...

_ .indd 135_ .indd 135 25.12.2008 19:06:4225.12.2008 19:06:42

136

В чем же заключается смысл переходной ситуации по П. Сорокину?

В чередовании на всем протяжении истории двух типов культуры: той, что

основывается на чувственных, и той, что основывается на сверхчувствен-

ных ценностях. Вот как П. Сорокин описывает противопоставление этих

культур, одну из которых он называет культурой чувственного, другую –

культурой идеационального типа: «Допустим, в одной из двух данных куль-

тур, среди бесконечного множества других элементов, красной нитью про-

ходит мысль о том, что подлинная, или «абсолютная», реальность – сверх-

чувственна, а воспринимаемая нашими органами чувств – иллюзорна.

Допустим далее, что во второй культуре просматривается ход мысли как раз

противоположный: существует лишь одна реальность – именно та, кото-

рую воспринимают наши органы чувств»

У П. Сорокина культура чувственного типа – это культура преобразова-

ния и перманентной перестройки. В этом смысле ее можно назвать культу-

рой модерна в хабермасовском понимании. Хронологически она начинает

реализовывать свой потенциал с закатом Средневековья, а более точно –

с эпохи Просвещения. Поскольку для характеристики этой культуры клю-

чевым понятием является понятие «перестройки» (а для России это вообще

понятие, к которому постоянно обращаются), процитируем то место из

книги П. Сорокина, которое и позволяет отождествить культуру чувствен-

ного типа с перманентной «перестройкой» как сутью культуры модерна.

Когда П. Сорокин употребляет понятие «ментальность», под ним он

подразумевает ментальность типа культуры – чувственной или альтерна-

тивной ей идеациональной. Что касается ментальности культуры чув ствен-

ного типа, то она связана с представлением о динамике, эволюции, про-

грессе. «Динамический принцип всегда был составной частью теории и

практики у носителей активной чувственной ментальности, от самых ран-

них – Гераклита и Лукреция – до современных эволюционистов, привер-

женцев идей преобразования, прогресса, динамизма, движения, мобиль-

ности, непрерывного изменения и регулирования. Категория времени иг-

рает здесь самую заметную роль, а временная перспектива оказывается

неотъемлемой чертой ментальности, являющейся исторической par excel-

lence. У таких теоретиков, если их практическая деятельность последова-

тельно согласуется с активной чувственной ментальностью, вечной пана-

цеей становится «перестройка»: перестройка во что бы то ни стало, во все

времена, любой ценой. Пассивная чувствительная ментальность прониза-

на еще более ярко выраженной, крайней философией становления

(«Прошлого уже нет, будущего может никогда и не быть, настоящее – вот

все, в чем мы можем быть уверены») с ее девизом «carpe diem» (лови день. –

Н.Х.) и решительным предпочтением, оказываемым ценностям данного

момента перед любыми прочными будущими ценностями»

Когда П. Сорокин говорит о распаде культуры чувственного типа, то, по

сути дела, он фиксирует уже все то, что позднее будут отмечать западные

Глава 2

_ .indd 136_ .indd 136 25.12.2008 19:06:4225.12.2008 19:06:42

137

публицисты и философы – от Ф. Фукуямы до П. Бьюкенена. Вот констата-

ция П. Сорокиным этих явлений: «Распад семьи как священного союза

мужа и жены, родителей и детей продолжается. Рост числа разводов приве-

дет в конце концов к полному исчезновению разницы между общественно

санкционированным браком и незаконными сексуальными отношениями.

Дети станут отделяться от родителей все раньше и раньше. Главные социо-

культурные функции семьи будут сокращаться, пока она не превратится в

случайное сожительство самца и самки, а дом – в место, куда можно «при-

парковаться» на ночь, в основном для сексуальных контактов»

. Как мы

убеждаемся, П. Сорокин констатирует то же, что обнаруживают Ф. Фукуяма

и П. Бьюкенен, что с их точки зрения и выражает смысл и разрыва, и, как

следствия этого разрыва, – «культурной войны»

В данном случае нас интересует не то, что упомянутые некоторые по-

пытки западных авторов интерпретировать переходную ситуацию сводятся

лишь к частным моментам перехода или просто повторяют некоторые по-

ложения П. Сорокина. Прежде всего обратим внимание на то обстоятель-

ство, что для П. Сорокина переходная ситуация касается форм функцио-

нирования науки и способов научного мышления. Представляется, что для

переходной эпохи оказывается весьма существенным падение, кроме всех

прочих авторитетов, еще одного, а именно естественнонаучного, позити-

вистского знания, вообще рационализма в его западной форме и возника-

ющий высокий статус гуманитарного знания. Но эти изменения чисто на-

учного характера зависимы от культурных ориентаций.

Чтобы понять смысл изменений в науке, имеющий культурологический

характер, попытаемся понять смысл того, что П. Сорокин подразумевает

под культурой идеационального типа. Альтернативные культуры опирают-

ся на разные способы и источники получения объективного знания. Так,

«идеациональная ментальность исходит из предпосылки о достоверности

внутреннего опыта – божественного вдохновения, мистического единения,

откровения, чистой медитации, экстаза, транса – как последнего основа-

ния и источника истины. Чувственная ментальность предполагает, что до-

стоверность восприятия всецело или в основном опирается на показания

внешних органов чувств человека»

Вот основополагающие ориентации в сопоставленных альтернативных

культурах. «Поскольку идеационалист безразличен к внешнему миру и со-

средоточен на мире внутреннем, всегда «нематериальном» или сверхчув-

ственном, и поскольку его идеал – как можно сильнее подавлять свои фи-

зические и материальные потребности, внешние ценности материального

мира, которые могут дать лишь временное удовлетворение чувственных

потребностей, не имеют в его глазах никакой ценности или имеют весьма

незначительную. Он стремится быть самодостаточным и независимым от

них. Он рвется в вечном и нетленном мире. Его ценности носят внутрен-

ний, нематериальный характер. Противоположна ситуация с чувственной

Кино в новую «эллинистическую» эпоху...

_ .indd 137_ .indd 137 25.12.2008 19:06:4225.12.2008 19:06:42

138

ментальностью. Ее критериями ценности является пригодность данного

внешнего объекта, способность его обработки, та или иная формы вне-

шней активности для удовлетворения главным образом чувственных пот-

ребностей. Носитель этой ментальности не желает искать нетленных, веч-

ных ценностей. Такие ценности не являются для него ценностями, т.к. они

почти бесполезны для удовлетворения его многочисленных потребностей.

Жизнь коротка, и чувственные потребности в течение этой короткой жиз-

ни меняются. Хорошая еда имеет ценность только тогда, когда есть аппе-

тит и она может доставлять удовольствие. Любовь и секс опять-таки только

тогда обладают ценностью, когда ими можно насладиться; а для старика

или импотента они вообще не являются ценностями. Следовательно, за-

чем упускать шанс, когда он есть и можно получить удовольствие; зачем

искать что-то непреходящее, когда этого, может быть, и вовсе нет, а если и

есть, то доставляет гораздо меньше наслаждения, чем непрерывная череда

удовольствий, полученных от удовлетворения всех желаний в момент их

наивысшей интенсивности?»

Естественно, что каждый тип культуры имеет в науке свои ориентации.

Вот как это несходство в установках по отношению к знанию со стороны

каждого типа культуры описывает П. Сорокин: «Аскетическая идеациональ-

ная ментальность будет требовать и стимулировать познание внутренних,

психологических и мыслительных процессов (конечно, не с точки зрения

психологии или химии), начиная с самых элементарных, каковыми явля-

ются ощущения, восприятия, память, представления, мышление, эмоции,

желания, волеизъявления и т.д., и кончая самыми возвышенными и утон-

ченными переживаниями экстаза, транса, внушения, гипнотизма, таких

мистических явлений, как «слияние с абсолютом», «откровение», «боже-

ственное вдохновение» и т.п., от простейших идей о нематериальных явле-

ниях до самых сложных концепций человеческой реальности, человече-

ской души, бессмертия, Бога, истины, справедливости, ценности и др., ко-

торые находятся в ведении гуманитарных наук (этики, богословия, право-

ведения, эстетики, философии, педагогики). Поскольку идеационалист

вечно размышляет об этих предметах, так как знание и понимание их су-

щественно важны для него в его стремлении совершенствовать, контроли-

ровать и растворять свое внутреннее Я, все это неизбежно ведет к тому, что

его опыт так или иначе перемещается в область нематериальных явлений.

Следовательно, не будет неожиданностью, когда впоследствии мы интуи-

тивным путем откроем, что периоды господства идеациональной менталь-

ности всегда приводили к господству в области знания теологических, эпи-

ческих и других систем мысли, имеющих дело с этими нематериальными

и высокими проблемами. С другой стороны, такого рода культуры и перио-

ды всегда были отмечены стагнацией или регрессом естественных наук и

других дисциплин, имеющих дело с внешними чувствами, материальными

явлениями»

Глава 2

_ .indd 138_ .indd 138 25.12.2008 19:06:4225.12.2008 19:06:42

139

Становление альтернативной культуры: дехристианизация

или ренессанс религии?

Однако если сам П. Сорокин в верности сделанного им еще в первой

половине ХХ века прогноза не колебался, то, может быть, имеет смысл все

же в начале ХХI века по этому поводу высказать некоторые сомнения.

В самом деле, подтверждается ли провозглашенное П. Сорокиным возник-

новение культуры идеационального типа или культуры смешанного типа,

которую П. Сорокин тоже имел в виду? Не обращающиеся к П. Сорокину

цитируемые нами западные мыслители ничего подобного не фиксируют.

Но ведь очевидно, что культура идеационального типа связана с преодоле-

нием крайних форм рационализма в его западных формах и с возрождени-

ем традиции, в том числе религиозной.

Констатируя порожденные разрывом негативные процессы, Ф. Фу ку-

яма тоже задает вопрос: «Должны ли мы ждать какого-либо непрогнози-

руемого или, скорее всего, неконтролируемого религиозного возрожде-

ния, которое восстановило бы социальные ценности?»

Вообще-то, фик-

сируя возрастание хаоса и беспорядка еще в конце ХIХ века, некоторые

русские философы при ответе на заданный позднее Ф. Фукуямой вопрос

не колебались. Так, В. Соловьев в своем сочинении «Оправдание добра»

доказывал, что и знание, и вообще жизнь может спасти лишь возрожде-

ние религии.

Однако в том, в чем не уверен Ф. Фукуяма, абсолютно убежден П. Бью-

кенен. По его мнению, без возрождения христианских ценностей хаос не

устранить. Между тем в реальности развертывается не возрождение веры, а

ее угасание, т.е., как выражается П. Бьюкенен, дехристианизация западно-

го общества

. Собственно, для него в постановке диагноза смерти Запада

это главный аргумент. Ведь когда угасает вера, то человек отказывается и от

продолжения рода. Но именно это, как доказывает П. Бьюкенен, и проис-

ходит с современным западным миром.

Пожалуй, с наибольшей полнотой угасание веры в своих фильмах вы-

разил И. Бергман. Философским размышлениям на эту тему посвящен его

фильм «Седьмая печать», о котором мы будем говорить подробно. Но, быть

может, достаточно камерный его фильм «Причастие» эту мысль выразил

с наибольшей полнотой. Главный герой фильма – викарий Томас. Фильм

начинается с проповеди викария и ею заканчивается. Впрочем, ее сопро-

вождает еще колокольный звон. Формально вера в поселке, где служит

викарий, существует. Церковь функционирует. Священник произносит

проповеди. Но, по существу, она отсутствует. Ведь викарию приходится

произносить проповеди в пустой церкви. Если на утреннем богослужении

еще присутствует несколько человек, то на дневное уже никто не приходит.

Проповедь викария начинается в пустой церкви. Но это, так сказать, кон-

статация угасания веры. А ведь важны еще мотивы.

Кино в новую «эллинистическую» эпоху...

_ .indd 139_ .indd 139 25.12.2008 19:06:4225.12.2008 19:06:42

140

Понятно, что если жители поселка перестают посещать церковь, то,

значит, веры больше не существует. Но священник продолжает соблюдать

ритуал. А сам-то он верит? Собственно, на этот вопрос пытается ответить и

режиссер. Поэтому не случайно центральным персонажем он делает чело-

века, находящегося ближе к Богу. Томас болен. У него то ли грипп, то ли

туберкулез. Он все время кашляет. Мы ощущаем его физическое недомога-

ние. Но ему некому помочь. Его жена давно умерла. Он одинок. Его знако-

мая – учительница Марта, посещающая его проповеди, – пытается ему

помочь, она приносит в церковь горячий обед для него, предлагает лекар-

ства. Но болезнь Томаса к физическому недомоганию не сводится. Он

чувствует, что, когда к нему со своими вопросами, страхами и заботами

приходят жители поселка, он оказывается неспособным им помочь. Чтобы

помощь была эффективной, сам жрец должен верить в Бога. Лишь в этом

случае его ответы могут вселить в людей уверенность, веру, желание жить,

наконец. Но дело в том, что веру в Бога у И. Бергмана утрачивает и сам

викарий и страдает он не столько от физического недомогания, сколько

от того, что его помощь людям становится неэффективной. В том, что он

им говорит, нет убежденности, поскольку нет веры. Он понимает, что все

его слова, его проповеди пусты и даже лживы и никакого утешения и на-

дежды людям он дать не способен.

В этом смысле особенно красноречива линия супругов Персонов –

Ионаса и Карин. Первый раз супруги заходят к викарию сразу же после

богослужения. Карин говорит, что она и ее муж страдают от одиночест-

ва. Кроме того, ее пугает страх мужа. Причина страха? Ионас прочитал в

газете, что в Китае скоро создадут атомную бомбу. Он боится, что скоро

произойдет мировая катастрофа. Кроме того, у него много забот, в семье

трое детей, ожидается четвертый, душит безденежье. Викарий пытается

утешить супругов, но его аргументы звучат неубедительно. Полагая, что

жалкие, дежурные фразы викария объясняются его физическим недомо-

ганием, супруги оставляют его, обещая, что Ионас зайдет позже. В ожи-

дании Ионаса Томас задаст себе вопрос, почему его аргументы так неубе-

дительны? Он вообще уже перестает верить в то, что Ионас когда-либо к

нему зайдет. Зато к нему приходит учительница Марта, спрашивая, про-

читал ли он посланное ему ее письмо – признание в любви к Томасу. Она

хотела бы знать, почему он ее избегает, хотя она хотела бы жить только

ради него, ибо она его любит.

Чтение письма прерывается, ибо Ионас все же приходит. Викарий про-

должает беседовать с Ионасом, пытаясь понять причину его тревог, чтобы

помочь ему. Но так получается, что беседа превращается в исповедь самого

священника. Он рассказывает, что с тех пор, как умерла его любимая жена,

его жизнь потеряла смысл. Но вместе с утратой смысла жизни угасла и его

вера в Бога. Да, именно так, не с утратой веры угас смысл жизни, а наобо-

рот. В этом признании викария скрывается глубокая мысль. Ведь для

Глава 2

_ .indd 140_ .indd 140 25.12.2008 19:06:4325.12.2008 19:06:43