Назад
481
литерАтурА. искусство
приведением пространства к форме простой, в которой редко
является оно в природе, и гармоническим расположением све-
та, теней и красок. Едва ли можно принять безусловно мнение
(впрочем, остроумное) тех, которые объясняют тайну этого ис-
кусства единственно каким-то свойством геометрических фи-
гур, представляющих нам в виде вещественном общее понятие
пространства. Во-первых, оно отвергает влияние теней и све-
та, которое, однако, чувствительно для всякого внимательного
наблюдателя произведений Зодчества. Во-вторых, происходя
от начала слишком отвлеченного, оно предполагает доказан-
ным согласие геометрии с наукой изящного, которое многим
может показаться сомнительным. Отчего же встречаются так
часто правильные фигуры геометрические в формах Зодче-
ства? Постараюсь объяснить это обстоятельство. Всякий из
нас испытал то сладкое чувство, которое производит вид бес-
предельного моря или широких степей нашей южной России,
или того, что еще прекраснее – однообразной синевы светлого
неба. Глаза отдыхают приятно на этих предметах, и какоео
возвышенное спокойствие овладевает душою. В геометрии
ли будем искать начало нашего удовольствия? Но небосклон
часто ограничивается ломаною и неправильною линиею гор,
озера заключены в берегах, которые природа начертила не по
законам Эвклида, что же нас в таких случаях привлекает? Мо-
жет быть, мое мнение покажется парадоксом, но я думаю, что
нам нравится это однообразие форм и красок, которое переда-
ет нашим чувствам впечатление чего-то полного, целого. Раз-
нообразие форм в явлениях природы редко доставляет нам это
наслаждение, и искусство должно вознаградить нас за ее ску-
пость. Ему представлено было соединять в одно целое массы
огромные, однообразные, на которых глаза наши могли бы по-
коиться. Но при переходе от плоскости к другой плоскости глаз
требует соразмерности в линиях, гармонии в оконечностях для
того, чтобы ничто не тревожило его спокойствия. Вот почему
правильность (симметрия) сделалась необходимою спутницею
Зодчества. Она не есть идея отвлеченная, одетая в веществен-
ные формы, но условие тишины в нашем чувственном мире,
482
А. с. Хомяков
тишины, которая возбуждает силы нравственные и ведет нас к
высокому познанию самого себя.
Я говорил до сих пор только о гармонии форм; но из нее
вытекает подобное же правило для света, теней и красок. Ни-
какая плоскость, какой бы она ни была величины, не может ка-
заться величественною, если при однообразии размера она не
соединяет однообразия в освещении и в цвете, и шахматная до-
ска, составленная из двух красок, совершенно противополож-
ных, никогда не произведет приятного впечатления на зрение.
Не хочу из этого вывести заключение, чтобы всякое произведе-
ние Зодчества должно было во всех частях быть одного цвета,
но утверждаю только, что гармония должна быть сохранена
в переходе от цвета к другому, что эти переходы не должны
быть ни слишком резки, ни слишком часты, и что художник не
должен забывать соотношения между массами линейными и
массами поверхностей цветных.
Из всего вышесказанного можно заключить, что Зодче-
ство (также и все прочие искусства) обязано существованием
своим религии или, по крайней мере, в начале своем должно
было быть ей посвященным. Огромность форм, стройность
переходов порождает невольное благоговение и напоминает
человеку о существе высшем. Не у римлян-подражателей, не
у римлян, которые дали всем искусствам направление ложное
и превратный смысл, должны мы искать первобытной цели
Зодчества и его истинного назначения. На берегах Нила, в Ин-
дии, где люди так рано составили общества образованные, в
Персии и, наконец, на земле, любимой всеми искусствами, –
Греции – уверимся мы, что все памятники, которым хотели
придать величие и правоту, все здания, которые могли проти-
виться разрушительной работе веков, были в теснейшей связи
с религиею. Храмы, гробы и изредка дворцы царей, которым
народы восточные поклонялись как живым изображениям бо-
гов, – вот что встречает взор путешественника. И теперь еще
европеец, вступая в жилище забытого божества или умершего
полубога, еще чувствует их присутствие и умеряет шаги свои,
чтоб не нарушать священной тишины, царствующей в опу-
483
литерАтурА. искусство
стелом здании. Огромность и гармония – вот в чем древние
видели Божество. Пусть, смотря на остатки их произведений,
скажут, что они ошибались.
нациОнальный стиль и «мнимОе искусствО».
письмО в петеРБуРг пО пОвОду
железнОй дОРОги
Любезный друг!
Ты предлагаешь мне довольно странный вопрос: «Вот-
де вам строится железная дорога; что же у вас говорится об
железных дорогах? Понимают ли у вас их пользу?» А я у тебя
спрошу: какое вам дело, мои милые петербургцы, до того, что
говорится в Москве, о чем бы то ни было? Вероятно, говорятся
такие вещи, которые вам не могут внушить сочувствия и на ко-
торые вы только будете самодовольно улыбаться: так, казалось
бы, не о чем и спрашивать. Впрочем, я все-таки буду отвечать
на твой вопрос. Об железной дороге в Москве мало говорится.
Когда прошел слух о том, что строится дорога, многие утверж-
дали, что такой длинной дороги и выстроить нельзя, на что
другие отвечали, что если семь стоверстных дорог приставить
концами одну к одной, то выйдет семистоверстная дорога, а
что стоверстных дорог за границей немало. Говорили еще мно-
го других подобных сему глубокомысленных рассуждений;
кончили же тем, что возложили упование на время и перестали
об ней говорить.
«Да, – спрашиваешь ты, – какой же именно ждут в Мо-
скве пользы от железной дороги?» На этот вопрос гораздо
труднее отвечать, чем на первый. Все или почти все согласны в
необходимости железных дорог. Когда немецкий монах Шварц
открыл давно уже открытый порох и был этот порох введен в
употребление, нельзя уже было никакому народу отказаться
от него, чтобы не отстать от других в военном деле; позднее
то же самое повторилось с паровыми машинами, теперь повто-
ряется с железными дорогами. Когда все другие государства
484
А. с. Хомяков
пересекаются железными дорогами и получают возможность
быстро сосредоточивать свои силы, быстро их переносить с
конца в конец – необходимо надобно и России пользоваться
тою же возможностью. Трудно, дорого, да что же делать? Не-
обходимо. Надобно России соединить свои моря, Балтийское и
его Петербургскую пристань, Черное и его цветущую Одессу,
Каспийское и его многонародную Астрахань в одном средото-
чии, в Москве, естественном центре нашего главного камен-
ноугольного бассейна. Теперь кладется начало великого дела;
будем ждать и исполнения.
В деле железных дорог, как и во многом другом, мы осо-
бенно счастливы: не потратились на опыты, не утруждали
своего воображения, а может, и будем пожинать плоды чужого
труда. Много усовершенствований введено в течение послед-
них лет в строении самих дорог и паровозов, много новых вво-
дится и, без сомнения, введется до окончания наших длинных
путей, как бы они скоро ни строились. Но изо всех усовер-
шенствований самое важное принадлежит французскому ме-
ханику Андро. Оно обещает богатое развитие в приложениях
своих и большое упрощение в строении двигательных машин.
Оттого-то, вероятно, оно мало замечено и совсем не оценено
по достоинству. Изобретение г. Андро состоит в употреблении
сжатого воздуха, как двигательной силы, заменяющей пары; и
это изобретение, которого важность до сих пор не оценена ни-
кем и едва ли оценена самим изобретателем, может составить
почти новую эпоху в прикладной механике.
До сих пор механика рассчитывает силы и придумы-
вает их приложение, ожидая открытия новых сил от других
наук или от случая, величайшего изобретателя в мире. Сама
же она остается совершенно равнодушною к свойствам упо-
требляемых ею сил. Вообще известно правило, что никакое
действие механическое не получается иначе, как посредством
силы живой, и эта сила есть всегда произведение или хими-
ческого процесса, или действия органического. Это правило
не подлежит никакому сомнению; но действительно силы,
употребляемые в механике, делятся на два разряда: на силы
485
литерАтурА. искусство
непосредственные и посредственные, или на прямые и воз-
вратные. Наука осталась до сих пор равнодушною к этому раз-
делению, между тем как оно заключает в себе начало самых
богатых и самых разнообразных приложений. Копье и пуля
бросаются прямою силою руки или пороха; стрела силою
возвратною выпрямляющегося лука. Молот бьет по железу,
повинуясь прямой силе руки; баба, поднятая высоко силами
живыми, вколачивает сваи возвратною силою освобожденно-
го тяготения. Во всех случаях начало силы одно: оно дается
или органической природой, или химией; ибо лук получает
силу от натягивающей руки, и баба поднимается на воздух
механизмом, которого двигатель должен быть или человек,
или лошадь, или пар. Но в одном случае сила действует пря-
мо на предмет, которому она должна сообщить движение; в
другом она только нарушает какой-нибудь закон веществен-
ной природы, и этот закон, освобождаясь от временного нару-
шения, сообщает движение посредством новопробужденных
сил. Эти силы должно назвать возвратными (f�rc�s d� r�t��r).
К ним, бесспорно, принадлежит сила воздуха и воды, при ве-
тре и падении; но в приложениях должно причислять ветер
и тяжесть падающей воды к силам прямым, потому что не
человеческая воля поднимает на горы источники рек и гонит
массу окружающего нас воздуха.
Мы видим, что употребление прямых и возвратных сил
известно давным-давно, а все-таки мало обратили внимания
на их различие и мало им воспользовались. Сила прямая,
переходя в возвратную, может совершенно изменить свой ха-
рактер. Иногда медленная и многосложная, она может сосре-
доточиться в одно простое и мгновенное движение; так, на-
пример, сила винта, натягивающего самопал в продолжение
долгого времени, переходит в мгновенный выстрел самопала.
Иногда быстрая и мгновенная, она переходит в возвратную
силу, действующую медленно и правильно в продолжение
долгого времени. Так, взрыв пороха, направленный посред-
ством дула в конец спицы, укрепленной в подвижную ось,
может на эту ось намотать часовую гирю, и освобожденная
486
А. с. Хомяков
гиря своею возвратною силою может дать движение часам в
продолжение дня, или недели, или года.
Нет сомнения, что переход силы прямой в силу возврат-
ную всегда сопряжен с большею или меньшею утратою силы,
но, с другой стороны, употребление сил возвратных может
представить во многих случаях неисчислимые выгоды. Так,
например, можно заметить, что действие их гораздо правиль-
нее, ровнее и менее подвержено случайностям. Истина этого
положения уже бессознательно замечена всеми. Все часовые
ходы, начиная от песочных и водяных до карманных, основа-
ны на силах возвратных; а без сомнения, изо всех машин часы
более всего должны удовлетворять требованию постоянства
и неизменности. Другая выгода возвратных сил заключается
в том, что они особенно удобны во всех случаях, в которых
всякая лишняя тягость составляет лишнюю препону; так, на-
пример, воздух атмосферический, будучи сжат в чугунном
вместилище, представит менее затруднений для езды по же-
лезным дорогам, чем пары и многосложная машина, которая
их производит. Неподвижными остаются печки и котлы с их
запасами угля и воды, заготовляя постоянно новые запасы сил
для беспрестанных поездов; а пробужденная ими возвратная
сила гонит самые поезды, не отягчая их излишним механиз-
мом, не грозя им лишними опасностями. Задача аэростата
еще не разрешена. Справится ли человек с прихотями возду-
ха? Мы этого не знаем, хотя беспрестанное усовершенствова-
ние опытных наук подает надежду на успех. Кажется, что и
эта задача ближе всего может разрешиться приложением тех
же возвратных сил, которые нынче стараются приложить к
железной дороге. Опыт с такою возвратною силою, будь она
в виде пружины или сжатого воздуха, представил бы менее
затруднений и более вероятностей успеха, чем тот же опыт с
прямою силою паров, или газовых вспышек, или даже гальва-
нических токов, слишком подверженных влиянию атмосфе-
рических перемен. Другая выгода употребления сил возврат-
ных находится в их способности обращаться в запас силы, не
требующей ни нового расхода, ни постоянного, часто беспо-
487
литерАтурА. искусство
лезного употребления. Древний самопал, натянутый несколь-
кими десятками рук посредством рычагов или винтов и ле-
жащий спокойно на городской стене в ожидании неприятеля,
представлял уже пример такой силы, обращенной в запас; и
нет сомнения, что в наше время, при разнообразии промыш-
ленной жизни, беспрестанно более и более развивающейся,
должны беспрестанно встречаться случаи, в которых боль-
шие затруднения легко бы были побеждены запасом правиль-
ной силы, всегда готовой, но не требующей новых издержек
и беспрестанной деятельности. Таким образом, со временем
могла бы открыться, и без сомнения откроется, торговля за-
пасными силами (вероятно, возвратными), и газ или воздух
будут предметом продажи для употреблений механических,
точно так же, как теперь он уже сделался предметом прода-
жи для употребления химического – в освещении. Цилиндр
с поршнями и рычажками будет стоять настороже у купца в
ожидании тягости, которую он должен поднять, или работы,
которую он должен исполнить, так же как теперь стоит сосуд
с горючим газом в ожидании ночи. Наконец, многие силы, до
сих пор бесполезные для человека, сделаются его орудиями, и
многие препоны обратятся в пособия. Неисчислимая сила во-
дяного тяготения в глубинах моря может служить кораблю,
производя возвратную силу воздуха в чугунном цилиндре с
подвижною крышею и клапанами. Воспламеняемые газы и
взрывные составы могут быть обращены в производителей
возвратных сил. Наконец, реки и водяные протоки, которы-
ми пересекаются железные дороги и затрудняются сообще-
ния, могут служить облегчением этим самым сообщениям,
заменив собою неподвижные паровые машины и производя
бесконечные запасы возвратных сил не только для железных
дорог, но и для всего прибрежного края.
Таковы будут, без сомнения, следствия хорошо постигну-
того закона возвратной силы в механике. Его частные прило-
жения принадлежат догадливой науке, а еще более догадливой
деньге. Впрочем, этот закон, до сих пор мало замеченный в ме-
ханике, вероятно, нашел бы свое приложение и в других обла-
488
А. с. Хомяков
стях, и многие необъяснимые до сих пор исторические вопро-
сы, вероятно, легко бы объяснились законом силы возвратной.
Что касается до рассуждений о пользе железных дорог,
то, конечно, здесь иногда слышны сомнения: «Товар русский
грузен, следовательно, для ускоренной перевозки неудобен; на-
селение в России редко, следовательно, движения сравнитель-
но мало; нужна нам дешевизна, а не скорость и проч. и проч.»
Тут и спорить трудно. Но вопрос о пользе исчезает перед явной
необходимостью. Невозможно теперь определить ясно, какую
именно пользу принесут железные дороги. Разумеется, на-
шлись уже люди, которые говорили и писали об этой пользе,
и, разумеется, они-то менее всех про нее и знают. Сообщение
между Москвой и Балтийским морем в Петербурге есть только
начало, только часть путевой системы, которою должна пере-
резаться Россия. Полные плоды принесет оконченный труд, и
этот труд так велик и его результаты должны быть так много-
сложны, что невозможно даже пытаться определять их. Не день
и не год покажет последствия такого огромного предприятия;
можно сказать более: не год научит нас приноровлению его к
нашей общественной и частной жизни. Россия еще не перехва-
чена, как Европа с давних времен, линиями покойных и удоб-
ных шоссе, и мы переносимся прямо, так сказать, без перехода,
от нашего общего беспутия на самые усовершенствованные
пути, изобретенные прихотливою движимостью Запада. Не
вдруг можем мы примениться к новым удобствам, к которым
мы не приготовлены ничем.
Необходимого нельзя мерять на мелкую мерку полезного;
от великого предприятия нельзя ожидать мгновенных плодов.
Наконец, когда дело идет об земле Русской, невозможно опре-
делять наперед даже приблизительно результатов какого бы ни
было нововведения, как бы оно ни было необходимо
1
.
Иные начала Западной Европы, иные наши. Там все воз-
никло на римской почве, затопленной нашествием германских
дружин; там все возникло из завоевания и из вековой борьбы,
незаметной, но беспрестанной между победителем и побеж-
денным. Беспрестанная война беспрестанно усыплялась вре-
489
литерАтурА. искусство
менными договорами, и из этого вечного колебанья возникла
жизнь вполне условная, жизнь контракта или договора, под-
чиненная законам логического и, так сказать, вещественного
расчета. Правильная алгебраическая формула была действи-
тельно тем идеалом, к которому бессознательно стремилась
вся жизнь европейских народов. Иное дело Россия; в ней не
было ни борьбы, ни завоевания, ни вечной войны, ни вечных
договоров; она не есть создание условия, но произведение ор-
ганического живого развития; она не построена, а выросла.
Легко сказать, какую перемену сделает любое нововведение
в обществе чисто условном; это новый член, введенный в
уравнение, которого все остальные члены известны, и мате-
матике нетрудно исчислить изменение всего уравнения; но
трудно и почти невозможно определить наперед перемену,
которую должно произвести введение новой составной части
в тело живое, и какие новые явления произойдут в целости
организма. Железная дорога представляет, по-видимому, две
или четыре полосы, положенные от места до места; но чело-
веческое изобретение не то, что простое создание природы. В
этих полосах железа есть жизнь и мысль человеческая. Стра-
на, придумавшая их употребление, положила на них печать
своего развития, вложила в них часть своей жизни. Они соз-
даны усиленною движимостью, они пробуждают потребность
усиленной движимости. Всякое творение человека или народа
передается другому человеку или другому народу не как про-
стое механическое орудие, но как оболочка мысли, как мысль,
вызывающая новую деятельность на пользу или вред, на до-
бро или зло. И часто самый здоровый организм не скоро пере-
рабатывает свои новые умственные приобретения.
Западным народам легко занимать друг у друга новые
мысли и новые изобретения. Они все выросли на одной почве,
составлены из одних стихий, жили одною жизнию, а между
тем даже у них заметны частые волнения при переходе мыс-
ли из государства в государство. Россия около полутораста
лет занимает у своих западных братий просвещение умствен-
ное и вещественное; и за всем тем много ли она себе усвоила,
490
А. с. Хомяков
со многим ли сладила? Мы многое узнали, во многом почти
уравнялись со своими учителями, но ничто нам не досталось
даром. Не вошла к нам ни одна стихия науки, художества или
быта (от западной философии до немецкого кафтана), которая
бы слилась с нами вполне, которая бы не оставила нам глубо-
кого раздвоения. Мы называем свою словесность и считаем
ряды более или менее почетных имен, и эта словесность по
мысли и слову доступна только тем, которые и по внутренней
жизни, и даже по наружности уже расторгли живую цепь пре-
даний старины; зато и бледное слово, и бледная мысль обли-
чают чужеземное происхождение привитого растения. Были,
без сомнения, и в словесности нашей явления, которые ка-
жутся исключениями; но эти явления суть только отдельные
произведения или только части произведений, и никогда, до
нашего времени, не было ни одного поэта (в стихах или про-
зе), который бы во всей целости своих творений выступил как
человек вполне русский, как человек, вполне свободный от
примеси чужой. Конечно, тупа та критика, которая не слышит
русской жизни в Державине, Языкове и особенно в Крылове, а
в Жуковском, в Пушкине и еще более, может быть, в Лермон-
тове не видит живых следов старорусского песенного слова
и которая не замечает, что эти следы всегда живо и сильно
потрясают русского читателя, согревая ему сердце чем-то
родным и чего он сам не угадывает. Тупа та критика, которая
не сознает во всей нашей словесности характера особенного
и принадлежащего только нам. Но этот характер никогда не
развивался вполне: он робко выглядывал из-под чужих форм,
не сознавая себя, иногда и стыдясь самого себя. Нашему вре-
мени было предоставлено услышать наконец голос худож-
ника вполне свободного, вполне самостоятельного
2
. Трудно
сказать, чем он спасен, – силою ли своего внутреннего духа,
особенностью ли прекрасной, истинно художнической об-
ласти, в которой он родился и которая была менее северных
областей захвачена нашею умственною жизнию прошедшего
столетия? Во всяком случае, он принадлежит будущей эпохе,
а не прошедшей. В нашу он является великим исключением,