
482
А. с. Хомяков
тишины, которая возбуждает силы нравственные и ведет нас к
высокому познанию самого себя.
Я говорил до сих пор только о гармонии форм; но из нее
вытекает подобное же правило для света, теней и красок. Ни-
какая плоскость, какой бы она ни была величины, не может ка-
заться величественною, если при однообразии размера она не
соединяет однообразия в освещении и в цвете, и шахматная до-
ска, составленная из двух красок, совершенно противополож-
ных, никогда не произведет приятного впечатления на зрение.
Не хочу из этого вывести заключение, чтобы всякое произведе-
ние Зодчества должно было во всех частях быть одного цвета,
но утверждаю только, что гармония должна быть сохранена
в переходе от цвета к другому, что эти переходы не должны
быть ни слишком резки, ни слишком часты, и что художник не
должен забывать соотношения между массами линейными и
массами поверхностей цветных.
Из всего вышесказанного можно заключить, что Зодче-
ство (также и все прочие искусства) обязано существованием
своим религии или, по крайней мере, в начале своем должно
было быть ей посвященным. Огромность форм, стройность
переходов порождает невольное благоговение и напоминает
человеку о существе высшем. Не у римлян-подражателей, не
у римлян, которые дали всем искусствам направление ложное
и превратный смысл, должны мы искать первобытной цели
Зодчества и его истинного назначения. На берегах Нила, в Ин-
дии, где люди так рано составили общества образованные, в
Персии и, наконец, на земле, любимой всеми искусствами, –
Греции – уверимся мы, что все памятники, которым хотели
придать величие и правоту, все здания, которые могли проти-
виться разрушительной работе веков, были в теснейшей связи
с религиею. Храмы, гробы и изредка дворцы царей, которым
народы восточные поклонялись как живым изображениям бо-
гов, – вот что встречает взор путешественника. И теперь еще
европеец, вступая в жилище забытого божества или умершего
полубога, еще чувствует их присутствие и умеряет шаги свои,
чтоб не нарушать священной тишины, царствующей в опу-