Хомяков А.С. Всемирная задача России

Подождите немного. Документ загружается.

Предисловие

неполные знания, — и здесь «полуправда» легко обращается

в неправду. Эти частичные истины, как достояние индиви-

дуального разума, должны быть возводимы, собственно, не к

«разуму», ибо разум должен быть «всецелым» и иным не мо-

жет быть. Обособленное индивидуальное сознание, не воспол-

ненное Церковью, признается ведь связанным не с разумом, а

с «рассудком». Это ходячее тогда понятие рассудочного позна-

ния противопоставляется у Хомякова целостному духу, — и

отсюда надо объяснять то, что тема о «рассудочном познании»

так завладела Хомяковым.

Противопоставление рассудочного знания «всецелому раз-

уму» слилось с противопоставлением рассудочного знания —

«вере». Это движение мысли тем более было естественно, что

именно у Хомякова и Киреевского главным объектом их кри-

тики была религиозная сторона в культуре Запада. Отождест-

вление западного христианства со всей системой рационализма

произошло, по-видимому, очень рано именно у Хомякова.

Разработанное Хомяковым учение о познании основа-

но на том, что высшие истины открыты нам для их разумно-

го овладения только в Церкви, но при условии, что в Церкви

хранится свобода, что она не подменяется авторитетом. Это

значит, что истина, открывающаяся нам в Церкви, сияет нам

именно как истина, а не навязывается нам Церковью. Утверж-

дая это положение, Хомяков имеет в виду преодоление «ла-

тинства», которое требует от индивидуального сознания по-

корности и послушания Церкви, не развивает в индивидууме

познавательной работы и даже подавляет ее. Но утверждая

все права свободного исследования, Хомяков с неменьшей си-

лой отвергает и индивидуализм, к которому склоняется про-

тестантизм, объявляющий индивидуальный разум вполне

правоспособным к познанию истины. Для того чтобы достичь

истинного знания, нужно «соборование» «многих», нужна

общая, согреваемая и освещаемая любовью познавательная

работа, «общение любви», свидетельствующее о соучастии в

познавательной работе моральных сил души. Необходима це-

лостная обращенность души к теме знания: «Для уразумения

Предисловие

истины, — пишет Хомяков, — самый рассудок должен быть

согласен со всеми законами духовного мира... в отношении ко

всем живым и нравственным силам духа. Поэтому все глубо-

чайшие истины мысли доступны только разуму, внутри себя

устроенному, в полном нравственном согласии со всесущим

разумом». Для Хомякова имеет значение поэтому не психоло-

гическая целостность, создающая субъективное единство в по-

знающем духе, а целостность объективная, т. е. связанная с мо-

ральными требованиями, исходящими от «всесущего разума».

Главный упрек латинству, посылаемый Хомяковым в связи с

церковным разделением XI в., как раз заключается в том, что

Западная церковь, принявшая новый догмат (� ��) (без со-��) (без со-) (без со-

глашения с Восточной церковью), нарушила моральные усло-

вия познания и потому и оторвалась от истины, подпала под

власть рационализма.

Целостность духа нужна, по Хомякову, не только для

преодоления односторонности рассудочного познания, — она

нужна и в самых первых степенях познания, — в тех первич-

ных актах, которыми начинается процесс познания. Эти пер-

вичные акты Хомяков называет верой, и понятие веры как

начальной стадии познания берется у Хомякова в широком

смысле, т. е. не в смысле одной лишь религиозной веры, а в

смысле всецелого «непосредственного» приобщения к реаль-

ности. Хомяков противополагает веру именно рассудочному

познанию, но не разуму: вера, по его мысли, сама есть функция

разума (целостного). «Я называю верой, — пишет Хомяков, —

ту способность разума, которая воспринимает действительные

(реальные) данные, передаваемые ею на разбор и сознание рас-

судка». Данные веры являются тем первичным материалом,

из которого строится все наше знание; эти первичные данные

«предшествуют логическому сознанию» — они образуют

«жизненное сознание, не нуждающееся в доказательствах и

доводах». Это первичное «знание веры» «не отрешено от со-

знаваемой действительности, оно проникнуто ею... оно бьется

всеми биениями жизни, принимая от нее все ее разнообразие,

и само проникает ее своим смыслом; оно разумеет связь созна-

Предисловие

ваемой действительности еще непроявленного первоначала...

оно не похищает области рассудка, но именно оно снабжает

рассудок всеми данными для его самостоятельного действия

и взаимно обогащается всем его богатством — оно знание жи-

вое в высшей степени и в высшей степени неотразимое». «Это

«живое знание», — пишет Хомяков, — требует постоянной

цельности и неизменяемого согласия в душе человека». Само

по себе это «живое знание» — «еще не всецелый разум», ибо

разум в своей всецелости объемлет, сверх того, и всю область

рассудка» — иначе говоря, «всецелый разум» есть вершина

познавательного процесса, который начинается в вере, про-

должается в работе рассудка и находит свое завершение во

«всецелом разуме». Имея в виду, что вера есть функция это-

го всецелого разума, понятна формула Хомякова: «Разум жив

восприятием явления в вере и, отрешаясь от себя, сам воздей-

ствует на себя же в рассудке». По Хомякову, цельность, кото-

рой «требует» «живое знание», очевидно, не совпадает с завер-

шительным «всецелым разумом»: цельность, необходимая для

первичных актов веры, очевидно, не может колебаться тем, что

разум может как бы отделиться от моральной сферы.

По учению Хомякова, воля в человеке принадлежит «об-

ласти допредметной», и потому сама не может быть познавае-

ма, но это она отделяет в сознании то, что «от меня», и то, что

«не от меня», т. е. проводит основоположное разграничение

субъективного и объективного мира.

В первоначальной (низшей) стадии своей сознание неот-

делимо от «действия», хотя оно может и отделиться от него.

Такое сознание (слитно связанное с вытекающим или сопут-

ствующим действием) Хомяков называет «полным созна-

нием», и как раз в нем еще не выступает функция рассудка.

В этом и состоит та «цельность», которая нужна актам «жи-

вознания»: здесь сознание не отделяет себя от того, на что

оно направлено. В этом смысле Хомяков говорит: «сознание

не сознает явления», т. е. «явление недоступно сознанию как

явление»: «сознание может понять его закон, его отношение к

другим явлениям, даже его внутренний смысл», — но не боль-

Предисловие

ше. Это значит, прежде всего, что разум в стадии «живозна-

ния» или восприятия еще не отделен от воли, неотделим и от

объекта и даже от того, что стоит за объектом (что Хомяков

называет «непроявленным первоначалом»). Это есть основное

положение онтологизма, которое Хомяков со всей силой про-

тивопоставляет идеализму, отрывающемуся от реальности. Но

поскольку Хомяков дальше характеризует логический анализ

так, что этот анализ имеет дело уже с «явлением», то в самой

терминологии этой Хомяков отступает от коренного онтоло-

гизма познания и становится на линию идеалистической, в

частности, трансцендентальной гносеологии.

Хомяков отказывается признать исходным пунктом он-

тологии материю, т. к. ее придется в таком случае мыслить

бесконечной, как основу «всего». Но понятие «бесконечного

вещества» внутренне противоречиво, потому что вещество

дробимо, измеримо, всегда конечно. Отвергая материализм

как учение о природе бытия, должно признать, что «субстрат»

бытия, который необходимо мыслить бесконечным, тем са-

мым перестает быть вещественным: «всевещество, — гово-

рит Хомяков, — является отвлеченностью невещественной,

не имеющей характера вещества». Динамизм бытия, так ска-

зать, поглощает вещественность, и мир приходится мыслить в

терминах силы. Если при первом приближении «мир является

разуму как вещество в пространстве и как сила во времени»,

то в дальнейшем вещественность перестает быть изначальным

понятием и становится функцией силы. «Время есть сила в ее

развитии, — говорит Хомяков, — пространство — сила в ее

сочетаниях». «Разум дает общее название «силы» началу из-

меняемости мировых явлений».

Историософия Хомякова состоит прежде всего в призна-

нии естественной закономерности в историческом бытии. Это

не исключает действия Промысла в истории. Для Хомякова в

истории творится «дело, судьба всего человечества», а не от-

дельных народов; хотя каждый народ «представляет такое же

лицо, как и каждый человек». Но именно (обычное в то время)

сближение народного целого с индивидуальным существова-

Предисловие

нием подчеркивает то, что в истории действует «естественная

закономерность», возможны «законы» исторического движе-

ния. Это вносит ограничения в систему провиденциализма во

имя свободы и ответственности людей в их самоустроении.

Известны превосходные стихи Хомякова, написанные перед

Крымской войной и обращенные к России:

Но помни: быть орудьем Бога

Земным созданьям тяжело;

Своих рабов Он судит строго,

А на тебя, увы! так много

Грехов ужасных налегло.

Молись молитвою смиренной

И раны совести растленной

Елеем плача исцели!

Провиденциализм в истории не только не ослабляет ответ-

ственности людей, а следовательно, и их свободы, но, наобо-

рот, он на свободу людей как раз и опирается. Именно потому

история движется свободой и противоположной силой — сво-

бодным устремлением к оковам необходимости. Потому исто-

рический процесс по своему существу есть духовный процесс,

а основной движущей силой истории является вера, т. е. рели-

гиозные движения в глубине народного духа.

Православие через Россию может привести к перестрой-

ке всей системы культуры. «Всемирное развитие истории, —

утверждает Хомяков, — требует от нашей Святой Руси, чтобы

она выразила те всесторонние начала, из которых она вырос-

ла». «История призывает Россию стать впереди всемирного

просвещения, — история дает ей право на это за всесторон-

ность и полноту ее начал». У Хомякова было очень глубокое

сознание не только особого пути России, но и всемирной за-

дачи России. Эта всемирная задача состояла в том, чтобы осво-

бодить человечество от того одностороннего и ложного разви-

тия, какое получила история под влиянием Запада. «Западная

Предисловие

Европа, — отмечал Хомяков, — развивалась не под влиянием

христианства, а под влиянием латинства, т. е. христианства

односторонне понятого».

Социальная философия Хомякова покоится тоже на

принципе «органичности» — отсюда культ «общины» и борь-

ба с индивидуалистическими тенденциями современности, но

отсюда же горячая защита свободы. Идеал социальной жизни

дан в Церкви, как единстве в свободе на основе любви, — и

это определяло изнутри стойкое и непоколебимое исповедание

свободы у Хомякова. Из органического понимания социаль-

ной жизни вытекает у Хомякова и отношение к государству.

У него нет никаких даже намеков на анархическое отвержение

государства, но у Хомякова есть нечто, аналогичное учению

Руссо о народном суверенитете. Для Хомякова в порядке исто-

рической реальности народ — значительнее и существеннее

государства; сама верховная власть покоится на том, что народ

признает ее властью. Народ, будучи источником власти, вру-

чает эту власть царю, который и несет «бремя власти». Себе же

народ оставляет «свободу мнения».

Прот. В. Зеньковский

ПРавославие

«дух жизни и истины»

ОснОвы веРОучения

цеРкОвь Одна

§ 1. Единство Церкви следует необходимо из единства

Божиего, ибо Церковь не есть множество лиц в их личной от-

дельности, но единство Божией благодати, живущей во множе-

стве разумных творений, покоряющихся благодати. Дается же

благодать и непокорным, и не пользующимся ею (зарывающим

талант), но они не в Церкви. Единство же Церкви не мнимое, не

иносказательное, но истинное и существенное, как единство

многочисленных членов в теле живом.

Церковь одна, несмотря на видимое ее деление для чело-

века, еще живущего на земле. Только в отношении к человеку

можно признавать раздел Церкви на видимую и невидимую;

единство же ее есть истинное и безусловное. Живущий на зем-

ле, совершивший земной путь, не созданный для земного пути

(как ангелы), не начинавший еще земного пути (будущие по-

коления), все соединены в одной Церкви – в одной благодати

Божией. Ибо еще не явленное творение Божие для Него явно, и

Бог слышит молитвы и знает веру того, кто еще не вызван им

из небытия к бытию. Церковь же, Тело Христово, проявляется

и исполняется во времени, не изменяя своего существенного

А. с. Хомяков

единства и своей внутренней, благодатной жизни. Потому,

когда говорится «Церковь видимая и невидимая», то говорится

только в отношении к человеку.

§ 2. Церковь видимая, или земная, живет в совершен-

ном общении и единстве со всем телом церковным, коего гла-

ва есть Христос. Она имеет в себе пребывающего Христа и

благодать Духа Святого во всей их жизненной полноте, но не

в полноте их проявлений; ибо творит и ведает не вполне, а

сколько Богу угодно.

Так как Церковь земная и видимая не есть еще полнота

и совершение всей Церкви, которым Господь назначил явить-

ся при конечном суде всего творения, то она творит и ведает

только в своих пределах, не судя остальному человечеству (по

словам Апостола Павла к Коринфянам) и только признавая от-

лученными, т.е. не принадлежащими ей, тех, которые от нее

сами отлучаются. Остальное же человечество, или чуждое

Церкви, или связанное с нею узами, которые Бог не изволил

ей открыть, предоставляет она суду великого дня. Церковь же

земная судит только себя, по благодати Духа и по свободе, да-

рованной ей через Христа, призывая и все остальное человече-

ство к единству и усыновлению Божиему во Христе, но над не

слышащими ее призывы не произносит приговора, зная пове-

ление своего Спасителя и Главы: «Не судить чужому рабу».

§ 3. С сотворения мира пребывала Церковь земная не-

прерывно на земле и пребудет до совершения всех дел Божиих

по обещанию, данному ей Самим Богом. Признаки же ее суть:

внутренняя святость, не дозволяющая никакой примеси лжи,

ибо в ней живет дух истины, и внешняя неизменность, ибо не-

изменен Хранитель и Глава ее Христос.

Все признаки Церкви как внутренние, так и внешние

познаются только ею самою и теми, которых благодать при-

зывает быть ее членами. Для чуждых же и непризванных они

непонятны; ибо внешнее изменение обряда представляется не-

призванному изменением самого Духа, прославляющегося в

обряде (как, например, при переходе ветхозаветной Церкви в

новозаветную или при изменении обрядов и положений цер-

ПрАвослАвие

ковных со времен апостольских). Церковь и ее члены знают,

внутренним знанием веры, единство и неизменность своего

духа, который есть Дух Божий. Внешние же и непризванные

видят и знают изменение обряда внешним знанием, не пости-

гающим внутреннего, как и сама неизменность Божия кажется

им изменяемою, в изменениях Его творений. Посему не была

и не могла быть Церковь измененною, помраченною или от-

падшею, ибо тогда она лишилась бы духа истины. Не могло

быть никакого времени, в которое она приняла бы ложь в свои

недра, в которое бы миряне, пресвитеры и епископы подчини-

лись предписаниям и учению, несогласному с учением и ду-

хом Христовым. Не знает Церкви и чужд ей тот, кто бы сказал,

что могло в ней быть такое оскудение духа Христова. Частное

же восстание против ложного учения, с сохранением или при-

нятием других ложных учений, не есть и не могло быть де-

лом Церкви: ибо в ней, по ее сущности, должны были всегда

быть проповедники, и учители, и мученики, исповедующие

не частную истину с примесью лжи, но полную и беспримес-

ную истину. Церковь знает не отчасти истину и отчасти ложь,

а полную истину и без примеси лжи. Живущий же в Церкви не

покоряется ложному учению, не принимает таинства от лож-

ного учителя; зная его ложным, не следует обрядам ложным.

И Церковь не ошибается сама, ибо есть истина; не хитрит и

не малодушничает, ибо свята. Точно так же Церковь, по своей

неизменности, не признает ложью того, что она когда-нибудь

признавала за истину; и, объявив общим собором и общим со-

гласием возможность ошибки в учении какого-нибудь частно-

го лица, или какого-нибудь епископа, или патриарха

, она не

может признать, что сие частное лицо, или епископ, или патри-

арх, его преемники, не могли впасть в ошибку по учению и что

они охранены от заблуждения какою-нибудь особою благода-

тью. Чем святилась бы земля, если бы Церковь утратила свою

святость? И где бы была истина, если бы ее нынешний приго-

* Как, например: папы Онория на Халкидонском соборе (ошиб ка — не на

Халкидонском, а на Константинополь ском третьем, 680 г. Эту ошибку не за-

метили ни издатели «Пр. Обозр.», ни Ю. Ф. Самарин. – Изд.)

А. с. Хомяков

вор был противен вчерашнему? В Церкви, то есть в ее членах,

зарождаются ложные учения, но тогда зараженные члены от-

падают, составляя ересь или раскол и не оскверняя уже собой

святости церковной.

§ 4. Церковь называется единою, святою, соборною (кафо-

лическою и вселенскою), апостольскою, потому что она едина

и свята, потому что она принадлежит всему миру, а не какой-

нибудь местности, потому что ею святятся все человечество

и вся земля, а не один какой-нибудь народ или одна страна;

потому что сущность ее состоит в согласии и в единстве духа

и жизни всех ее членов, по всей земле, признающих ее; потому,

наконец, что в писании и учении апостольском содержится вся

полнота ее веры, ее упований и ее любви.

Из сего следует, что когда называется какое-нибудь об-

щество христианское Церковью местною, как-то: Греческою,

Российскою или Сирийскою, такое название значит только со-

брание членов Церкви, живущих в такой-то стране (Греции,

России, Сирии и т.д.), и не содержит в себе предположения,

будто бы одна община христиан могла выразить учение цер-

ковное или дать учению церковному догматическое толкова-

ние без согласия других общин; еще менее предполагается,

чтобы какая-нибудь община или пастырь ее могли предписы-

вать свое толкование другим. Благодать веры неотдельна от

святости жизни, и ни одна община и ни один пастырь не могут

быть признанными за хранителей всей веры, как ни один па-

стырь, ни одна община не могут считаться представителями

всей святости церковной. Впрочем, всякая христианская общи-

на, не присваивая себе права догматического толкования или

учения, имеет вполне право изменять свои обряды, вводить

новые, не вводя в соблазн другие общины; напротив, отступая

от своего мнения и покоряясь их мнению, дабы то, что в одном

невинно и даже похвально, не показалось виновным другому и

дабы брат не ввел брата в грех сомнения и раздора. Единством

обрядов церковных должен дорожить всякий христианин, ибо

в нем видимо проявляется, даже для непросвещенного, един-

ство духа и учения; для просвещенного же находится источ-