Хомяков А.С. Всемирная задача России

Подождите немного. Документ загружается.

411

русское общество — НАциоНАльНое созНАНие

ления к частной мысли (его зародышу), старается постигнуть

его отношение к общему закону явлений, предшествовавших

ему или сопровождающих его. Такое сознание дано человече-

скому несовершенству только в весьма слабой степени.

Мысль человека, содержа в себе начало проявления и

начало сознания, проходит в своем дальнейшем развитии две

степени: первую – степень определенного проявления, вто-

рую – степень определенного сознания. Первая идет от мысли

непроявленной (что мы называем неизвестным) к проявлению;

вторая возвращается от проявления (следовательно, извест-

ного) к первоначальной мысли (неизвестному), которую она

приводит в известность. Первая составляет область жизни и

художества; вторая — область знания и науки. Первая – син-

тез; вторая – анализ

. Полнота духа заключается в согласном и

равномерном соединении обеих.

Степени сознания многоразличны и неисчислимы, от

низшей, которая часто заключается в простом наслаждении

предметом или согласием его с другими, до высшей – полного

уразумения самого предмета или его согласия с другими пред-

метами. Для полного и совершенного развития разума все эти

степени необходимы; но человеку дано только стремиться по

этому пути и не дано совершить его. Он всегда останавливается

или по слабости воли, или по слабости понятия на полдороге,

и большее или меньшее число пройденных им поприщ опреде-

ляет сравнительную силу или недостаток сознания. Разуме-

ется, чем полнее и многостороннее предмет и проявляемый в

нем закон, тем труднее подвиг сознания, и в этом отношении

ясно, что для нашей Древней Руси он должен был быть гораздо

труднее, чем на Западе, признававшем закон односторонности

и раздвоения. Но вникнем еще далее. Определенное проявле-

ние предшествует определенному сознанию; поэтому, каза-

лось бы, что закон полной цельности мог бы быть воплощен

в жизнь несмотря на недостаток сознания. Это может быть, но

* Говорить о синтетической науке – значит говорить слова без смысла.

Наука иногда только пробует синтетический путь, отправляясь от предпо-

ложения для аналитической поверки. (Прим. А.С. Хомякова.)

412

А. с. Хомяков

не всегда. Проявление возможно при неуясненном сознании в

деле отдельного человека и тем возможнее, чем менее челове-

ку встречается потребности во внешнем мире. Например, че-

ловек задумывает произведение художества словесного. Так

как слово есть выражение духа самое внутреннее, самое сво-

бодное от внешности, произведение может быть прекрасным

при отсутствии почти совершенном определительного созна-

ния – критики. Человек задумывает произведение художества

образовательного (пластического). Его первый и важнейший

труд есть воображение (совершенно ясное) своего будуще-

го творения; второй – передача сознанного образа холсту и

краскам или мрамору и меди. Ясное воображение и сознание

должны предшествовать второй минуте художественного тру-

да. Художнику образовательному уже сознание необходимее,

чем художнику слова. Державин ставил свои бессмысленные

драмы выше своих превосходных од, но едва ли найдется вая-

тель или живописец, который не был бы довольно хорошим

ценителем своих произведений. Человек для проявления ка-

кого бы то ни было закона, разумного или нравственного, не

имеет еще нужды в определительном сознании; но оно дела-

ется необходимым условием для проповеди. Логический рас-

судок, который составляет одну из важных сторон сознания,

беззаконен, когда он думает заменить собою разум или даже

всю полноту сознания, но имеет свое законное место в кругу

разумных сил. Общество, проникнутое вполне одним каким-

нибудь чувством или одною мыслию, может их проявлять без

полного сознания; но в таком случае оно действует как живое

и цельное лицо. Но общество, состоящее из стихий, неровно

или слабо проникнутых каким-нибудь законом нравственным,

не может уже проявлять его, если сознание не достигло зрело-

сти и определенности; ибо те немногие или многие, которые в

себе сосредоточивают разумную силу закона, находятся в том

же отношении к остальному обществу, в котором находится

проповедник к полупросвещенному слушателю, и почти в том

же, в котором находится художник к нынешнему веществу. Их

разумная сила остается почти бесплодною, если она не сопро-

413

русское общество — НАциоНАльНое созНАНие

вождается ясным и определительным сознанием. А такого со-

знания не было и быть не могло в Древней Руси.

Большая часть сельских общин приняла, как я сказал,

веру Христову с тихим и немудрствующим, но зато несколь-

ко равнодушным доверием к своим центральным представи-

телям, городовым старцам и боярам, следуя и в этом общему

правилу: «Что город положит, на том и пригороды станут».

Обращение было более обрядовое, чем разумное; но дух Хри-

стианства проник сельский мир, сосуд, готовый к его при-

нятию, и развил в высокой и до тех пор невиданной степени

общежительное начало и добродетели, сопровождающие его.

Эта прекрасная и новая сторона проявления жизни христиан-

ской в человечестве осталась чуждою более просвещенным

представителям личного разумения веры по весьма понятной

причине: они принадлежали другой стихии вследствие раз-

двоения между дружиною и земщиною и между стремлением

к общерусскому единению, с одной стороны, и обособлению

местному – с другой. Следовательно, для них оставались до-

ступными почти исключительно только те стороны всеобъ-

емлющего просветительного начала, которые уже получили и

проявление, и сознание в просветившей нас Византии. Новая

великая задача, которая ставила нас выше Византии, была от-

части угадываема, и прекрасное предчувствие ее отзывалось

нередко во многих вечно памятных словах и многих высоких

делах и учреждениях; но полное сознание было невозможно, а

без сознания было невозможно и направление. Дух цельного

просвещения не мог победить вещественных препон, и исто-

рия Древней Руси, свидетельствуя, с одной стороны, о вели-

ких и спасительных шагах вперед, которым мы обязаны почти

единственно Православию, должна была свидетельствовать

и действительно свидетельствует о множестве искажений в

праве и жизни, об одичании и падении, которым объясняет-

ся позднейшее стремление к началам чуждым и иноземным.

Свое, высокое и прекрасное, было неясно сознано; истинно

доброе у иноземцев (наука) было ясно, а мнимо-доброе было

исполнено соблазнов.

414

А. с. Хомяков

В этом видна еще другая, великая важность определи-

тельного сознания во всех его видах. Без сомнения, полное со-

знание не ограничивается знанием логическим. Знание логи-

ческое определяет в рассудке только внешность предмета или

мысли и внешность их отношений к другим; полное и живое

сознание определяет в самом разуме сущность предмета или

мысли и их внутренние отношения к другим. Но сознание жи-

вое, без определенного знания логического, требует постоян-

ной цельности и неизменяемого согласия в душе человека; а

человек, творение слабое и шаткое, ленивое умом и дряхлое

волею, постоянное игралище страстей своих и чужих, жерт-

ва всякого соблазна жизненного и нагнета исторического, не

может почти никогда удерживать в себе душевного согласия

и никогда не должен быть уверенным, что удержит его. При

всякой душевной тревоге и нарушении внутренней цельности

образ и очерк живого сознания волнуются и мутятся. Тогда

якорем спасения и опоры является частное логическое созна-

ние, которое, при всей своей неполноте, имеет резкую и твер-

дую определенность, неподвластную страсти вследствие са-

мой своей отвлеченности; тогда заговорит оно своим строгим

и неизменным голосом, как внешний закон, недостаточный

для всех требований духа, но возвращающий его к полному и

внутреннему закону, временно помраченному. Односторонняя

вера в логическое знание мертвит истинный разум и ведет к

самоосуждению логического рассудка, как мы видели из всей

истории Западного просвещения; но отсутствие или неопреде-

ленность логического знания в развитии историческом отнима-

ют у жизни и убеждения, их разумную последовательность и

крепость. Вот почему, говоря словами г. Киреевского, «иногда

русский человек, сосредоточивая все свои силы в работе, в три

дня может сделать более, чем осторожный немец в тридцать»,

и почему «часто для русского человека самый ограниченный

ум немца, размеряя по часам и табличкам меру и степень его

трудов, может лучше, чем он сам, управлять порядком его за-

нятий». Это зависит, очевидно, не от недостатка в руководи-

теле внешнем, который сам подвержен тем же волнениям, но

415

русское общество — НАциоНАльНое созНАНие

от недостатка в руководителе внутреннем, строго и логически

сознанном законе, укрепляющем шаткую волю. Явления част-

ной жизни повторяются в большем размере в истории народов:

целые миллионы людей с их всемирною деятельностью, с их

торжествами и героями, с их громами и славою, представля-

ют разуму развитие тех же умственных сил, которые бедный

ремесленник проявляет в своем житейском быту. Песчинка,

или планета, или солнце – все созданы и очерчены тем же

всемогущим перстом и подчинены одному общему для всех

закону

. Высокие дела, слова, которых одно воспоминание за-

ставляет наше сердце биться с гордою радостью, прекрасные

и истинно человеческие учреждения, умилительные черты из

частного быта свидетельствуют о присутствии и живом со-

знании всецельного и совершенно просветительного начала

в нашей старой Руси. Шаткость и непоследовательность, бес-

престанное искажение и одичание права уголовного и отчасти

гражданского, наконец расколы и последовавшее за ними от-

падение от древних и истинных начал, свидетельствуют об

отсутствии логического определения понятий. Оно выдается

с особенною яркостью именно в скорбном появлении старооб-

рядческих расколов. Никто не будет оспаривать добросовест-

ности и разумной ревности многих из первых раскольников,

а они заблудились. Почему же? Издревле и всем сердцем чув-

ствовал народ благодатное влияние учения Православного и

его обрядов, которых частного изменения он не замечал. Ими

жил он во всей глубине своей мысленной жизни, но логическое

различие между учением и обрядом было ему неизвестно; ему

неизвестна была церковная свобода в отношении обряда. На-

ступило время для исправления вкравшихся ошибок или от-

мены бесполезных форм, и значительной части народа показа-

лось, что посягают на самый корень ее духовной жизни, на все

ее духовное сокровище, и она впала в тот еще неисцеленный

раскол, который разрывает внутренний мир нашего велико-

го семейства и который так горестен для всех православных

и, смело скажу, для самих раскольников, несмотря на их сле-

* In nu��s natu�a mag�s tota, quam �n m�n�m�s �st. Плиний. (Прим. А.С. Хомякова.)

416

А. с. Хомяков

пое и, к несчастию, часто гордое упорство. Но раскол, явление

сравнительно новое, указывает на старую неясность понятий.

То же самое было и в общежительстве, и в обычаях, хотя вы-

ражалось с меньшею ясностью. Такова важность логического

определения. Его отсутствие выразилось у нас в обществен-

ной жизни Древней Руси; необходимость же его ярко засвиде-

тельствована историею самой Церкви. Являлись ереси, и мил-

лионы увлекались в обман. Собирались соборы и, озаренные

духом Божиим, объявляли ясное определение Апостольского

учения, и соблазн явившейся ереси исчезал безвозвратно для

членов Церкви Православной; и из ряда соборных определе-

ний, признанных Церковью, составилось исповедание веры, ее

несокрушимый щит для всех времен.

Итак, вопрос автора статьи о характере западного про-

свещения: «Почему, при гораздо высшем начале, не опередила

Древняя Русь Запада и не стала во главе умственного движе-

ния в человечестве» – разрешается, как мне кажется, беспри-

страстным признанием в том, что самое просветительное

начало по своей всесторонности и полноте требовало для

своего развития внутренней цельности в обществе, которой

не было, и что этой цельности не могло оно дать мирными

путями вследствие неполного понятия о Православии в значи-

тельной части людей, составляющих Русский народ, и недо-

статка определительного сознания во всех. С другой стороны,

я должен повторить, что, по моему мнению, точки зрения, по-

ставленные г. Киреевским, совершенно новы (по крайней мере,

по определенному выражению их, а это великий шаг в созна-

нии) и совершенно справедливы. От них будут разумно от-

правляться все дальнейшие исследования. Действительно, чем

более этот предмет будет рассматриваться с разных сторон,

тем яснее будет выступать раздвоенность Запада во всех его

явлениях, умственных, нравственных, общественных, семей-

ных и бытовых, и тем яснее будет признаваема цельность всех

тех явлений духа, права, общества, быта и жизни семейной и

частной, которые находились под прямым влиянием просвети-

тельного начала в Древней Руси.

417

русское общество — НАциоНАльНое созНАНие

Из всего предыдущего очевидно и то основание, на кото-

ром воздвигнется прочное здание Русского просвещения. Это

Вера, Вера Православная, которой, слава Богу, и по особенно-

му чувству правды, никто еще не называл религией (ибо рели-

гия может соединять людей, но только Вера связует людей не

только друг с другом, но еще и с ангелами и с самим Творцом

людей и ангелов), Вера, со всею ее животворною и строитель-

ною силою, мысленною свободою и терпеливою любовью. Но

она не со вчерашнего дня озарила Русскую землю и недаром

жила в ней в продолжение многих столетий. Много оставила

она памятников своего благодатного действия, много живых

следов запечатлела в просвещении отдельных лиц и в обще-

жительности народа. Почтительно изучать эти памятники в

прошедшем, горячо любить эти следы в настоящем, особен-

но же помнить, что это не дело одностороннего рассудка, но

дело целой внутренней жизни, невозможное без постоянного

стремления к нравственному самоулучшению: таков долг вся-

кого русского, ясно понимающего великое призвание своей ро-

дины. Какие бы ни были преимущества Древней Руси в иных

отношениях (например, в том, что расколы еще не отделились

и не окостенели в своем отделении), мы должны помнить, что

перед ней мы имеем великое преимущество более определен-

ного знания. Вольные или невольные столкновения, мирные и

военные, с Западом, вольное или невольное подражание ему и

ученичество в его школах — таковы, может быть, были ору-

дия, которым Провидению угодно было дать нам или пробу-

дить в нас эту умственную силу, которой безнаказанно мы уже

не можем пренебрегать.

Велик и благороден подвиг всякого человека на земле;

подвиг русского исполнен надежды. Не жалеть о лучшем про-

шедшем, не скорбеть о некогда бывшей Вере должны мы, как

западный человек; но, помня с отрадой о живой Вере наших

предков, надеяться, что она озарит и проникнет еще полнее

наших потомков; помня о прекрасных плодах Божественного

начала нашего просвещения в старой Руси, ожидать и надеять-

ся, что с помощью Божьей та цельность, которая выражалась

418

А. с. Хомяков

только в отдельных проявлениях, беспрестанно исчезавших в

смуте и мятеже многострадальной истории, выразится во всей

своей многосторонней полноте в будущей мирной и сознатель-

ной Руси. Запад, самоосужденный силой своего развившегося

рационализма, предлагает своим сынам только выбор между

двумя равно тягостными существованиями: или безнадежное

искание истины по путям, уже признанным за ложные, или от-

речение от всего своего прошедшего, чтобы возвратиться к ис-

тине. Русская земля предлагает своим чадам, чтобы пребывать

в истине, средство простое и легкое неиспорченному сердцу:

полюбить ее, ее прошлую жизнь и ее истинную сущность, не

смущаясь и не соблазняясь никакими случайными и внешни-

ми наплывами, которых не мог избегнуть никакой народ новой

истории, создавшей неизвестное древности общество народов.

Тот, кто понимает всю необходимость этой любви, скажет с г.

Киреевским, что этому искреннему чувству, так же как и разу-

му, противно всякое искусственное и натянутое возвращение к

погибшим формам и случайностям старины; но он будет также

приветствовать всякий возврат искренний и проистекающий

от общительной любви, проявись он в поэзии художественного

образа или в воплощении жизни бытовой. Любовь искренняя

естественно любит олицетворение.

Быть может, обвинят меня, как многие обвиняют г. Ки-

реевского, в несправедливости к западному образованию. Ка-

жется, такой упрек будет несправедлив. Неразумно бы было

не ценить того множества полезных знаний, которые мы уже

почерпали и еще почерпаем из неутомимых трудов западного

мира; а пользоваться этими знаниями и говорить о них с небла-

годарным пренебрежением было бы не только неразумно, но

и нечестно. Предоставим отчаянью некоторых западных лю-

дей, испуганных самоубийственным развитием рационализма,

тупое и отчасти притворное презрение к науке. Мы должны

принимать, сохранять и развивать ее во всем том умственном

просторе, которого она требует; но в то же время подвергать

ее постоянно своей собственной критике, просвещенной теми

высшими началами, которые нам исстари завещаны Правосла-

419

русское общество — НАциоНАльНое созНАНие

вием наших предков. Таким только путем можем мы возвысить

самую науку, дать ей целость и полноту, которых она до сих

пор не имеет, и заплатить сполна и даже с лихвою долг наш

западным нашим учителям. Разумеется, ошибки неизбежны;

но истина дается тому, кто ее ищет добросовестно, а всякая ис-

тина служит Богу. Пусть только каждый из нас исполняет долг

свой по мере сил, трудясь над своим умственным и нравствен-

ным совершенствованием и, сколько может, обогащая братий

своих своими мысленными приобретениями.

Может быть, также найдутся иные, которым покажется,

что я слишком строго осудил нашу старую Русь. Не думаю,

чтобы, показав по своему крайнему разумению общие черты

того, чем она была сильна и чем страдала, я впал сколько-

нибудь в осуждение любимой мной старины. Не нужен бы был

нынешний век, если бы прежние века совершили весь под-

виг человеческого разума; не нужны бы были будущие, если

бы нынешний дошел до последней цели. Каждый век имеет

свой, Богом данный ему, труд, и каждый исполняет его не без

крайнего напряжения сил, не без борьбы и страданий, веще-

ственных или душевных. Но труд одного века есть посев для

будущего, а не легка работа посева. Боговдохновенный певец

говорит: «Сеющие слезами радостию пожнут. Ходящие хож-

даху и плакахуся, метающе семена своя; грядущии же приидут

радостию, вземлюще рукояти своя».

ОРиентиРы нациОнальнОгО сОзнания

иван васильевич киРеевский

Статья, нами напечатанная, «О необходимости и возмож-

ности новых начал для философии» составляла только первую

половину или часть более полного рассуждения об этом пред-

мете

. Она содержит в себе критику исторического движения

философской науки; следующая же часть должна была заклю-

чать в себе догматическое построение новых для нее начал. Та-

ково было намерение автора, таковы были наши надежды; но

420

А. с. Хомяков

Бог судил иначе. Труд, временно прерванный поездкой Ивана

Васильевича Киреевского в Петербург, прерван навсегда его

неожиданною кончиною. Быстро и неудержимо развившаяся

холера положила предел прекрасной и полезной жизни, толь-

ко еще вступавшей в полную деятельность. Он умер на руках

сына и двух друзей, Алексея Владимировича Веневитинова,

друга его ранней молодости, и графа Комаровского, которому

писал он всем известное письмо, напечатанное в «Московском

сборнике»

. Неисповедимы судьбы Господни!

Сердце, исполненное нежности и любви, ум, обогащен-

ный всем просвещением современной нам эпохи; прозрачная

чистота кроткой и беззлобной души; какая-то особенная мяг-

кость чувства, дававшая особенную прелесть разговору; горя-

чее стремление к истине, необычайная тонкость диалектики в

споре, сопряженная с самою добросовестною уступчивостью,

когда противник был прав, и с какою-то нежною пощадою,

когда слабость противника была явною; тихая веселость, всег-

да готовая на безобидную шутку, врожденное отвращение от

всего грубого и оскорбительного в жизни, в выражении мысли

или в отношениях к другим людям; верность и преданность в

дружбе, готовность всегда прощать врагам и мириться с ними

искренно; глубокая ненависть к пороку и крайнее снисхожде-

ние в суде о порочных людях; наконец, безукоризненное бла-

городство, не только не допускавшее ни пятна, ни подозрения

на себя, но искренно страдавшее от всякого неблагородства,

замеченного в других людях, – таковы были редкие и неоце-

ненные качества, по которым Иван Васильевич Киреевский

был любезен всем, сколько-нибудь знавшим его, и бесконечно

дорог своим друзьям. Смерть его останется неисцелимою ра-

ною для многих.

Но потеря Ивана Васильевича Киреевского важна не для

одних личных его знакомых и не для тесного круга его друзей;

нет, она важна и незаменима для всех его соотечественников,

истинно любящих просвещение и самобытную жизнь русского

ума. Немного оставил он памятников своей умственной дея-

тельности; но все, что он сказал, было или будет плодотворным.