Хомяков А.С. Всемирная задача России

Подождите немного. Документ загружается.

381

русское общество — НАциоНАльНое созНАНие

чало, сохраненное для нас византийскими мыслителями, тре-

бовало для быстрого и полного своего развития таких условий

цельности и стройности в жизни общественной, которых еще

нигде не встречалось; достигнуть же их можно бы было только

при такой независимости от влияний внешних, которые невоз-

можны на земле ни одному народу, всегда стесняемому и со-

вращаемому с пути силою и напором других народов. Россия

не имела этой цельности с самого начала, а к достижению ее

встретила и должна была встретить препятствия неодолимые.

Она – не остров среди хранительной защиты моря, но была

земля, со всех сторон открытая и беззащитная по слабости сво-

их естественных границ и со всех сторон искони окруженная

народами, не знающими мира в себе и потому всегда готовыми

посягать на мир других. Северные земли славянские и колонии

славянские в землях финских (ибо так, кажется, здравый рас-

судок должен понимать слова меря и весь в Несторовом тексте)

призвали вождя иноземного княжить у них, устроивать поря-

док внутренний в отношениях племен друг к другу и ограж-

дать тишину внешнюю от нападения недружелюбных соседей.

Так общею волею составился союз под княжеским правлением

Рюрикова дома, южные и средние земли были заключены в тот

же союз, но почти все неволею. Очевидно, отношения всей Зем-

ли с самого начала не были одинаковы ни к общему союзу, ни

к общему правлению. Князья пришли из области скандинав-

ской (какой бы сами крови они ни были) с дружиною чуждою

и немалочисленною (ибо мы видим, что одно отделение этой

дружины смело нападает на империю Византийскую). Как

бы ни была эта дружина близка по своему происхождению и

обычаям к славянам, как бы ни пополнялась она впоследствии

местными стихиями, она была по своему коренному значению

и положению в обществе чужда Земле и основана на иных на-

чалах, чем туземные общины, к которым она не принадлежала,

хотя и охраняла их мир внутренний и внешний. Многие сви-

детельства доказывают, что эта дружина князей была всегда

многочисленна и часто составлена из разнородных стихий;

что она, вместе с князем своим, кочевала из области в область,

382

А. с. Хомяков

когда порядок преемства княжеских престолов переводил по-

томков Рюрика с места на место, или кочевала самовольно от

князя к князю, считая этот переход делом законным и неот-

ъемлемым правом до последней эпохи московского княжения.

Пусть будет доказано (несомненное, по моему мнению) суще-

ствование дружины земской многочисленной и составление из

оседлых туземцев; пусть будет доказано (а это сомнительно),

что состав ее вполне народный не заключал никаких стихий

иноземных ни по крови, ни по внутреннему устройству, – во

всяком случае, не эта местная дружина, но общерусская княже-

ская дружина получила историческое развитие. Иначе и быть

не могло вследствие внутренней логики самих учреждений; но

исторические события ускорили ход развития неизбежного,

отдав большую часть России или владыкам иноземным, или

дикарям, обратившим ее в пустыню, и заставив таким образом

всех дружинников княжеских и, вероятно, значительную часть

земских переселиться в уцелевшие центры и стать крепкою ра-

тью около стяга князей, сохранивших свои области и независи-

мость. Эта кочевая общерусская дружина много содействовала

скреплению всей Руси в одно могучее целое, потому что была

вообще чужда областному эгоизму, много билась и страдала

за землю Русскую, много помогла спасительному возвышению

князей московских (хотя впоследствии и подверглась страш-

ным гонениям их грозного потомка Иоанна

); но едва ли при

ней была возможность той стройности и цельности, которой

требовало для своего развития начало разумного и цельного

просвещения, ибо в ней были уже допущены раздвоение и вну-

тренний разлад общественной жизни, и вредные их влияния

были только сдержаны крепостью еще свежей земской жизни

и кроткою силою общего христианского чувства. Но зло не

могло оставаться без последствий. Дружина не принадлежала

области и вольно служила князю. Таким образом, в ней суще-

ствовала с самого начала крайность личной отделенности, ко-

торая должна была воздействовать на весь ход общественного

развития. Чуждая местной общине, в некоторых отношениях

более независимая от нее, чем сам князь, она не имела нигде

383

русское общество — НАциоНАльНое созНАНие

корня и по необходимости стремилась сомкнуться в самой

себе, в порядок самостоятельный и отдельный от всего обще-

ства. Таков закон всех отдельных личностей, не связанных с

внутренними силами какой-нибудь народной жизни. Этому

закону на Западе при ослаблении центральной власти следо-

вала дружина аллодиальная

и создала из себя новую, в себе

замкнутую систему феодальности. Дружина в старой Руси

окончательно образовалась в странную и нигде невиданную

систему местничества, которой основами служили, с одной

стороны, служебный разряд, с другой – родовая лестница, и

обе основы были одинаково чужды общей земской жизни. Зем-

щина не местничалась

. Правда, что сами общины, т.е. города

и части городов, считались старшинством друг с другом; но в

этих притязаниях является только память о некогда бывшей

политической зависимости или об исторической древности, и

все-таки нет ничего общего с местничеством

* Никаких следов местничества не видать в боярстве новгородском; да, ка-

жется, его и быть не могло, несмотря на происхождение едва ли не инозем-

ное самих бояр (ибо к ним, по всей вероятности, относится выражение: «Те

мужи новогородские, прежде бывшие варяги, ныне славяне»). Призрак мни-

мого родового быта в старой Руси исчезает перед критикою памятников,

писанных и живых. Его нельзя допустить по одним догадкам, основанным

на одном дурно понятом слове «род», тогда, когда законы никогда не упо-

минают о родовом быте и прямо отрицают его начала, допуская равенство

родственников по женскому колену с родственниками по колену мужскому

не только в делах гражданских, но и в делах мести. Для филолога же во-

прос решается простым наблюдением над бедностью слов, означающих

степени родства бокового, и над богатством слов, относящихся к родству

по бракам: «шурин, деверь, свояк» и пр. Во всяком случае, славянское по-

нятие о роде, допускающем избрание, не имеет ничего общего с местниче-

ством. (Прим. А.С. Хомякова.)

** Подобные явления встречаются и на Западе. Когда благородный освобо-

дитель Шотландии Воллас после нескольких побед был изменою передан во

власть англичан, немилосердный Эдуард I велел его четвертовать и члены его

разослать по большим городам. Голова, разумеется, осталась в Лондоне; а

город Канторбери, которому досталась левая рука, жаловался на то, что Йорку

досталась правая, между тем как Канторбери должен бы был ее получить по

старшинству города и епископа. Несмотря на этот отвратительный и смешной

пример местной гордости и несмотря на начатые (?) споры о старшинстве це-

хов и городовых частей в фландрских городах, кажется, никто еще не отыски-

вает местничества на Западе. (Прим. А.С. Хомякова.)

384

А. с. Хомяков

Грозный Иоанн Четвертый сокрушил последние притяза-

ния дружины на независимость, а кочевание дружины кончи-

лось ее водворением, когда она получила выгодную оседлость,

связанную с другою оседлостью, предписанною земской

стихии. Необходимое и в то же время странное явление этой

дружины в Русской истории не вполне исследовано наукою,

но нельзя не заметить его соответствия с другим явлением,

несколько подобным ему. Славянское племя, вообще самое

мирное изо всех племен Европы, одно только и произвело быт

казачий, быт исключительно воинственный и которому нигде

нет вполне соответствующего. Русский быт, исстари по преи-

муществу общинный, произвел дружину, в которой личная от-

даленность была доведена до крайности и узаконена и которая,

не имея с землею никаких общих начал, скрепила себя наконец

искусственным сочленением местничества, уничтожая окон-

чательно личность и обращая ее в нумер. Такое раздвоение с

землею не могло оставаться без страшного влияния на общую

жизнь; такая полная китайская формальность в земле, креп-

кой только живыми своими началами, не могла не производить

самых гибельных последствий. Система, открывавшая путь

всякому заезжему иноземцу (и множество из них воспользова-

лись этим правом заезда) и преграждавшая путь всякому сыну

родной земли, должна была мертвить общую жизнь и вносить

в нее беспрестанно или начала чуждые, или зародыши косте-

нения и смерти. Русская история представляет слишком много

свидетельств этой истине; русская сила, предводимая не высо-

кими доблестями воинскими, а высокими местническими ну-

мерами, слишком часто гибла в борьбе с слабейшими из своих

врагов, чтобы можно было отрицать вредное влияние местни-

ческой формальности или отделения самостоятельной и лич-

ной дружины от естественного строя русского народного быта.

Вредная в полном развитии своей самобытности, вредная даже

в своем падении, она, бесспорно, во многом задержала и оста-

новила успех той образованности, к которой наша старая Русь

была призвана. В ее присутствии то высокое просветительное

начало цельности, жизни и общения, которое сохранили для

385

русское общество — НАциоНАльНое созНАНие

нас святые деятели и мыслители Православного Востока, не

могло приносить полных и скорых плодов.

Но сама дружина княжеского рода была необходимостью.

Племена поступили в союз, управляемый домом Рюрика, от-

части по воле, отчасти по принуждению, и каждое из них со-

храняло свое стремление к отдельности от всех остальных:

многие питали давнюю вражду друг к другу; презрительный

отзыв Нестора о древлянах, вятичах и радимичах, выражаю-

щий чувства, общие всем полянам, свидетельствует также, по

всей вероятности, о чувстве взаимном. Разум требовал союза и

цельности, местная страсть требовала свободы своему произ-

волу. Князья, по единству рода своего, составляли связь между

областями, дружина поддерживала ее, духовенство сознавало

святость ее закона: этому служит доказательством тот же свя-

той летописец, Иларион, первый из русских епископов

, и все

голоса того времени, дозвучавшие до нас из своей монастыр-

ской тишины. И действительно, этот закон свят для человека,

просвещенного Христианством. Великое слово на земле мир

есть высшее благословение, ниспосланное Небом новому че-

ловечеству. Широкий мир, великое братство: таково призва-

ние для всех; оно находило своих представителей в князьях, в

их дружине и в духовенстве. Все они стремились к единству,

но это единство имело еще характер отвлеченный. Стремле-

ние частных общин к отдельности было в то же время стрем-

лением к единству более узкому по своему объему, но зато и

более живому по своему естественному происхождению и по

своей связи с прошедшим. Разумеется, и в отдельных племе-

нах, особенно после принятия Христианства, было некоторое

стремление к единению всей Земли, и были люди, глубоко ему

сочувствовавшие; и в дружине были деятели, которых сердце

понимало потребность местной самостоятельности и тепло-

ту живой связи, существовавшей в недрах мелкой общины;

но логический закон явлений не мог быть изменен. Раздвое-

ние продолжало существовать между стремлением к единству

и стремлением к обособлению, и представителями этих двух

стремлений были общерусская дружина с духовенством и об-

386

А. с. Хомяков

ластная земщина. Таким образом, существовало другое начало

раздвоения и борьбы, которое проникало насквозь все истори-

ческое развитие русской земли и мешало цельности, стройно-

сти и полноте ее образования.

Кому неизвестна история этой многовековой тяжбы меж-

ду двумя чувствами, имеющими одинаково крепкие основа-

ния и почти одинаково законные требования? Кому непонятны

причины этих страшных и долгих тревог и внутреннее сму-

щение умов, часто раздираемых двумя равносильными при-

зывами, когда уступка одного начала казалась отступлением

от долга христианского, от понятия об общерусском братстве;

а уступка другого начала казалась изменою ближайшей лю-

бимой родине, естественному братству и племенной общине,

согревавшей всех своих детей в своем теплом гнезде и вскор-

мившей их всех своею животворною грудью. Исторические

тяжбы называются войнами, а внутри государств – междоу-

собиями. Междоусобия старой Руси, при всей мелочности и

видимой бессвязности подробностей, при всей случайной и в

то же время неизбежной примеси частных и своекорыстных

видов или недоумений, имеют тот высокий характер, что все

они служат только оболочкою спора между двумя законами.

Правда, Рюриков род часто раздирал землю Русскую непра-

вильными или сомнительными притязаниями своих членов на

старшинство и жадностью многих из них к увеличению отчин;

но в этом роде заключалось и главное ручательство за ее един-

ство. Правда, в эти раздоры вмешивались племенные союзы с

какою-то слепотою вражды и неразумия; но они, по большей

части, отстаивали старые права или ложным путем веществен-

ного насилия отыскивали разрешение вопроса юридического

о престолонаследии и нравственного вопроса о совмещении

государственной цельности и местного обособления. Из двух

стремлений, которых не могли примирить, высшее взяло верх.

Ему помогли, по преимуществу, новые города, которые, при

всем сходстве внутреннего устройства со старыми, не имели,

подобно им, древнего предания, упрямой местной гордости и

племенного эгоизма. Решителями же спора были татары: раз-

387

русское общество — НАциоНАльНое созНАНие

рушители по своему кочевому и воинственному характеру, они

в руке Провидения сделались орудиями создания одной вели-

кой и цельной Руси, доказав своим сокрушительным погромом

все бессилие отдельных княжений и всю необходимость един-

ства

. Стремление к нему я назвал высшим; и я его так назвал

не потому только, что внешнее спокойствие есть великое дело

и условие благоденствия; и не потому, что мне, как русскому,

весело взглянуть на вещественное величие моей родины и по-

думать, что другие народы могут ее бояться и ей завидовать:

нет. Я это говорю потому, что великая держава более других

представляет душе осуществление той высокой и доселе не-

досягаемой цели мира и благоволения между людьми, к кото-

рой мы призваны, потому что душевный союз с миллионами,

когда он осуществлен, выше поднимает душу человека, чем

связь, даже самая близкая, с немногими тысячами; потому что

видимая и беспрестанная вражда всегда рыщет около тесных

границ мелкого общества и что удаление ее облагораживает и

умиротворяет сердце; и потому, наконец, что по тайному (но,

может быть, понятному) сочувствию между духом человека и

объемом общества, самое величие ума и мысли принадлежит

только великим народам

Это стремление было вполне законное, и оно восторже-

ствовало; но не легко было торжество и не дешево куплено.

Много крови было пролито в борьбе, много искажений допу-

* � должен здесь заметить, что г. Буслаев в «Московских Ведомостях» выра-

зил свое удивление тому, что И.В. Киреевский отрицает существование песен

о татарском иге, г-ну же Буслаеву известны многие песни о татарских набегах.

Можно бы легко догадаться, что и И.В. Киреевскому известны кое-какие песни

о том же предмете. Разница только в одном: г-н Киреевский отрицает всякое

народное воспоминание об иге татарском, а г-н Буслаев говорит о песнях про

набеги. Такие песни есть и в Белоруссии, и в Польше, которые, конечно, не

были под владычеством татар. Не разрешая самого вопроса, позволено мне

будет сказать, что добросовестный труд г. Киреевского заслуживал более вни-

мания от добросовестного ученого. (Прим. А.С. Хомякова.)

** Говоря о маленькой Элладе, забывают, что ей принадлежали по крови бе-

рега Малой Азии, а по древнему распространению колоний — Южная Ита-

лия и Сицилия, берега Киренаики и даже часть Галльского поморья. (Прим.

А.С. Хомякова.)

388

А. с. Хомяков

щено в жизни. Бесчувствие и сонное равнодушие наложили

печать свою на побежденных; гордость и склонность к злоупо-

треблению торжества вкрались в душу победителей. Тут опять

было глубокое раздвоение в душевном настроении, в быте и в

характере образованности. Областная земская жизнь, покоясь

на старине и предании, двигаясь по кругу сочувствий простых,

живых и, так сказать, осязаемых, состоя из стихии цельной и

однородной, отличалась особенно теплотою чувства, богат-

ством слова и фантазии поэтической, верностью тому быто-

вому источнику, от которого брала свое начало. Дружина и

стихии, стремящиеся к единению государственному, двига-

ясь в кругу понятий отвлеченных (ибо цель была еще не до-

стигнута и не получила осуществления) или выгод личных

и принимая в себя беспрестанный прилив иноземный, были

более склонны к развитию сухому и рассудочному, к мертвой

формальности, к принятию римского византийства в праве и

всего чужестранного в обычае. Об излишнем уважении к пра-

ву византийскому сказал уже И.В. Киреевский, о склонности

к чужестранному свидетельствует многое в нашей истории:

Мстислав, отдающий венграм Русскую землю, им же освобож-

денную, татарские названия одежды придворной или военной;

Василий Иванович, в старости своей принимающий наряд и

обычай нерусский; послание духовенства к войску под Свияж-

ском против принятия того же обычая; полонизм значительной

части бояр во время смут и множество других обстоятельств,

более или менее важных, в летописях, в законодательствах и

в современных сказаниях. К тому же относится и заключение

женщин, принятое, по всей вероятности, высшим боярством

от татар: ибо ничего подобного не видим мы ни в песнях, ни

в сказках истинно русских, ни в древнем быте других славян,

ни в народной жизни. К тому же более всего относится в Ива-

не Грозном гордое вспоминание о варяжском происхождении

и желание создать себе родословную от Августа. Очевидно,

что русский, ставящий право и славу, взятые из иного народа,

выше русской славы и права своенародного, наполовину уже

отрекся от Древней Руси. Различие, выражающееся в важней-

389

русское общество — НАциоНАльНое созНАНие

ших сторонах жизни, высказывалось и в самих увеселениях;

но забава вообще принадлежит не к области рассудка, а к об-

ласти детской фантазии, данной человеку как тихий отдых сна

для успокоения от строгой жизненной борьбы и заботы; и в ней

простота цельного естественного быта и живость общинного

предания берут резкое превосходство перед сухим и противо-

художественным настроением стихии разносоставной и за-

ключившей себя в условный формализм. Бесспорно (каково бы

ни было суждение писателей прошедшего времени), никто из

современных не поставит хоровода, песни и поэтической за-

тейливости народных увеселений наряду со скоморошеством

и шутовством, привилегированными в быте дружинников.

Впрочем, не должно забывать, что то, что резко отделя-

ется в науке и является в определенной противоположности в

анатомическом труде критика, сливается и отчасти мирится

в ходе жизни и истории. Песня, созданная народным вообра-

жением, веселила боярские терема; сказка говорила боярину

о том, как среди всех богатырей-дружинников, окружавших

гостеприимный стол Владимира Красного Солнышка, всех

чище и лучше, всех сильнее, и, так сказать, недосягаем в сво-

ей разумной и смиренной силе, сидел стар-матер Илья Муро-

мец, сын крестьянина села Карачарова; на вече слышался со-

вет дружинника в совете местной общины; на Земской Думе

сливалась мысль боярина с мыслью гостя торгового, и челове-

ка посадского, и обывателя сельского. Суд был общий, и губ-

ные старосты выбирались голосами всех жителей округи без

исключения; более же всего Церковь, общая всех мать, при-

мирительница всякого раздора, обнимала всех равно своими

чадолюбивыми объятиями. Этому слиянию в жизни соответ-

ствует многое в истории. Местный эгоизм часто жертвует со-

бою для единения общего: начало общего единения и стихия,

представляющая его, часто заступаются всею своею силою за

право местное. Тот же Иоанн, который наполовину отрекается

от своей родины для подавления боярства и всякой исключи-

тельной независимости, покровительствует земщине и остав-

ляет по себе в народных сказаниях благодарное воспоминание,

390

А. с. Хомяков

в котором трудно угадать его кровавый образ

. Иначе и быть

не могло. Было раздвоение на земле Русской, но оно было фак-

том, отчасти случайным и происходящим от недоразумения;

оно не было резко определено, основано на коренной неправде

и вражде и узаконено самим миром духовным, как на Западе:

оно существовало как факт, а не как осознанное начало. На-

чало цельности и единства одно только имело право неоспори-

мое, разумное и освященное благословением веры. Потому-то

и пришло время, когда стремление, прежде бывшее отвлечен-

ным, потом осуществленное отчасти насилием, отчасти неиз-

винительною неправдою, сделалось началом живым и горячим,

источником чувств глубоких и сердечных. Тогда все общины

слились в одну великую общину. Тогда сказали о Москве:

«Только коренью основание крепко, то и древо неподвижно;

только коренья не будет, к чему прилепиться?»

Россия была

спасена, и избрание Михаила укрепило ее самосознанное един-

ство. Но понятно, как прежнее раздвоение задержало развитие

начала, требующего цельности, и понятно также, что прежние

раны не могли закрыться мгновенно или пропасть без следа.

Княжеский род с его шатким престолонаследием был

склонен к раздорам; дружина, отчасти чужеродная, долго

представляла только полукочевую отделенность лиц, служа-

щих по воле; она долго не составляла целого, определенно-

сочлененного, еще долее не имела корня в какой-нибудь

оседлости; она не охватывала всей страны железной сетью

аллодиального владения или феодального баронства, как за-

воевательная дружина германцев на Западе; она всегда могла

служить и часто служила личным выгодам или страстям вре-

менных вождей своих наперекор общей пользе Русской земли.

Начало единения было бы весьма слабо и никогда не могло

бы восторжествовать, если бы не имело другой силы, кро-

ме этих ненадежных представителей. Но оно имело другую

силу, несравненно большую: эта сила была в Христианстве.

Другие земли новейшей Европы в своей цельности созданы

* Окружная грамота народа Московского 1611 года // Акты Археограф. Эксп.

Т. 2. С. 298. (Прим. А.С. Хомякова.)