Хомяков А.С. Всемирная задача России

Подождите немного. Документ загружается.

371

русское общество — НАциоНАльНое созНАНие

не сознали и сознать не могли, что односторонняя рассудоч-

ность реформаторов была не что иное, как развитие начала,

завещанного Римом и взращенного папством. В науку ду-

ховную протестанты не внесли ничего нового и живого; это

было невозможно. Они не восстановили и, вследствие своего

умственного воспитания, не могли восстановить той цельно-

сти и полноты, которые составляют сущность Христианства

и которые утрачены были на Западе с самого времени его от-

падения. Они приняли всю односторонность мысли, которую

застали преобладающею и властвующею, они приняли все ее

определения, отрицая только приложения определений, ими

же допущенных; и, разорвав поневоле цепь предания, они на-

ложили на искусственное здание своих новых исповеданий

неизгладимую печать юридического утилитарства или рассу-

дочной полезности, возведенной в закон всего духовного мира.

Последствия были неизбежны. Постепенность мыслительного

движения от самой реформы до наших дней и до Гегеля (ге-

ниального довершителя отвлеченно-рассудочной философии)

высказана так бесстрастно и отчетливо в статье г-на Киреев-

ского, что, кажется, в этом отношении отрицать ее невозможно

и что-либо прибавлять было бы бесполезно.

Итак, западная мысль совершила свой путь вследствие

необходимого и логического развития своих начал. Односто-

ронняя рассудочность уличила себя в бессилии и бесплодно-

сти. История ее движения подчинена законам строгой логики.

Временные неправильности в этом движении (как, например,

гордо-созерцательный мистицизм первых францисканцев

или страстный мистицизм некоторых отдельных школ и не-

которых нервно-восторженных лиц) не могли изменить ее пра-

вильного хода. Основанием всего движения были односторон-

няя рассудочность и раздвоенность просветительного начала

и совершенно соответствующая им раздвоенность обществен-

ной стихии, составленной из завоевателей и завоеванных.

Не без глубокого чувства душевной радости, не без ис-

креннего и сердечного благодарения Тому, от Кого всякая

милость и всякое благо, можем мы сказать себе, что мы не

372

А. с. Хомяков

принадлежим по древним своим духовным началам этому са-

моосужденному миру; и это мы можем сказать, отдавая вполне

справедливую дань удивлению его великим явлениям истори-

ческим и художественным, и научным, будь это Гильдебрант и

Готфрид

или Лютер и Густав Адольф

, или творец Сикстинской

Мадонны, или строитель Кельнского собора, или Кант, или Ге-

гель, довершители рассудочной философии. Добровестные ли

и ослепленные, действовавшие с любовью; ясновидящие ли и

раздраженные сознанным противоречием безысходных своих

задач; высокие ли тем нравственным величием, которое сохра-

няли они несмотря на неполноту принятого ими закона, или

могучие мыслительною силою несмотря на ложность исходной

точки их мышления, – все они, орудия Высшего Промысла и

отчасти невольные жертвы исторического развития, могут за

свои великие подвиги слышать от нас слово правдивого ува-

жения, непомраченного ни осуждением, ни упреком. Дай Бог

деятелям на путях истины, более совершенной, – той же силы,

которую показали многие деятели одностороннего просвеще-

ния и мысли! Что бы ни было впереди и в воле Провидения,

суд уже совершен над образованностью Запада и совершен

беспристрастно: ибо сам Запад произнес приговор свой в по-

следних выводах философского мышления, уличившего себя в

отвлеченной и односторонней рассудочности, и мы счастливы

тем, что имеем точки опоры и отправления в другом просвеще-

нии и в другой области жизни и мысли.

Таково убеждение автора статьи о западной и русской

образованности. Поставив, с одной стороны, рассудочность и

раздвоенность, с другой – разумность и цельность, как начала,

составляющие различие между двумя областями мысли, он,

как мне кажется, определил с совершенною ясностью ту но-

вую точку зрения, с которой наука должна и будет рассматри-

вать явления Православного и западного мира. Соглашаясь,

безусловно, с ним в этом отношении, я должен признаться, что

не могу согласиться с выводами, которые заключаются во вто-

рой половине статьи. «Просветительное начало Древней Руси

было цельное и совершенное; почва народная, на которую пало

373

русское общество — НАциоНАльНое созНАНие

семя, не содержала также никакой внутренней причины к раз-

двоенности. Развитие должно было по быстроте и совершен-

ству превзойти развитие просвещения западного, отчего же не

опередила Древняя Русь Запада и не стала во главе умствен-

ного движения человечества?» Таковы данные и истекающий

из них вопрос, которые поставлены И.В. Киреевским, хотя не

совсем в таких словах. «Каждый народ, так же как каждый че-

ловек в Церкви вселенской, принося на служение ей свою лич-

ную особенность, в самом развитии этой особенности встреча-

ет опасность для своего внутреннего равновесия. Особенность

же Древней Руси заключалась в самой полноте и чистоте того

выражения, которое христианское учение получило в ней – во

всем объеме ее общественного и частного быта; но чистота вы-

ражения так сливалась с выражаемым духом, что наружную

форму стали уважать наравне с внутренним смыслом. Таким

образом обрядовая формальность (так же как на Западе юриди-

ческая или рациональная формальность), увеличиваясь мало-

помалу, с �� века произвела односторонность (доказанную

Иоанном Грозным и расколами)

и окончательно произвела в

некоторой части мыслящих людей другую односторонность,

противоположную ей: стремление к формам чужим и чужому

духу». Таков смысл ответа г. Киреевского. Но этот ответ ка-

жется мне неудовлетворительным.

Христианское учение выражалось в чистоте и полноте, во

всем объеме общественного и частного быта древнерусского.

В какое же время? В эпоху ли кровавого спора Ольго-вичей

и Мономаховичей на Юге, Владимирского княжения с Новым

Городом на Севере и безнравственных смут Галича, беспре-

станно изменявшего самой Руси? В эпоху ли, когда московские

князья, опираясь на действительное и законное стремление

большей части земли Русской к спасительному единству, упо-

требляли русское золото на подкуп татар и татарское железо на

уничтожение своих русских соперников? В эпоху ли Василия

Темного, ослепленного ближайшими родственниками и всту-

пившего в свою отчину с помощью полчищ иноземных? Или

при Иване III и его сыне-двуженце?

Нет, велико это слово, и

374

А. с. Хомяков

как ни дорога мне родная Русь в ее славе современной и про-

шедшей, сказать его о ней я не могу и не смею. Не было ни

одного народа, ни одной земли, ни одного государства в мире,

которому такую похвалу можно бы было приписать хотя при-

близительно и, конечно, она уже слишком непомерна для зем-

ли, князья которой не только беспрестанно губили ее своими

междоусобиями, но еще без стыда и совести опустошали ее

мечом, огнем и разбоем союзников, магометан и язычников.

Но если бы даже можно допустить (чего, по моему мнению,

нисколько допускать нельзя), что учение христианское в пол-

ноте и чистоте своей выражалось во всем объеме обществен-

ного и частного быта Древней Руси, как же могло выражение

быть принято за дух, выражаемый в обществе? Где же было

сознание, неизбежно сопровождающее всякое явление духа?

Где был дух цельный, принявший образ свой за самого себя?

При раздвоенности духа и мысли такие явления понятны; при

его цельности они вовсе невозможны. Очевидно, ответ г. Ки-

реевского неудовлетворителен, да и при тех данных, которые

он положил в основу вопроса, другого ответа быть не могло.

Кажется, ошибка заключается в самих данных. Постараюсь ее

уяснить, как сумею.

Сначала представляется вопрос, который по необходи-

мости должен предшествовать вопросу о России. Просвети-

тельное начало, которым, по милости Божией, вызвана была

земля Русская из мрака и сна языческого невежества, пришло

из империи Византийской; почему же не спасло оно ее от ги-

бели и падения?

Христианство распространилось на Востоке тем же путем

апостольской проповеди, теми же подвигами мученичества, как

и на Западе. Можно даже сказать, что борьба с язычеством в об-

ластях эллинских была еще ожесточеннее, чем в областях соб-

ственно римских: таково, по крайней мере, свидетельство цер-

ковной истории. Свирепее были казни, сильнее был отпор школ

философских; но Христианство восторжествовало. Вследствие

ли особенного направления и полноты эллинской мысли, или

вследствие равенства просвещения в разных областях Восточ-

375

русское общество — НАциоНАльНое созНАНие

ной империи, или вследствие иерархического равенства между

патриархами, учение христианское не получило ни стремления

к местному сосредоточению, ни местной односторонности. Ум

человеческий был пробужден и напряжен во всем просторе

эллинской и эллинизованной области. Какое было на Востоке

богатство церковной словесности, какая глубина мысли, какая

сила и роскошь красноречия, какое стремление к определенно-

сти понятий, соединенное с всесторонностью, исключающею

преобладание сухой рассудочности, какое множество великих

и святых деятелей и учителей, с которыми на Западе не рав-

нялся никто (за исключением восточного уроженца Иринея,

про то свидетельствует сама западная наука нового времени в

своих высших представителях, Боссюэте и Неандере). Правда,

опасная деятельность разума человеческого не раз потряса-

ла весь мир христианский; но без нее человек – не человек и,

управленная любовью к Божественной истине, она сама исце-

ляет раны, нанесенные ее временным злоупотреблением. Че-

рез восточные ереси она вызвала, но зато она же на Восточных

соборах, озаренная благодатию Божиею, высказала в ясности

и полноте то святое учение, которое дано было человеку как

лучший дар Творца и как высший залог его совершенствования

на земле. Нечестен и безумен всяк тот, кто бы ни был он родом

и какого бы ни был исповедания (если только он христианин),

кто вспомнит без благодарности эту заслугу византийского

мира перед человечеством. И за всем тем, страсть так слепа и

так властна над самыми лучшими умами, скрытая вражда за-

падной образованности к Востоку так сильна, что даже нем-

цы, люди, готовые положить душу свою за всякую науку и за

всякий лоскуток науки, часто говорят с пренебрежением о том

великом подвиге человеческого мышления, который дал науко-

образное изложение и определенность высочайшей и небесной

истине. Та же бессонность, то же могущество ума поддержали

Византию в продолжение тысячи лет несмотря на слабость ее

вещественных границ и на сравнительную невоинственность

народа против всего напора готтских племен, одним ударом со-

крушивших империю Запада, против сильнейшего напора ава-

376

А. с. Хомяков

ров, двигавших всем беспредельным морем племен славянских

и действовавших заодно с усилившеюся на время Персиею, и

против всесокрушавшего удара молодого исламизма, владев-

шего всем миром от снежной границы Китая до берегов Ат-

лантического моря и горных пределов Франции. Несколько раз

потрясенная до основания, она снова утверждалась и отстаи-

валась; побежденная и почти покоренная, она покоряла и пере-

созидала своих победителей силою своих просветительных

начал. Такова причина, почему это государство, по-видимому,

слабое почти с самого начала своего отдельного существова-

ния, могло в продолжение тысячи лет выдерживать борьбу,

едва ли не единственную в истории мира, и почему даже паде-

ние его было небесславно; ибо оно пало перед таким напряже-

нием воинственных стихий Азии, перед которым едва устояли

соединенные ополчения всей Европы. Но Византии не суждено

было осуществить понятие о христианском государстве; ей не

суждено было уцелеть и указать своим примером новый и выс-

ший путь человечеству. Отчасти причиною ее постепенного

ослабления и падения было то, что византиец не мог забыть,

что он был некогда эллином по просвещению и римлянином по

гражданству и что, следовательно, он соединял в себе две ве-

личайшие славы древнего мира: он не хотел, он, так сказать, не

мог дать полного права равенства с собою тем новым народным

стихиям, которые приливали к нему с Севера и готовы были

своею свежею кровью укрепить состав одряхлевшего обще-

ства. Он пользовался славянами, он вполне зависел от союза

с ними и в то же время не только не хотел признать их братья-

ми, но постоянным коварством, утеснением и гордостью, более

оскорбительною, чем самые утеснения, вселял в них вражду,

которой еще не было, или питал вражду, готовую погаснуть и

обратиться в искренний и душевный союз. Однако же, должно

заметить, что эта причина была второстепенною; была другая,

несравненно важнейшая, которую должно рассмотреть, чтобы

понять историю Восточной империи и ее влияние на старорус-

ское образование. Восточная империя была областью эллин-

ского просвещения личного и общественного римского права.

377

русское общество — НАциоНАльНое созНАНие

Ее жители называли себя эллинами в отношении к язы-

ку и мысли, римлянами в отношении к государству. Словес-

ность и наука говорили по-гречески; закон долго еще говорил

по-латыни. Движение мысли не было сосредоточено в какой-

нибудь местности. Наука афинская долго была самостоятель-

ною. Александрия оспаривала первенство у Византии, не усту-

пая ей ни в чем и часто пересиливая ее влияние. Антиохия

и самобытная образованность Сирии и Палестины держали

равновесие между этими двумя главными центрами и часто

решали их духовные споры. Даже из-под рабства магометан-

ского великий Дамаскин

управлял убеждениями своих хри-

стианских братий в богословских творениях своих и радовал

их душу своими боговдохновенными песнями, которыми и до

нашего времени празднуется почти всякое светлое торжество

Православия. Но в отношении к государству империя Вос-

точная была гораздо более сосредоточена, чем империя За-

падная, и гражданской самостоятельности было гораздо менее

в ее областях, чем в областях чисто Римского мира. Правда,

что законоведение было доведено до своего крайнего внешне-

го развития в Византии. Последний камень его был положен

Юстинианом

, и многие перемены введены его преемниками.

Иначе и быть не могло, ибо законоведение, кроме своего жиз-

ненного приложения, имеет еще смысл науки, а никакая наука

не могла быть чужда эллинскому уму. Но за всем тем право и

понятие о государстве оставались в тех упорных формах, кото-

рые были даны Римом. Прочна была работа Вечного города; не

без полного ясновидения явился он пророку в истукане желез-

ном на глиняных ногах

. Шатки и ненадежны были основы его

величия; но логическое развитие его надстройки было сковано

из неразрушимого железа. Его юридическая цепь охватила и

сдавила жизнь Византии. Свободная и плодотворная во всякой

другой области, мысль эллина в области права рабски следова-

ла по путям, ей указанным ее учителями – законоведами Рима;

и, несмотря на некоторые слабые попытки позднейшего зако-

нодательства, более исказившего, чем изменившего стройную

цельность законов, дух закона оставался один и тот же, и Хри-

378

А. с. Хомяков

стианство почти не проникало в каменный Капитолий юристов:

там жил и властвовал до конца дух язычества. Мнение, доволь-

но общее, приписывает весь характер Византии как государ-

ства перенесению центра его на Восток, в близкое соседство

к Азии. Это мнение совершенно ложно. Конечно, влияние ази-

атских нравов отозвалось во многих подробностях; но общий

очерк был вполне римским, и никакое восточное воображение

не могло бы прибавить что-нибудь к идее, которой основами

были божественность и обоготворение (D�v�n�tas и Ap�th��s�s).

Точно так же неразумно обвинение, постоянно повторяемое со

времени Гиббона

, в том, что владыки Царьграда, вмешиваясь

в беспрестанные споры богословские, старались разрешить их

и утвердить общее исповедание по своему усмотрению. Они

иначе поступить не могли. Правда, Великий Константин по-

дал прекрасный пример, предоставив самой Церкви разреше-

ние догматического вопроса; но этот пример, которому не по-

следовал ни один из его преемников, доказывает только, как

глубоко дух Христианства проник в душу Константина и как

чужд был этот дух учреждениям самой империи

. Менее про-

свещенные преемники Константина следовали, и не могли не

следовать, тому правилу, которое заключалось в понятии рим-

лянина; тот только бог, кому Рим позволяет, и тот, несомненно,

бог, кого Рим признает. Из него не могли выйти ни спаситель

империи Ираклий, ни воинственные восстановители ее славы

исаврийцы

. Осуждая их личные заблуждения, должно при-

знать, что действия их были вполне согласны с общим харак-

тером государственного законодательства. Точно так же все

уголовное право с его страшными казнями, с его свирепыми

пытками, с его безнравственными судами и разрядами пре-

ступлений было наследством того Рима, который себя опреде-

лил еще прежде отделения Восточной империи. Точно то же

должно сказать и о всех общественных учреждениях и о всех

их мертвящих формах; точно то же обо всей общественной

жизни с ее играми, с ее торжествами (кроме церковных), с ее

триумфами, с ее гордостью, с ее самоупоением и со всею этою

позолоченною ветошью языческого мира, которая охватывала

379

русское общество — НАциоНАльНое созНАНие

все общественные нравы и была узаконена государственным

правом. Христианство не могло разорвать этой сплошной сети

злых и противохристианских начал. Оно удалилось в душу

человека; оно старалось улучшить его частную жизнь, остав-

ляя в стороне его жизнь общественную и произнося только

приговор против явных следов язычества, ибо самые великие

деятели христианского учения, воспитанные в гражданском

понятии Рима, не могли еще вполне уразуметь ни всей лжи

римского общественного права, ни бесконечно трудной задачи

общественного построения на христианских началах. Их бла-

годетельная сила разбивалась о правильную и слитную кладку

римского здания. Единственным убежищем для них осталась

тишина созерцательной жизни. Лучшие, могущественнейшие

души удалялись от общества, которого не смели осуждать и не

могли сносить. Всякое светлое начало старалось спасти себя в

уединении. Темнее становились города, просиявали пустыни,

и добродетели личные возносились к Богу как очистительный

фимиам, между тем как зловоние общественной неправды,

разврата и крови заражало государство и сквернило всю зем-

лю византийскую.

Ей не было суждено представить истории и миру образец

христианского общества; но ей было дано великое дело уяс-

нить вполне христианское учение, и она совершила этот под-

виг не для себя только, но для нас, для всего человечества, для

всех будущих веков. Сама империя падала все ниже и ниже,

истощая свои нравственные силы в разладе общественных

учреждений с нравственным законом, признаваемым всеми;

но в душе лучших его деятелей и мыслителей, в учении школ

духовных и особенно в святилище пустынь и монастырей хра-

нилась до конца чистота и цельность просветительного нача-

ла. В них спасалась наша будущая Русь.

И вот по воле Божией призвана она была к жизни хри-

стианской сперва едва заметною проповедью, обратившею

множество отдельных лиц; потом примером «мудрейшей из

жен» Ольги и окончательно решительным переходом великого

Владимира от языческого неразумия к разуму Христианства.

380

А. с. Хомяков

Свежая земля, не закованная в формы уже определявшегося

общества политического, не испорченная завоеванием, быть

может, по основам своей народной жизни и по сравнительной

мягкости нравов, свойственной славянам северным (как видно

из свидетельств о Славянском Помории), готовая к принятию

высшего духовного начала, она едва озарилась лучом истин-

ного учения, как уже стала бесконечно выше Византии. Она

поняла, как свят и обязателен закон правды, как неразлучно

милосердие с понятием о христианском обществе, как дорога

кровь человека перед Богом и как она должна быть дорога пе-

ред судом человеческим. И не над одною Византией возвыси-

лась она, но над всеми странами Европы; ибо свирепость жиз-

ни и свирепость законов более или менее принадлежали всем:

и Франции бездушных Меро-веев, и опустошителям Италии

лонгобардам, и первым изобретателям инквизиции (мало в

чем уступавшей инквизиции позднейших веков) вест-готтам

испанским, и даже лучшему из всех племен германских – ан-

глосаксам. С Христианством началось развитие русской жиз-

ни. Уже первый из наших летописцев сознавал, что «мы все

одна семья, потому что крестились в одного Христа», но это

развитие было затруднено и изменено многими исторически-

ми обстоятельствами.

Не многотребовательно просветительное начало, одно-

стороннее и раздвоенное в самом себе: оно развивается легко

даже и при сильных препонах, и тем легче, чем определеннее

его односторонность. Преобладающая сторона его увлекает

своею логикою все силы душевные человека или общества в

известное направление до тех пор, пока оно само не дойдет до

крайнего своего предела, при котором обличаются его непол-

нота и неразумие: тогда наступает минута падения, всегда бы-

стро следующая за минутою полного, по-видимому, торжества.

Не таковы свойства начала цельного и всестороннего: самая

его полнота и стройность требуют от общества или человека

соответствующей стройности и полноты. Условное свободнее

развивается в истории, чем живое и органическое; рассудок в

человеке зреет гораздо легче, чем разум. Просветительное на-