Хомяков А.С. Всемирная задача России

Подождите немного. Документ загружается.

391

русское общество — НАциоНАльНое созНАНие

вещественною силою завоевания и завоевательных племен,

принявших впоследствии христианскую веру. Наша старая

Русь создана самим Христианством. Таково сознание св. Не-

стора, таково сознание св. Илариона, пророчески провидевше-

го призвание Русской земли; таково же сознание и первого из

известных нам поклонников наших в Иерусалиме, где перед

гробом Спасителя он соединяет в одну молитву всю Святую

Русь и всех ее князей. Все прочие связи, рыхлые и некрепкие

сами по себе, получили крепость и освящение от одной этой

неразрушимой связи.

Но, определив значение христианской веры в ее действии

на Русскую землю, еще надобно ясно понять отношение рус-

ского народа к вере христианской.

Какое-то глубокое отвращение от древнего своего языче-

ства заметно в народах славянских, кроме Поморья, где вражда

народная произвела вражду против Христианства. Казалось,

что не проповедь истины искала славян, а славяне искали про-

поведи истины. Такое движение умов заметно по рассказам

летописцев не в одной Русской земле, а в Моравии и Чехии, в

Болгарии, Козарии (которой население было по большей ча-

сти славянское), в Польше. Но самое это движение, указывая

на скрытый анализ прежних, отвергаемых верований, принад-

лежало, по вероятности, сравнительно образованнейшей части

народа, оставляя большую часть его в тупом равнодушии, сме-

шанном с бессмысленным суеверием, остатком переродивше-

гося или умершего верования. Таков отчасти был ход умов в

мире эллино-римском, особенно на Западе, в котором села до-

лее чуждались Христианства, чем города (оттого и слово pa-pa-

gan� – селяне); таков, вероятно, был ход ума и в других странах

при падении древних религий перед требованием разума. Раз-

умно вступали Ольга, Владимир, дружина и старцы градские в

недра Православия. С детским спокойствием следовала за ними

большая часть земской общины, управляемая более доверием к

людям, чем верою в высокое и сознанное начало христианской

истины. Быть может, местами являлось некоторое принужде-

ние, противное Христианству (как видно из слов св. Илариона

392

А. с. Хомяков

и из новгородской поговорки: «Путята крестил огнем, а Добры-

ня мечом»); но, без сомнения, вообще введение Православия не

сопровождалось жестокостью, как во многих германских обла-

стях. За всем тем беспристрастная критика должна признать,

что земля Русская в большей части своего населения приняла

более обряд церковный, чем духовную веру и разумное ис-

поведание Церкви. Этому находим мы ясные доказательства в

памятниках нашей духовной словесности и церковного законо-

дательства, в жалобах на языческие обряды, как, например, по-

клонение роду и роженице, на отсутствие брака во многих об-

ластях (в которых сельские жители заменяли прогулкою около

куста церковное благословение, считая его нужным только для

бояр и князей) и на разврат нравов, оставшийся как наследство

языческого мира (так, например, обычный разврат, о котором

свидетельствует уже преподобный Нестор, сохранился в земле

вятичей и радимичей неизменным до нашего времени и пре-

кращен весьма недавно мудрою мерою правительства). Эти

жалобы имеют особый характер. Это не жалобы на порок лич-

ный, на буйство страсти, на неисполнение закона, которого свя-

тость человек признает, но строгости которого он покоряться

не хочет: нет, это жалобы на отсутствие закона, на тупое неве-

жество, на совершенное неразумение коренных основ Христи-

анства, и многие из них принадлежат эпохе весьма поздней. К

равнодушному и холодному вступлению в церковное общество

должно прибавить недостаток в проповедниках Слова Божия

в первое время, впоследствии недостаток в письменных его

памятниках, которых неисправность и часто грубые ошибки

свидетельствуют о непонимании и о весьма слабом желании

их понимать. Наконец, страшные погромы татар, уничтожив

множество книг и раскидав народ, имели последствием явное

увеличение дикости и невежества. Все эти данные приводят

к одному заключению, противному главной данной во второй

половине статьи г-на Киреевского. Несовершенная полнота, «с

которою выражалось Христианство в общественном и частном

быте», была причиною преобладания обрядности и формаль-

ности общественной и религиозной, выразившейся в расколах.

393

русское общество — НАциоНАльНое созНАНие

Но недостаток христианского просвещения, скрывавшийся

за христианским обрядом, выступил наружу при первых по-

пытках книжного исправления уже при Максиме Греке (хотя

он страдал по другим причинам) и впоследствии произвел те

старообрядческие расколы, которых появление принадлежит

�� веку, а корень таится в глубочайшей древности и в осо- веку, а корень таится в глубочайшей древности и в осо-

бенностях распространения Христианства в России. Одним из

яснейших доказательств моего мнения можно почитать и то

обстоятельство, что в России самые явные и сильные остат-

ки язычества и его поверий совпадают с теми местностями, в

которых сильнее распространено старообрядство, и что эти

местности удалены от древних и живых средоточий, в которых

первоначально проповедовалось Слово Божие просветителями

Русской земли. Мне кажется, что беспристрастное сознание

исторической истины избавит нас от необходимости искать

причин падения в самом несовершенстве эпохи, предшество-

вавшей ему. Нет, пусть торжество одностороннего и неполно-

го начала влечет за собой отрицание и разрушение вследствие

самой неполноты и односторонности, наиболее сознаваемых в

минуту торжества (история полна примеров этой истины), но

с совершенным, глубоким убеждением можем мы сказать, что

цельная, всесторонняя и беспримесная истина Христианства

крепчает и развивается в человеке по мере полнейшего ее про-

явления и не подвержена закону саморазрушения.

Но все народы Запада находились в отношении еще го-

раздо худшем к Христианству, чем наша родина. Отчего же

просвещение могло развиваться в них быстрее, чем в Древней

Руси? Оттого, что они выросли на почве древнеримской, не-

приметно пропитывавшей их началами просвещения, или в

прямой от нее зависимости, и оттого, что просвещение их, по

односторонности своих начал, могло, как я уже сказал, разви-

ваться при многих недостатках в жизни общественной и част-

ной; древняя же Русь имела только один источник просвеще-

ния – веру, а вера разумная далеко не обнимала земли, которой

большая часть была христианскою более по наружному обря-

ду, чем по разумному сознанию, между тем как всесовершен-

394

А. с. Хомяков

ное начало просвещения требовало жизненной цельности для

проявления своей животворящей силы.

Для человека, читающего Русскую историю с тою свет-

лою любовью, которая столько же радуется всем ее истинным

красотам, сколько чуждается пристрастия, окружающего себя

ложною прелестью призраков, многие явления прошедшего

времени представляются, бесспорно, с великим и человеческим

характером деятельности. Они радовали современников, они

пробуждают теплое и благоговейное чувство отрады в душе их

далеких потомков. При одной памяти о них законная гордость

поднимает наши головы и расширяет освеженную грудь. Но

такие явления, свойственные нашей древней истории и толь-

ко ей одной, отделяются от ее общего развития; они выражают

временное торжество коренного закона, но указывают и на его

бессилие перед сопротивлением начал раздвоения и формаль-

ности. Кому не памятны Довмонт во Пскове, Мстислав в буй-

ном Новгороде, а более всех подвижников всей земли Русской,

великий Мономах, любимец киевлян (которые никогда не хо-

тели поднимать оружия против его племени) и представитель

такого единства и такой цельности, которые никогда уже впо-

следствии не являлись? При нем бич России, половцы, отсту-

пают за Дон; а при сыне, преемнике его доблестей, Мстиславе,

бегут за Кавказ и Урал; при нем съезжаются князья для брат-

ского совещания с избранниками областей о великих земских

делах; при нем в городах одушевленный мир и живое согла-

сие, при нем общими силами устраивается законодательство

на основе совершенствующегося обычая, и целью закона ста-

новится не понятие отвлеченной правды формальной, но сам

человек с его живою душою, драгоценною перед Богом. «О, кто

бы пригвоздил старого Владимира к стенам киевским?» – как

говорит наше старое слово о просветителе земли Русской. Но

значение Мономаха было в нем самом и в его личном величии.

Другого Мономаха уже не являлось, а вскоре уже и явиться не

могло. Русь, созданная Христианством, при нем еще не созре-

ла и не вполне исполнилась его духа; но зато в ней еще не по-

лучили силы и другие начала, которые надолго должны были

395

русское общество — НАциоНАльНое созНАНие

ему противодействовать, а эти начала уже стали развиваться

при его детях. Духовная цельность и единство, выразившиеся

при Мономахе и при его личном действии, не находили еще

опоры в себе в Земле, еще не просветленной, а стремление к

единству было уже дано: оно стало искать опоры в силах веще-

ственных и вещественном насилии. Начались беспрестанные

распри между князьями, имеющими притязания быть предста-

вителями этого единства; началось усиление центров, которые

стремились это единство утвердить за собою превосходством

дружины и расширением подвластных им областей на счет

других. Страх и насилие восстановляли временно единство, на-

рушенное раздором; но раздвоение усиливалось все более и бо-

лее. Князья звали самых ожесточенных врагов земли Русской,

половцев, или недружелюбных соседей, поляков и венгров, на

гибель братий своих и на грабеж родного края. Русские уводи-

ли русских в неволю, продавали их, и часто по самой ничтож-

ной цене (по две ногаты, – что доказывает, как многочисленны

были эти пленные), жгли города, часто не щадя самых храмов

Божиих. Таковы были запутанность вопросов, трудность за-

дачи и слабость духовного просвещения, которое должно бы

было разрешить их. Впрочем, иначе и быть не могло. Византия,

сохранив целость и неприкосновенность христианского нача-

ла, не могла дать ему приложения в быту общественном. Наша

Древняя Русь, почувствовав эту потребность и отчасти даже

выразив ее, не могла дать полноты своему выражению по сла-

бости духовного верования в большей части ее жителей. То, что

могло быть только плодом цельной жизни, не могло возникнуть

из жизни раздвоенной; а высшие представители просвещения,

не имея никакого другого примера, кроме Византии, не могли

дать настоящего и сильного направления смутному брожению

разнородных стихий. В мысли недоставало привычки и ясного

сознания; в людях, составляющих общество, т.е. в русском на-

роде, недоставало положительного Христианства.

Пред эпохою татарскою составились два центра: один

Юго-Западный, Галич, другой Северо-Восточный, Влади-

мир. Первый уже принял в себя так много иноземных стихий,

396

А. с. Хомяков

так часто переходил в руки то к Венгрии, то к Польше, что

его отторжение от русской земли было почти неизбежным.

За всем тем он был более связан с Южною и Западною Ру-

сью, чем Владимир, и более должен был иметь влияния на

ее судьбы. Так и случилось. Вследствие погрома татарского

Владимир перешел в Москву, а Галич в Литву. И тот и другой

увлек за собою свой политический или общественный союз;

но так как не Юго-Западная система, а Северо-Восточная об-

разовала Великорусскую державу, то и развития русской жиз-

ни должны мы искать в области Московской.

Тут с величайшею силою выразилась та борьба между

общественным единством и местным обособлением, о кото-

рой уже сказано. Радуясь торжеству высшего начала, правда

и беспристрастная история не могут отказать в своем со-

чувствии побежденному началу и его поборникам, людям,

верным преданию, естественной любви к Родине и тому, что

признавали они своим долгом, неясно понимая еще требова-

ния высшего призвания всей Русской земли. Клеймить без

нужды наших предков клеймом обвинения и позора было бы

делом безнравственным и преступным. Историческая судь-

ба решила против отделенности областной и решила спра-

ведливо; но, сознавая справедливость приговора, мы можем

соболезновать побежденному началу и воздерживаться от

всякого строгого осуждения: того требуют благородство бес-

пристрастной науки и голос правды человеческой.

Церковь создала единство Русской земли или дала

прочность случайности Олегова дела. Церковь восстановила

это единство, нарушенное междоусобиями

. Она дала пере-

* Римляне хвалятся распространением христианства и обвиняют Право-

славную Церковь в том, что будто бы она или не имела проповеди, или про-

поведовала без успеха. Запад после отпадения своего обратил к вере во

Христа Швецию, Норвегию, Данию и часть Польши проповедью, а Север-

ную Германию насилием оружия. Восточная Церковь после той же эпохи

обратила Словом Божиим всю Русь и большую часть славян. Кажется, этих

приобретений даже и сравнивать нельзя. К тому прибавим, что все страны,

приобретенные Римом, перешли в протестантство, а Православие оста-

лось неизменным. Но римские писатели повторяют и будут повторять ту же

ложь, а невежды все еще верят ей. (Прим. А.С. Хомякова.)

397

русское общество — НАциоНАльНое созНАНие

вес Руси Московской над Литвою, в которой язычество не-

сколько времени боролось с Христианством, и латинство,

наконец, взяло верх над древнею народною верою. Но и в

Великой Руси действие просветительного начала церковно-

го было обусловлено и во многом изменено отзывами эпохи

прошедшей и обстоятельствами эпохи современной. С тех

пор как св. митрополит Петр изрек пророческое благосло-

вение над Москвою

, она стала, видимо, стремиться к сово-

куплению всей Руси под державное единство князей своих.

Опыт прошлого времени доказал, что духовное начало еще

не настолько развито было в народе, чтобы прочное един-

ство и внутренний мир могли уцелеть при независимости

областей. Уделы должны были пасть. Какие бы ни были

средства, употребленные потомками Даниила, какая бы ни

была их нравственность в жизни частной или действиях

общественных, – цель, к которой стремились они сами и их

молодая область, была законна; ибо с ней была связана воз-

можность спасения Русской земли от унизительной и бед-

ственной подчиненности татарам и от напора Литвы. Стяг

московский должен был стянуть всю Русь около себя, чтобы

победа могла венчать кровавую борьбу на Куликовом поле

и чтобы плоды победы не могли быть снова утрачены. Ду-

ховенство, обращаясь к христианскому чувству народного

единства, постоянно стремилось к единению под державною

рукою Москвы. Епископы, иноки, пустынники обращали все

свое влияние и всю силу своих убеждений к этой цели, и, как

ни темно было понятие значительной части народа о вере, в

нем было то христианское смирение, которое любило голос

своих пастырей и охотно следовало их призыву. Московские

святители трудились недаром. Св. митрополит Алексий и

основатель Троицкой лавры св. Сергий, великие подвижни-

ки мира духовного, более содействовали единению Русской

земли, чем вся хитрая политика Симеонов, Дмитриев и Иоан-

нов. Слово церковного увещания умиряло страсти, которые

восстали бы против насилия; оно умиряло страсти, которые

были часто раздражаемы неправдою и коварством.

398

А. с. Хомяков

Говоря таким образом о действиях Церкви и о влиянии

ее на Русскую историю, боюсь, чтобы не дали моим словам

ложного толкования, к которому многие читатели могут

быть склонны по привычке к понятиям иноземным, с кото-

рыми так тесно связано наше теперешнее просвещение. По-

стараюсь объяснить свою мысль. Г. Киреевский в статье сво-

ей говорит: «Управляя личным убеждением людей, Церковь

православная никогда не имела притязания насильственно

управлять их волею или приобретать себе власть светски-

правительственную». Это истина, всеми признанная и не под-

верженная сомнению; не только так было всегда, но и не могло

быть иначе по самому существу Церкви. По догматическому

и словесному своему учению она пребывает для всех времен в

Священном Писании и догматических решениях Вселенских

Соборов; по животворной силе и видимому образу она про-

ходит чрез все времена в святых Божиих таинствах и в много-

значительном, хотя и изменяемом обряде; по своему человече-

скому составу она во всякое время проявляется по всей Земле

в своих членах, т.е. в людях, признающих ее святой закон. Из

этого самого очевидно, что не только никогда не искала она

насильственного управления над людьми, но и не могла его

искать; ибо для такого управления она должна бы отделиться

от людей, т.е. от своих членов, от самой себя. Такое отделение

Церкви от человечества возможно и понятно при юридиче-

ском рационализме западных определений и совершенно не-

возможно при живой цельности Православия. В ней учение

не отделяется от жизни. Учение живет, и жизнь учит. Всякое

слово добра и любви христианской исполнены жизненного на-

чала, всякий благой пример исполнен наставления. Нигде нет

ни разрыва, ни раздвоения. Проповедник правды на подвиге

проповеди, пастырь на деле епархиального строения, мученик

на костре, отшельник в уединении своей пустыни, юродивый

в своем добровольном нищенстве, вождь народов в бестрепет-

ной борьбе за правду и ее законы, судья, судящий братии своей

со страхом Божиим и не знающий другого страха, купец, ве-

дущий свой общеполезный промысел с всегдашним памятова-

399

русское общество — НАциоНАльНое созНАНие

нием Божьего суда, земледел, совершающий свой смиренный

труд с беспрестанным возношением душевной молитвы к сво-

ему Спасителю и Богу, всякая, наконец, жизнь, управленная

верою и любовью, представляет не только пример высокого

дела, но и великое назидание и содействует в различной мере

божественному строительству Церкви. Таково было всегда по-

нятие всего Православного мира; таково было оно и в Древ-

ней Руси. Г. Киреевский говорит также и, конечно, не встретит

противоречия, что «Церковь всегда оставалась вне государ-

ства и его мирских отношений, высоко над ними, как недося-

гаемый, светлый идеал, к которому они должны стремиться и

который не смешивался с их земными пружинами». Действи-

тельно, как бы ни было совершенно человеческое общество и

его гражданское устройство, оно не выходит из области слу-

чайности исторической и человеческого несовершенства: оно

само совершенствуется или падает, во всякое время оставаясь

далеко ниже недосягаемой высоты неизменной и богоправи-

мой Церкви. Самый закон общественного развития есть уже

закон явления несовершенного. Улучшение есть признание

недостатка в прошедшем, а допущение улучшения в будущем

есть признание неполноты в современном. Нравственное воз-

вышение общества, свидетельствуя о возрастающей зрелости

народа и государства и находя точки отправления или опоры

в нравственном и умственном превосходстве законодателей и

нравственных деятелей общественных, двигается постепен-

но и постепенно делается достоянием всех. В законе положи-

тельном государство определяет, так сказать, постоянно свою

среднюю нравственную высоту, ниже которой стоят многие

его члены (что доказывается преступным нарушением са-

мых мудрых законов) и выше которых стоят всегда некоторые

(что доказывается последующим усовершенствованием за-

кона). Такова причина, почему общество не может допустить

слишком быстрых скачков в своем развитии. Закон, слишком

низкий для него, оскорбляя его нравственность, оставляется

без внимания; слишком высокий не понят и остается без ис-

полнения. Между тем каждый христианин есть в одно и то

400

А. с. Хомяков

же время гражданин обоих обществ: совершенного, небесно-

го – Церкви, и несовершенного, земного – государства. В себе

совмещает он обязанности двух областей, неразрывно в нем

соединенных, и при правильной внутренней и духовной жиз-

ни переносит беспрестанно уроки высшей в низшую, повину-

ясь обоим. Строго исполняя всякий долг, возлагаемый на него

земным обществом, он в совести своей, очищенной уроками

Церкви, неусыпно наблюдает за каждым своим поступком и

допрашивает себя об употреблении всякой данной ему силы

или права, дабы усмотреть, не оставляет ли пользование ими

какого-нибудь пятна или сомнения в его душе, или в убежде-

ниях его братии, и не лучше ли иногда воздержаться ему само-

му даже от дозволенного и законного, или нет ли, наконец, у

него в отношении к его земному отечеству обязанностей, кото-

рых оно еще не возлагает на него. Жизнь его и слово делаются

в одно время и примером, и наставлением для других, так же

как и он сам от других, лучших, получает пример и настав-

ление. Эта искренняя, непринужденная и безропотная беседа

между требованиями двух областей в самой душе человека

есть тот великий двигатель, которым небесный закон Христи-

анства подвигает вперед и возвышает народы, принявшие его.

Конечно, в душе, в слове и деле человека могут быть ошибки;

но нет искания и, следовательно, возможности улучшения, без

возможности ошибки. Участь же общества гражданского за-

висит от того, какой духовный закон признается его членами

и как высока нравственная область, из которой они черпают

уроки для своей жизни в отношении к праву положительному.

Такова причина, почему все государства не хрис-тианские, как

ни были они грозны и могучи в свое время, исчезают перед ми-

ром Христианским; и почему в самом Христианстве тем дер-

жавам определяется высший удел, которые вполне сохраняют

его святой закон. Он был вполне признан Древней Русью; но,

по недостатку истинного просвещения, по темному понятию

о вере, которое оставалось в значительной части народа, при-

нявшей более ее обряд, чем полноту ее духа, – та внутренняя

беседа в душе человека и то озарение области гражданской