Хомяков А.С. Всемирная задача России

Подождите немного. Документ загружается.

341

русское общество — НАциоНАльНое созНАНие

Поставьте себя на место защитников женской эмансипа-

ции. Перед ними общий разврат мужчины и почти общее осуж-

дение женского разврата. Эти два явления логически отрицают

друг друга; и поэтому следует узнать, которое же из них более

согласно с действительными, хотя и невысказанными, убеж-

дениями общества. Разврат мужчины предполагает разврат

женщины. Какое же понятие имеет мужчина об отношениях

женщины к нему в этом союзе? Считает ли он их невинными?

Тогда, осуждая женщину, он лицемер из личных выгод. Счи-

тает он их порочными? Тогда кто же он сам? Перенеситесь в

другую, более привычную сферу нравственного суда над по-

ступками людей и произнесите приговор. Человек, который

пользуется пороком другого человека, усугубляя его нрав-

ственное унижение для своих личных выгод, есть и считается

подлецом. Такой вывод неизбежен и неотразим. Что же должно

думать об общественном мнении в этом вопросе? Легче пред-

полагать мягкое и своекорыстное лицемерие, пользующее-

ся временными убеждениями и выдающее их за неизменные

правила нравственности для своих собственных выгод, чем ту

бездушную подлость, которая в одно время признает вечные,

нравственные законы и сознательно ругается над ними. Следо-

вательно, очень понятно, почему могло или должно было воз-

никнуть мнение, что общество современное в глубине своих

убеждений нисколько не осуждает безграничного права жен-

щины на свободу жизни. Действительно, те, которые осужда-

ют разврат женщин, не произнося такого же строгого приго-

вора против разврата мужчин, замолвливают слово в пользу

низости и подлости душевной.

Итак, школа Санд права против общей неправды. Нинона

могла с полною справедливостью называть себя честным че-

ловеком (j� s��s �n h�nn�t� h�mm�,– говорила она); и я не знаю,

почему Лукреция Флориани не была бы очень милым мужчи-

ною и даже очень почтенным джентльменом. Разумеется, это

не переменяет нисколько их отношения к высшему понятию о

нравственности, но отнимает у общества право суда над ними

по тому же закону, по которому продавец краденых вещей не

342

А. с. Хомяков

может произносить нравственного приговора над воришками,

снабжающими его лавку предметами выгодной торговли.

Явление женских эмансипационистов было неизбеж-

но. Когда общество живет в явной лжи, на слове признавая

какой-нибудь закон, а на деле бессовестно и сознательно на-

рушая его, и когда обличители, во имя высшей правды, по-

творствуют неправде низким молчанием, тогда, вследствие

неизбежной исторической логики, возникают обличители

другого рода, обличители во имя самого порока, принимаю-

щие явление бытовое за признанный закон и притягиваю-

щие к нему, для его оправдания, другой нравственный закон,

еще признаваемый обществом (как, например, в теперешнем

случае,– чувство справедливости). Легко бы можно показать

такую историческую логику в деятельности Вольтера, Руссо

и энциклопедистов, в их успехах; и точно то же видим мы в

сравнительно слабейших деятелях, какова Жорж Санд. Новая

ложь учения права перед старою ложью; но тут является опять

новый закон, обличающий самих обличителей. К их делу не

всякая человеческая природа пригодна. Души чистые и благо-

родные, сознавая общественную ложь, не смеют доводить ее

до ее крайних (хотя, по-видимому, и законных) последствий.

Могущественная логика их ума робко останавливается перед

непобедимым чувством внутренней красоты, перед скрытою

любовью к своей собственной чистоте душевной: они оста-

ются благородно непоследовательными. Нужен некоторый за-

пас душевной грязи, чтобы человек довел до крайних послед-

ствий систему, принимающую какую-нибудь общественную

ложь или общий порок за признанный закон. В этом случае

новый обличитель находит в своем внутреннем сочувствии

к нравственному злу ту силу и смелость, которых недостава-

ло душам более возвышенным и чистым. Таков характер ге-

ниальных деятелей �� века, Вольтера и Руссо; таковы же

свойства и Жорж Санд. Отдавая полную справедливость ее

великим художественным способностям, восходящим ино-

гда до безукоризненного творчества (например, в «Чертовой

луже»), эстетическое чувство всегда сознавало какую-то при-

343

русское общество — НАциоНАльНое созНАНие

месь грязной струи почти во всех ее произведениях. Эта струя

грязи разлилась полным разливом в «Записках» Жорж Санд,

всплывая над всеми прикрасами лицемерной чувствительно-

сти и восторженности. Без всякой необходимости, без всякого

внешнего принуждения, без спора, без тяжбы, без житейских

нужд, которые так часто извиняют даже и непохвальное, эта

женщина объясняет падение, в котором не кается и которого

даже не сознает, чем же? Мерзостью родного брата, которо-

го выставляет напоказ ради потехи читателя и таскает на по-

зор ради собственного возвеличения. Таково явление, таково

самообличение дрянной порочности, перед которым один из

наших журналов, разгорячившись в нежном восторге, воскли-

цает: «Пусть кто-нибудь бросит свой злой и грешный камень

в эту женщину». Право, не мешало бы знать, что некоторое,

хотя бы и слабое, развитие нравственного чувства нужно даже

и для оценки художественных произведений.

Но какая бы ни была ложь и безнравственность теории,

какой бы ни был душевный разврат ее представителей, как

скоро она обличает какую-нибудь общественную порчу или

бытовой разврат противопоставлением (хотя и несправедли-

вым) какого-нибудь нравственного закона, она не может не

принесть добрых плодов для человеческого развития. Таков

исторический закон. Самое зло личное делается орудием до-

бра в бесконечной мудрости Божиего промысла. Вопросы, на

которые человек смотрел с непростительным легкомыслием,

получают приличную им важность и значение, когда от раз-

решения их, правильного или неправильного, зависит самая

судьба общества. Так и теперь, смелый протест целой школы,

более или менее явно поднявшей знамя женской эмансипа-

ции, не пройдет без следов. Он не прав перед нравственным

законом, он совершенно прав перед жизненным обычаем. За

него справедливость, чувство вполне законное и христиан-

ское. Для общества предстоит впереди выбор неизбежный:

или расширение пределов дозволенного разврата на женщи-

ну, или подчинение мужчины строгости нравственного за-

кона; а необходимость выбора возвысит общий строй жизни

344

А. с. Хомяков

во избежание совершенного падения. Я знаю, что дряблая

слабость современного общества не вдруг поверит возмож-

ности лучшего и более здравого обычая в будущем; но такое

неверие в возможность добра ничего не доказывает: оно есть

не что иное, как последствие и казнь преобладающего зла. Я

уверен, что заговорят о неисполнимости закона, о невозмож-

ности борьбы: пустяки и ложь растленной жизни! Стоит толь-

ко признать борьбу со страстями невозможною, и она дела-

ется невозможною, закон неисполнимым, и он не исполним.

Выбор неизбежен, ибо он требуется во имя справедливости.

Если кто скажет, что женщина откажется от предлагаемого

права на унижение, чтобы сохранить уважение к самой себе,

я думаю, что сколько-нибудь честный мужчина откажется

от исключительной привилегии на подлость, чтобы не быть

презрительным в своих собственных глазах. Опять повто-

ряю: таков исторический закон. Ложным своим началом не

может торжествовать никакая ложная теория: она всегда бы-

вает обязана своим временным успехом присутствию в ней

некоторой правды, противопоставляемой общественной не-

правде. Такова причина успеха энциклопедистов в ��

веке. Вольтер брал против лжехристианства современной

ему жизни оружие из христианской истины. В деле Каласа

в деле двух молодых людей, осужденных за богохульство

и во многих других случаях он был более христианином,

чем его противники. Руссо и подавно. Прошли года; об них,

как об учителях, никто уже не говорит, кроме какой-нибудь

французской мумии, которую смерть забыла потому, что ни-

когда не видала в ней действительных признаков жизни; но

многие истинно христианские начала осуществились в обще-

стве потому только, что они уяснились в упорной борьбе, и

учителя зла сделались бессознательным орудием добра. Не

думаете ли вы, что какой-нибудь нравственный закон, подоб-

ный тому, о котором я сейчас говорил, выразился в индейской

мифологии, по которой злые духи, иногда торжествуя, всегда

обязаны своим торжеством какому-нибудь оружию, добыто-

му из хранилища богов?

345

русское общество — НАциоНАльНое созНАНие

Были в жизни христианского мира догматические ереси,

и они имели временный, часто огромный, успех; последстви-

ем же их было яснейшее сознание самих догматов веры. Без

сомнения, будущие века покажут, что таково же назначение

и теперь преобладающих латинства и протестантства. Точно

так же, кажется мне, есть и временные ереси христианского

чувства; ими особенно богато наше время. И они пройдут не

без пользы для человечества; ибо, заставляя человека глубже

вникать в нравственные вопросы, они уясняют самое чувство

христианства и готовят ему более полное торжество во всех

областях жизни частной, общественной и гражданской.

Вот, милостивый государь, те мысли, которые мне приш-

ли в голову по поводу вашей статьи. Если вы сочтете их до-

стойными помещения в «Беседе», поместите их. Не думаю,

чтобы резкость и строгость в моих суждениях испугали ее...

Мне кажется, она не очень склонна к пощаде и сама не просит

снисхождения. Примите, м. г., и пр.

О Развитии ОБщества и личнОсти.

пО пОвОду малОРОссийских пРОпОведей

(священника гРечулевича)

Без сомнения, всякий русский читатель порадуется по-

явлению проповедей на одном из наречий русского народа; но

не грустная ли это радость? Не грустно ли подумать, что такое

явление редкость; что слово доброго поучения никогда, или

почти никогда, не облекается в формы доступные, знакомые,

близкие меньшей братии нашей; что оно как будто боится уни-

зиться, спустившись до такой неблестящей среды?

Всякий скажет, что этому быть не должно; отчего же оно

есть? Конечно, вина не в просветительном начале, полученном

нами от Божией милости и от первоучителей Востока; вина и

не в наследстве Древней Руси, которая в свое время не скупи-

лась на поучения для всех состояний; вина и не в особенных,

каких-нибудь отношениях учителей к поучаемым; ибо никогда

346

А. с. Хомяков

не было и не могло быть чувства пренебрежения между чада-

ми того Царствия, в котором исчезают все земные различия: в

нас нет и тени такого безбожного аристократизма, да в нас и

вообще нет никакого аристократизма (от чего, слава Богу, и де-

мократизма быть не может; эти слова на Руси просто не имеют

смысла)

. Правда, нет у нас проповедей для сельского сословия,

да разве есть проповеди для других c�cл�вий? А если есть, то

не так же ли они редки, как и проповеди на каком-нибудь мест-

ном наречии? Отчего же так?

В двух видах является труд человечества: в развитии

общества и в развитии личностей. Совокупность обоих ви-

дов составляет желанное искомое совершенство человеческо-

го преуспеяния в области духовной, так же как и в области

гражданской; но это совершенство, эта гармония не были до

сих пор уделом никакой страны в мире. Везде является преоб-

ладание какого-нибудь из двух начал. Вследствие особенных

обстоятельств исторического развития, нашей Русской земле

досталась по преимуществу первая половина общей задачи;

все силы, вся мысль человека обращались единственно к ней,

и права личности

были не только оставлены без внимания,

но и совершенно принесены в жертву общему строительству.

Таков ход нашей истории, как гражданской, так и духовной.

Из этого направления истекало постоянно усиливавшееся

значение вопросов, касающихся до церковного единства, и

сравнительное равнодушие к вопросам личного образования

или, лучше сказать, обращение живых личностей в личности

отвлеченные. Естественно, что и поучения приняли такой же

характер. Они сделались то рассуждениями, иногда очень глу-

бокомысленными, о вопросах веры или общей нравственно-

сти, то выражением созерцания, часто весьма возвышенного,

то излиянием чувства, вдохновенного почти до песнопения; но

во всех случаях слушатель действительный, наличный, имел

значение только весьма второстепенное. Он мог быть заменен

другим, а поучение осталось бы то же. Таким образом, поуче-

ния не были обращаемы ни к кому в особенности и подавно к

какому-нибудь разряду людей или к какому-нибудь сословию.

347

русское общество — НАциоНАльНое созНАНие

Что низшее, неученое сословие менее других понимало слова,

поучения, это уже было простою случайностью, ибо самые-то

слова не имели, собственно, в виду никого.

Первая половина труда, нами совершена. Пора обратить-

ся ко второй, без которой вся прежняя работа, оставаясь чисто

одностороннею, потеряла бы всякое жизненное значени�. Мы

уже сказали, что такой односторонности она в древности не

имела и впала в нее только вследствие особенного историче-

ского развития, без сомнения, несколько перешедшего свои

разумные пределы. Яснее прежнего понимаем мы, что самый

общий подвиг, всегдашняя цель наших стремлений, есть толь-

ко итог подвигов частных, и что он только тогда плодотворен

и жив, когда отдает полную справедливость этим подвигам

частным и уважает права.

Действительно высоко всякое человеческое лицо, как бы

ни было оно низко поставлено случайностями жизни; действи-

тельно важна всякая частная жизнь, какой бы ни был круг ее

действий. Сознавая это, слово «поучение» будет, без сомнения,

обращаться все более и более к ж и з н и действительной и к ли-

цам действительным, а не отвлеченным. Оно будет говорить

всеми наречиями, со всеми сословиями, передавая истину и со-

общая совет. Таков его долг: ибо Божии дары, разум и истина,

назначаются Богом для всех, хотя передаются через немногих.

Кто знает истину и не сообщает ее людям, тот крадет истину

у человека; кто имеет добрый совет и не дает его другим, тот

крадет у человека разум

«гРажданскОе учРеждение всей РусскОй истОРии»

О сельскОй ОБщине

Ты обратил внимание на вопрос, который есть, бесспор-

но, самый важный изо всех не только русских, но и вообще

современных вопросов, хотя его важность далеко не вполне

понята у нас и, может быть, совсем не понята в чужих краях.

Разбор этого вопроса непременно делится на две части: общую

348

А. с. Хомяков

и местную. Первая важнее в теории, но вторая так же важна и

едва ли даже не важнее на практике.

Однако же прежде чем я коснусь главного содержания

твоего письма и своих объяснений, я должен хоть мимоходом

сделать возражение на сомнение, которое ты также выража-

ешь мимоходом, именно на то, что общность земель против-

на усовершенствованию хлебопашества по ненадежности и

непродолжительности владения. Разумеется, владение, даже

продолжительное, хуже собственности в этом отношении. Так

кажется; но опыт говорит другое. Ты сам был в чужих краях;

скажи по совести, где нашел ты самую низкую степень хлебо-

пашества? Бесспорно, во Франции, где все – собственники. Где

высшую? Бесспорно, в Англии, где все – владельцы (ибо соб-

ственники, занимающиеся хлебопашеством, там исключение).

Итак, владение, по-видимому, не мешает развитию хозяйства,

точно так же, как собственность не всегда бывает полезною

для его развития.

Мне кажется поэтому, что общность владения не может

считаться важною преградою в этом деле. Исторически я ска-

зал бы тебе, что первые следы усовершенствования хозяйства

находятся в рассказах о Померании, где владение было общин-

ное, и в современном мире мог бы с большою похвалой ука-

зать на Северную Россию и особенно на Пермь

; но я вообще

спрошу тебя: если 25-летнее фермерство (сроки часто гораздо

короче) благоприятствует землепашеству, отчего 25-летнее

владение из общинных земель должно быть ему гибельным?

А сроки нераздельного владения бывают очень часто гораздо

продолжительнее: часто от деда переходит участок к внуку и

даже далее. Вероятно, при полнейшем развитии общины, 20-

или 30-летнее владение будет поставлено условием общим и

коренным, и тогда главное затруднение будет устранено.

Еще должен я тебе отвечать на твой собственный опыт.

Объяснение его очень просто, но нисколько не противно нашей

системе. Очевидно, если бы опыт, тобою сделанный, доказы-

вал что-нибудь, то он бы доказал или совершенное равноду-

шие крестьян к мировой сходке как при первом выборе, или

349

русское общество — НАциоНАльНое созНАНие

невозможность единогласия — как при втором. Но ни равноду-

шия нельзя предположить во множестве деревень, где исстари

мир решает все дела и даже самовластно распоряжается судь-

бою своих членов (отдавая в батрачество, в рекрутство и даже

на поселение), ни невозможности единогласия, которое исста-

ри также ведется в этих же деревнях. Что же доказывает твой

опыт? Ничего против общины или против единогласия, но,

к несчастию, весьма много против вреда, приносимого нами

земле Русской. Твои предшественники во владении перерва-

ли сходку и отучили крестьян от права обычного, заменив его

произволом своим или управительским. Тебе трудно было вос-

становить нить перерванного обычая и отучить от помочей ре-

бенка, которого водили на них слишком долго; но мне кажется

или, лучше сказать, я уверен, что ты слишком скоро отстал.

Потребовал бы от мира решения, и очень скоро память старого

обычая, чувство нравственной правды и пример других миров

(если есть сходки в соседстве) привели бы опять дело в поря-

док. Надобно всем нам помнить пословицу, которую приятель

А<ксаков> всегда забывает: болезнь входит пудами, а выходит

золотниками. Теперь посмотрим на местную сторону вопро-

са, т. е. на отношение его к России. Признаем сперва мировое

устройство чем-то прекрасным и драгоценным для всего че-

ловечества, и ты, конечно, уже в том не поспоришь, что оно

по преимуществу возможно для той земли, где оно существует

доселе и где не нужно его создавать или вводить, а только рас-

ширить, или, лучше сказать, допустить до расширения. Эту

организацию долго очень старались подавлять систематиче-

ски и не могли подавить; значит, она очень крепко срослась с

русскою жизнию, и всякое вырывание такого сросшегося эле-

мента непременно сопровождается болью и страданием во всем

организме. Есть ли явная польза в этом страдании? Кажется,

никто не решится это утвердить. Прибавь еще следующее. Об-

щина хлебопашественная, очевидно, всех легче устраивается

и, по-видимому, всех полезнее; Россия же земля и теперь, и на-

долго по преимуществу хлебопашественная. Далее: общинное

устройство, будучи ограничено, заменится у нас по необходи-

350

А. с. Хомяков

мости расширением административным. Тебе известна более

чем многим вся мерзость административности в России. По-

шатавшись по Святой Руси и наглядевшись на все ее слои, ты

знаешь, как хороша наша чиновность от грошовой уездной до

миллионной столичной. Я думаю, что даже киселевщина

не

столько еще ужасна для народа увеличением податей (хотя и

это бедствие немалое и следствие усиленной административ-

ности), сколько размножением чиновничества, которое народ

так верно и живописно называет крапивным семенем. На-

конец, и это всего важнее, всякое государство или общество

гражданское состоит из двух начал: из живого исторического,

в котором заключается вся жизненность общества, и из рассу-

дочного, умозрительного, которое само по себе ничего создать

не может, но мало-помалу приводит в порядок, иногда отстра-

няет, иногда развивает основное, т. е. живое, начало. Это ан-

гличане назвали, впрочем без сознания, торизмом и вигизмом

Беда, когда земля делает из себя tab��a rasa

и выкидывает все

корни и отпрыски своего исторического дерева: она приходит

к тому неисцелимому шатанию, к которому пришла Франция,

дающая теперь всему миру великий, но мало понимаемый

урок. Беда и то, когда начало умозрительное вздумает созда-

вать. Эта работа постоянного умничанья идет у нас со времен

Петра безостановочно и беззапиночно. Какого она вздора на-

создала! Теперь оглянись у нас, и ты увидишь, что все у нас

ново и бескоренно: мы с тобою, т. е. дворяне, цехи, городовое

устройство, чиновничество во всех его разветвлениях, выборы

наши, просвещение наше с его прививным характером, наши

привычки, все от альфы до омеги. Корень и основа – Кремль,

Киев, Саровская пустынь, народный быт с его песнями и об-

рядами и по преимуществу община сельская

. Признав осно-

вы, можно понять их развитие и, так сказать, разработку. Без

них мы, как Франция, tab��a rasa; но хуже, чем Франция, – мы

предаемся умничанью своего малопросвещенного общества.

Община есть одно уцелевшее гражданское учреждение всей

русской истории. Отними его, не останется ничего; из его же

развития может развиться целый гражданский мир.