нить возможность разных способов
ознакомления с текстом. Так, книгу
можно воспринимать как единое целое
или же читать ее по частям, открывая
наудачу. Последовательность глав опре-
делялась с учетом интересов читателей—
профессионалов и студентов, поэто-
му я надеюсь, что книга послужит
стимулом к дальнейшей работе и ока-
жется полезной специалистам, которые
хотят выработать самостоятельную
точку зрения.
Кроме того, структура книги зависит
от ее основного тона, так как везде,
где это было возможным, я предоставлял
право говорить самим о себе лицам, о
которых шла речь в данном кон-
кретном случае. Каждую главу предва-
ряет цитата, выбранная не только из-за
того, что она поясняет особенности
конкретной ситуации, но и из-за того,
что выражает саму суть работы.
Используя эти «голоса», я пытался
изобразить эволюцию современной архи-
тектуры, как результат непрерывного
ряда усилий, и показать, как идеи, ка-
завшиеся нелепыми в один момент
истории, вновь возникали в другое время
уже почти в виде аксиом. В этом повест-
вовании часто фигурируют неосуществ-
ленные проекты, так как для меня
историю архитектуры в равной мере
заключают в себе как сами сооружения,
так и идеи и спорные намерения.
Как и многие из моих современ-
ников, я также испытал влияние марк-
систской интерпретации истории, хотя
даже самое беглое ознакомление с текс-
том покажет, что я не пользовался
ни одним из принятых методов марксист-
ского анализа
1
. С другой стороны,
приверженность критической теории
Франкфуртской школы
2
, без сомнения,
наложила отпечаток на мои взгляды
и научила меня отдавать себе отчет
в темных сторонах Просвещения, кото-
рое во имя безрассудных причин по-
мещает человека в ситуацию, отчуждаю-
щую его как от произведенных им самим
продуктов, так и от природы.
Развитие современной архитектуры
после Просвещения, кажется, пошло
двумя путями: с одной стороны, утопия
авангарда, впервые сформулированная
в начале XIX в. в проекте идеального
физиократического
3
города Леду, с дру-
гой — антиклассический, антирацио-
18
нальный и антиутилитаристский христи-
анский реформизм, впервые заявленный
в «Контрастах» Пьюджина (1836). С
этих пор, пытаясь преодолеть разделение
труда и жестокую реальность промыш-
ленного производства и урбанизации,
буржуазная культура колебалась между
крайностями тотально запроектирован-
ных индустриальных утопий и отрица-
нием существующей исторической
реальности машинного производства.
Любой вид искусства на определен-
ном уровне ограничивается средствами
производства и репродукции. Однако это
положение навряд ли можно признать
справедливым для архитектуры, которую
определяют не только ее собственные
технические методы, но также и
производительные силы, находящиеся за
пределами этих методов. Это со всей
очевидностью демонстрирует пример
города, где расхождение в развитии
архитектуры и градостроительства при-
вело к ситуации, в которой возможность
обмена идеями между первым и вторым,
существовавшая на протяжении значи-
тельного периода времени, вдруг стала
крайне ограниченной. Подчиняясь раз-
вивающейся экономике потребления
4
,
город потерял возможность сохранить
свою целостность. То, что это «разъеди-
нение» произведено силами, находящи-
мися вне его контроля, демонстрирует
стремительное разрушение американско-
го провинциального города после второй
мировой войны вследствие совместного
воздействия скоростных автодорог, роста
пригородов и появления супермаркетов
5
.
Успехи и неудачи современной
архитектуры и ее возможная роль
в будущем должны быть в конце концов
оценены на фоне этих сложностей. В
своем наиболее абстрактном выражении
архитектура, безусловно, сыграла опре-
деленную роль в обеднении окружающей
среды — особенно там, где она способ-
ствовала рационализации как типов
сооружения, так и методов их возведе-
ния, и в тех случаях, когда как мате-
риальное оформление, так и форма
плана были приведены к единому
знаменателю, чтобы сделать производст-
во более дешевым и оптимизировать
использование. В своих благонамерен-
ных, но иногда крайне неудачных по-
пытках усвоить технические реалии
XX в. архитектура выработала язык,
в котором выразительностью обладают
почти исключительно вторичные элемен-
ты — пандусы, лифты, лестницы, экска-
латоры, камины, трубы, пылеуловители
и мусоросборники. Ничто не может быть
дальше от языка классической архи-
тектуры, так как по ее канонам подобные
элементы безусловно располагались по-
зади фасада, а основной массив здания
оставался свободным, чтобы выражать
себя — архитектура символизировала
силу разума рациональностью собствен-
ных форм. Функционализм основывал-
ся на противоположном принципе,
а именно, на сведении экспрессии
к утилитарности или к удобству для
промышленного производства.
Пройдя через современную тен-
денцию упрощения, мы сейчас вы-
нуждены вновь вернуться к традици-
онным образам и оформлять новые
здания — зачастую не обращая внима-
ния на их статус — в иконографии
местного кича. Нам говорят, что народ
требует спокойного домашнего, создан-
ного вручную комфорта и что «клас-
сические» ссылки, так же как и абстракт-
ные, неуместны, так как они выражают
покровительственный подход проекти-
ровщика. Лишь изредка критики от
поверхностных рассуждений о силе
переходят к требованиям о том, чтобы
архитектурная практика занималась
созданием пространства — к критиче-
скому, но творческому переосмыслению
конкретных свойств застроенной среды.
Вульгаризация архитектуры и все
возрастающая ее изоляция от общества
в последние годы привели к тому, что
архитектура как бы замкнулась в себе,
поэтому сейчас мы столкнулись с пара-
доксальной ситуацией, в которой многие
из наиболее мыслящих молодых пред-
ставителей профессии уже оставили
надежды на реализацию своих идей.
В наиболее интеллектуальных проектах
элементы архитектоники сведены к чисто
синтаксическим знакам, которые не вы-
ражают ничего, кроме средств построе-
ния их собственных «структур», а в наи-
более ностальгических вариантах «утра-
та» города отмечается метафорическими
и ироническими предложениями, либо
для «астральных пустынь», либо для
метафизических пространств урбанисти-
ческого великолепия XIX в.
Из еще доступных современной ар-
хитектуре направлений, которые тем или
иным способом уже осуществляются,
по-видимому, только два могут привести
к значительным результатам. В то
время как первое из этих направлений
полностью ориентировано на господст-
вующие образцы производства и по-
требления, второе, напротив, находится
по отношению к ним в сознательной
оппозиции. Первое, следуя идеалу Миса
ван дер РОЭ о «beinahe nichts» («почти
ничто»), пытается свести задачи строи-
тельства к промышленному дизайну
огромного масштаба. Так как оно забо-
тится лишь об оптимизации производст-
ва, то проблемы города как такового
практически не занимают его представи-
телей. Они проектируют чрезвычайно
функциональные здания с высоким уров-
нем сервиса. Повсеместное использова-
ние стекла делает эти здания почти
невидимыми, сводя на нет заботу
о форме.
Сторонники другого направления,
в свою очередь, создают «зримые»
сооружения, зачастую избирая в ка-
честве материала естественный камень.
В этой четко ограниченной «монастыр-
ской» сфере существуют открытые, но
тем не менее конкретные связи, протя-
гивающиеся от человека к человеку
и от человека к природе. То, что
подобные «владения» часто замкнуты
на себе и относительно безразличны
к физическому и временному конти-
нууму, в котором они существуют, харак-
теризуют главную черту этого подхода —
попытку избежать, хотя бы частично,
обусловленных Просвещением перспек-
тив. По моему мнению, единствен-
ная надежда на создание значитель-
ных произведений архитектуры в бли-
жайшем будущем кроется лишь в
творческих контактах двух этих
направлений.
19