Дворкин Р. О правах всерьез

Подождите немного. Документ загружается.

окружающим? На практике последнее слово в вопросе о том,

каковы права индивида, остается за государством, поскольку

полиция будет делать то, что скажут правительственные чи-

новники и судьи. Но это не означает, что точка зрения прави-

тельства обязательно правильна; чтобы считать так, нужно ве-

рить, что мужчины и женщины обладают лишь теми мораль-

ными правами, которые решит даровать им государство, а это

значит, что у них вообще нет никаких моральных прав.

В Соединенных Штатах все это иногда затушевывается

из-за существующей конституционной системы. Американ-

ская Конституция предусматривает определенный набор ин-

дивидуальных юридических прав, сформулированных в Пер-

вой поправке, в статьях о надлежащей правовой процедуре, о

равной защите законом и им подобных. В соответствии со

сложившейся судебной практикой Верховный Суд обладает

полномочиями объявить недействительными законодатель-

ные акты или постановления Конгресса, если, по мнению

Суда, они нарушают перечисленные положения Конститу-

ции. Такая практика заставила некоторых комментаторов

предположить, что в данной системе полностью защищены

индивидуальные моральные права, но едва ли это так, да и

не могло бы так быть.

Конституция объединяет правовые и моральные вопросы,

ставя юридическую силу закона в зависимость от ответа на

сложные моральные проблемы, такие, например, как: соблю-

дается ли в некотором конкретном законе равенство, присущее

всем людям от природы. Такое соединение юридического и

морального аспектов имеет важное значение для дебатов по

поводу гражданского неповиновения; я говорил об этом в дру-

гой работе

и позже еще вернусь к этой теме. Но остаются от-

крытыми два важных вопроса. Неясно, признает ли Конститу-

ция, даже интерпретируемая надлежащим образом, все мораль-

ные права, какие есть у граждан, а также непонятно, имеют ли

граждане, как полагают многие, обязанность соблюдать закон да-

же тогда, когда этот закон нарушает их моральные права.

Оба эти вопроса приобретают решающее значение, когда

некоторое меньшинство претендует на моральные права, кото-

рые закон отрицает (например, на право самостоятельно

управлять местным школьным образованием) и которые, по

общему мнению юристов, не защищены Конституцией. Вто-

рой вопрос приобретает решающее значение, когда, как в на-

стоящее время, среди большинства населения настолько нака-

лены страсти, что всерьез выдвигаются предложения о внесе-

нии в Конституцию поправок, отменяющих некоторые права,

См. главу 8.

253

такие как право человека не давать показаний, которые можно

использовать против него. Этот вопрос имеет решающее зна-

чение также в тех странах, например, в Соединенном Королев-

стве, где нет конституции сходного типа.

Разумеется, даже если бы Конституция была совершенна и

большинство населения не хотело бы ее подправить, это еще

не значит, что Верховный Суд был бы в состоянии гарантиро-

вать индивидуальные права граждан. В конце концов, решение

Верховного Суда — это судебное решение, которое, помимо

соображений морали, должно учитывать прецеденты и инсти-

туциональные соображения, такие как взаимоотношения меж-

ду Судом и Конгрессом. Да и необязательно всякое судебное

решение является правильным. Судьи занимают разные пози-

ции по спорным вопросам права и морали и, как показывают

баталии по поводу никсоновских назначений в Верховный

Суд, президент вправе назначать судей, чьи убеждения совпа-

дают с его собственными, при условии, что эти судьи честные

и справляются со своими обязанностями.

Таким образом, несмотря на то, что конституционная сис-

тема вносит вклад в защиту моральных прав индивида по отно-

шению к государству, ее далеко не достаточно для гарантии

этих прав и даже для установления, в чем они состоят. Это

значит, что в некоторых случаях последнее слово в этих во-

просах остается не за законодателями, а за другой ветвью вла-

сти, что едва ли может удовлетворить тех, кто считает решения

этой ветви власти глубоко ошибочными.

Разумеется, окончательное решение о том, какой именно

закон следует выполнять, неизбежно принимает то или иное

государственное ведомство. Когда среди людей возникают

разногласия по поводу их моральных прав, ни у одной из сто-

рон нет возможности доказать свою правоту, а принять какое-

то решение нужно, чтобы не допустить анархии. Но этот об-

разчик ортодоксальной мудрости должен быть началом, а не

концом философии законодательства и правоприменения.

Если мы не можем требовать, чтобы государство находило

верные ответы на вопросы о правах своих граждан, мы мо-

жем, по крайней мере, добиваться, чтобы оно хотя бы попы-

талось это сделать. Мы можем настаивать на том, чтобы госу-

дарство принимало права всерьез, чтобы оно следовало неко-

торой последовательной теории о том, в чем состоят эти

права, и действовало в соответствии со своими собственными

заявлениями. Я постараюсь показать, что это означает и как

все это связано с политическими дебатами, проходящими в

настоящее время.

254

2. Индивидуальные права и право нарушать закон

Я начну с вопроса, который вызывает наиболее ожесточен-

ные споры. Может ли американец в каких-то случаях иметь

право нарушить закон? Предположим, он признает какой-то

закон имеющим юридическую силу; следует ли из этого, что

он обязан соблюдать этот закон? Те, кто пытается дать ответ на

этот вопрос, разбились на два лагеря. Консерваторы (так я бу-

ду их называть), по-видимому, осуждают любые акты непови-

новения; они выражают удовлетворенность, когда такие акты

подвергаются судебному преследованию, и разочарование, ког-

да отменяются обвинительные приговоры по таким делам.

Представители другой группы — либералы — проявляют боль-

ше сочувствия, по крайней мере в некоторых случаях непови-

новения; иногда они осуждают судебное преследование и при-

ветствуют оправдательные приговоры. Но если мы посмотрим,

что стоит за этими эмоциональными реакциями, и обратим

внимание на аргументацию, к которой прибегают обе стороны,

то обнаружим поразительный факт. Обе группы дают, по су-

ществу, один и тот же ответ на принципиальный вопрос,

который, как предполагается, их разделяет.

Вот какой ответ дают обе стороны. В демократическом об-

ществе, или, по крайней мере, в демократическом обществе,

где, в принципе, уважаются индивидуальные права, на каждого

гражданина возложен общий моральный долг соблюдать все

существующие законы, даже если ему хотелось бы изменить

некоторые из них. Это его долг перед согражданами, соблюда-

ющими, в его же интересах, законы, которые им не нравятся.

Но этот общий долг не может быть абсолютным, потому что

даже справедливое, в принципе, общество может вырабатывать

несправедливые законы и проводить несправедливую полити-

ку, а у человека есть и другие обязанности, помимо его обязан-

ностей по отношению к государству. Человек обязан выпол-

нять свой долг перед Богом и перед собственной совестью, а

если этот долг вступает в конфликт с его обязанностями по от-

ношению к государству, то он, в конечном итоге, вправе по-

ступать так, как считает правильным. Но если он решит, что

должен нарушить закон, то ему придется подчиниться приго-

вору суда и понести налагаемое на него государством наказа-

ние в знак признания того факта, что религиозные или нрав-

ственные обязательства хотя и перевешивают, но не уничтожа-

ют его долг перед согражданами.

Конечно, этот общий ответ можно уточнять совершенно

по-разному. Кто-то скажет, что долг перед государством явля-

ется фундаментальным, а «отказника» назовет религиозным

или моральным фанатиком. Другие с большой неохотой согла-

255

сятся признать долг перед государством, а тех, кто ему сопро-

тивляется, представят героями. Но все это разные оттенки, а в

целом описанная мною позиция отражает, я думаю, точку зре-

ния большинства из тех, кто в конкретных случаях высказы-

вается за гражданское неповиновение или против него.

Я не утверждаю, что такой точки зрения придерживаются

все. Наверняка кто-то столь высоко ценит долг перед государ-

ством, что не допускает возможности уступок. Безусловно, на-

йдутся люди, которые станут отрицать, что у человека вообще

есть моральный долг подчиняться закону, по крайней мере в

Соединенных Штатах сегодняшнего дня. Но эти две крайности

представляют собой лишь крошечные «хвостики» куполообраз-

ной кривой, а все, кто оказывается посередине, занимают

ортодоксальную позицию, которую я изложил и согласно ко-

торой у людей есть долг повиноваться закону, но есть и право

поступать по совести, если совесть вступает в конфликт с этим

долгом.

Но если дело обстоит так, то возникает парадокс, состоя-

щий в том, что люди, дающие один и тот же ответ на прин-

ципиальный вопрос, по-видимому, резко расходятся во мне-

ниях по поводу частных случаев. Парадокс оказывается даже

более глубоким, потому что, по крайней мере в некоторых

случаях, каждая из сторон занимает позицию, которая ка-

жется попросту несовместимой с признаваемой ими общей

теоретической основой. Последняя подвергалась испытанию,

когда, например, кто-либо по соображениям совести укло-

нялся от призыва на военную службу или побуждал других

совершить это преступление. Консерваторы в этом случае

утверждали, что таких людей нужно отдавать под суд, даже

если они действовали из искренних побуждений. Почему их

нужно отдавать под суд? Потому что общество не может

допустить ослабления уважения к закону, которое проявля-

ется и поощряется такими актами. Короче говоря, их нужно

отдавать под суд, чтобы им и им подобным было неповадно

так поступать.

Но здесь, по-видимому, содержится чудовищное противо-

речие. Если человек имеет право поступать так, как велит ему

совесть, то чем же можно оправдать государство, когда оно

препятствует ему в этом? Разве не будет несправедливым со

стороны государства запрещать и наказывать за то, на что, как

признает само государство, люди имеют право?

Более того, не одни только консерваторы утверждают, что

нарушителей закона по соображениям совести следует отдавать

под суд. Как всем известно, либералы возражают против того,

чтобы позволять чиновникам-расистам в системе школьного

образования тормозить процесс десегрегации, хотя и призна-

256

ют, что эти чиновники убеждены в своем моральном праве де-

лать то, что запрещено законом. Правда, либералы, как прави-

ло, не утверждают, что законы о десегрегации следует соблю-

дать ради укрепления всеобщего уважения к закону. Они

утверждают, что законы о десегрегации следует соблюдать, по-

тому что это правильные законы. Но и такая позиция пред-

ставляется непоследовательной: разве может быть правильным

преследование людей по суду за то, что они поступают соглас-

но велениям своей совести, если мы признаем за ними право

поступать по совести?

Следовательно, мы остались с двумя загадками. Как могут

две стороны в принципиальном споре, каждая из которых счи-

тает себя в корне несогласной с другой, занимать одну и ту же

позицию по предмету спора? Как может каждая из сторон в

конкретных случаях предлагать решения, которые, по-видимо-

му, абсолютно противоречат занимаемой обеими сторонами

принципиальной позиции? Один из возможных ответов состо-

ит в том, что некоторые, или все, сторонники этой общей по-

зиции попросту лицемерят, на словах поддерживая права по-

ступать по совести, а на деле не признавая их.

Это обвинение не лишено оснований. Наверняка какая-то

доля лицемерия имела место, когда государственные чиновни-

ки, заявляющие о своем уважении к соображениям совести,

отказывали Мохаммеду Али в праве участвовать в соревнова-

ниях по боксу на территории их штатов. Если бы Али, вопреки

своим религиозным убеждениям, пошел в армию, ему позво-

лили бы заниматься боксом, хотя, согласно тем принципам,

которые якобы чтут эти чиновники, поступив так, он стал бы

хуже как человек. Но таких простых и очевидных случаев не-

много, а ведь даже здесь чиновники, по-видимому, не заметили

противоречия между своими действиями и своими принципа-

ми. Значит, нужно поискать какое-то еще объяснение, помимо

той истины, что люди часто имеют в виду совсем не то, что

говорят.

Более глубокое объяснение кроется в целой совокупнос-

ти недоразумений, которые часто сбивают с толку в рассуж-

дениях о правах. Эти недоразумения внесли путаницу в во-

просы, упомянутые мною в начале статьи, и стали серьезной

помехой при попытках разработать последовательную тео-

рию о том, как должно вести себя правительство, уважающее

права граждан.

Чтобы объяснить это, я должен обратить внимание читате-

ля на один факт, хорошо известный философам, но часто

игнорируемый в ходе политических дебатов, а именно: слово

«права» в разных контекстах имеет разную силу. В боль-

шинстве случаев, говоря, что некто имеет «право» на опреде-

257

ленные действия, мы подразумеваем, что было бы несправед-

ливо мешать ему их совершать или, по крайней мере, что

нужны какие-то особые причины, оправдывающие подобное

вмешательство. Именно этот сильный смысл понятия прав я

имею в виду, говоря, что вы имеете право, если желаете, по-

тратить все свои деньги на азартные игры, хотя лучше было

бы вам истратить их на что-нибудь более стоящее. Я подразу-

меваю, что было бы неправильно, если бы кто-то стал мешать

вам, хотя вы и намереваетесь потратить свои деньги непра-

вильным, с моей точки зрения, образом.

Есть очевидная разница между утверждением, что кто-то

имеет в этом смысле право что-либо делать, и утверждением,

что при этом он поступает «правильно» или что, делая это, он

не поступает «неправильно». Человек может иметь право де-

лать что-то такое, что с его стороны совсем неправильно было

бы делать, как, например, в случае с азартными играми. И, на-

оборот, возможно, что какое-то действие как раз было бы пра-

вильным с его стороны, но он не имеет права его совершить в

том смысле, что не будет неправильно, если кто-то воспрепят-

ствует его попытке его совершить. Если наши военные возьмут

в плен вражеского солдата, с его стороны будет правильно по-

пытаться бежать, но отсюда не следует, что с нашей стороны

будет неправильно попытаться помешать ему. Мы можем вос-

хищаться им за попытку к бегству и даже, может быть, станем

меньше уважать его, если он не сделает такой попытки. Но это

ни в коей мере не означает, что нам было бы неправильно пре-

пятствовать ему; напротив, если мы считаем, что наше дело

правое, то с нашей стороны будет правильно сделать все, что в

наших силах, чтобы остановить его.

Обычно это различие между тем, имеет ли человек право

на какой-то поступок, и тем, правильно ли ему так посту-

пить, не вызывает затруднений. Но иногда все же возникает

путаница, потому что порой мы говорим, что человек имеет

право на какое-то действие, хотя на самом деле всего лишь

имеем в виду, что с его стороны не было бы неправильно со-

вершить его. Так, мы говорим, что пленный солдат имеет

«право» попытаться бежать, когда на самом деле имеем в

виду не то, что мы поступим неправильно, если попытаемся

его остановить, а то, что он не обязан воздерживаться от та-

кой попытки. В таком же смысле мы употребляем слово

«права», когда говорим, что некто имеет «право» поступать в

соответствии со своими принципами или «право» следовать

велениям своей совести. Мы имеем в виду, что этот человек

не поступает неправильно, когда действует в соответствии со

своими искренними убеждениями, пусть даже мы несоглас-

ны с этими убеждениями и даже если, по стратегическим

258

или каким-то иным соображениям, мы должны принудить

его поступать вопреки своим убеждениям.

Предположим, какой-то человек считает выплату пособия

по бедности глубоко неправильной, поскольку она подрывает

дух предпринимательства, и поэтому он ежегодно подает в на-

логовую инспекцию полные сведения о своих доходах, но со-

глашается уплатить лишь половину подоходного налога. Мы

можем сказать, что он имеет право отказываться платить, но

правительство имеет право в судебном порядке потребовать от

него полной уплаты налога и оштрафовать его или посадить в

тюрьму за просрочку платежа, если это необходимо для обес-

печения эффективной работы системы налоговых сборов.

В большинстве случаев мы не рассуждаем подобным образом;

мы не говорим, что обыкновенный вор имеет право воровать,

если ему так хочется, лишь бы он понес наказание. Мы гово-

рим, что человек имеет право нарушить закон, хотя госуда-

рство имеет право наказать его за это, только в тех случаях,

когда считаем, что в силу своих убеждений он не поступает не-

правильно, делая то, что он делает

Эти различия позволяют увидеть неоднозначность ортодок-

сального вопроса: имеет ли когда-нибудь человек право нару-

шить закон? Подразумевается ли здесь вопрос о том, имеет ли

человек право нарушить закон в сильном смысле, так что со

стороны государства было бы неправильно подвергнуть его

аресту и судебному преследованию? Или подразумевается воп-

рос о том, действительно ли он поступил правильно, нарушив

закон, так что такого человека все мы стали бы за это уважать,

хотя государство и посадило бы его в тюрьму?

Если считать ортодоксальную позицию ответом на первый,

наиболее важный, вопрос, то возникают описанные мною па-

радоксы. Если же понимать ее как ответ на второй вопрос, то

парадоксов не возникает. Консерваторы и либералы согласны

с тем, что иногда человек не поступает неправильно, нарушая

закон, если этого требует его совесть. Когда же между ними

возникают разногласия, они касаются совсем другого вопроса:

как должно в этих случаях реагировать государство? Обе сторо-

Нет ничего удивительного в том, что иногда мы используем понятие

«иметь право», подразумевая, что другие люди не должны препятствовать

какому-то действию, а иногда имеем в виду, что данное действие не явля-

ется неправильным. Когда же человек не имеет права что-то делать, на-

пример физически нападать на другого человека, часто оказывается вер-

ным как то, что так поступать неправильно, так и то, что другие люди

вправе положить этому конец в приказном порядке или даже силой. По-

этому естественно утверждать, что человек имеет на что-то право, когда

имеется в виду как отрицание одного из этих следствий, так и отрицание

обоих.

259

ны считают, что иногда государство должно предавать наруши-

теля суду. Но это не противоречит утверждению о том, что че-

ловек, нарушивший закон и отданный за это под суд, посту-

пил правильно.

Парадоксы кажутся подлинными, потому что, как правило,

эти два вопроса не различают, а ортодоксальную позицию

представляют как общее решение проблемы гражданского не-

повиновения. Но стоит только провести различие, как стано-

вится очевидным, что эта позиция получила такое широкое

признание лишь потому, что на деле ее применяют в качестве

ответа на второй, а не на первый вопрос. Это основополагаю-

щее различие нелегко разглядеть из-за сложностей, связанных

с идеей права поступать по совести; в последнее время боль-

шинство дискуссий о политических обязательствах вращалось

вокруг данной идеи, но она только отвлекает от важнейших

политических вопросов. Является ли совесть индивида спокой-

ной или нет, возможно, играет решающую, или центральную,

роль, когда речь идет о том, совершил ли он нечто неправиль-

ное с этической точки зрения, нарушив закон; но оно совсем

необязательно играет решающую, или хотя бы центральную

роль, когда речь идет о том, имеет ли он право (в сильном

смысле) поступать таким образом. Человек не имеет права (в

сильном смысле) следовать любым требованиям своей совес-

ти, но он может иметь право (в сильном смысле) делать что-то

другое, даже если совесть этого не требует.

Если это верно, значит, почти не предпринималось серьез-

ных попыток ответить на вопросы, которые почти каждый хо-

тел бы задать. Для начала можно попробовать более четко

сформулировать эти вопросы. Имеет ли когда-нибудь америка-

нец право (в сильном смысле) совершить поступок, противо-

речащий закону? Если да, то когда? Чтобы ответить на эти

вопросы, сформулированные таким образом, нужно попытать-

ся уяснить для себя следствия, вытекающие из упомянутой вы-

ше идеи, согласно которой граждане обладают хотя бы некото-

рыми правами по отношению к государству.

Как я говорил, в Соединенных Штатах считается, что граж-

дане обладают определенными фундаментальными правами по

отношению к государству, — эти моральные права благодаря

Конституции становятся юридическими. Если данная идея

достаточно важна и достойна того, чтобы ею похвалялись, то

эти права должны быть правами в том сильном смысле, кото-

рый я только что сформулировал. Утверждение «Граждане

имеют право на свободу слова» должно подразумевать, что со

стороны правительства было бы неправильно мешать людям

высказываться, даже если правительство считает, что сказан-

ное ими принесет больше вреда, чем пользы. Это утверждение

260

не может означать, как в случае с военнопленным, что гражда-

не всего лишь не поступят неправильно, откровенно высказы-

вая свои мысли, хотя правительство оставляет за собой право

не давать им высказываться.

Это очень важный момент, и я хотел бы подробнее на нем

остановиться. Конечно, ответственное правительство должно

быть готово обосновать любые свои действия, особенно когда

оно ограничивает свободу граждан. Но в обычной ситуации

для того, чтобы правительству обосновать свои действия, даже

если они ограничивают свободу, достаточно доказать, что эти

действия направлены на увеличение, как говорят философы,

общей пользы, то есть, они принесут в целом больше блага,

чем вреда. Так, хотя правительство города Нью-Йорк должно

обосновать свой запрет на движение автотранспорта по Лек-

сингтон авеню в сторону от центра, для такого обоснования

достаточно, чтобы соответствующие должностные лица на

здравых основаниях сочли, что польза от этого запрета для

многих перевесит неудобства для немногих. Но когда говорят,

что отдельные граждане обладают правами по отношению к

государству, как, например, правом на свободу слова, это

должно означать, что такого обоснования недостаточно. Иначе

это утверждение не говорило бы в пользу наличия у граждан

особой защиты как противовеса закону в случае, когда в силу

вступают их права, а ведь в этом и состоит суть данного

утверждения.

Не все юридические права и даже не все конституцион-

ные права отражают моральные права по отношению к госу-

дарству. В настоящий момент я обладаю юридическим пра-

вом ехать по Пятьдесят седьмой улице в любом из двух на-

правлений, но государство не поступило бы неправильно,

установив на этой улице одностороннее движение, если бы

считало, что это будет в интересах всего общества. У меня

есть конституционное право раз в два года голосовать за

какого-то конгрессмена, но правительство страны или штата

не поступило бы неправильно, если бы, соблюдая процедуру

внесения поправок, продлило срок полномочий конгрессме-

нов до четырех лет вместо двух, опять же на том основании,

что это будет в общих интересах.

Но те конституционные права, которые мы называем

основными, такие как право на свободу слова, согласно обще-

му мнению, отражают права по отношению к государству в

сильном смысле; поэтому мы и хвалимся, что в нашей право-

вой системе соблюдаются основные права граждан. Если граж-

дане обладают моральным правом на свободу слова, то прави-

тельство поступило бы неправильно, отменив Первую поправ-

ку, гарантирующую эту свободу, даже если бы оно было

261

убеждено, что для большинства населения будет лучше, если

свободу слова несколько урежут.

Только не нужно перегибать палку. Человек, который заяв-

ляет, что граждане обладают каким-либо правом по отноше-

нию к государству, совсем необязательно заходит настолько

далеко, чтобы утверждать, будто у государства никогда нет

оправдания для несоблюдения этого права. Он может сказать,

например, что, хотя граждане имеют право на свободу слова,

правительство может не принимать это право в расчет в случае

необходимости защитить права других граждан, предотвратить

серьезную катастрофу или хотя бы обеспечить какое-то оче-

видное и важное общественное благо (но если он признает эту

последнюю причину в качестве возможного оправдания, зна-

чит, он не причисляет то право, о котором идет речь, к числу

наиболее важных или основных). Но этот человек никак не

может оправдать действия правительства, когда оно пренебре-

гает некоторым правом на минимальных основаниях, которых

было бы достаточно и в том случае, если бы такого права вооб-

ще не существовало. Он не может сказать, что государство

вправе руководствоваться в своей деятельности простым пред-

положением о том, что его действия в целом будут способство-

вать общему благу. Такое допущение лишило бы смысла ис-

ходное утверждение о правах и свидетельствовало бы о том,

что слово «права» употребляется здесь в каком-то ином, а не в

сильном смысле, необходимом для придания данному утвер-

ждению политической значимости, которую за ним обычно

признают.

Но тогда ответ на наши два вопроса о гражданском непови-

новении представляется совсем простым и ясным, хотя и не-

ортодоксальным. В нашем обществе человек действительно

иногда имеет право (в сильном смысле этого слова) нарушить

закон. Гражданин обладает этим правом в тех случаях, когда

закон несправедливо ущемляет его права по отношению к го-

сударству. То есть, если человек обладает моральным правом

на свободу слова, то у него есть и моральное право нарушить

любой из законов, которые правительство, в силу этого мо-

рального права гражданина, было не вправе принимать. Право

на неповиновение закону — это не отдельное право, каким-то

образом связанное с совестью и дополняющее другие права по

отношению к государству. Оно есть просто особенность прав

гражданина по отношению к государству, и его в принципе

невозможно отрицать, не отрицая при этом существования

самих этих прав.

Эти ответы представляются очевидными, коль скоро мы

считаем права граждан по отношению к государству правами в

том сильном смысле, о котором я говорил. Если я имею право

262