Дворкин Р. О правах всерьез

Подождите немного. Документ загружается.

«отказников» безнаказанными не только нецелесообразно, но

и несправедливо. Насколько я понимаю, они считают это не-

справедливым, поскольку общество не могло бы функциони-

ровать, если бы каждый стал нарушать те законы, которые он

не одобряет или же считает невыгодными для себя. Если пра-

вительство будет терпимо относиться к тем немногим, кто не

желает «играть по правилам», оно тем самым позволит им

пользоваться преимуществами законопослушности всех ос-

тальных граждан и избегать выполнения своих законных обя-

занностей, таких как обязанность несения воинской службы.

Это серьезный аргумент. Для ответа на него недостаточно

просто сказать, что «отказники» предоставили бы и всем

остальным привилегию не повиноваться тем законам, которые

они считают безнравственными. На самом деле мало кто из

«отказников» согласился бы жить в обществе, где убежденные

сторонники расовой сегрегации были бы вольны нарушать не-

навистные им законы о гражданских правах. Во всяком случае,

большинство граждан против таких перемен, поскольку счита-

ют, что обществу от этого было бы только хуже. Пока им не

докажут, что это неправильно, они будут ожидать от властей

наказания всякого, кто присвоит себе привилегии, которых

они, ради общего блага, на себя не берут.

В этом рассуждении есть, однако, одно слабое звено. В нем

содержится неявное предположение, из-за которого данный ар-

гумент практически неприменим к делам об уклонении от при-

зыва, да и почти ни к каким серьезным случаям гражданского

неповиновения в Соединенных Штатах. Предполагается, чго

«отказники» знают о том, что они нарушают закон, имеющий

юридическую силу, и что именно привилегии поступать так они

требуют для себя. Конечно, почти все участники обсуждения

проблемы гражданского неповиновения признают, что в Аме-

рике закон может не иметь силы в связи с тем, что он некон-

ституционен. Но критики расправляются с этим осложнением,

опираясь на два отдельных предположения: если закон недейст-

вителен, значит, никакого преступления не совершено и обще-

ство не может наказывать. Если же закон имеет силу, значит,

совершено преступление и общество должно покарать наруши-

теля. В этом рассуждении замалчивается тот важнейший факт,

что юридическая сила закона может вызывать сомнения. Чи-

новники и судьи могут считать, что закон имеет силу, «отказни-

ки» могут с ними не соглашаться, и обе стороны могут иметь

убедительные аргументы в пользу своей позиции. В таком слу-

чае встают иные вопросы, чем если бы закон со всей очевид-

ностью имел юридическую силу или со всей очевидностью ее

не имел, и здесь неприменим довод о справедливости, который

рассчитан только для указанных альтернатив.

283

Вызывающий сомнения закон отнюдь не является чем-то

исключительным или необычным в делах о гражданском непо-

виновении. Как раз напротив. По крайней мере, в Соединен-

ных Штатах, если большое количество людей склонны по мо-

ральным соображениям не соблюдать тот или иной закон, этот

закон вызывает сомнения, или вообще признается недействи-

тельным, также и по конституционным соображениям. Кон-

ституция увязывает вопрос о юридической силе того или ино-

го закона с общепринятой политической моралью; любой за-

конодательный акт, который ставит под угрозу эту мораль,

вызывает серьезные сомнения в своей конституционности, и

чем серьезнее угроза, тем серьезнее сомнения.

Взаимосвязь между моральными и юридическими вопроса-

ми была особенно наглядной в делах об уклонении от военной

службы, разбиравшихся в течение последних десяти лет. В этот

период «отказники» опирались на следующие морально-этичес-

кие возражения: (а) Соединенные Штаты применяют во Вьет-

наме безнравственное оружие и тактику. (b) Война не получила

одобрения в ходе сознательного, взвешенного и открытого го-

лосования представителей народа. (с) Интересы Соединенных

Штатов во Вьетнаме не оказываются под столь серьезной угро-

зой, чтобы часть американских граждан была вынуждена риско-

вать там своей жизнью. (d) Если для ведения этой войны необ-

ходимо набрать армию, безнравственно делать это посредством

призыва, от которого освобождаются или получают отсрочку

студенты колледжей, поскольку при этом происходит дискри-

минация малообеспеченных слоев населения. (е) От призыва

освобождаются лица, которые протестуют против всех войн во-

обще по религиозным соображениям, но не освобождаются

противники данной конкретной войны по этическим соображе-

ниям; между этими двумя позициями не существует принципи-

альной разницы, и, таким образом, закон о призыве, в котором

проводится между ними различие, предполагает, что вторая

группа менее достойна уважения нации, нежели первая, (f) За-

кон, который объявляет преступлением совет об уклонении от

призыва, служит подавлению сопротивления со стороны про-

тивников войны, поскольку с моральной точки зрения невоз-

можно выступать с заявлениями о глубочайшей безнравствен-

ности войны и при этом не оказывать поддержку и помощь тем,

кто отказывается в ней участвовать.

Юристы признают, что, если придерживаться таких мораль-

ных позиций, это составит основу для следующих конституцион-

ных доводов: (а) По Конституции, международные договоры яв-

ляются частью законодательства нашей страны, а Соединенные

Штаты участвуют в международных договорах и конвенциях,

объявляющих незаконными те военные действия, в совершении

284

которых «отказники» обвиняют государство. (b) По Конститу-

ции, объявлять войну должен Конгресс; правовой вопрос о том,

являлась ли наша операция во Вьетнаме «войной», а резолюция

по событиям в Тонкинском заливе — «декларацией», составляет

сердцевину морального вопроса о том, действительно ли прави-

тельством было принято продуманное и открытое решение,

(с) Как статьи Пятой и Четырнадцатой поправок к Конституции

США о надлежащей правовой процедуре, так и статья Четырнад-

цатой поправки о равной защите законом осуждают возложение

особых обязанностей на некоторую выбранную категорию граж-

дан в тех случаях, когда возлагаемое бремя или же принцип отбо-

ра не являются разумными; бремя не является разумным в тех

случаях, когда оно явно не служит интересам общества или ока-

зывается крайне несоразмерным тем общественным интересам,

которым оно служит. Если наши военные действия во Вьетнаме

были непродуманными или ошибочными, как утверждали про-

тивники войны, то бремя военной обязанности, возложенное на

лиц призывного возраста, было неразумным и неконституцион-

ным. (d) В любом случае, дискриминация в пользу учащихся

колледжей лишала беднейшие слои населения равной защиты

законом, которая гарантируется Конституцией. (е) Если не суще-

ствует принципиальной разницы между неприятием всех вообще

войн по религиозным соображениям и неприятием некоторых

войн по моральным соображениям, значит, отбор граждан, под-

лежащих призыву, проводился произвольно, неразумно и некон-

ституционно. Статья Первой поправки об «установлении рели-

гии» запрещает какое бы то ни было давление со стороны госу-

дарства в поддержку организованной религии; если из-за

проводимого при призыве различия на призывников оказывалось

давление в этом направлении, это также служит основанием для

признания закона о призыве недействительным. (f) Первая по-

правка осуждает также нарушение свободы слова. Если, запре-

щая давать советы по поводу уклонения от военной службы, за-

кон о призыве тем самым препятствовал высказыванию опреде-

ленного ряда мнений о войне, то он ущемлял свободу слова.

Основной контраргумент в поддержку той точки зрения, что

суды не должны были считать закон о призыве неконституцион-

ным, также затрагивает моральные проблемы. В соответствии с

так называемой «доктриной о политических вопросах» суды не

относят к собственной юрисдикции вопросы, связанные, ска-

жем, с внешней или военной политикой, решение которых сле-

дует препоручить другим ветвям власти. Бостонский суд при рас-

смотрении дела Коффина-Спока на основании этой доктрины

заявил, что не будет заслушивать доводы, касающиеся законно-

сти войны. Но Верховный Суд (например, в делах о переопреде-

лении нормы представительства) продемонстрировал нежелание

285

устраняться от вынесения решения в тех случаях, когда затраги-

вались серьезные проблемы политической морали, которые не-

возможно было успешно решить политическим путем. Если про-

тивники войны были правы и как сама война, так и призыв на

военную службу представляли собой государственное преступле-

ние и вопиющую несправедливость по отношению к определен-

ной части граждан, это значительно ослабляет довод о том, что

решение данных вопросов не относится к юрисдикции суда.

Мы не можем, исходя из этих доводов, утверждать, что

призыв (полностью или частично) являлся неконституцион-

ным. Когда по этим вопросам обращались в Верховный Суд,

он отклонил часть исков, а в других случаях отказывался рас-

сматривать дела на том основании, что они являются полити-

ческими. Большинство юристов согласились с таким результа-

том. Но доводы о неконституционности, по крайней мере,

имели под собой основания, и здравомыслящий, квалифици-

рованный юрист вполне мог бы счесть, что в целом эти доводы

являются более весомыми, нежели контраргументы. В этом

случае он пришел бы к выводу, что призыв противоречит кон-

ституции, и нельзя было бы доказать, что он неправ.

Таким образом, рассматривая вопрос о том, что нужно было

бы делать с «отказниками», мы не можем утверждать, что они

присвоили себе привилегию не подчиняться законам, имеющим

юридическую силу. Мы не можем считать, что справедливость

требует наказать этих нарушителей, пока не попытаемся ответить

на следующие вопросы: как должен поступить гражданин, если

закон неясен и если этот гражданин считает, что данный закон

допускает определенные действия, в то время как другие гражда-

не убеждены, что он этого не допускает? Разумеется, я не спра-

шиваю, что ему надлежит делать с юридической точки зрения или

в чем состоят его юридические права, ибо так мы просто ушли бы

от ответа, поскольку здесь все зависит от того, кто в данном слу-

чае прав — он или другие граждане. Я спрашиваю, что ему над-

лежит делать как гражданину, что, иными словами, мы считали

бы в данном случае «игрой по правилам». Это ключевой вопрос,

поскольку было бы вполне справедливо не наказывать человека,

который поступает так, как, по нашему мнению, ему следует по-

ступать, имея подобные убеждения

Я не хочу этим сказать, что государство должно во всех случаях нака-

зывать человека, сознательно нарушающего закон, о юридической силе ко-

торого ему хорошо известно. В пользу непривлечения таких людей к суду

можно указать как практические соображения, так и соображения справед-

ливости наподобие тех, о которых шла речь в третьем абзаце этой статьи.

Но в делах об уклонении от призыва имеются и особые причины проявить

терпимость; на этих-то причинах я и хочу сосредоточить свое внимание и

потому рассматриваю такие дела отдельно.

286

На этот вопрос нет очевидного ответа, с которым согласи-

лось бы большинство граждан, и это само по себе симптома-

тично. Но если мы повнимательнее присмотримся к нашим

правовым институтам и обычаям, то заметим некоторые лежа-

щие в их основе принципы и стратегические соображения,

имеющие к этому вопросу прямое отношение. Сейчас я сфор-

мулирую три возможных ответа на поставленный вопрос, а за-

тем попытаюсь показать, который из них лучше соответствует

нашим правовым обычаям и ожиданиям. Вот эти три

возможных варианта:

(1) Если закон вызывает сомнения и, следовательно, неяс-

но, допускает ли он некое действие, гражданин должен всегда

предполагать худшее и в своих поступках исходить из предпо-

ложения, что закон этого не разрешает. Он должен подчинять-

ся распоряжениям представителей исполнительной власти, да-

же если считает, что они неправы, и в то же время по возмож-

ности стараться изменить закон политическим путем.

(2) Если закон вызывает сомнения, гражданин может по-

ступать по своему разумению, то есть он может делать то, что

считает нужным, если находит более вескими доводы в пользу

того, что закон это допускает, чем наоборот. Но поступать по

своему разумению он может лишь до тех пор, пока какая-либо

ответственная инстанция (например, суд) не примет противо-

положного решения по делу, касающемуся этого человека или

кого-нибудь еще. Как только это авторитетное решение приня-

то, гражданину следует подчиняться ему, даже если он считает

его неверным. (Теоретически этот второй вариант имеет мно-

жество вариантов. Можно считать, что возможность выбора

для гражданина ограничивается решением любого суда, в том

числе и низшего в судебной системе, если не была подана

апелляция. Или же можно потребовать, чтобы решение прини-

малось каким-то конкретным судом или инстанцией. Я буду

рассматривать этот второй вариант в его наиболее либеральном

виде, а именно: человек может поступать по собственному ра-

зумению, если не принято противоположное решение наивыс-

шим из судов, правомочных выносить решения по данному во-

просу; в случае призыва это Верховный Суд Соединенных

Штатов.)

(3) Если закон вызывает сомнения, человек может действо-

вать по своему разумению даже после того, как высший право-

мочный суд вынесет противоположное решение. Разумеется, в

своей оценке требований закона этот человек должен учитывать

противоположное решение суда. В противном случае эта оценка

не была бы честной и разумной, поскольку доктрина о преце-

денте, которая входит в состав нашей системы права, позволяет

суду своим решением изменять закон. Предположим, например,

287

что некий налогоплательщик считает, что не обязан платить на-

логи с определенных видов дохода. Если Верховный Суд выне-

сет противоположное решение, этот человек должен будет при-

нять во внимание, что при существующей практике решения

Верховного Суда по налоговым вопросам имеют большой вес, и

прийти к заключению, что решение Суда определяет исход дела

и теперь закон требует уплаты данного налога.

Кто-то может подумать, что своей оговоркой я свожу на

нет разницу между третьим и вторым вариантами, но на са-

мом деле это не так. Доктрина о прецеденте придает различ-

ный вес решениям разных судов, причем самый большой вес

имеют решения Верховного Суда, но никакое судебное ре-

шение не является окончательным. Иногда даже после при-

нятия Верховным Судом противоположного решения граж-

данин все еще может вполне здраво считать, что закон на его

стороне. Такие случаи очень редки, но чаще всего они воз-

никают в связи с разногласиями по поводу конституционно-

го права, когда речь идет о гражданском неповиновении.

Как показывает опыт, Суд с большей вероятностью пере-

сматривает свои прежние решения, если они ограничивают

важные личные или политические права; и именно эти ре-

шения, видимо, оспаривают те, кто решается на гражданское

неповиновение.

Другими словами, не следует полагать, что Конституция

всегда такова, как ее понимает Верховный Суд. Например,

Оливер Уэнделл Холмс не следовал этому правилу в своем

знаменитом особом мнении по делу Гитлоу. За несколько лет

до этого в деле Абрамса он проиграл борьбу, пытаясь убедить

суд в том, что Первая поправка защищает анархиста, подстре-

кавшего к всеобщим антиправительственным забастовкам.

Аналогичный вопрос возник в деле Гитлоу, и Холмс снова за-

явил о своем особом мнении. Он сказал: «Действительно, на

мой взгляд, я отступил от этого критерия [в деле Абрамса], но

убеждения, которые я высказал тогда, слишком глубоки, что-

бы я мог согласиться с тем, что... он [этот критерий] оконча-

тельно устанавливает закон»

. Холмс проголосовал за оправда-

ние Гитлоу на том основании, что совершенное Гитлоу не

Имеется в виду критерий, ранее предложенный самим Холмсом, со-

гласно которому свобода слова не распространяется на высказывания, свя-

занные с угрозой опасности для других людей. (Для иллюстрации этого

своего положения Холмс приводил пример человека, крикнувшего «По-

жар!» в переполненном театре.) Суд, следуя этому критерию, вынес Абрам-

су обвинительный приговор, но сам судья Холмс к этому времени изменил

свое мнение, придя к выводу, что опасность для других людей может, как

в случае Абрамса, оказаться слишком косвенной и гипотетической.

Прим. пер.

288

является преступлением, хотя незадолго до этого Верховный

Суд постановил обратное.

Итак, перед нами три возможные модели поведения лю-

дей, несогласных с исполнительными властями по поводу за-

кона, который вызывает сомнения. Какая из этих моделей

лучше всего соответствует нашим правовым и социальным

обычаям?

По-моему, совершенно ясно, что мы не следуем первой

модели, то есть, не ожидаем, чтобы граждане всегда предпола-

гали наихудшее. Если никакой суд не выносил решения по

данному вопросу, а человек, по зрелом размышлении, считает,

что закон на его стороне, то, по мнению большинства наших

юристов и критиков, для него будет вполне оправданно посту-

пать по собственному разумению. Если даже многие не одоб-

ряют его действий — скажем, он торгует порнографией, — они

не считают, что он должен прекратить свое занятие только по-

тому, что законность его действий вызывает сомнения.

Здесь стоит задержаться и рассмотреть, чего лишилось бы

общество, если бы стало придерживаться первой модели пове-

дения, или, другими словами, что выигрывает общество, когда

люди в подобных ситуациях руководствуются собственным

мнением. Когда закон не вполне ясен в том смысле, что у

юристов вполне оправданно могут возникнуть разногласия по

вопросу о том, какое решение надлежит вынести суду, причи-

ной этого обычно бывает столкновение различных правовых

принципов и стратегических соображений и отсутствие едино-

го мнения по поводу их согласования.

Сложившийся у нас обычай поощрять участников правово-

го спора следовать собственному разумению предоставляет нам

и способ проверки соответствующих предположений. Если

вопрос касается того, будет ли некоторая норма иметь опреде-

ленные нежелательные последствия, или будут ли эти послед-

ствия носить ограниченный или же широкий характер, то пре-

жде чем принимать решение, полезно установить, что на са-

мом деле имеет место, когда люди действуют в соответствии с

этой нормой. (Многие антитрестовские законы и законы, регу-

лирующие предпринимательскую деятельность, разрабатыва-

лись в процессе такой проверки.) Если речь идет о том, будет

ли — и в какой степени — некоторое решение нарушать прин-

ципы справедливости и честной игры, глубоко почитаемые в

нашем обществе, опять-таки полезно проверить это экспери-

ментальным путем, наблюдая за общественным резонансом.

Например, никогда не удалось бы установить, до какой степе-

ни общество безразлично к законам против контрацепции,

если бы не преднамеренное пренебрежение этими законами со

стороны некоторых организаций.

289

Если следовать первой модели, мы лишились бы преиму-

ществ, связанных с подобными проверками. Наше право осо-

бенно пострадало бы, если бы данной моделью руководствова-

лись при решении конституционных вопросов. Когда юриди-

ческая сила того или иного уголовного закона вызывает

сомнения, почти всегда данный закон представляется кому-то

несправедливым, поскольку нарушает некоторые принципы

свободы или справедливости, которые, по мнению этих людей,

заложены в Конституции. Если бы в тех случаях, когда закон

вызывает сомнения по указанным причинам, у нас было при-

нято поступать так, как если бы данный закон имел юридичес-

кую силу, то мы утратили бы главное средство, с помощью ко-

торого можно оспаривать закон на моральных основаниях, и со

временем право, которому мы подчиняемся, неизбежно стано-

вилось бы все менее справедливым, а у наших граждан остава-

лось бы все меньше свободы.

Почти так же много мы бы потеряли, если бы воспользова-

лись тем вариантом первой модели, согласно которому гражда-

нин обязан предполагать худшее, если только у него нет осно-

ваний ожидать, что суды согласятся с его пониманием закона.

Если бы все граждане стали руководствоваться своими догад-

ками о том, какое решение вынес бы по данному вопросу суд,

это обеднило бы и само общество, и его правовую систему.

Отвергая первую модель, мы исходили из предположения, что

когда гражданин следует собственному мнению, сам этот факт,

а также те аргументы, которые он при случае приводит в под-

держку своего мнения, помогают прийти к наилучшему воз-

можному судебному решению. Это остается верным даже в том

случае, если в момент совершения действия шансы граждани-

на на благоприятное решение суда были невелики. Не следует

также забывать, что пример данного гражданина не исчерпы-

вает своего значения с принятием судебного решения. Сло-

жившаяся у нас практика требует критического осмысления

судебного решения как профессиональными юристами, так и

преподавателями в школах права, и здесь данные о несоглас-

ных могут стать бесценным вкладом.

Разумеется, человек должен учитывать последующие дей-

ствия суда, когда решает, благоразумно ли ему будет поступить

в соответствии с собственным мнением. Возможно, его по-

ступки повлекут за собой тюремное заключение, банкротство

или публичный позор. Но для нас важно отделять соображе-

ния благоразумия от вопроса о том, что этому человеку надле-

жит делать как хорошему гражданину? Мы пытаемся выяснить,

как следует поступить с ним обществу, если суд сочтет, что его

мнение было неверным; следовательно, мы должны спросить:

что он вправе делать в тех случаях, когда его мнение отличает-

290

ся от мнения других людей? Мы просто уйдем от вопроса, если

предположим, что правильное поведение с его стороны зави-

сит от его догадок, как с ним поступит общество.

Следует также отвергнуть и вторую модель, согласно кото-

рой в случае неясности закона гражданин может поступать по

своему разумению, если только высшая судебная инстанция не

решит, что он поступает неправильно. В этом варианте не учи-

тывается тот факт, что любой суд, в том числе и Верховный

Суд, может отменить свое собственное решение. В 1940 г. Вер-

ховный Суд признал конституционным закон штата Западная

Виргиния, согласно которому учащиеся должны отдавать честь

государственному флагу. В 1943 г. Суд отменил свое решение и

постановил, что такой закон все же является неконституцион-

ным. В чем же состоял гражданский долг тех, кто в 1941 и

1942 г. по соображениям совести отказывался отдавать честь

флагу и считал решение Суда 1940 г. неверным? Едва ли можно

утверждать, что их долг был подчиняться первому решению.

Они считали, что совесть не позволяет им отдавать честь флагу,

а также полагали, и не без оснований, что никакой из законов,

имеющих юридическую силу, этого от них не требует. Впоследс-

твии Верховный Суд решил, что в этом они были правы. Суд не

просто постановил, что после принятия второго решения отказ

отдавать честь флагу не является преступлением; Суд решил

(как почти всегда бывает в подобных случаях), что это не было

преступлением и после принятия первого решения.

Кто-то скажет, что граждане, отказывавшиеся салютовать

флагу, должны были выполнять первое решение Суда и в то же

время вести работу в законодательных собраниях, добиваясь

отмены этого закона, а также должны были через суды искать

возможность еще раз оспорить закон, не нарушая его на прак-

тике. Возможно, такая рекомендация могла бы показаться

уместной, если бы вопрос не касался соображений совести

поскольку тогда можно было бы утверждать, что ради установ-

ленного порядка стоит запастись терпением. Но вопрос казал-

ся соображений совести, и если бы лица, не желающие салю-

товать флагу, временно согласились подчиниться этому закону,

они понесли бы невосполнимый ущерб, так как им пришлось

бы делать то, что совесть им запрещает. Одно дело — сказать,

что человек должен иногда поступать вопреки велениям совес-

ти, если знает, что этого требует закон. И совсем другое де-

ло — сказать, что он должен поступать вопреки велениям со-

вести, даже если у него есть основания считать, что закон это-

го не требует, но это необходимо только потому, что он

причинил бы некоторые неудобства своим согражданам, если

бы попытался самым прямым, а, возможно, и единственным,

способом доказать, что прав он, а они ошибаются.

291

Поскольку суд может отменить собственное решение, те

причины, по которым мы отвергли первую модель, имеют силу

и в случае второй модели. Если бы не давление со стороны не-

согласных, мы не имели бы такого яркого свидетельства в

пользу того, насколько неправильным считается судебное ре-

шение против этих несогласных, а проявления негативного от-

ношения, безусловно, имеют важное значение при оценке пра-

вильности этого судебного решения. В противном случае воз-

растал бы риск, что нашей жизнью будут управлять нормы,

нарушающие провозглашаемые нами принципы.

Эти соображения, на мой взгляд, вынуждают отказаться от

второй модели, но, возможно, кто-то захочет заменить эту мо-

дель некоторым ее вариантом. Как только, будут утверждать

они, Верховный Суд постановил, что некий уголовный закон

имеет юридическую силу, граждане обязаны подчиняться это-

му решению, если только у них нет оснований полагать, что

данное решение Суда не просто представляет собой плохой за-

кон, но что Верховный Суд, вероятно, отменит это свое реше-

ние. С этой точки зрения, граждане из Западной Виргинии, не

желавшие салютовать флагу в 1942 году, поступали правильно,

потому что вполне могли ожидать, что Суд изменит свое реше-

ние. Но если Суд признает конституционными такие законы,

как закон о призыве, было бы неправильно и дальше возра-

жать против этих законов, поскольку очень невелика вероят-

ность того, что Суд в ближайшее время изменит свое решение.

Однако и это предположение приходится отвергнуть. Ведь,

коль скоро мы говорим, что гражданин вправе следовать свое-

му пониманию закона, даже если считает, что суд, по всей

вероятности, вынесет решение не в его пользу, то у него нет

никаких реальных оснований поступать иначе из-за того толь-

ко, что одно такое решение уже имеется.

Таким образом, по-видимому, наиболее справедливая форму-

лировка общественного долга гражданина нашей страны содер-

жится в третьей модели или в модели, очень близкой к ней.

Гражданин обязан подчиняться закону, а не чьему-то личному

представлению о законе, и он не поступает нечестно, когда дей-

ствует согласно собственному продуманному и взвешенному

мнению о требованиях закона. Позвольте мне еще раз повторить

(так как это очень важный момент): это совсем не то же самое,

что сказать, будто человек может вообще не обращать внимания

на решения суда. Доктрина о прецеденте составляет существен-

ную часть нашей правовой системы, и потому стремление следо-

вать закону, не может быть разумным, если не признать за судами

в целом права своими решениями изменять закон. Но если во-

прос касается фундаментальных личных или политических прав

и если есть основания полагать, что Верховный Суд допустил

292