Чубаров И.М. (ред., сост.) Антология феноменологической философии в России

Подождите немного. Документ загружается.

ЛЕВ

САЛАГОВ

ское и практическое зедение. Потеря

статуса,

которую претерпело благо,

ведет

конце концов к

тому,

что его место стремится занять слово-эрзац. «Ценность»,

импортированная из экономики, есть caput mortuum когда-то живого поня-

тия»

. Ценность, понимаемая как нечто объективное, не может иметь реально-

го существования, она

значима,

и тем самым объективна. Работа Салагова по-

священа одному из возможных регионов значимости - теоретическому, в кото-

ром рассматривается понятие истины (два

других

могут

быть связаны соответ-

ственно либо с этической, либо эстетической значимостью). Несмотря на то, что

диссертация защищалась в Гейдельберге, где с 1903 года ординарным профес-

сором был Виндельбанд, ас 1916 в качестве его преемника - Риккерт, она носит

критический характер в отношении «философии ценностей», оперирующей по-

нятием долженствования, опираясь при этом на соответствующие положения

Больцано

и Гуссерля.

Если попытаться кратко сформулировать позицию Салагова в отно-

шении

понятия значимого, то можно было бы сказать, что сфера значимого,

независимая от реального существования, имеет не аксиологический (область

«должного»), а онтологический характер (регион «идеального бытия»). «В от-

личие от Гуссерля, который развивал онтологию идеального, Риккерт не под-

чинял

логическое и, аналогично, ценностное бытию. Как преодоление плато-

низма

звучат

его слова: «Логическое не

существует,

значит

(gilt)»·

Хотя

основная

тенденция на разграничение с психологическим была единой, наука

ценностей для Риккерта на этой ступени онтологически недоступна и мыслится

как

серьезная оппозиция гуссерлевской концепции фундирования ценности в

бытии», - пишет современный историк философии." Этическая феноменологи-

ческая философия ценностей, развивавшаяся Шелером и Николаем Гартманом,

также сохраняет основное положение Гуссерля о том, что значимость этических

ценностей фундирована их идеальным бытием. Главное же отличие концепции

значимого у Л. Салагова от той роли, которую это понятие играет у Гуссерля,

состоит, на наш взгляд, в том, что если у второго оно в теоретическом плане,

по-видимому, соответствует понятию истинности,

фундированной объек-

тивным положением дел в сфере идеально-логического бытия, и это положение

дел, в силу своей возможности, имеет познавательную ценность, то Салагов

стремится, скорее, к снятию подобного конкретного акцента с понятия значи-

мости, в

результате

чего в сферу значимости попадают все выражения, часть из

которых

;

имея смысл,

могут,

однако, не иметь предмета, а тем самым и познава-

тельного значения.

Hermut

Kuhn,

«Das

Gut», in Krings et al. (hrsg.), Handbuch philosophischer Grunbegriffe,

München

1973, S. 671.

(Цит.

по:

Schnädelbach

«Philosophie

Deutschland

1831-1933».

Frankfurt

Main,

1991.

S. 199.)

Wuchterl,

Bausteine

einer

Geschichte

der

Philosophie

des 20.

Jahrhunderts.

Bern;

Studgart;

Wien,

1995. S. 131.

«Неизменность относится не к фактическому, а к идеальному. Не «достоверность

суждения

неизменна» ..., а именно значимость, или истина» («Logische Untersuchun-

gen.

Erster Band. Prolegomena zur reinen Logik».

Husserliana

XVIII. S.

136.

Anm.

Ср.

прим.

21 к работе «О понятии значимого в современной логике» в настоящем

издании.

241

III.

КРИТИЧЕСКАЯ

РАЗРАБОТКА

ФЕНОМЕНОЛОГИИ

В отношении критики психологизма и «теории примата практического

разума в логике» Л. Салагов достаточно близок марбургской школе неоканти-

анства, хотя лишь в части, касающейся истолкования кантовской философии

можно найти намеки на «поиск оснований» в смысле «трансцендентального

метода».

В адрес Наторпа и Кассирера в работе не содержится ни одного упрека

(исключение составляет лишь Коген). Риккерту после

выхода

в свет

«Логических исследований» пришлось заняться реформированием своих преж-

них взглядов, Наторп же мог лишь приветствовать появление «Пролегомен».

Но

если вернуться к

Гуссерлю

и задаться вопросом, были ли для Л.

Салагова «Логические исследования» той «работой прорыва», «не концом, а

началом», как их характеризовал сам Гуссерль во введении ко второму изданию

(1913), то на это придется ответить отрицательно. Феноменология не была вос-

принята

как новая философия, философия смысла, способная выйти за пределы

задач обоснования науки. За «Логическими исследованиями» было признано

лишь критическое, негативное значение, в то время как «новой философией»

признается «критицизм, присутствовавший в великих системах нового времени

до Канта, но более отчетливо, хотя еще не вполне ясно и полно, выраженный

лишь этим последним, а дальнейшее развитие получивший в системе Фихте,

Шеллинга, Гегеля и в наше время у Германа Когена».

Но и самому основате-

лю феноменологии понадобилось довольно много лет, чтобы понять, что он

собственно

хотел

сказать этой книгой.

Шпет, например, воспринимал феноме-

нологию в несколько иной ситуации, хотя бы потому, что сам стажировался в

Геттингене, в обстановке, когда феноменологическое движение в Германии уже

набрало полную силу, появились новые работы Гуссерля, в том числе и новое

переработанное издание «Логических исследований».

Тот интерес, который сразу пробудила к себе феноменология, для ис-

тории русской философии показателен еще в одном отношении. Речь идет о

стремлении ряда отечественных мыслителей в конце XIX - начале XX вв. обра-

зовать в российском дискурсивном пространстве область независимого,

«чистого»

философствования. Так С. Гессен писал в своей рецензии на перевод

«Пролегомен»: «Нужно ли указывать на громадное философское и общекуль-

турное значение такого исчерпывающего обоснования независимого и самодо-

влеющего значения гносеологии как особой науки, ничему не служащей и себя

самое оправдывающей?

Ведь

настоятельная необходимость освобождения фи-

лософии

от разного рода служений и сознания автономного значения ее задач

признается решительно всеми, кому дороги

судьбы

русской философии». Г.

Шпет,

в свою очередь, писал, что предшествующая русская философия «не

познала себя как философию свободную, не подчиненную, философию чистую,

Рецензия

Л.

Салагова

По поводу перевода «Логических

исследовании»

Гуссерля (см.

настоящее

издание).

«Что

касается

II-го

тома

моих

Логических

исследований,

то между

мной

и им про-

легает

7 лет,

наполненные

работой.

продвинулся

намного

дальше

научился

луч-

ше

понимать

самого

себя:

смысл

«феноменологического

метода»,

которому

я de

facto

следую

(в

целом

довольно

четко)

и то, что я

вообще

хотел

сказать

этой

книгой»

(Письмо

Наторпу

от 19.12.1908

(Husserl.

Briefwechsel.

Bd. V. S. 103).

242

ЛЕВ

САЛАГОВ

философию-знание,

философию как искусство».

Нам представляется,

что

этим

стремлением

независимому философствованию продиктована

и та

настойчи-

вость,

которой

Л.

Салагов отстаивает область значимости

как

автономную

сферу исследования.

Л.

Салагов продолжал

дальнейшую разработку своих собственных

взглядов

на

задачи философии, которые нашли свое выражение

статье

«Гносеология»

онтология,

само название которой достаточно красноречиво

за

себя говорит. Впрочем, основные черты

его

концепции проступают

уже в по-

следней части

его

диссертационной работы. Необходимо отметить,

что

если

бы

задачи феноменологии, сводились только

построению системы «чистой логи-

ки»,

то те

положения, которые высказаны

заключительной части работы

«О

понятии

значимого

современной

логике»

были

бы

вполне правомерны,

так

как

они во

многом

соответствуют

тому,

что

говорит

сам

Гуссерль

об

этой

«номологической науке научного мышления вообще». Если оставить

стороне

«Пролегомены

чистой логике»,

то и во

втором томе

«Логических

исследова-

ний» можно найти достаточно высказываний, которые формально соответ-

ствуют

тому,

на чем

настаивает

конце своей работы

Л.

Салагов. Так, напри-

мер,

в § 29

Первого исследования («Чистая логика

идеальные значения»)

Гус-

серль пишет:

«Там,

где

науки развивают систематические теории,

где

они вмес-

то того, чтобы сообщать только

ходе

субъективного исследования

обосно-

вания,

предлагают

зрелый плод познанной истины

как

объективное единство,

там никогда

нигде

не

говорится

об

актах суждения

или

представления

и по-

добных психических

актах».

Достаточно сопоставить

это

положение

выска-

зыванием:

«Для

дескриптивно-психологического (чисто феноменологического)

способа рассмотрения

нет

ничего кроме паутины... интенциональных актов»,

чтобы прояснились

те

основания, исходя

из

которых

Л.

Салагов полагает,

что

чистая логика не нуждается

феноменологии.

В.

Куренной

Лев Салагов

понятии значимого в современной логике

Введение

Кант

в свое время говорил о юристах, что они все еще ищут дефи-

ницию

сущности своего главного понятия - понятия права. Это еще в

большей степени относится к философам, которые все еще мучаются и

бьются над вопросом, поставленным

Пилатом

перед

Христом,

—

«Что

есть

истина?» На протяжении столетий и тысячелетий эта великая проблема

Г. Г.

Шпет.

Сочинения.

М., 1989. С.

51.

«Спор

психологизмом»

Германии также носил не только

сугубо

теоретический

характер

и его

вполне можно было

бы

описать

терминах социологии

знания.

До-

статочно вспомнить

об

инициативе Риккерта против закрытия философских кафедр

передачи

их

психологам.

Это

заявление было подписано

107

философами

(в том

числе

Гуссерлем)

(

Zeitschrift

für

Philisophie

und

philosophische

Kritik

151

(1913).

233.).

"HusserlianaXlXJl.S.

98.

Ibid.,

(приведен вариант первого издания).

243

III.

КРИТИЧЕСКАЯ РАЗРАБОТКА

ФЕНОМЕНОЛОГИИ

стоит перед человечеством, гениальнейшие представители которого посвя-

тили свою жизнь

ее

разрешению.

Но

Сфинкс

сущности истины остается

Сфинксом.

понятие значимого,

таким

трудом

достигнутое

настояще-

му времени, претендует

на

разрешение этой загадки. Истинное есть значи-

мое

это основоположение, которое отстаивается рядом выдающихся мыс-

лителей современности. Прежней вопрос

об

объективном бытии сейчас

от-

вергается

как

вопрос метафизический

заменяется другим: вопросом

об

объективной значимости. Такая постановка вопроса впервые обнаружи-

вается, по-видимому,

Наукоучении

Больцано,

значительнейшем, как было

недавно сказано

{Husserl,

Logische

Untersuchungen I,

1900, S.

225), произведе-

нии

мировой литературы.

наше время наиболее основательно понятие

значимого разработал

Гуссерль,

позаимствовавший

главную

мысль

Боль-

цано,

термин

Лотце,

который, по-видимому, впервые стал употреблять

слово

«значить»

этом специфическом смысле. Еще раньше подобная

точ-

ка

зрения была выдвинута автором «Прелюдий».

«Метафизика

старом

смысле догматического знания

последних основаниях всей действитель-

ности

нелепость»

(Präludien,

S. 42):

Задача философии состоит

не в том,

чтобы искать вещь саму

по

себе,

а в том

чтобы «установить систему обще-

значимых норм». Насколько

бы ни

было верно

систематической точки

зрения

только

что

приведенное положение,

но

исторически,

соответствии

с ситуацией времени, понятие значимости должно отстаивать свое место

на

поле битвы философии, сражаясь главным образом против

другой

крайно-

сти, заявившей

себе при решении теоретико-познавательной проблемы,

против психологизма. «Генетически-психологический» метод постоянно

оспаривал

«критического» метода право

на

существование. Этот спор

до

сих

пор

продолжает оставаться нерешенным,

раз он

является

подлинном

смысле первым вопросом

на

повестке дня современной теории познания,

противоречия обострились настолько,

что

антипсихологист стал

синони-

мом защитника чистой значимости.

Все же

универсальный закон постепен-

ности

дифференциации

действует

и в

этом пункте.

Мы

видим здесь

во

мнениях

целый

ряд

нюансов

переходных форм. Идеи вообще

большим

трудом

находят

доступ

сознанию человека. Классифицировать

все эти

различия и систематизировать

их

по группам

наша задача.

Общее положение сейчас таково,

что

противников рассматри-

ваемого нами понятия намного больше,

чем его

сторонников.

В то

время

как

первом

случае

мы находим целый ряд систем, которые

большей или

меньшей степени

следуют

смыслу психологизма, взгляды последних далеки

от окончательной систематизации

и в

основном мало разработаны. Такая

расстановка

сил и,

прежде всего, последнее обстоятельство определяет

ме-

тод дальнейшего изложения. Единственно возможный

целесообразный

метод обоснования взглядов, которые еще

не

являются общепризнанными,

- метод полемический, который исходит

из

обычного понимания затраги-

ваемых вопросов

и в

полемике

ним достигает нового понимания. Прежде

всего здесь нужно рассмотреть взгляды, которые

наименьшей степени

требует

признания этого понятия и полностью его игнорируют. В силу того,

244

ЛЕВ

САЛАГОВ

что некоторые писатели* совершенно неспособны освободиться от связей

психологизма, они вообще не отличают понятие значимого от понятия пси-

хического. В настоящее время это направление, которое возглавляют Гей-

манс

Корнелиус,

имеет очень немного последователей. За ним непосред-

ственно

следует

другая

большая группа мыслителей, которые

хотя

и пре-

восходят

намного указанное направление и принципиально признают не-

физическое и непсихическое, но допускают несущее или значимое только в

теснейшей связи с той областью бытия, освободиться от которой им было

сложнее всего: с областью душевных процессов. Значимое понимается здесь

как

законы психических состояний. Своеобразное явление в отношении

понятия

значимого представляет собой так называемая «Теория примата

практического разума в логике». Если она и является стоящим вне психоло-

гизма учением, то она все же сохраняет один негативный момент последне-

го: связь, зависимость значимого от

субъекта.

результате

разбора

всех

этих позиций со значительной ясностью проступают контуры рассматри-

ваемого понятия в той мере, насколько оно разработано к настоящему вре-

мени.

Тем не менее, как было сказано, все исследование было предпринято

только с целью ответить на вопрос об истине и поэтому мы должны рас-

смотреть новый ряд контроверз, которые возникают в этом пункте. Как

выше мы констатировали стремление к психологизации и субъективации

значимости, так и здесь мы имеем

дело

с отрицанием объективности истины

и,

следовательно, с различными видами релятивизма и прагматизмом как

его особым случаем. Это - общая программа дальнейшего изложения, за-

ключать которое

будет

анализ вопроса о познании значимого.

Значимое

психическое

Значимое

психическое.

Ближайшим и упорнейшим противни-

ком

понятия значимого является психологистическое направление теории

познания

в его различных вариантах. Наиболее

грубым

и вызывающим из

них является тот, который это понятие просто не замечает и идентифициру-

ет значимое с психическими состояниями, который считает познание чисто

субъективным процессом, сводящимся только к продуктам моего, нашего

опыта. Оно, таким образом, имеет место только при наличии некоторого

субъекта.

Это взгляды

Гейманса.

Теорию познания он понимает «во всем ее

объеме как психологистическую науку фактов» (Gesetze und Elemente des

wissenschaftlichen

Denkens 1905, S. 32 cp. 72). Она является «химией

сужде-

ний» (S. 26). «Оценку познавательной ценности нашего знания» он выносит

«путем

психологистического исследования (S. 15 ср. 3, 9, 27, 65 и др.).

«Следовательно, логический закон, - говорит

он,

- расположен не наряду с

психическим и не противостоит ему, а внутренне принадлежит этому зако-

ну» (S. 65). Суждения, вообще,

суть

только «индивидуальные психические

явления» (S. 27, 72), это лишь «явления мышления» (S. 24, 44, 72). Вся наука

Или,

вернее, некоторые работы, так как авторы в этом отношении уже эволюцио-

нировали.

245

HI.

КРИТИЧЕСКАЯ

РАЗРАБОТКА

ФЕНОМЕНОЛОГИИ

является

«исключительно комплексом психических явлений определенного

вида, которые мы сами в себе воспринимаем» (S. 23). В

грубо

психологи-

стическом смысле высказываются также

Хефлер

(Grundlehren

der

Logik,

1907)

Липпс

(Logik,

§§ 1-3). Против такого поглощения значимого выступает

Бопьцано.

Конечно, познание выражается нами при помощи определенных

слов («речи»),

«если

благодаря им что-нибудь высказывается или

утверж-

дается, если они,

таким

образом,

либо

истинны,

либо ложны - одно из

двух

- в обычном смысле этого слова, если они (можно было бы сказать и так)

должны быть либо правильны, либо неправильны».* В таком

случае

это -

«высказанное» положение (Satz).

Познание не нуждается в том, что быть

облеченным в форму слов и может оставаться, так сказать, в латентном

состоянии

как определенные мысли, или знания в собственном смысле сло-

ва. Это - «помысленное» положение. Но, кроме того, в обоих

случаях

нуж-

но

отличать от самого процесса высказывания или мышления то, что вы-

сказывается или мыслится. От «высказанного положения» должно быть

отличено само положение или «положение само по

себе».

«Как выше, - пи-

шет Больцано, - в

случае

наименования «высказанное положение» я оче-

видно

отличаю само положение от его

высказывания,

так и в

случае

наиме-

нования

«помысленное положение» я также отличаю само положение от

мысли

нем»

(I, S. 77). Содержание акта познания не совпадает с этим по-

следним.

Больцано

не

устает

повторять эту мысль. «То, что необходимо по-

нимать

под словом «положение» ..., - читаем мы у него, - что мыслится под

положением,

если все еще можно задать вопрос, высказывал его кто-нибудь

или

не высказывал, мыслил или не мыслил, есть именно то, что я называю

положением самим по себе,

то же самое я понимаю под словом положение

том случае, когда я ради краткости использую его без добавления

«само

по

себе»

(I,

S. 77). Очевидно, что в таком

случае

мы перешли границы

эмпи-

рического,

«моего»

процесса познания и оперируем понятием, для которого

наличие

этого последнего несущественно. Поэтому

Больцано

продолжает:

«Следовательно, другими словами, под положением самим по себе я

разу-

мею только такое высказывание, что нечто есть или не есть, независимо от

того облекалось ли оно кем-нибудь в слова или нет, и мыслилось ли оно

только в уме или не мыслилось»

(I,

S. 77). Таким образом, «положение само

по

себе»

никак

нельзя спутать «с представлением, наличествующим в со-

знании

мыслящего существа, равно как и с принятием-за-истину

(Für-wahr-

haltens)

или

суждением»

(I,

S. 78, 112, 114, ср. 108,

S. 327,

III,

S. 9). Поэтому

не

только факт действительного мышления, но

даже

возможность его или

мыслимость положения не существенна для него: «она не

входит

в понятие

положения

как его составная

часть»

(I, S. 92, 99, 104, 124). Но оберегая, с

одной

стороны, понятие положения, от субъективации, от психологизиро-

вания,

необходимо, с

другой

стороны, не менее строго избегать опасности

его метафизического гипостазирования. Положение само по себе «не есть

нечто положенное

(etwas

Gesetztes), которое предполагало бы, следователь-

Wissenschaftslehre.

Sulzbach

1837. Bd. 1, S. 76.

246

ЛЕВ

САЛАГОВ

но,

существование (Dasein) сущности благодаря которой оно полагается» (I,

S. 77). Таким образом, здесь мы имеем дело с элементом, который вообще

не

входит

в сферу субъективного, «мнения», но лежит, наоборот, вне ее.*

Это совершенно объективный момент. И

Больцано

действительно характе-

ризует его именно так. Он говорит, что рассматривает «не явления таких

положений в нашем уме, а только положения сами по себе, т. е. объек-

тивные положения» (II, S. 3). В целом ряде утверждений он противопостав-

ляет положение в субъективном смысле

(«мысль»)

положению в объек-

тивном смысле

(I,

S. 99, 220, 222, 223, 226, 304). Те же самые мысли подробно

излагает и на них основывается в своих «Логических исследованиях» рев-

ностный

последователь

Больцано

Эд.

Гуссерль,

который главным образом и

пробудил интерес к учению мыслителя, всеми давно забытого и неоценен-

ного до настоящего времени.** Противопоставление психического акта и

его содержания или его смысла проходит лейтмотивом через все его пре-

восходные исследования. «Когда я, - читаем мы у него, - высказываю: Три

высоты треугольника пересекаются в одной точке, то это, разумеется, осно-

вано на том, что я так

сужу.

... Но является ли мой акт суждения, о котором

здесь сообщил, также значением, - или, как он говорит в

другом

месте,

«смыслом

([II],

S. 37, 52) или

«содержанием»

([II],

S. 44, 47, 52, 46, 51),

- вы-

сказывания? Является ли он тем, о чем высказывание сказывает ...? Разу-

меется нет (II, S. 43). Ибо в то время как

оно

заключается в психических

переживаниях, то, что высказано в высказывании, не является, безусловно,

ничем субъективным (II, S. 44). «Если я, - повторяет он ту же

самую

мысль

еще раз, - выношу суждение: Если сумма

углов

какого-либо треугольника

не

равна 2 R, то и аксиома о параллельных прямых неверна», - в таком слу-

чае то, что я сказал «не является моим психическим актом гипотетического

предполагания, хотя, разумеется, я должен был его выполнить, чтобы иметь

возможность действительно говорить, ...

напротив,

в то

время,

как

этот

субъективный

акт был

сообщен,

объективное

идеальное

получило

выраже-

ние, а

именно

получила

выражение

определенная

гипотеза

со

своим

понятий-

ным

содержанием,

которая

может

выступать

многочисленных

возмож-

ных

переживаниях

мышления

как то же

самое

интенциональное

единство»

(II,

S. 45, курсив мой). Мы имеем здесь дело с двумя совершенно различны-

ми

моментами, с реальным (reellen) и, как выражается

Гуссерль,

идеальным.

Действительно, в обоих

случаях

налицо совершенно гетерогенные харак-

терные черты. Рассмотрим, например, такое арифметическое положение,

как

2x2 = 4.

Пока

мы имеем в

виду

наше суждение, что 2x2 = 4, как соот-

ветствующий акт

познания,

мы имеем перед собой определенный факт, а

именно

факт психический, реальность, которая определена во временном

* На это указывает оборот

«само

по

себе»,

который, очевидно, связан с кантовским

влиянием

и который стремится подчеркнуть тот же характер независимости от вся-

кого субъективного, психологического единичного, который относится и к понятию

вещи самой по себе.

"См.

Pu/dgui, Kant und Bolzano. 1902. Введение.

247

III.

КРИТИЧЕСКАЯ

РАЗРАБОТКА

ФЕНОМЕНОЛОГИИ

отношении

и произведена каузально. Но если мы переходим к его содержа-

нию,

или к данному математическому положению, то нам тут же становится

ясно,

что абсурдно приписывать ему временность, каузальность. Бессмыс-

ленным

должно показаться такое утверждение, во-первых, потому, что по-

ложение 2x2 = 4, как и всякое математическое положение вообще, не имеет

никакого

отношения ко времени (ср.

blatorp,

Soziale

Pädagogik,

1899. S. 18).

Результат 2 χ 2 не равен 4 в данный момент и не был ему равен также вчера

или

в какой-нибудь определенный промежуток или момент времени. Все

существующее во времени в определенный момент прекращается. Но мате-

матические величины вообще не начинали когда-либо существовать и они,

просуществовав какое-то время, не

уходят

в небытие.* Не было времени,

когда бы 2 χ 2 не равнялось бы 4 или стало бы в таком

случае

однажды рав-

но

4, и такое время никогда не наступит. Было бы также неправильно ска-

зать, что это равенство

существует

«постоянно», «во всякое время»,

«всегда».

«Положение значимо

(gilt)

во всякое время, - говорит

Наторп

(Soz. Päd., S. 18), - поэтому в его всеобщем выражении не требуется обраще-

ния

к временному определению».

С таким же правом можно было бы в

таком

случае

сказать, что оно [равенство] не

существует

«никогда», в том

смысле, что оно

существует

вне сферы этих определений: «раньше»,

«позже»,

«всегда»,

«никогда», или, точнее,

существует

независимо

от них,

вневременно.

Содержание этого положения совершенно

чуждо

временному

моменту, что и выражается философами посредством слова вечность.

«Эта

независимость от всякого времени, - говорит

Лотце

(Logik,

1874, S. 502), -

проявляющаяся

в сравнении с тем, что возникает и исчезает во времени, не

может быть, пожалуй, выражена иначе, чем предикатом вечность, отри-

цающим временность и власть времени».** Было бы также бессмысленно

сказать, что это отношение равенства

между

двумя частями выражения

производится каузально. Вопрос о причине равенства

двух

частей положе-

ния

2x2 есть 4, имеет такой же смысл, как вопрос о том вкусна ли Мадонна

Рафаэля

или из чего изготовлена девятая симфония

Бетховена.

Потому что

здесь мы вообще не имеем дело с какой-либо реальностью, с чем-то су-

ществующим, действительным. «Положение в себе, - читаем мы у

Больцано

(1,

S. 78), - не есть нечто

существующее».

Положения вообще «не имеют

никакого

действительного существования (Dasein), т. е. они не являются

ничем

таким, что пребывает в каком-либо месте, в какое-либо время или же

имеет характер чего-то действительного» (I, S. 112, II, 196, S. 328).

Больцано

См.

Ricken, Zwei

Wege

der Erkenntnistheorie. Kantstudien. B. XIV. S. 201.

См.

также

Husserl,

I, S. 142: «Независимость от времени, обстоятельств, личностей,

образов, индивидуумов и видов». [Не совсем точное цитирование. Этот фрагмент

полностью выглядит так: «Именно эту настоящую необходимость противоречия

логический абсолютист и приводит как доказательство в пользу

«вечности»

таких

законов.

Что здесь понимается под вечностью? Только то обстоятельство, что каж-

дое суждение, независимо от времени и обстоятельств, от личностей и видов,

«связано» чисто логическими законами»

(Логические

исследования,

СПб., 1909.

С.

123).]

248

ЛЕВ

САЛАГОВ

ограничивается здесь негативным выражением и отрицает в этом

случае

существование, действительность. Впервые, по-видимому, специальный

термин позитивного характера, выражающий ту же самую мысль, мы

встречаем у

Лотце

(Logik,

S. 500), который пришел к ней совершенно неза-

висимо от

Больцано

(имя которого вплоть до последнего десятилетия оста-

валось совершенно неизвестным в литературе) и развил ее с полной яс-

ностью. Вещи, говорит он,

существуют,

процессы происходят, «но положе-

ние

не

существует,

как вещи, не происходит, как события, ... его действи-

тельность состоит в том, что оно значит

(gilt)»

(S. 500, 499, 504, 508, 509).

Как

Больцано,

Лотце

тщательно отмежевывается от психологистического

толкования

своих мыслей. «Представления, - говорит он, - поскольку мы

их имеем и схватываем, относятся к действительности в смысле события,

они

происходят в нас, ибо как проявления деятельности представления они

никогда не являются покоящимся бытием, но длящимся становлением. Од-

нако

их содержание, поскольку мы рассматриваем его отдельно от деятель-

ности

представления, которую мы на него направляем, в таком

случае

больше не происходит, но оно и не

существует

так, как

существуют

вещи, а

оно

только

значит»

(Logik,

S. 500). То же противопоставление стремится

подчеркнуть в своих размышлениях и

Виндельбанд.

«Вечное, вневремен-

ное

- то, что значимо, без необходимости

быть»

(Präludien,

1903, S.

393).*

О времени и каузальности речь может идти только в отношении нашего

познания,

наших актов схватывания, благодаря которым мы постигаем это

положение, что 2x2 есть 4. Я познаю его, разумеется, в определенный мо-

мент времени и вследствие определенной причины, например, сообщения

учителя. Я знал это вчера, на занятии, когда занимался арифметикой, но

после того, как я это услышал, соответствующая мысль ушла, но математи-

ческое положение не исчезло вместе с этим, как и раньше оно не возникло.

«Акты

счета возникают и исчезают, в отношении чисел о такой же смысло-

вой последовательности (Sinnfolge) сказать нельзя

(Husserl

I, S. 171;

Rickert,

Kantstudien XIV, S. 197 и 199). Данное мое суждение и его содержание, это

математическое положение, принадлежат, очевидно, к

двум

совершенно

различным областям. «Числа, суммы и произведения чисел, - говорит Гус-

серль,

- не

суть

случайные, протекающие то здесь, то там акты счета, сум-

мирования,

умножения и т. д. Само собой разумеется они отличаются и от

представлений, в которых они когда-либо представлялись.

Число

«пять»

не

есть мое или чье-нибудь еще исчисление пяти, это также и не есть мое или

чье-нибудь еще представление «пяти»»(1, S. 170). Число 12 есть сумма 5 и 7,

но

мое представление 12 не сумма моих представлений 5 и 7. 5 есть резуль-

тат деления 45 : 9, но ни один разумный человек не

думает,

что наше пред-

ставление 5 есть

результат

деления нашей мысли 45 на мысль 9

(Гуссерль

S. 171 f., 172, 184). Содержание моего суждения совершенно независимо от

моего акта утверждения (Bejahung)

этого содержания. Когда я еще не

умел

См.

также

Husserl,

II, S. 101; и

Rickert,

Zwei

Wege

usw. S. 197: «Не

действительность,

психическая

или

физическая».

Ср. S. 197 f. и 203.

249

III.

КРИТИЧЕСКАЯ

РАЗРАБОТКА

ФЕНОМЕНОЛОГИИ

считать, это положение, что 2x2 есть 4, уже было значимо. Заблуждением

является указание на то, что до того, как я обучился

счету,

эти операции

уже проделывались другими и именно здесь реализовывались эти матема-

тические величины. Все эти факты, однако, не имеют никакого отношения к

положению самому по себе. Оно значимо независимо от

всех

этих фактов,

независимо от того, знает ли о нем какое-либо сознательное существо во-

обще. В то время, когда наша Земля представляла собой бесформенную

текучую

массу, и многое миллионы лет после того, пока человеческая куль-

тура

не достигла наконец такой сравнительно высокой ступени, на которой

возникли

зачатки математического знания, математическая истина, кото-

рую мы привели в качестве примера, уже была значима. И, с

другой

сторо-

ны,

после того, как наша планета вернется в то состояние, из которого она

возникла,

когда никто не сможет больше мыслить и познавать, что 2x2 = 4,

это положение, беззаботно пройдя ряд тысячелетий,

будет

безразлично взи-

рать на смену времен,

будет

иметь смысл , «значить». «Сложный закон

(Satz) теории чисел, - говорит

Виндельбанд,

- был истинен задолго до того,

как

его помыслил или доказал какой-либо математик» (Der

Wille

zur

Wahr-

heit 1909, S. 25). Этот факт его значимости до момента возникновения мате-

матической науки, равно как и после «конца

всех

вещей», не означает, что 2

χ 2 было бы равно 4,

«если

бы люди научились считать раньше, чем это

произошло в действительности» или

«если

бы наш мир вновь возник, и

вновь возникли бы существа, способные считать». Все эти обстоятельства

несущественны для положения как такового.

«Даже

когда мы его не мысли-

ли,

оно было значимо, и оно

будет

значимо независимо от всякого сущего,

от вещей, точно так же, как и от нас, независимо от того возникнет ли оно в

действительности .... становящегося мышления» (Lotze,

Logik,

S. 503). Что

наши

представления о математических элементах не совпадают с последни-

ми,

становится ясным также из того, что различные операции, которые к

ним

применимы, не имеют к первым никакого отношения. Дробь может

быть сокращена, любые цифры перемножены, возведены в квадрат, в

третью

степень, но говорить о подобных операциях в отношении соответ-

ствующих представлений, означает, очевидно, иметь в

виду

бессмыслицу

(Unsinn).

У нас есть мысли о

круге

и квадрате, но эти мысли не круглы и не

квадратны... Мы знаем о бесконечно больших и бесконечно малых величи-

нах, но таковыми не являются наши мысли о них. * Наши акты познания

как

психологические явления

могут

многократно возникать и выражаться

то в одной, то в

другой

форме. Когда я имею в

виду,

что 2 χ 2 = 4, то в моем

сознании

появляется соответствующий зрительный образ этих знаков или

звуковой образ соответствующих слов: два, четыре и т. д. (психология вы-

деляет здесь, как известно, различные типы). Возникают различные ассо-

циативные образы, например два глаза или две руки человека и т. д. Но все

* На это противопоставление совершенно ясно указал уже

Мальбрапш,

см.

Cassirer,

Erkenntnisproblem in der Philosophie und

Wissenschaft

der neueren Zeit. Bd. II, 1907,

S. 491 f.

250