Чиркович С.М. История сербов
Подождите немного. Документ загружается.
турецких властей появились сарафы— менялы из числа евреев, которые в конце XV в., будучи
изгнанными из Испании, в большом числе переселились на территорию Османской империи.
Существенные перемены затронули и общественные верхи. Если мелкие дворяне имели
возможность сохранить свои владения, приняв на себя обязанности спахий, то члены династии и
вельможи выехали из страны до прихода турок. Так поступила семья последних деспотов;
отдельные же феодалы нашли себе пристанище на землях, полученных в знак султанской милости,
далеко от своих прежних владений. От сербской династии осталась царица Мара (ум. 1487), дочь
деспота Джураджа Бранковича, бывшая супруга султана, которая в большом почете жила в своем
имении с центром в Ежеве (ныне Дафни близ Афона). Под ее защитой находились не только
родственники, как сестра Кантакузина и племянница Елена, но и некоторые из воевод деспота
(Оливер Големович, Фома Кантакузин). Некоторые нашли себе пристанище, приняв монашество в
одном из афонских монастырей (Гргур Бранкович, воевода Радич).
К деятельности церкви в лице священства, монашества и многочисленных и некогда богатых
церковных учреждений турки относились терпимо, уважая ее веру. Церкви была предоставлена
возможность продолжать свою миссию, но, как мы увидим позже, в гораздо более трудных
условиях. Непосредственно после завоевания турки изымали в городах и крепостях церковные
постройки и приспосабливали их к нуждам мусульман.
Бегство, переселение, расселение
После установления османского правления на территории бывшего сербского государства
продолжились начавшиеся ранее массовые перемещения населения. Большую часть миграций
невозможно проследить по документам, но можно определить по результатам, ставшим с
течением времени очевидными. Это прежде всего касается передвижений в северном направлении,
что привело к большей заселенности тех областей, которые были наиболее удалены от путей, по
которым двигались турки. Подобные передвижения лишь частично отражались в документах.
Показателен пример населения Ковина — центра венгерской жупы, расположенного на левом
берегу Дуная близ Смедерево. Сербы попали в Ковин ранее, покинув территорию Сербии, а в 1439
г. во время осады Смедерево массово бежали в центральные области Венгрии. Там им было
выделено для расселения оставленное жителями местечко на острове Чепель, которому они дали
название своего прежнего места проживания — Рацкевы (Сербский Ковин).
Еще до окончательного завоевания Сербии турки часто угоняли людей в рабство, нередко в
Малую Азию. После битвы под Никополем они переселили жителей поселения Святого Димитрия
на Саве (Сремска-Митровица) в Брусу. Вовремя крупных походов в плен захватывалось
множество мужчин и женщин. Согласно донесениям из Константинополя монахов-францисканцев,
следивших за судьбой христиан, доставленных в Анатолию, лишь в 1438 г. из Сербии было угнано
в рабство более 60 тысяч человек. Из всей же Юго-Восточной Европы за два бурных военных года
(1439 – 1440) уведено в плен 160 тысяч человек, а за семь лет (1436 – 1442) – более 400 тысяч.
Францисканцы были осведомлены о больших потерях при этапировании пленников: в 1440 г. из 7
тысяч угнанных из Сербии 3 тысячи умерли от холодов или стали добычей диких зверей.
Переселения на Восток продолжились и после завоевания Балканских стран. В 1466 г. жители
Охрида были переселены в Константинополь, наследующий год та же участь постигла жителей
города Ново-Брдо. В 1521 г. после взятия Белграда большая часть городского населения была
также выселена в Константинополь; память о переселенцах здесь хранит название «Белградский
лес».
Когда граница Империи окончательно установилась по рекам Сава и Дунай, началась своего
рода война за население, которую можно сравнить с войной за территорию. Турки продолжали
предпринимать захваты населенных пунктов по ту сторону границы и уводить людей в плен. В
1462 г. венгерский король Матьяш Корвин в одном из писем с недовольством отмечал, что за три
предыдущих года из его государства было угнано 200 тысяч человек. Осознавая наносимый ему
ущерб, он упорно старался изменить ситуацию, в том числе прибегая к методам турок. Каждое
вторжение на их территорию сопровождалось ее разорением и захватом людей в плен.
Матьяш Корвин приглашал к себе и принимал вельмож и военных из Сербии, наделяя их
землей и раздавая важные должности в армии, в основном в легкой коннице, состоявшей главным
образом из перебежчиков. К нему на службу перешли и позднее прославились деспот Вук
Гргуревич — внук деспота Джураджа, братья Йован и Дмитар Якшичи, Милош Белмужевич и др.
После смерти деспота Бука (1485) король пригласил из Штирии Джордже и Йована, сыновей
слепого Стефана Бранковича. Джордже он даровал титул деспота, который впоследствии получил
и Йован. Бранковичи владели землями в Среме с центром в Купинике — городе на берегу Савы.
Самое массовое переселение произошло в 1480 — 1481 гг., когда королевская армия, в
сопровождении представителей сербской знати, переправилась через Дунай к востоку от
Смедерево и дошла, разоряя все на своем пути, до Крушеваца. При возвращении венгерской
армии за ней в первый раз ушло 60 тысяч человек, а во второй — 50 тысяч. Все они были
расселены на территории Баната и Поморишья. Наряду с этими цифрами в донесениях
упоминается большое количество повозок с семьями и имуществом переселенцев, говорится и о
трудностях, возникавших в пути вследствие непогоды, а также при переправе через Дунай.
Миграции меняли демографическую ситуацию не только в тех областях, куда люди
переселялись, но и там, откуда они уходили, где возникали огромные пустые пространства,
которые необходимо было заселять. Устремившееся в Венгрию население Восточного Поморавья,
судя по всему, прожило в этой области всего какой-нибудь десяток лет, будучи переселенным
туда после очередной войны, вызвавшей образование демографических пустот.
Король Матьяш был вынужден оправдываться за военные переселения и просить прощения у
папы римского, так как некоторые командиры отказывались уводить людей в плен. Стремясь
заселить опустевшие пограничные районы, он требовал, чтобы местное население принимало
переселенцев в свою среду, хорошо с ними обращалось и уважало их веру. Еще ранее они были
освобождены от уплаты церковной десятины. Король также настаивал, чтобы мужей или жен,
уведенных турками в рабство, считать умершими и чтобы тем самым их супруги могли вступать в
новый брак и оставить потомство.
Земли, все более опустошаемые в связи с переселениями, должны были заново заселяться.
Приходно-расходные книги второй половины XV в., содержащие описание сербских областей,
свидетельствуют о том, что пустоты заполнялись скотоводами-влахами, которых переписывали
целыми родами, во главе с их старейшинами — кнезами или примичурами. Горные
скотоводческие области как тогда, так и позднее были неиссякаемым источником человеческого
ресурса для переселений, а также для рекрутирования солдат, необходимых для военной службы и
походов.
То, что наблюдалось в течение полувека на границе, проходившей по Саве и Дунаю,
повторилось и на других ее участках. Следствием продвижения турок к морю (1474, 1479) стало
бегство населения в Южную Италию, которое началось еще раньше вследствие голода и нависшей
турецкой угрозы. Так возникли сербские поселения, сохранившие свои старые обычаи.
Древнейшая народная песня с длинным стихом (бугарштица) о деспоте Джурадже и Сибинянине
Янко была записана в 1495 г. среди беженцев в апулийском городке Джоя-дель-Коле.
После завоевания Сербии крупнейшие миграции населения шли в направлении Боснии, с
которой после 1464 г. временно установилась более или менее четкая граница. Босния оказалась
разделенной на несколько частей: вплоть до 1512 г. под властью Венгрии находилась
Сребреницкая бановина в Северо-Восточной Боснии, а до 1528 г. — и Яяцкая в Западной; под
турецкой же властью помимо центральных ее областей находились горные районы, населенные
скотоводами-влахами.
На территориях, находившихся под властью турок, наблюдались перемещения влахов,
населявших земли, опустошенные войной. Из области Павловичей (Юго-Восточная Босния) влахи
уходили в центральные области (Маглай, Тешань, Жепче), а после завоевания и этих областей
(1512, 1528) они распространились к северу вплоть до Савы, а также к северо-западу (позже этот
край стал называться Боснийская Крайна). Одно семейство из племени Баньяне, расселявшегося в
то время к югу от Дурмитора, оставило рассказ о своих передвижениях — весьма редкий документ,
свидетельствующий о ходе миграции. Пока это семейство проживало на земле Павловичей (в 1485
г. и ранее), старейшиной его был кнез Шайко. В 1489 г. уже в Маглае старейшиной стал его сын
Ноле; в 1516 г. второй сын, Негован, с подчинявшимися ему людьми, жил в соседней Озренской
нахии. Известно также, что в окрестностях Теочацкой крепости обосновались Рудиняне — тоже
влахи, проживавшие на землях герцога.
Еще ранее мощная волна переселений прокатилась в западном направлении, параллельно
берегу моря. В 1436 г. в части владений князя Ханжа Франкопана на реке Цетина одновременно
проживали хорваты, влахи и сербы, и за всеми князь сохранил особые права, которыми они
пользовались при его предшественнике. Существенные изменения в областях, прилегающих к
Далмации, произошли в начале XVI в., когда в ходе турецкой экспансии был основан Клишский
санджак (1537). Тогда под властью турок оказались области, прилегающие к Далмации, и
территории в Лике и Крбаве. Опустевшие земли также населила очередная волна переселенцев-
скотоводов.
Вдоль новых границ происходило то же самое, что и по берегам Савы и Дуная. Соседние
христианские феодалы и командиры отдельных участков пограничной охраны старались любыми
средствами перетянуть население на свою сторону. Из Боснии, а впоследствии и из некоторых
областей Хорватии и Далмации габсбургские военачальники привлекали на христианскую
сторону большие группы населения, численностью от нескольких сотен до тысячи семей, и
расселяли их на опустевших словенских землях рядом с хорватской границей — вдоль большой
дуги от Белой Крайны (окрестности Черномеля) через Жумберак до Виницы (к западу от
Вараждина). Расселение здесь проводилось начиная с 1526 г. до середины XVII в. В отдельных
местах сербские поселения просуществовали до XX в., сохраняя память о своем происхождении.
Когда вначале XVI в., после завоевания Срема и Славонии (1536), турецкая граница
значительно сдвинулась к северу, повторились те же процессы. Подвергшиеся разорению области,
где дольше всего не прекращались военные действия и откуда массово бежали жители, более
активно заселялись скотоводами из южных и восточных районов. Так, Пожегская котловина была
затронута миграцией гораздо сильнее, чем северные районы Славонии, где в значительной
степени сохранилось прежнее население.
Переселения разрушили многие диалектные, культурные и религиозные границы,
существовавшие на протяжении столетий, и одновременно создали условия для постепенного
формирования новых границ. Они привели, с одной стороны, к смешению популяций, а с другой
— к их дифференциации, прежде всего по религиозному признаку. Волнам миграций
сопутствовала, хотя и с некоторым опозданием, волна строительства православных монастырей.
На территории современной Герцеговины, которая была под властью христианских феодалов и
входила в состав православных епархий, только под властью турок число возведенных церквей
значительно возросло. Это были небольшие храмы с «прислоненным сводом» и колокольней в
форме прялки, которые на заказ строили приморские мастера — по образцу старых католических
костелов малого размера. Тогда же было сооружено и несколько крупных монастырских храмов
для нужд церковной иерархии: Тврдош под Требиньем, Житомислич на Неретве, Завала на
Поповом поле, а в глубине территории — храм Святой Троицы в Плевлях, Пива, Николяц (в
Биело-Поле). Пример Герцеговины свидетельствует о том, что мигрировавшие влахи-скотоводы
были более ревностны в религиозном отношении и более сильны экономически по сравнению со
своими предшественниками, жившими под властью христианских правителей.
В сохранившихся документах упоминается, что на территории Боснии в первой половине XVI
в. находились монастыри Тавна, Возуча, Гостович (в Северо-Восточной Боснии), Папрачапод
Зворником, Озрен под Маглаем, Ломница (Северо-Восточная Босния), Моштаница, Гомионица
под Банялукой, а в конце века — Рмань (Хрмань), наиболее удаленный в западном направлении.
Хотя по дошедшим до нас старым документам нельзя установить последовательность
возникновения монастырей, остается очевидным, что наиболее удаленные из них возникали
гораздо позднее — в основном в XVI в. В Сараево, основанном после турецкого завоевания, уже в
1520 г. осуществлялось переписывание сербской богослужебной рукописи.
К этому же периоду времени, очевидно, относятся и монастыри Крка и Крупа (на
одноименных реках) в Далмации; там же находился и монастырь Драгович, насельники которого
вследствие голода ушли в далекую Баранью, где в 1578 г. основали монастырь Грабовац (ныне
территория Венгрии). В Среме, среди многочисленных монастырей трудно выделить те, что
возникли при христианском правлении, и те, что были построены при турках, поскольку случайно
сохранившиеся упоминания о них ничего не говорят о времени их основания. Относительно
Обеды и монастыря святого Луки близ Купиново достоверно известно, что их построили
Бранковичи сразу после 1485 г., как и Крушедол, воздвигнутый в 1509— 1516 гг. Весьма вероятно,
что и Фенек (под Земуном) был основан в конце XV в. В Среме на относительно небольшой
территории возник целый ряд монастырей: Язак, Ремета Великая и Малая, Раковац, Шишатовац,
Гергетег, Кувеждин, Дивша, Врдник, Прибина глава, Карловцы, что и дало основание сравнивать
Фрушку Гору с Афоном. В Славонии и Хорватии монастырей было несравнимо меньше—
Ораховица, Лепавина, Пакра, Марча, Гомирье, и все они возникли после турецкого завоевания,
как следствие волны переселений.
Лишь небольшое число храмов сохранило черты первоначального облика, ориентированного
на старые памятники с моравскими или рашскими стилевыми особенностями. Некоторые из
новых церквей послужили образцом для храмов, строившихся позже. Живопись в целом отвечает
духу старых традиций, как в иконографическом плане, так и в художественном выражении.
Однако на живопись, особенно на иконопись, наряду со старыми памятниками оказали влияние
современные образцы критско-итальянской школы из православных областей, которые
находились под влиянием Италии.
Сербов, переселенных на христианскую территорию, на западном участке упомянутой
пограничной линии присоединяли к Военной крайне, формировавшейся на протяжении XVI в.,
центрами которой стали только что построенный Карловац (1540) и Вараждин. Им выделялась для
обработки земля при условии, что один член семьи будет нести военную службу. Фискальная
система и военная пограничная служба поощряли задруги — большие семьи, которые надолго
останутся среди значительной части сербского народа основой социальной структуры.
В северном направлении интенсивные миграции начались после 1541 г., когда была
окончательно взята Буда, и на венгерских землях до Тисы были созданы санджаки, нахии и
кадилуки. В 1551 — 1552 гг., после завоевания Баната, установилась северная граница Османской
империи. Для переселений сербов большое значение имело и расширение турецкой территории в
направлении Джулы в Трансильвании в 1566 г. Тогда под власть султана попало большое число
сербов, расселившихся в Банате и Поморишье во второй половине XV в.
В Бачке, как и в других ранее занятых западных областях, расселялись скотоводы из горных
районов — причем при поощрении властей. Однако в Банате турки выступали против миграций из
Смедеревского санджака, но поддерживали миграции из Трансильвании и Венгрии. По мнению
турецких властей, народ переселялся в Темишварский санджак по той причине, что подать там
взималась с хозяйства, а не с каждого члена семьи, поэтому они и запрещали переход людей через
Дунай.
В Бачке, заселенной достаточно поздно, мало сохранилось данных о строительстве церквей. В
источниках упоминаются только монастырь Боджани, что на Дунае, и Ковиль, на месте которого
некогда находился монастырь францисканцев. В Банате же, как и в Среме, некоторые церкви и
монастыри появились еще при христианской власти. Известные письменные источники, да и сама
архитектура с ее особенностями, не дают возможности различить постройки христианского и
турецкого периода. На Дунае находился монастырь Войловица, под Арадом — Ходош и Бездин,
под Вршацем — Месич и Шемлюг, у румынской границы — Партош.
Вследствие многих более или менее массовых миграций, продолжавшихся с конца XIV до
конца XVI в., часть сербского народа покинула свою историческую родину и рассеялась по
огромной территории, значительно превышающей территорию средневекового государства в
эпоху его величайшей экспансии. Последующий ход истории показал, что это расселение не было
положительным явлением. Территориально оторванные друг от друга и зачастую перемешанные с
представителями других этносов, сербские переселенцы, особенно после важных перемен конца
XVII в., столкнулись как со спонтанными, так и с планомерно организованными акциями по
колонизации. Вследствие этого некоторые группы сербов, в первую очередь с периферии ареала
их компактного проживания, оказались изолированными и маргинализованными. Слишком
широкое распространение получило еще одно важное последствие — утрата условий для
интеграционных процессов на всей этнической территории. Разные части сербского народа
оказались поставлены в различные условия, и их развитие шло неодинаково. Это выяснилось уже
после отступления турок в конце XVII в., а также неоднократно становилось очевидным
впоследствии.
Варош и касаба. Ориентализация города
Введение единообразного устройства, характерного для Османской империи времен Мехмеда
II Завоевателя (1451 — 1481), стирало многие традиционные различия, уравняв сербские области с
ранее покоренными землями в Болгарии и Византии. Региональные и локальные особенности
проявились лишь при Сулеймане I Великолепном (1520— 1566), когда в рамках обширной
административной деятельности султана-законодателя были составлены кануны (законы) для
отдельных санджаков. Население в этот период все чаще стало ссылаться на старые «законы» и
«обычаи» и иногда бывало услышано. Отличия в законах касались прежде всего податей и
повинностей, не влияя существенно на общее положение подданных султана. Однако опора на
прежнюю фискальную систему на территории Венгрии побуждала население к переезду на север,
что обостряло старые и создавало новые различия.
Если рассматривать османский режим из далекой перспективы и на протяжении всего периода
его существования, то он представляется неизменным, почти окаменевшим. Многочисленные
государственные институты, введенные сразу после установления турецкой власти, сохранились
вплоть до Первого сербского восстания (1804). Но перемены все же происходили, и наибольшую
динамичность османский режим проявил в отношении городов. Чем больше был город и чем
более высоким был его статус в османской административной и военной иерархии, тем быстрее он
менялся — как по составу населения, так и по своему облику. Наряду с военными гарнизонами и
их начальниками, административными и судебными чиновниками, а также исламским
духовенством пришельцы-завоеватели приводили с собой свою челядь и тех людей, которые
составляли их более или менее значительное окружение. Их сопровождали также ремесленники,
необходимые для удовлетворения различных нужд. К числу таковых относилось в первую очередь
строительство религиозных объектов, которое начиналось сразу после прихода турок. С этой
целью они прибегали и к переустройству отнятых у христиан церковных зданий. Минареты стали
характерной чертой облика города, а мечети — центрами в организации городского пространства.
Рядом со старыми христианскими кварталами, называвшимися подградие или варош, появлялись
махалы, получавшие наименование по мечетям.
Уже в первые десятилетия после завоевания и особенно с начала XVI в. высокопоставленные
чиновники стали основывать свои задужбины — вакуфы, которые обычно представляли собой
комплексы мечетей и школ, бань и имаретов (общественных кухонь). Как учреждения вакуфы
имели свой штат и воспитанников и тем самым увеличивали исламский и ориентальный элемент в
городе.
Города менялись не только под влиянием пришельцев-завоевателей; их коренное христианское
население также было подвержено значительной ориентализации. Ремесленников включали в
традиционную османскую систему эснафов (цехов). Данное название вошло в то время в сербский
язык, поскольку объединения ремесленников в период государственной самостоятельности
отсутствовали. Турецкие эснафы прижились в балканских городах, выполняя приблизительно те
же функции, что были у объединений ремесленников в европейских странах, как в отношении
условий труда и производства, так и в отношении нужд ремесленников и их семей.
Городское население было наиболее подвержено искушениям исламизации. Возможно, город
представлял собой ту среду, где обращение в ислам проходило легче. Только этим можно
объяснить четко зафиксированные перемены, происшедшие в XVI в. Так, если в начале века в
городе проживал небольшой процент мусульман, а основное население составляли христиане, то в
конце его количество христианских кварталов города резко сократилось, и мусульманские районы
уже имели значительное численное превосходство. О росте мусульманского и сокращении
христианского населения свидетельствуют как переписи, представляющие собой списки семей, а
не отдельных горожан, так и сама организация городского пространства, в котором доминировали
мусульманские кварталы.
Урбанистическое наследие, доставшееся туркам, представляло собой населенные пункты
нескольких типов. Прежде всего, это древние города, основанные в античную или византийскую
эпоху и давно получившие известность: Белград, Смедерево, Крушевац, Приштина, Ниш, Вучитрн,
Призрен, Ужице, Чачак. Они различались и по размеру, и по темпам роста. Их роль и значение
проявлялись в том статусе, который они получали, — статусе шехера, большого города, или
касабы, скромного городка.
Имевшие важное значение города предшествовавшего периода — приморские города —
частично не попали под турецкую власть, как Котор и Будва, а частично утратили статус города
после 1571 г., когда оказались под властью турок, как Бар и Улцинь. Одновременно сокращалось и
их население, они утратили особую социальную структуру и экономические функции.
Под властью турок стали глубже различия между давно сформировавшимися городами,
административными центрами, и горняцкими поселениями, которые благодаря своим
особенностям развивались иначе. Турецкие власти были крайне заинтересованы в восстановлении
горно-добывающего производства, что обеспечило бы монетные дворы султана массой серебра,
поскольку свободный оборот и экспорт его были запрещены. Об усилиях, предпринятых с этой
целью, свидетельствуют уже упоминавшиеся анкеты о состоянии рудников и тех мерах, которые
необходимо было реализовать, с одной стороны, а с другой — законодательные акты времен
Сулеймана Великолепного (1536).
Специфика горно-рудной отрасли и сложность производственного процесса требовали
высокой квалификации на разных уровнях ведения дела — от рабочих операций в рудниках и
плавильнях до организации всего производства, осуществления надзора и решения споров. Турки
ставили своих людей только на руководящие должности, это были эмины, или амилы,
управлявшие производством и собиравшие доходы, а также кадии, следившие за работой
назначенных властями органов и стоявшие на страже закона. Прочий персонал состоял из местных
жителей и обновлялся спонтанно. Были сохранены не только специалисты, но также горное право
и принципы устройства как самих рудников, так и горняцких поселений. Лучшим свидетельством
этому служат Сасские законы (канун-и-Сас), принятые при Сулеймане, которые буквально
следовали предписаниям старого горного права, известного нам по Новобрдскому Законнику
деспота Стефана (1412). Турецкие власти утвердили своды законов для городов Кратово, Ново-
Брдо и Сребреница, которые использовались и в других рудниках, не только в старых, но и во
вновь открывшихся. У горняцких поселений была своя администрация, во главе которой стояли
кнез и собор в качестве верховных органов, разрешавших большие и сложные судебные процессы,
тогда как менее значимые споры решали хутманы и урбурары.
Османским властям удалось восстановить добычу в не до конца еще разработанных крупных
рудниках — Ново-Брдо, Трепче, Сре-брнице, Руднике и копаоницком комплексе: в Плане,
Запланине, Беласице, Копориче. Им удалось начать разработку ряда новых, нередко весьма
прибыльных рудников — в Сасе близ Сребреницы и в восстановленной Сидерокапсе близ Афона.
При турках начали работу рудники в Восточной Сербии — Кучайна и Майданпек, а рудники
Подринья утратили свое значение. При султане Сулеймане горное дело переживало подъем
наподобие того, который произошел впервой половине XV в. Вмешательство турецких властей в
организацию производства доходило до того, что даже назначались села, обязанные снабжать
рудники древесным углем. Иногда администрация осуществляла переселение рудокопов в целях
открытия и развития производства в местах, где были обнаружены залежи руды. Так, из
шумадийского рудника рудокопов переселяли в Каменград в Боснийской Крайне. Большая
потребность османской армии в металле вызвала переориентацию части бывших серебряных
рудников на производство металла. Наблюдалось также открытие многочисленных мелких
рудников и строительство самоковов, где перерабатывался добытый металл. Некоторые горно-
добывающие центры, как, например, Рудник, снабжали османскую армию пушечными ядрами.
Османский урбанизм. Некоторые из наиболее значительных построек в Белграде до 1688 г.: а)
дворец визиря; б) караван-сарай и безистан; в) мечеть с больницей. Детали взяты из плана
Белграда, выполненного Иоанном Баптистом Гампом в 1688 г.
Горняцкие поселения в основном не подверглись исламизации. В связи с тем что такие города
гарантировали стабильный доход, занятость и относительную безопасность, в них искали
убежища и архиереи православной Церкви, игнорировавшие их при христианских властях. В
качестве резиденций владык или глав некоторых епархий в турецких переписях упоминаются
следующие города: Ново-Брдо, Янево, Рудник, Беласица, Кратово, Сребрница, Заплана,
Майданпек, Самоков (в Болгарии). В горнодобывающих центрах существовали и небольшие
католические общины, находившиеся в ведении Барских архиепископов. Последние посещали
свою паству, они оставили записки о том состоянии, в каком она находилась во время их
посещения.
В конце XVI в. горно-добывающие центры охватил сильный кризис, потрясший всю Империю.
Одним из ярких проявлений кризиса стала высокая инфляция. В XVII в. изменился статус
отдельных рудников: некогда малоприбыльные шахты стали давать наибольший доход, а старые и
знаменитые, такие, как Ново-Брдо и Трепча, утратили былое значение. Горняцкие города не
справились с разорением, нанесенным Венской войной 1683— 1699 гг.
Преемственность в экономике. Изображения старейшин рудников в миниатюре на копии
Закона о рудниках 1412 г., датируемой XVI в. Архив Сербской академии наук и искусств, Белград
В целом при турках возникает значительная дистанция между городом и селом. К различиям в
производственной деятельности, в статусе жителей добавился и религиозный компонент: города
стали очагом исламизации, что оказало непосредственное влияние на общую культурную
обстановку. Есть основания полагать, что к концу турецкого правления во всех городах христиане
составляли треть населения. Сложился стереотип, согласно которому считалось, что они
«одеваются по-турецки и по турецким обычаям живут» и что «не принадлежат к сербскому
народу» (Вук Караджич).
Еще решительнее отвергались люди, принявшие ислам. Их попросту считали турками, и до
XIX в. господствовало мнение, что не может быть сербов «мусульманской веры». Причина
отождествления принявших ислам с турками лежала в культурных различиях, которые
привносились с переменой веры. С рождения и наречения имени до похорон жизнь отличалась
всем своим содержанием, одеждой, регламентацией питания, нравственными принципами,
положением в обществе. Эти различия также трагически обостряли отношение к государству и
исторической традиции. Принявшие ислам должны были оставаться верными султану и не могли
следовать воспринятым от предков антитурецким традициям.
Наследованное и приобретенное в хозяйственной жизни
Изменения в праве собственности на землю, привнесенные турецкой властью,
непосредственно не влияли на сельское хозяйство — ни в отношении аграрной техники, ни в
отношении выбора культур для выращивания. Однако по истечении определенного периода
времени эти перемены стали заметны: прежде всего они проявились в изменении роли
скотоводства, в частичном запустении возделываемых площадей и превращении их в пастбища.
Этому, в частности, способствовало переселение скотоводов в земледельческие районы, которые в
результате миграций претерпели серьезные изменения. Эта общая тенденция гораздо больше
влияла на сокращение площадей, занятых виноградниками, чем отрицательное отношение
исламских властей к вину и алкогольным напиткам.
Войдя в обширную Османскую империю, населенные сербами земли сильнее, чем когда-либо,
оказались подвержены восточному влиянию, что, в частности, проявилось в проникновении на их
территорию ранее неизвестных сельскохозяйственных культур. Пришельцы-завоеватели принесли
с собой и свои кулинарные пристрастия, в том числе широкое употребление риса. Для довольствия
армии и пропитания городского населения это зерно требовалось в большом количестве, но его не
хватало. Культура выращивания риса прижилась в Македонии, завоеванной ранее, и оттуда
распространилась на север, дойдя до Нишской области и Поморавья, а позднее и до Баната, в то
время весьма болотистого и благоприятного для его производства. Культуру риса распространяли
оризары, квалифицированные земледельцы, пользовавшиеся привилегиями. Однако за пределами
Македонии выращивание риса надолго не прижилось. Из-за малых объемов производства
возникала необходимость в расширении импорта. Во второй половине XVI в. рис стал важной
статьей товарооборота между Белградом и Будой. В то время в торговом обороте появляется и
суррогат, так называемый «рис для бедняков» — тарана, продукт из пшеничной муки, который
при обработке и соответствующем приготовлении заменял рис.
В это время с Востока в Сербию попадают и весьма важные, учитывая их хозяйственное
значение, растения, завезенные с Запада, из Нового Света. Новшества приходили не
непосредственно с Запада, как это стало обычным в дальнейшем, в XVIII в. и позже, а из портовых
городов и приморских областей Османской империи, поддерживавших связи со
средиземноморскими гаванями, в которые прибывали корабли из Америки.
Овощные культуры, такие, как фасоль, томат и перец, впоследствии ставшие чрезвычайно
популярными, в рассматриваемый период не имели большого хозяйственного значения и
оставались огородными культурами, использовавшимися в семейном рационе. Возможно, лишь
выращивание «турецкого» перца, название которого — «папар» (паприка) — вошло в сербский
язык, имело большие масштабы на равнинах Южной Венгрии, где в XVIII в. эта культура
приобрела важное значение и, откуда она распространилась по Европе.
Подобный путь — с Запада через Восток — прошло и «турецкое зерно» — кукуруза, новое
растение, которое поначалу выращивалось в садах с декоративными целями или ради его
лекарственных свойств и которое впоследствии произвело революцию в традиционной кулинарии.
Это легко понять, если учесть, что, согласно народному опыту, одно зерно пшеницы в среднем
дает четыре зерна. Документы позднего Средневековья свидетельствуют о том, что урожай в 10—
12 зерен считался чрезвычайно богатым. При этом только один початок кукурузы содержал более
сотни зерен, а растение могло дать и несколько початков. Турецкие власти освободили население
от уплаты десятой части урожая новой культуры, что, тем не менее, не способствовало быстрому
распространению кукурузы и приобретению ею важной роли в рационе при росте
народонаселения. Это обстоятельство стало очевидным в XVIII в., когда власти начали прилагать
значительные усилия для ее широкого внедрения. В сербские земли был завезен также хлопок
(бамбак) — древнее культурное растение, некогда выращивавшееся в Византии. В качестве сырья
его стали использовать в домашних ремеслах, однако культивирование этого растения в
европейской Турции началось сравнительно поздно и не распространилось севернее Македонии.
Области, в которых проживали сербы, занимали в Османской империи периферийное
положение, но сохраняли прежние торговые связи с регионами, находившимися за пределами
турецких границ. В некоторые периоды, когда турецкая экспансия еще не достигла своего апогея,
сохранению этих связей способствовали сербы, оказавшиеся вследствие миграций по ту сторону
турецкой границы.
В Средние века сложились два основных пути, по которым шел торговый обмен. Первый
соединял внутренние балканские области с приморскими городами и Средиземноморьем, второй
проходил через Венгрию в Центральную Европу. Эти пути продолжали функционировать и после
вхождения всего полуострова в состав Османской империи. Сначала более активным было
средиземноморское направление, при турках же этот путь постепенно уступал первенство
паннонскому, который вел в Европу.
Торговля между внутренними областями и приморскими городами, во главе которых по-
прежнему оставался Дубровник, изменила свой характер после введенного новыми властями
запрета экспорта золота и серебра. Самый ценный и выгодный товар стал недоступен, и это
вынудило купцов вернуться к традиционным товарам — продуктам скотоводства, лесного
хозяйства и ремесел, — от которых, впрочем, некоторые торговцы никогда не отказывались.
Во внутренних районах они приобретали вяленое мясо, сыры, различные виды кож (коровьи,
овечьи, козьи) разной степени выделки (сырые, высушенные, дубленые) и привозили в Приморье,
откуда переправляли товар на кораблях в Италию, причем кожи — в основном в Венецию и
Анкону. Некоторые сорта кож выделялись своим качеством и ценой: тонкие бараньи (montonini);
кожи ягнят, шедшие на пергамент, а особенно кордованы — козьи кожи, дубленные и окрашенные
по турецкому рецепту. В неизмеримо меньших количествах, но постоянно экспортировался мех
(заячий, куний, лисий, беличий, рысий и др.). Как и в Средние века, в большом объеме вывозился
воск двух основных сортов — желтый и переработанный белый.
Среди импортируемых товаров первое место продолжала занимать соль, затем следовали
ткани — прежде всего итальянские (фландрские ткани были вытеснены английскими), а также
ремесленные изделия, лекарства и пряности, которые ввозили также сухопутным путем через
турецкие территории.
Единый обширный рынок и гарантии свободной торговли, полученные Дубровницкой
республикой от Порты взамен за ежегодную дань, позволяли ее гражданам распространить свою
деятельность на огромной территории, в которую кроме Боснии и Сербии входили также Болгария
и завоеванные области Венгрии. Колонии дубровчан в то время находились не только в Софии и
Белграде, но и в Темишваре и Буде. Теперь они организовывали дело даже в небольших городках,
где из местных жителей создавали сеть поставщиков и агентов.
Вдоль границы в периоды перемирия или мира торговый обмен существовал уже во второй
половине XV в. Свободу торговли на границах подтверждали и более поздние договоры.
Ввозились изделия ремеслеников и текстиль. Экспорт шел в Австрию и затем далее. Известно, что
живой скот доходил до Германии и Франции.
Товары, произведенные в Сербии, вливались в общий товарный поток из Турции; в торговом
обороте участвовали не только сербские купцы, но все больше и больше евреи, армяне и греки
(под именем последних часто выступали цинцары). Сербские торговцы входили в те же эснафы,
что и купцы-инородцы и местные мусульмане, считавшиеся турками; и только в XVII в. их стали
распределять по вероисповеданию. Белград, стоявший на Константинопольской дороге, а также у
начала водного пути на Буду, получал больше всего прибыли от торговли с севером и западом.
После того как Дунай в своем среднем течении стал внутренней турецкой рекой, оживилось
транспортное сообщение, составлявшее для Империи большую проблему вследствие его
технического отставания. В горных районах и на дорогах, которые вели к морю, перевозка товаров
по-прежнему производилась на животных, составлявших караваны. В равнинных районах обычно
пользовались воловьими упряжками, что обусловило появление особого рода извозчиков —
рабаджий (от тур. араба — повозка), иногда образовывавших целые поселения.
Единая территория, по которой купцы могли вполне безопасно передвигаться, эффективность
властей, отсутствие многочисленных таможен и путевых сборов были несомненным
преимуществом османского режима. Однако это обстоятельство утратило свое значение уже в
последней четверти XVI в. — с появлением гайдуков и усилением бандитизма, особенно в ходе
войн.
Османская империя в качестве экономического пространства утратила со временем еще одно
важное свое преимущество — денежную систему, опиравшуюся на серебряный акче. В конце XV
в. дукат стоил 45 акче, в середине XVI в. — 60, а в 1585 г. — целых 110— 120 акче. В XVII в.
золотые монеты выходят из оборота, их заменяют крупные иностранные серебряные деньги.
Изменения в денежной системе во многом имели серьезные последствия — для содержании армии,
для обложения податями райи, а также для условий деятельности купечества.
Племена и племенное общество