Перевод этого «прототекста» осуществляется непрерывно как один из
центральных актов того, что Ю.М. Лотман называл «автокоммуникацией», но
нужно понимать, что адекватный перевод здесь просто не осуществим: «Живой
миф иконически-пространственен и знаково реализуется в действиях и
панхромном бытии рисунков, в которых, как, например, в пещерных и
наскальных изображениях, нет линейной заданности порядка»,- отмечал Ю.М.
Лотман. (3)
Единственным адекватным воплощением мифа может быть ритаул. Ритуал, как
и миф, просто не предполагал ситуации наблюдения из-вне. Человек либо
находится внутри ритуала или мифологического пространства и времени, либо
отсутствует в нем. Он не может присутсвовать ни в первом, ни во втором
частично. Современный исследователь природы семиотики ритуала А.Ю.
Рахманов подчеркивает, что ритуал не предполагает категории зрителя,
внешнего наблюдателя.(4) Даже исследователь, прибегающий к методу
включенного наблюдения, оказывается в ситуации ритуала включенным в
процесс единого семиозиса и перестает быть наблюдателем, он становится
участником действа.
В.Н. Топоров, расматривая ритуал как действенную сторону мифа, отмечает,
что, скорее всего, можно говорить о ритуальном происхождении языка, «имея в
виду, что именно ритуал был тем исходным локусом, где происходило
становление языка как некоей знаковой системы, в которой предполагается
связь означаемого и означающего, выраженная в звуках. Многое,- продолжает
исследователь,- свидетельствует о том, что ритуал древнее языка, предшествует
ему и во многих чертах предопределяет его (5)» Специфика ритуальной
коммуникации (а затем и обряда, как части распавшегося ритуала) заключается
в том, что в ней имеет место «слитность адресанта и адресата». Индивид,
включенный в таинство,- подчеркивает А.Ю. Рахманов,- перестает быть тем,
кем был ранее, наделяясь, по крайней мере, на момент провдения обряда, иным
статусом. Смысл таинства, с точки зрения теории коммуникации, заключается
не в передаче информации, а в совместном массовом совершении
определенного ряда действий. Для субъекта какой-либо традиции ритуал (но не
обычай) не может быть представленным в виде «зрелища» уже потому, что его
базовый набор знаков (метаинформация) или код, тождественен семиотической
памяти культуры или культурному конвенциональному коду, что, в свою
очередь, предполагает необходимость и неизбежность его вхождения в
действие. (6).
Участниками ритуала становятся все присутствующие при его совершении, а
не только главные герои, для второстепенных персонажей, по утверждению
другого современного исследователя А.К. Байбурина, «сам факт участия в
обряде является средством утверждения в новом статусе или подтверждением
прежнего» (7). В этом исследователи ритуала и видят специфику его
культурного конвенционального кода. Как правило, в рамках ритуала, а,
следовательно, и репрезентируемого им мифа оказывается структура властных
отношений. Носителем власти выступает не личность или какой-то социальный
институт, это тотальная власть самой общности. Тотальная общность и
является воплощением и вместилищем всего набора культурных ценностей,
норм, чувств, родственных связей… При совершении обряда посвящения
неофит, проходя ритуал, приобщается к этой родовой власти традиции.
Другой особенностью ритуальной коммуникации является то, что «система
знаковых отношений, проявляющаяся как в жизни социума, так и в