Биллингтон Дж. Х. Икона и топор. Опыт истолкования истории русской культуры

Подождите немного. Документ загружается.

//. Противостояние

пару идеальных возлюбленных и восприняла — из учения иосифлян —

почти мазохистскую доктрину аскетического умерщвления плоти.

Распространенность сексуальных извращений и возмущала и прель-

щала иностранных гостей Московии. Ничто точнее не указывает на сме-

шение священного и нечестивого в Московии, чем то, что в монастыр-

ском послании к Василию III, где впервые была изложена высокопарная

теория «третьего Рима», содержалась и обстоятельная просьба о поддерж-

ке в борьбе с содомией среди монахов. Сохранявшаяся в монастырях оза-

боченность этим усиливала зловещие ожидания в умонастроениях моск-

витян, укрепив в Селиверсте, одном из ближайших духовных доверенных

лиц Ивана Грозного, убеждение в том, что Божий гнев вот-вот обрушит-

ся на новые Содом и Гоморру русской равнины

Распространение монашеского образа жизни в миру менее известно,

чем обмирщение монастырей XVI в. «Белые», или женатые, приходские

священники часто были более ревностными в исполнении правил рели-

гиозной жизни, чем «черное», или целибатное, монастырское духовенст-

во. Простые миряне часто бывали более добросовестны во всем — в со-

блюдении четырех долгих и строгих постов (Рождественского, Великого,

Петровского и Успенского); в трезвенном воздержании еженедельно не

только в пятницу, день Распятия, но и в среду, день, в который Иуда со-

гласился предать Христа, в бодрствовании в канун двенадцати двунаде-

сятых православных праздников; в исполнении домашних религиозных

обрядов и почитании местночтимых святынь. Простой христианин час-

то преодолевал значительное расстояние, чтобы прийти в церковь, где не

мог ни обогреться, ни присесть. Каждое посещение церкви было подоб-

но паломничеству, и верующий нередко проводил в ней столько же ча-

сов на коленях или простершись на холодном полу, сколько стоя. Рели-

гиозные шествия были частыми и долгими, ежедневные утрени и вечерни

продолжались по семь-восемь часов

За разработанными ритуалами русского православия обнаруживается

глубокая народная духовность, которая только слегка была затронута но-

вой царистской идеологией иосифлян. Рядовых верующих поражали им-

перские устремления, их возбуждали пророчества. Но в реальной жизни

они не интересовались полемикой, ведущейся на языке, которого они не

могли понять, и записывавшейся в рукописях, которые они не могли про-

честь.

Таким образом, с воинствующей проповеднической идеологией Мос-

ковии сосуществовал культ смирения и самоотречения: попытка быть

«совсем как» Господь в излиянии любви и принятии страдания в кено-

тическом духе первых национальных святых Бориса и Глеба

. Преследу-

емые «заволжские» последователи Нила Сорского были ближе к этой тра-

диции, чем победившие иосифляне, и пользовались большим народным

102

/ /. Идеология Московского государства

почитанием наряду со всеми теми, кто жаждал пострадать добровольно,

уподобляясь Христу, — во искупление за грехи других и очищение греш-

ного народа Божия.

Контраст между активной воинственностью и пассивным кенотизмом

был скорее призрачный, чем реальный. Ненависть к тем, кто находится

вне круга лиц, объединенных чувством особого предназначения, часто

сочетается с любовью к тем, кто внутри нее; как принудительность, так

и сострадательность ранней русской духовности происходили из всеоб-

щих пророческих и исторических предубеждений русского богословия.

Воины в бою следовали святым, в то время как дома духовенство следо-

вало Христу в борьбе с грехом. Каждый разыгрывал подвиг в истории,

стремясь заслужить себе местечко в великой летописи, которая должна

быть прочитана на Страшном суде. Подвижник — слово, которое в по-

следующие секуляризованные века стремились использовать уничижи-

тельно в смысле «фанатик», содержит в себе, однако, значение «борец» —

в спорте ли, на войне или в молитве

. Ефрем Сирин, тот самый святой

IV в., у которого русские иконографы позаимствовали ужасающие изоб-

разительные образы апокалипсиса и Страшного суда, обращался к обыч-

ному верующему со своим наиболее известным призывом к покаянию и

смирению в молитве, читающейся с земными поклонами на каждой

службе Великого поста: «Господи и Владыко живота моего, дух праздно-

сти, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми. Дух же цело-

мудрия, смиренномудрия, терпения и любве даруй 'ми рабу твоему.

Ей, Господи Царю, даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати

брата моего, яко благословен еси во веки веков, аминь».

Московские воины изначально не были наемниками, так же как мос-

ковские святые, по существу, не занимались нравоучениями. Русский

идеал кенотической святости не соотносится точно с «подражанием Хри-

сту», сторонником которого был Фома Кемпийский, и «новым благоче-

стием» позднесредневековой Европы. Москвитяне чаще говорили о

, «следовании» и «служении», чем о «подражании» Христу, и подчеркива-

ли роль страданий и мученичества, неминуемых при этом служении. К

деяниям Христа они проявляли куда больший интерес, чем к его уче-

нию, знание которого было ограничено отсутствием полного славянско-

го перевода Нового завета. Назначением человека было приобщение к

этой миссии Христа: должно служить Богу, одолевая его врагов, и сле-

довать Христу в тех проявлениях его земной жизни, которые были им

вполне понятны, — в сострадании людям и готовности к собственному

страданию.

В повседневности, однако, монашеская цивилизация Московии оп-

ределялась скорее фанатизмом, чем кенотизмом, скорее принуждением,

чем состраданием. Это особенно ярко проявилось при Иване Грозном,

//. Противостояние

первом правителе-идеологе Московского государства, первом официаль-

но коронованном царе, человеке, правившем Россией дольше, чем лю-

бой другой в ее истории.

Взойдя на престол в 1533 г. в возрасте трех лет, Иван правил около

полувека и стал уже при жизни объектом вселяющего страх восхищения

и ожесточенных споров, продолжающихся и поныне

В некотором смысле правление Ивана можно рассматривать как не-

кий пережиток визанхийского фундаментализма. Воспитанный настав-

никами-иосифлянами, он обращался к византийским текстам для оправ-

дания своего абсолютизма и использовал византийские ритуалы при

своей коронации в 1547 г., сохранив старинный русский титул верховно-

го правителя — царь. Его имперские притязания, приверженность к тра-

дициям и тщательно разработанные придворные интриги — все наводит

на воспоминания о канувшем в прошлое мире Константинополя. Одна-

ко в страсти Ивана к абсолютному господству как в церковной, так и в

гражданской жизни воплотился цезарепапизм, превосходящий что-либо

бывшее в Византии, и это наряду с его безжалостностью и неуравнове-

шенностью побуждало многих сравнивать его с татарскими ханами, с ко-

торыми он так успешно боролся в ранние годы своего правления. Вид-

нейший защитник царской жестокости того времени Иван Пересветов,

возможно, заразил Ивана своим восхищением перед турецким султаном

и его янычарами

. Некоторые из наиболее известных зверств Ивана ка-

жутся явившимися из легенд, которые были популярны в России в на-

чале XVI в., из сказаний о Дракуле, безжалостном, но отважном прави-

теле Валахии XV в. — балканского княжества, оставленного на произвол

судьбы между турецким и католическим мирами

Западные светские современники Ивана нередко выражали восхище-

ние его жестким правлением. Многие поступали к нему на службу, а один

путешественник из Италии эпохи Возрождения использует термины, на-

поминающие «Государя» Макиавелли, приветствуя Ивана за «1е singulare

suoi virtu»

. Тогда, как и сейчас, многие склонны были видеть в Иване

только сильного правителя, боровшегося за централизацию власти и со-

здававшего современное государство ценой подавления традиционной

земледельческой аристократии. С этой точки зрения люди его знамени-

той «опричнины», или «особого сословия», напоминают не столько вос-

точных янычар, сколько наемных военнослужащих современного госу-

дарства. Они были первыми, кто должен был клясться в верности не

только своему соверену (государю) или государеву делу, но и суверенно-

му образованию — государству

Слишком велико, однако, отличие Ивана от современных ему Тюдо-

ров или Бурбонов, чтобы просто внести его в некий безличный список

как одного из многих государственных устроителей. Его жестокость и ко-

102

/ /. Идеология Московского государства

варство расценивались почти всеми современниками — западными на-

блюдателями — как крайность, превосходящая что-либо ими виденное

Более того, при ближайшем рассмотрении оказывается, что все его нов-

шества продиктованы не стремлением к обновлению, а желанием сохра-

нить традиции. Человек, бесповоротно обративший Россию на путь ев-

ропейской государственности, был в то же время главным охранителем

московской идеологии. Многие из тех тягостных конфликтов, с которы-

ми русские столкнутся при последующих нововведениях и европеизации,

восходят к давним противоречиям между смелым экспериментировани-

ем в политике и фанатическим традиционализмом Ивана IV.

С детства впитавший идеи московского традиционализма своих на-

ставников-монахов, Иван вел постоянную переписку с монастырскими

старцами и часто совершал покаянные паломничества к монастырским

святыням, так, однажды босым прошел тридцать восемь миль от Моск-

вы до Свято-Сергиевого монастыря. Иногда он представлял себя мона-

хом и в богословских дебатах с западными мыслителями лично защищал

православие как от левых протестантов (Чешские братья), так и от но-

вых правых католиков (Общество Иисуса).

В представлении монашества князь должен был быть главой упоря-

доченного христианского мира, и при Иване эта идея воплотилась в

жизнь. Искоренялась самая возможность политического соперничест-

ва — потомственные бояре-землевладельцы, независимые города вроде

Новгорода и даже те сподвижники, которые пытались мирным путем ог-

раничить самовластие, были подавлены или уничтожены. Влияние и по-

тенциальная независимость церковной иерархии были пресечены зато-

чением и умерщвлением действующего митрополита — Филиппа

Московского. Религиозное инакомыслие истреблялось в еврейских по-

громах в Западной России; в том же регионе судам и казням подверглись

главы раннепротестантских движений.

Оправдание такого правления коренилось в историческом богосло-

вии Московского государства. Увесистая «Степенная книга царского ро-

дословия», составленная приближенными монахами, подталкивала Ива-

на к полному смыканию светской жизни с церковной. Агиография

широко привлекалась при составлении жизнеописания царей, и высокое

происхождение прослеживалось как от святых чудотворцев, так и от им-

ператоров античности. Иван старательно собирал исторические легенды

и привлекал в Москву выразителей монашеской идеологии из Новгоро-

да и других княжеств с тем же усердием, с каким сокрушал их притяза-

ния на политическую независимость.

Всегда и во всем Иван видел себя главой единой религиозной циви-

лизации, он никогда не чувствовал себя просто военным или политиче-

ским вождем. Его военная кампания 1552 г. против казанских татар пред-

//. Противостояние

ставляла собой в своем роде религиозный поход вроде осады Иерихона.

На Красной площади был возведен большой Покровский собор, на-

званный впоследствии собором Василия Блаженного, юродивого, по-

кровительству которого приписывалось взятие Казани. Собор с девя-

тью разновысокими позолоченными шатровыми главами, увенчанными

луковичными куполами, являет собой вершину московской архитектуры,

разительно отличаясь от сдержанных итало-византийских соборов, пост-

роенных в Кремле при Иване III. В этом пышном стиле эпохи расцвета

Московского государства было построено немало церквей, более десят-

ка из них при Иване IV были посвящены юродивым во Христе

Законодательное собрание, созванное Иваном в 1549 — 1550 гг. и во

многом предопределившее характер последующих выборных земских со-

боров, задумано было как церковный собор

. Сборник церковных по-

становлений 1554'г., известный как «Стоглав», был призван всего лишь

«укрепить старые обычаи» путем строгого регламентирования всего и

вся — от иконописи до бритья и питья. Для каждодневного духовного

чтения предназначались объемистые, из 27 ООО страниц, «Четьи Минеи»

с изображениями почти всех святых

. Вся домашняя жизнь велась по по-

лумонашеским правилам книги по домоустройству — «Домостроя». Да-

же опричнина была обременена обетами, укладом и облачением монас-

тырского образца.

Такая радикальная перестройка общества на монастырский лад стала

причиной упадка светской культуры на протяжении XVI в. Если раньше

в России появлялось немало переработанных светских сказок и мифов,

занесенных через южных и западных славян соответственно из Византии

или с Запада, то «в русской литературе XVI в. не появилось... подобно-

го... в русской рукописной традиции XVI в. не оказывается даже тех ли-

тературных произведений' которые были известны на Руси в XV в., а

впоследствии, в XVII в., получили широкое распространение»

. Летопи-

си и подновленные генеалогии, жития святых, героические сказания и

полемические сочинения века очищались от «бесполезных россказней».

Не только Иосиф Волоцкий, но и Нил Сорский одобрял подобную цен-

зуру; а «Стоглав» 1551 г. установил целый ряд ограничений для светской

музыки и всего светского искусства. Московское государство времен

Ивана Грозного выделялось даже среди православных славян непомер-

ностью своих исторических притязаний и религиозным укладом всей сво-

ей культуры.

Особенности московской цивилизации, окончательно сложившейся

при Иване IV, наводят на исторические сопоставления не только с вос-

точными деспотиями и западными империями, но и с двумя, казалось

бы, несхожими цивилизациями: королевской Испанией и Древним Из-

раилем.

100

1. Идеология Московского государства

Подобно Испании, Московия оказалась на пути чужеземных вторже-

ний в христианский мир и в борьбе с захватчиками обрела националь-

ную самобытность. Так же как и в Испании, в России военные действия

освящала церковь. Фанатизм, порожденный слиянием политической и

религиозной власти, превратил обе страны в непреклонных ревнителей

исповедуемых ими ветвей христианства. Введение в Символ веры фразы

«и от Сына», которое впервые раскололо Запад и Восток, произошло на

соборе в Толедо, и нигде против него не выступали так резко, как в Рос-

сии. Русские и испанские иерархи были самыми непоколебимыми про-

тивниками примирения Восточной и Западной Церквей во Флоренции

в 1437 — 1439 гг. Кстати, испанское представительство во Флоренции

возглавлял родственник знаменитого инквизитора Торквемады.

В период стремительного роста русского могущества при Иване III

ответ на вопрос, в ком видеть угрозу своей власти и как ей противосто-

ять, русские иерархи нашли в далекой Испании. Даже если розыск «жи-

довствующих» в конце XV в. был вызван путаницей между ранними рус-

скими названиями еврея («евреянин») и испанца («иверианин»), как было

в свое время отмечено

, кажется, нет сомнений, что многие из запре-

щенных текстов, которыми пользовались объявленные еретиками (на-

пример, «Логика» Моисея Маймонида), действительно попали в Россию

из Испании. В поисках противодействия наплыву иноземного рациона-

лизма архиепископ Новгородский в 1490 г. с восхищением писал о Фер-

динанде Испанском митрополиту Московскому: «...Ано Фрязове по сво-

ей вере какову крепость держат! Сказывал мне посол цесарев про

шпанского короля, как он свою очистил землю, и яз с тех речей и спи-

сок к тебе послал»

. За восхищением последовало подражание методам

испанской инквизиции, а идеологические чистки стали называться «очи-

щением»

. Так что последовавшая затем чистка «жидовствующих» про-

водилась «по образцу не второго Рима, но первого»

. Традиционалист-

ски настроенные заволжские старцы энергично выступили против дотоле

неизвестных Русской Церкви методов испытания веры, бичевания и со-

жжения еретиков. Хотя московские чистки были направлены против

римских католиков, применялись при этом, зачастую с редким неистов-

ством, орудия инквизиции, процветавшей в Римской Церкви.

Странные отношения любви-ненависти постоянно существовали

между этими гордыми, страстными и суеверными народами — и тот и

Другой руководствовался народными сказаниями о неслыханном воин-

ском героизме; и тот и другой вдохновлялся преданиями о местночти-

мых святых; и тот и другой сохранил до наших дней богатую музыкаль-

ную традицию древнего атонального народного плача; и тот и другой

предназначен был стать плодородной почвой для революционного анар-

101

//. Противостояние

хизма и гражданских войн с глубоко интернациональным подтекстом в

XX в.

Во время наполеоновского вторжения, вызвавшего подъем нацио-

нального самосознания, русские вновь с особой остротой испытали чув-

ство общности с Испанией. Испанское сопротивление — «герилья», т.е.

«маленькая война», — вдохновляло вождя русского партизанского дви-

жения в 1812 г.

. Реформаторы-декабристы послевоенного периода так-

же черпали вдохновение в патриотическом катехизисе и конституциона-

листских планах своих испанских двойников

Ортега-и-Гассет, один из наиболее проницательных испанцев XX в.,

отметил странное сходство между «Россией и Испанией, двумя оконеч-

ностями большой диагонали Европы... двумя коренными народами, на-

циями, в которых преобладают простолюдины». И в Испании, и в Рос-

сии «образованное меньшинство... испытывает трепет» перед народом и

«не способно пропитать эту гигантскую народную плазму своим органи-

зующим влиянием. Поэтому русская действительность выглядит такой

протоплазменной, аморфной, неизменно старомодной»

. Даже будучи

менее «протоплазменной», Испания была столь же несостоятельна, как

и Россия, в устремлениях к свободе, а в грезах о всеобщей справедливо-

сти образованное меньшинство «двух оконечностей» Европы обращалось

к поэзии, анархии и революции.

Русские современники всегда находились под обаянием испанской

страстности и непосредственности, видя в этом духовную альтернативу

бездушной чопорности Западной Европы. Они идеализировали плутов-

ские проделки Ласарильо с Тормеса и бессмысленное геройство Дон-Ки-

хота — «пока последнее и величайшее слово человеческой мысли», по

определению Достоевского

. Один русский критик преимуществом ис-

панской литературы перед итальянской считал меньшую зависимость ис-

панцев от классической античности

. Даже Тургенев, приверженный

классике более других великих русских романистов, считал драмы Каль-

дерона равновеликими драмам Шекспира

. В произведениях Кальдеро-

на русских привлекали не столько болезненная красота и благородные

чувства, сколько прихотливая интрига и ироническая позиция человека,

для которого «жизнь есть сон», а в истории «все предопределено». Горе-

сти русской интеллигенции периода заката царской России немногим от-

личаются от чувства горечи великого драматурга на закате золотого века

королевской Испании:

Причина — сердце у меня в груди,

Оно столь велико, что ему страшно —

Не без причины, — как бы мир

Не стал для него слишком тесен

102

/ /. Идеология Московского государства

Испания была единственной зарубежной страной, где Глинка, отец

русской национальной музыки, чувствовал себя как дома. В путешестви-

ях по Испании он записывал испанские мелодии и считал «единствен-

ными инстинктивными музыками» в Европе русскую и испанскую, от-

мечая их связь с восточными мотивами и способность выражать

страдание

. В России первая западная опера с соответствующим страст-

ным названием «Сила любви и ненависти» была поставлена испанцем в

1736 г.

. Испания была местом действия и более известной оперы, впер-

вые поставленной в России, — «Силы судьбы» Верди, оперы, ставшей

впоследствии, возможно, самой популярной — «Кармен» Визе, и не ме-

нее популярной западной пьесы — «Дона Карлоса» Шиллера, хотя все

эти произведения были созданы в Италии, Франции и Германии соот-

ветственно. Местом действия «поэмы» Ивана «Великий инквизитор» в

«Братьях Карамазовых» — одной из самых известных сцен величайшего

романа Достоевского — также стала Севилья времен инквизиции. Это

взаимное влечение обратилось неприязнью в XX в. из-за противополож-

ных результатов русской и испанской революций. Почти все участники

гражданской войны в Испании стали жертвами сталинских чисток в кон-

це 1930-х и в 1940-х гг. Однако коммунистическое проникновение в Ла-

тинскую Америку в конце пятидесятых и в шестидесятых не только при-

несло политическое удовлетворение советским лидерам, но и вызвало в

народе тихое завистливое восхищение наивным идеализмом кубинской

революции, — возможно, как отзвук давней притягательности романти-

ческой Испании.

Поразительно сходны Россия и Испания еще и в том, что в станов-

лении их культур евреи играли скрытную, но весьма значительную роль.

Хотя еврейское влияние труднее проследить в России, чем в Испании,

многое указывает на теневое присутствие евреев в русской истории — от

создания первого славянского алфавита с заимствованными из еврейско-

го буквами «ц» и «ш» до просемитски настроенных диссидентствующих

интеллектуалов в послесталинский период

Хронология еврейской истории определенно указывает на взаимосвя-

занность гонений на «жидовствующих» в России с предшествующим из-

гнанием евреев из Испании и последовавшим за этим перемещением

культурных центров еврейского мира с юго-запада на северо-западную

периферию Европы — из Испании в Польшу и Западную Россию.

Враждебное отношение к евреям, разжигаемое идеологией Москов-

ского государства в XVI в., было следствием, с одной стороны, миграции

на восток западного антисемитизма, а с другой, традиционной крестьян-

ской неприязни к интеллектуальным и торговым слоям города. Однако

это отношение обнаруживает внутреннее сходство между давними пре-

тензиями Израиля и новыми притязаниями Московского государства.

103

//. Противостояние

Народ, недавно провозгласивший себя избранным, испытывал враждеб-

ность к давнишнему претенденту на эту роль. Неудачи и разочарования,

которые могли бы заставить москвитян задуматься над своим избранни-

чеством, психологически подталкивали их к тому, чтобы проецировать

внутреннюю неуверенность вовне как проявление ненависти к соперни-

кам, тоже притязавшим на божественное благоволение.

Подобно Древнему Израилю средневековое Московское государство

пророчески истолковывало порабощение и унижение, веря в особое Бо-

жественное участие в своей судьбе и развивая мессианские ожидания из-

бавления как основу национальной сплоченности. Подобно Израилю,

Московское государство было скорее религиозной цивилизацией, неже-

ли политической структурой. Жизнь протекала в рамках религиозных

предписаний и ритуалов. Подобно ветхозаветным пророкам, монахи-ас-

кеты и юродивые считали Россию страждущей служанкой Господней и

призывали народ к покаянию. Филофей Псковский обращался к царю:

«...яко Ной в ковчезе, спасеный от потопа»

. Москва воспринималась

как «Иерусалим» и «Новый Израиль»

, равно как и «третий Рим». Ее

спаситель Дмитрий Донской уподоблялся Моисею и Гедеону; ее князья —

Саулу и Давиду

. Как и древние евреи, москвитяне вели свой календарь

от создания мира и праздновали Новый год в сентябре

, носили бороды

и руководствовались разработанными предписаниями при приготовле-

нии мяса. Москвитяне, как и евреи, возлагали надежды на последних

праведников, которые вынесут все притеснения и искушения и прине-

сут избавление богоизбранному народу.

Многое в этой пророческой страстности и ветхозаветной терминоло-

гии было продолжением византийской традиции и даже отчасти подра-

жанием средневековой западной практике. Однако представляется, что

также имело место как прямое, так и косвенное еврейское влияние, хо-

тя ему никогда так и не было дано четкой оценки. В киевский период

^существовали обширные контакты с еврейским Хазарским каганатом на

Кавказе, и даже если иудаизм порицался, как, например, в проповеди

митрополита Киевского Иллариона «Слово о законе и благодати», князь

Киевский в то же время носил и хазарский титул «каган»

'. Древнерус-

ская литература изобилует заимствованиями не только из Ветхого Заве-

та и апокрифов, но и из сочинений о поздней еврейской истории, таких,

как «История Иудейской войны». В Киеве XI в. прямые переводы с ев-

рейского были столь же обычны, как и с греческого

; а к XII в. Киев

стал, по словам одного дотошного исследователя еврейской истории, «на-

учным еврейским центром»

. Похоже, что какая-то часть евреев была

поглощена Московским государством после внезапного и до сих пор за-

гадочного исчезновения хазар в XII в.

. Память о них сохранила топо-

нимика, и появление в XIII в. русских компиляций еврейских хроник и

104

/ /. Идеология Московского государства

русского словаря еврейского языка свидетельствует о том же

. Еврейское

влияние можно обнаружить и в ранней русской музыке, все еще мало-

известной и недостаточно исследованной. Как и в Испании, в России ев-

реи выступили основными посредниками в проникновении восточных

мотивов в народную музыку*

. Некоторые отклонения Русской Церкви

от византийской традиции распевного чтения также могут быть припи-

саны еврейскому влиянию

Каким бы ни было первоначальное воздействие южных евреев-кара-

имов

, важность позднейшего наплыва евреев-талмудистов, бежавших от

преследований с позднесредневекового Запада, не вызывает сомнения.

Возрастающее значение многочисленной еврейской общины подтверж-

дается появлением в обиходном языке Московии талмудических терми-

нов, таких, как «рандар» для обозначения ренты и «кабала» для обозна-

чения договора о найме

. Меры, направленные против евреев, отчасти

были вызваны признанием того, что евреи были носителями более раци-

оналистической, космополитической культуры по сравнению с культу-

рой Московского государства. И действительно, евреи сыграли стимули-

рующую роль, выйдя в конце концов из своих гетто в двадцати пяти

регионах, известных как черта оседлости, и внесли значительный вклад

в идеологическую закваску, художественное творчество и научную дея-

тельность позднего периода империи

. Но страх и враждебность не

уменьшились; бичевание «бездомных космополитов» и суд над «врача-

ми-отравителями» в последние годы правления Сталина обнаруживают

зловещее сходство с искоренением «жидовствующих» и казнями еврей-

ских врачей в Московском Кремле за приписанное им отравление сына

великого князя в начале XVI в.

Влияние евреев на Россию значительно, однако, не столько на уров-

не усложненного мира искусства и науки, сколько на примитивном уров-

не мессианских ожиданий. Два великих периода апокалиптического воз-

буждения в Московском государстве — в начале XVI в. и в середине

XVII — точно совпадают со временами бедствий и обновления апокалип-

тических настроений в еврейской общине и с яростными гонениями на

евреев в Московском государстве. Очищение от «жидовствующих», воз-

никшее в среде веровавших в мессианскую теорию третьего Рима как гру-

бое подражание испанским гонениям, привело к резне евреев в 1648 г.,

которая нигде не повторилась в таких масштабах вплоть до XX в. В то

время, однако, русские были разом и гонителями, и страдальцами: и рус-

ские староверы, и евреи-субботники ожидали конца света в 1666 г. По-

следующая история русских раскольничьих и сектантских движений на-

сыщена апокалиптическими и иудаистскими элементами, что указывает

на куда большее их взаимодействие, нежели признает большая часть как

Русских, так и еврейских историков

. Хотя бы отчасти и к России при-

102 104

//. Противостояние

ложимо утверждение: «Это не парадокс, но изначальная истина, что ис-

панское общество становилось все более и более фанатичным в своем

христианстве, по мере того как все больше и больше евреев покидало Ис-

панию или христианизировалось»".

Мессианские ожидания проявились с равной выразительностью сре-

ди евреев и русских в поздний имперский период как соответственно

популизм и сионизм; когда же революция сотрясла Россию в 1917 г., да-

ровитые русские евреи, такие, как Зиновьев, Каменев, Свердлов и осо-

бенно Троцкий, постарались придать делу большевиков звучание про-

виденциальности и захватывающей веры в то, что мессианским

ожиданиям уготовано осуществиться на русской земле

. Но евреев, вне-

сших в революцию столько апокалиптической страстности, новый по-

рядок в большей степени принес в жертву, чем облагодетельствовал. По-

гоняемый странным идеологическим наваждением, в котором сам себе,

по-видимому, не отдавал отчета, Сталин сопровождал свои все более ще-

дрые обещания построить общество всеобщего благосостояния нараста-

ющими гонениями на евреев. Евреев выживали из III Интернационала

так же, как некогда из третьего Рима, они стали козлами отпущения для

ксенофобии, этого самого долговечного наследия идеологии Москов-

ского государства.

Иван Грозный буквально напрашивается на сопоставления как с ис-

панскими, так и с еврейскими историческими деятелями. Его религиоз-

ный пыл, идеологический фанатизм и ненависть к отступникам делают

его близким по духу Филиппу II Испанскому более, чем любому друго-

му современнику. Убеждение, что Богом призван он в вожди Его избран-

ного народа, роднит Ивана с ветхозаветными царями, которым его по-

стоянно уподобляли летописцы. Иосифляне, или «стяжатели», бывшие

воспитателями Ивана, неуклонно настаивали на главенстве Ветхого За-

вета, считая неприемлемой позицию «нестяжателей», отдававших пред-

почтение Новому Завету и «Иисусовой молитве». Книги Царств были лю-

бимым Ивановым чтением

. Похоже, что в походах на Казань и в

Ливонию татары представлялись ему ханаанянами, а поляки — филис-

тимлянами. Ветхозаветную точку зрения Иван излагает в известных пись-

мах к князю Курбскому, бежавшему из России и поселившемуся в поль-

ской Литве. Перемежая высокопарный язык грубыми оскорблениями в

стиле иосифлян, Иван отстаивает свое право как вождя избранного на-

рода, окруженного враждебными «агарянами» и «исмаилтянами», на же-

стокость и абсолютную власть.

«Вспомни, — задает Иван риторический вопрос, — когда Бог изба-

вил евреев от рабства, разве он поставил над ними священника или мно-

гих управителей? Нет, он поставил над ними единого царя — Моисея»

Израиль был слабым под властью священников, сильным под властью

106

/ /. Идеология Московского государства

царей и судей. Давид, в частности, был благочестивым царем, хотя он и

«повелел <...> чтобы всякий убивал невусеев»

. Курбского, перешедше-

го на сторону врагов Израиля, Иван называет «собакой»,.осквернившей

воду своей крестильной купели. Курбский не заслуживает ничего, кроме

презрения, ибо, в отличие от своего слуги, гонца Шибанова, которого

Иван замучил, пригвоздив копьем его ноги к земле, Курбский даже не

имел смелости вернуться и предстать пред судом Бога и Царя, Его зем-

ного наместника

. Не на человеческие доводы, а единственно на боже-

ственное заступничество может уповать изменивший благому делу.

Курбский не менее, чем Иван, ослеплен московской идеологией. Он

не покушается на самое ее суть, хотя, обнаруживая образованность, ис-

пользует многочисленные классические образы и понятия, — он стре-

мится только вновь и вновь оправдать свою позицию. Действительно,

письма Курбского кажутся иногда не более чем мучительным повторе-

нием одного вопроса, которым он и открывает свою переписку: «Зачем,

царь, сильных во Израиле истребил и воевод, дарованных тебе Богом <...>

различным казням предал <...>?»" Отмежевываясь от поляков и литов-

цев, Курбский считает свое пребывание за границей временным и, за-

щищаясь, ссылается на излюбленный Иваном ветхозаветный персонаж:

«...и Давид принужден был из-за преследований Саула идти войной на

землю израилеву вместе с царем-язычником»

". Однако красноречивые

оправдания из-за границы для кремлевского правителя были всего лишь

доказательством внутренней неуверенности его бывшего слуги в собст-

венной правоте. Предавая бесчестию опальных, Иван — также, как впос-

ледствии большой его почитатель Сталин, — и утверждался в своих воз-

зрениях, и предостерегал предполагаемых предателей.

Если Курбский как поборник традиционных прав бояр вынужден был

невольно принимать идеологические притязания Московского государ-

ства, то поборники независимости церковной иерархии и городских об-

щин пошли несколько дальше. Митрополит Филипп, выступая за неза-

висимость церковных структур, ссылался на византийский текст,

который, однако, противоречил его позиции, ибо содержал доводы в

пользу неограниченной царской власти

'. «Валаамская беседа», написан-

ная монахами древней обители на Ладожском озере, призывала к частич-

ному возрождению старого вечевого правления в Московском государ-

стве и в то же время защищала усиление царской власти и подтверждала

ее абсолютную и богоданную природу

102

. Таким образом, при всем недо-

вольстве правлением Ивана, никогда не существовало сколь-либо дейст-

венной программы противостояния ему. Полемисты того времени, в

большинстве случаев не знавшие ничего, кроме византийского государ-

ственного догмата, вынуждены были включать в свои реформистские

программы византийские тексты, облекавшие царя властью неограничен-

102 106

II. Противостояние

ной, «в еще большей степени, чем сторонники и теоретики имперских

притязаний Московии»к». Возможно, самым ярым приверженцем влас-

ти Ивана был много путешествовавший и, по сути, светский человек

Иван Пересветов, доказывавший, основываясь на целесообразности, что

«Царь кроток и смирен на царстве своем, и царство его оскудеет, и сла-

ва его низится. Царь на царстве грозен и мудр, царство его ширеет, и имя

его славно по всем землям... Как конь под царем без узды, так царство

без грозы»

Во второй половйне правления Ивана Московия действительно бы-

ла царством страха, терроризируемая опричниной, закрытым орденом

надзирателей, которых впоследствии часто называли заимствованным из

татарского словом «тьма», обозначавшим в татарском военное соедине-

ние, а в русском языке имевшим также значение темноты. Наступление

этой «темноты», в России и бегство Курбского совпали с переносом во-

енных интересов Ивана с востока на запад. Неудачная двадцатипятилет-

няя Ливонская война, затеянная Иваном в 1558 г., вероятно, в большей

степени, чем все его метания и безумства, объясняет кризис последних

лет его царствования. Вторжением в Балтику Иван вовлек московскую

цивилизацию со всеми ее притязаниями в военный и идеологический

конфликт с Западом и в дорогостоящие военные кампании, потрясшие

экономическую и политическую стабильность, что в конце концов при-

вело к строительству новой, западного образца, столицы на берегах Бал-

тийского моря. Драматическое противоречие между единообразной ре-

лигиозной цивилизацией Московского государства и многогранным

светским Западом породило смуты и столкновения, продолжавшиеся от

Ивана до Петра Великого и запечатлевшие себя в русской культуре.

2. ПРИШЕСТВИЕ ЗАПАДА

Мало что вызывало такие разногласия среди россиян, как характер их

отношений с Западом. Споры начались не в салонах имперского перио-

да и не в туманной славянской древности, а в Московии, в период с XV

и до начала XVII в. В настоящей работе делается попытка обосновать как

то, что повторное открытие Запада имело для Московии всеохватываю-

щее психологическое значение, так и то, что существовало некое число

различных «Западов», с которыми были успешно установлены важней-

шие контакты. Рассмотрение того, каким образом Запад пришел в Рос-

сию, может пролить свет не только на российскую, но и на европейскую

историю в целом.

Общая психологическая проблема, вызванная противостоянием За-

паду, была во многом более значимой, нежели какие-либо частные эко-

номические или политические проблемы. Она походила на травму юно-

сти. Московия оказалась в роли великовозрастного подростка: слишком

большая, чтобы оставаться в детстве, но в то же время неспособная при-

норовиться к сложному окружающему миру. Побуждаемая самой инер-

цией роста, Московия внезапно оказалась выброшенной в мир, к по-

ниманию которого не была готова. Западная Европа образца XV в. была

куда более агрессивной и самоопределившейся, чем во времена Киев-

ской Руси, а Россия — гораздо более замкнутой в себе и провинциаль-

ной. Раздражение, а также попытки Московии самоопределиться во

многих случаях являлись классическими проявлениями подросткового

комплекса; западное же презрительное отношение с оттенком опекунст-

ва было того же сорта, что высокомерие черствого взрослого. Московия,

неспособная разобраться в происходящем ни с посторонней помощью,

ни собственными силами, пребывала в своем угрюмом подростковом

возрасте еще дольше века. Конфликты, которые сотрясали Россию на

протяжении XVII столетия, были частью неуклюжей, маниакальной по-

пытки обрести свое лицо в, по существу, обустроенном на европейский

манер мире. Русский ответ на неизбежный вызов со стороны Западной

Европы был расщепленным — почти шизофреническим, и это положе-

ние дел в известной степени сохранилось до настоящего времени.

109

II. Противостояние

Новгород

Сложные чувства, которые современная Россия испытывает по отно-

шению к Западу, во многом восходят к завоеванию и унижению Новго-

рода Московским государством в последние годы XV столетия. Разруше-

ние городских традиций и повторное заселение разорвали самую

главную, естественным путем сложившуюся связь с Западом, которая со-

хранилась на русском Севере еще с киевских времен. В то же время за-

воевание Новгорода привело в Московию новых церковных привержен-

цев автократии, которые в своем стремлении воспротивиться усилению

западного обмирщения в этом городе стали частично опираться на за-

падные католические идеи и методы. Здесь мы видим самые начатки пси-

хологически разрушительной модели, по которой даже завзятые ксено-

фобы вынуждены опираться на один «Запад», дабы противостоять

другому. Все более яростное и апокалиптически окрашенное утвержде-

ние Московским государством исключительной роли и достоинства Рос-

сии проистекает, таким образом, из психологической потребности скрыть

от себя все более зависимый и производный характер русской культуры.

Другие контакты с Западом, помимо тех, что имел Новгород, разуме-

ется, пережили упадок Киева и могли бы сделать повторное открытие За-

пада менее травматическим. Путешественники, следовавшие на Восток,

вроде Марко Поло в период монгольского владычества или францискан-

ских миссионеров, направлявшихся в Китай, пересекали южные районы

России; западные российские города — такие, как Смоленск и Черни-

гов, — оставались центрами экономического и культурного сотрудниче-

ства; влияние Запада можно было усмотреть даже в Великороссии, в цер-

ковном искусстве Владимира и Суздаля

. Более того, граница между

Востоком и Западом была далека от определенности. Технические дости-

жения и идеи, поступавшие из Византин Палеолога и от более развитых

южных и западных славян, зачастую оказывались родственными ранне-

му итальянскому Ренессансу, с которым эти «восточные» регионы нахо-

дились в тесном контакте

Тем не менее в XIII и XIV столетиях существовали принципиальные

политические и культурные расхождения между латинской Европой и

православными восточными славянами. Католическая Европа сосредо-

точила свои интересы на западных славянах и проявляла больший, чем

к Великороссии, интерес к монгольской и китайской империям на вос-

токе. Московия, в свою очередь, была больше занята геополитическими

планами в отношении евразийских степей и потеряла из виду латинский

Запад, который стал в ее глазах внушавшей тревогу силой, захватившей

Константинополь и периодически насылавшей тевтонов на Россию.

ПО

2. Пришествие Запада

Новгород, однако, поддерживал и приумножал многосторонние свя-

зи с Западом, которые в крупных городах Киевской Руси обычно игра-

ли главную роль. «Господин Великий Новгород», как он назывался, был

«отцом», как Киев — «матерью городов русских»

. Мирное сосущество-

вание восточной и западной культур в пределах этого гордого и богато-

го города овеществлялось в одном из наиболее известных и внушитель-

ных сооружений: бронзовых, работы XII в., двойных вратах собора

Святой Софии. Одна их створка была византийского происхождения,

другая — из Магдебурга; одна — из сердца Восточной империи, вторая —

из северогерманского города, который позаимствовал модель городско-

го самоуправления у Западной империи

. В Новгороде существовали бо-

лее зрелые традиции независимости, а также более развитая экономиче-

ская база, чем в Магдебурге или каком-либо ином балтийском немецком

городе. Однако в лице набиравших силу великих московских князей Нов-

город встретился с гораздо более амбициозной центральной властью, не-

жели та, которую императоры Священной Римской империи приобрели

к XV столетию.

Культурный раскол между Московским государством и Новгородом

был намного внушительней, чем географический раздел, образуемый

Валдайскими холмами между верхними притоками Волги и озерно-реч-

ными подступами к Балтике. Новгород полностью избежал московской

зависимости от монголов и развил широкое сотрудничество с Ганзейским

союзом. Новгородские летописи отразили коммерческую деятельность

города, предоставляя намного более точную фактическую информацию

о муниципальном строительстве и социально-экономической активнос-

ти, чем летописи всех других регионов

. Когда в 1470-х гг. Москва пред-

приняла военную агрессию против Новгорода, она все еще платила дань

татарам и применяла в сфере финансов и управления монгольские тер-

мины, тогда как Новгород на выгодных условиях торговал с богатыми за-

падными державами и пользовался германской денежной системой

Кроме того, в Москве почти очевиден был упадок грамотности по при-

чине все большей витиеватости языка и письменности, обусловленной

господствующей монастырской культурой; в то же время в Новгороде

грамотность неуклонно росла, доходя среди землевладельческих классов

до 80 процентов, благодаря все большему распространению берестяных

грамот для торговых записей

Нападение Москвы на Новгород во многом, таким образом, было пер-

вым внутренним конфликтом между Россией, обращенной к Западу, и

Россией, обращенной к Востоку, — предвосхищая то, что позднее про-

изошло между Москвой и Санкт-Петербургом. Покорению Новгорода во

времена Ивана III способствовало не только численное превосходство

Москвы, но и раскол между Востоком и Западом в самом Новгороде.

//. Противостояние

Этот раскол стал неотъемлемой чертой балтийских «ворот», созданных

прозападно ориентированной Россией. Иногда раскол приобретал чет-

кие очертания, как, например, между чисто шведским городом Нарвой

и русской крепостью Ивангородом, построенной Иваном III на реке у

берегов Балтики. Раскол прошел прямо через город-порт Ригу, когда Рос-

сия захватила его и окружила живописный ганзейский порт провинци-

альным русским городом. В центре одной Риги возвышался позднеготи-

ческий собор с самым большим органом в мире; в другой Риге всем

заправляла община староверов-ксенофобов, которые вообще запрещали

использование музыкальных инструментов. Этот раскол оказался'более

тонким и смещенным в область психологии в Санкт-Петербурге, где со-

вершенно западная оболочка вошла в противоречие с апокалиптически-

ми страхами суеверных горожан.

Новгородский раскол имел все перечисленные черты. Для начала там

четко обозначилась граница между правобережными купеческими кварта-

лами и левобережным церковно-административным районом, проходив-

шая по реке Волхов. Существовал также контраст между утилитарными де-

ревянными постройками в первом случае и величавыми, в византийском

духе строениями — во втором. Более важными и тонкими были, однако,

противоречия между республиканскими и автократическими, космополи-

тическими и ксенофобскими устремлениями. К XIV в. в Новгороде суще-

ствовали и чисто республиканское правительство, и богатейшее в восточ-

ном славянстве духовенство*. В отношении Москвы последнее действовало

большей частью на манер идеологической пятой колонны, превознося мес-

сианско-имперские притязания ее великих князей для сдерживания про-

западных настроений в городе.

Еще в 1348 г. новгородские иерархи надменно направили шведского

короля к византийскому императору, когда западный монарх предложил

обсудить вопросы религиозного сближения

. Сознавая уникальную роль

города как независимого от татар и непрерывную преемственность с Ки-

евской Русью, одаренные богатым воображением и ясной речью новго-

родские писатели культивировали дух особого предназначения. Они ут-

верждали, что Новгород получил христианство не от Византии, но прямо

от апостола Андрея; что их город основал Яфет, третий сын Ноя; и что

такие святыни, как белый монашеский клобук, врученный якобы импе-

ратором Константином Великим папе Сильвестру, и тихвинская икона

Богоматери, были чудесным образом перенесены Богом из грешной Ви-

зантии в Новгород, к неподкупным жителям «светлой России»

По мере того как в XV столетии усиливалось политическое и эконо-

мическое давление на Новгород, новгородская церковь зачастую интер-

претировала переговоры с Западом как знаки того, что последний день

церковного календаря 1492 г. станет концом света'

. Архиепископ Нов-

114 112

2. Пришествие Запада

городский и Псковский Геннадий вскоре после рукоположения в сан в

1485 г. по собственной инициативе обратился ко все еще противившей-

ся Москве с призывом подготовиться к этому судьбоносному моменту,

очистившись от еретиков, как сам он поступил в своей епархии

. Впос-

ледствии архитекторами идеологии Московского государства стали, ко-

нечно, настоятели двух ведущих монастырей новгородской епархии,

Иосиф Волоцкий и Филофей Псковский. Нервозный, апокалиптический

характер этой идеологии отчасти почти наверняка проистекал из боязни,

что западному региону грозит обмирщение разом интеллектуальной жиз-

ни и церковной собственности и что сам царь может превзойти новых

государственных строителей Запада (и даже иконоборческих императо-

ров Византии), лично возглавив такую революцию. Происхождение рос-

сийских юродивых, так много сделавших для насыщения атмосферы

Московского государства пророческими ожиданиями, восходит к проти-

востоянию византийского христианства и западного предприниматель-

ства в Новгороде. Прокопий, странствующий святой XIII в., которого

первым из числа ему подобных канонизировали в России (и чье житие,

написанное в XVI в. и получившее широкую известность, сделало его

примером для многих других), был германцем, обратившимся в право-

славие после долгих лет проживания в Новгороде

Как экономические, так и идеологические причины препятствовали

тому, чтобы европеизация Новгорода зашла далеко. В отличие от Твери,

другого важного западного соперника Москвы, покоренного Иваном III,

Новгород был надежно застрахован от политического сближения с Поль-

шей и Литвой

. Наиболее важные западные экономические связи Нов-

город поддерживал с германскими городами, расположенными далеко к

западу от Польши, а его обширная экономически независимая империя

доходила до северных и восточных границ Великороссии. Психологиче-

ски опять же «отец» российских городов чувствовал себя известным об-

разом обязанным защищать память и честь Руси после того, как Киев-

«мать» осквернили монголы. Утверждали даже, что Рюрик основал

правящую династию в Новгороде еще до того, как его наследники пере-

брались в Киев; тот факт, что монгольский «Божий бич» обошел Новго-

род стороной, многие расценивали как знак того, что в мире православ-

ного славянства Новгород отмечен особым благорасположением и

заслуживает особого положения.

Политическое подчинение Новгорода Москве усилило московский

фанатизм и уничтожило три изначальных традиции, которые Новгород

и Псков разделяли с развитыми городами позднесредневекового Запада:

коммерческий космополитизм, представительное правительство и фило-

софский рационализм.

//. Противостояние

Космополитизм был пресечен Иваном III и Василием III посредст-

вом ликвидации анклава Ганзейской Лиги в Новгороде и последующих

ограничений свободы торговых и договорных отношений, которые Нов-

город и Псков установили с Западом еще до сотрудничества с Ганзой.

Упразднили и представительное правительство, разбив колокола, созы-

вавшие народ Новгорода, Пскова и новгородской вотчины Вятки на ве-

че для выбора судей и обсуждения основных политических вопросов. Хо-

тя вече не являлось ни демократическим форумом, ни в полном смысле

представительным законодательным органом, оно давало состоятельным

собственникам рычаги эффективного контроля над княжеской властью.

Участие в новгородском вече постепенно все более определялось имуще-

ственным показателем. Кроме того, вече породило более мелкие, но и

более работоспособные типы общих собраний в достаточно автономных

муниципальных-подразделениях. Вече, как и дружина (совещательный

княжеский военный отряд), представляло собой пережиток ранних ки-

евских времен, еще чуждых традиций византийской автократии. Вече яв-

лялось гораздо более серьезным препятствием иосифлянской программе

установления чистой автократии, поскольку основательно укоренилось в

политических традициях определенного региона и экономических инте-

ресах мощного купеческого сословия.

Светских, критически настроенных мыслителей монастырские влас-

ти боялись даже больше, чем республиканских политических вождей. В

интересах монашества было скорее приписывать императору мифичес-

кую святость, нежели устанавливать конкретные формы правления. Ув-

леченность византийскими образцами привела их к выводу, что ереси и

идейные разногласия сыграли в развале империи куда большую роль, чем

различия в политических и управленческих традициях. Исключительный

пиетет ко всему «написанному» в рамках монастырской традиции сопро-

вождался непомерным страхом перед всем, написанным вне ее. В те вре-

мена выражение «зашелся есть в книгах» приравнивалось к «сошел с ума»,

а высказывание «всем страстем мати мнение, мнение второе падение» ста-

ло народной поговоркой

. Вот как прежде писал Геннадий Новгород-

ский собору 1490 г., в пору идеологических брожений: «Да еще люди у

нас простые, не умеют по обычным книгам говорити: таки бы о вере ни-

каких речей с ними не плодили; токмо того для учинити собор, что их

казнити — жечи да вешати...»

Церковные иерархи искали — и постепенно получали — поддержку

князей в деле подавления рационалистических тенденций «жидовствую-

щих» с помощью процедур, до странного напоминавших показательные

суды позднейшей эпохи. Хотя о «еретиках» лишь немногое может быть

достоверно известно, их идеи явно проникли в Новгород по торговым

путям точно так же, как в предыдущем столетии — идеи антицерковно

114

2. Пришествие Запада

настроенных «круглоголовых». «Жидовствующие» были иконоборцами,

не признавали триединства и, судя по всему, выступали против монаше-

ства и постов. Будучи кое в чем связанными с широко распространен-

ным в Европе явлением позднесредневекового еретичества, они тем не

менее отличались от западных лоллардов и гуситов тем, что взывали не

к народным чувствам и эмоциональным надеждам на воскресение, но

больше к интеллектуальной элите, придерживавшейся радикального ра-

ционализма. Отвращение к антирациональному историческому богосло-

вию, владевшему ксенофобски настроенными массами, вело, таким об-

разом, в диаметрально противоположный интеллектуальный мир

рациональной, антиисторической философии. Были жидовствующие,

как настаивали на том их гонители, привержены интеллектуальный «про-

клятой логике» иудейских и мусульманских мыслителей

или не были,

но само по себе это обвинение позволяет предположить, что альтернати-

вой православию Московского государства являлся западный рациона-

лизм. Он же стал альтернативой, когда Санкт-Петербург наследовал Нов-

городу как космополитический соперник Москвы, и он же постепенно

вызвал к жизни революцию во имя вселенского рационализма.

Начало падения Новгорода под властью Ивана III сопровождалось не-

которыми из тех же самых навязчивых страхов перед Западом, что воз-

родились во времена Ивана IV и Сталина. Идеологическая чистка среди

космополитизированных интеллектуалов сочеталась с массовой депорта-

цией на восток — первой из тех, что периодически предпринимала мсти-

тельная Москва в отношении более развитых балтийских областей

Предлогом к этому первому роковому наступлению на Новгород явилось

то, что Новгород переметнулся к «латинянам». Хотя, вероятно, и неспра-

ведливое в любом формальном политическом или церковном смысле, это

обвинение проливает свет на подрывной эффект, какой оказал первый

из «Западов», с которым столкнулась Московия в ранний период новой

истории, — Латинский Запад Высокого Возрождения.

«Латиняне»

Итальянское влияние в России даже в ранний период Возрождения

было более значительным, чем это обычно осознают. Итальянские това-

ры и идеи попали в Россию непрямым путем через балтийские порты,

прямым же — по генуэзским торговым путям через Крым, в конце XIII

в XIV столетии. К середине XIV в. в Москве имелась постоянная ко-

лония итальянских купцов, и в России широко использовалась итальян-

ская бумага

. Единственный дошедший до нас образчик русской церков-

ной архитектуры середины XIV в. украшен фресками, которые по стилю

115