Без автора. Зритель в искусстве: Интерпретация и творчество

Подождите немного. Документ загружается.

Читатель – интерпретатор –творец 101

по конструкции, но не по положению дел. Потому что читают все. И

все через чтение заражаются разными «семиотическими вирусами».

Разумеется, заражаются в зависимости от состояния семиотического

здоровья и наличия контролируемого чтения, которое делает собст-

венно вирус прививкой.

Чтение как функция и как практика

Для дальнейшего рассмотрения полезно различение чтение как

практики и функции. Практика различается от функции степенью

самосознания и свободы.

Функция – это минимальная свобода, но и минимальные требова-

ния на осознание. Функции распределяются в стремлении к взаимной

пригнанности и взаимной полезности.

Несомненно, чтение сегодня существует как функция: читать,

чтобы знать, читать, чтобы понимать актуальную повестку, быть «в

теме», читать, чтобы «убить время» - эти функции не требуют осоз-

нания, мы их выполняем почти автоматически.

Практика же характеризуется достаточной свободой в способе

действия (и их изменениях), но главным для неё является именно

осознание значения этой практики и её выполнения (в том числе и

последствий, будущего). Потому что «практика – не сумма действий,

а прежде всего способ осознания образов действия, которые следуют

или, точнее, могли бы следовать из данной теории или вообще из

любого полученного знания, не обязательно теоретически сформули-

рованного»[3].

И сегодня проблема заключается в том, что мы можем указать

просто феноменально на существование чтения как функции, но с

трудом – на чтение, как практику. Чтение как практика – становится

всё более экзотичным, редким, хотя именно оно часто и является во

многих, не связанных ни с какой интеллектуальной деятельностью

предприятиях. И это интересно проявляется в литературе, которая,

как известно, часто указывает нам на невидимые другими средствами

общественные проблемы. Здесь я буду апеллировать к роману Пере-

са-Риверте «Королева юга».

Это роман про контрабандистов. Но там одну из ключевых мо-

ментов играет именно чтение. И у автора есть возможность от лица

героинь порассуждать на эту тему. Дальше – несколько цитат…

«Книги, это двери, что выводят тебя из четырёх стен, говорила

Патрисия. Они учат тебя, воспитывают, с ними ты путешеству-

102 Зритель в искусстве

ешь, мечтаешь, проживаешь другие жизни, а свою умножаешь в

тысячу раз. Подумай, Мексиканочка, кто ещё даст тебе больше за

меньшую цену. А ещё они помогают справляться со многими непри-

ятными вещами – призраками, одиночеством и прочей дрянью. Ино-

гда я думаю: как вы справляетесь со всем этим – вы, те, кто не чи-

тает?»[4]

«Никогда прежде она не думала, что человек может настолько

погружаться в то, что он читает – так, что читатель и герой сли-

ваются в одно целое. … романы куда больше, чем кино или теле-

фильмы, позволяют пережить то, для чего не хватило бы целой

жизни»[5].

«Чтение – особенно романов, позволяло жить в собственной го-

лове иначе: так, будто стирая границу между действительностью и

вымыслом, Тереса могла наблюдать собственную жизнь со сторо-

ны, словно человек наблюдает то, что происходит с другими. Чи-

тая, она узнавала много нового, а кроме того, чтение помогало ей

мыслить по-иному, лучше, ибо на страницах книг другие делали это

за неё. Это давало ей больше, чем кинофильмы или телесериалы: они

являют собой конкретные версии с лицами и голосами актёров и ак-

трис, тогда как книги позволяют взглянуть на каждую ситуацию

или персонаж с собственной точки зрения. Даже голос того, кто

рассказывает ту или иную историю, - иногда это голос известного

или неизвестного рассказчика, а иногда – самого читателя. Потому

что, переворачивая каждую страницу, на самом деле ты начинаешь

писать её заново»[6].

У тех, от лица которых построены эти тексты про чтение, Чтение

– как раз не функция, а практика, потому что они, читая, думают про

то, как и зачем они читают, и поняв это, в выстроенном ими понима-

нии про чтение продолжают читать. И продолжают понимать и осоз-

навать себя, как Читающих. И за счёт этого становятся хозяевами и

самих себя и собственного чтения. У тех же, для кого чтение не явля-

ется практикой, рефлектируемой и контролируемой, а лишь функци-

ей, чтение будет неявно определять их жизнь.

В связи с этим ответ на вопрос «изменяется ли Чтение историче-

ски?» – да. Мы явно можем видеть разные формы самосознания Чи-

тающего. Вот варианты: Я читаю, чтобы получить совет от Высших

сил, чтобы получить знания, чтобы войти в культуру и благодаря

этому стать человеком, чтобы увидеть чёткое изображение общест-

венных проблем, чтобы приобрести новые формы мысли и опыт,

Читатель – интерпретатор –творец 103

чтобы посмотреть на свою жизнь со стороны и т.п. И это самосозна-

ние связано с техникой чтения, техника чтения меняется вместе с

ним. И тексты (читаемое) тоже меняется под новую технику чтения

(или создаёт её). Что не отменяет возможности читать, например,

тексты прошлых времён с новой техникой и самосознанием Читате-

ля.

Итак, я хочу зафиксироваться на следующем. Чтение может быть

как практикой (с соответствующим самосознанием этой практики и

практикующих), а может в какие-то времена ей не быть, но оставать-

ся функцией в других практиках, делах и т.п.

В целом в процессе чтения можно выделить уровни:

1. Самосознание Чтения

2. Техники чтения

3. Содержание читаемого

4. Внешняя по отношению в читаемому жизнь: с её организацией,

ситуациями и т.п.

На этой конструкции можно попробовать описать некоторые сме-

ны техник чтения, как они передаются и в чём могут заключаться

проблемы чтения.

Проще всего с художественной литературой. Техники её прочте-

ния заданы внутри самого текста, внешняя ситуация тоже включена

внутрь текста, поэтому проблем перехода от внутреннего к внешне-

му, их сопряжения не возникает. Это, конечно, очень упрощённо.

Внутри мира Литературы, если смотреть на него из этой конструк-

ции, происходят постоянные перемены, переконфгурации и т.п. Но

литература менее всего требует сама по себе специального «научения

чтению», какой-то дополнительной организованной трансляции тех-

ник чтения.

Остальные тексты и их чтение просто так не берутся. Библия ок-

ружена комментариями, толкованиями, поучениями, житиями – тек-

стами, в которых проявляются смыслы Библейских текстов и техники

их прочтения. Тексты «научные» тоже требуют специальной дисцип-

лины ума, способного понимать логику работы с понятиями, по-

строением объектов и т.п. И для этого есть и школа и высшее образо-

вание. Философские тексты – требуют и формального образования и

специальной организации собственного жизненного опыта, самоор-

ганизации.

104 Зритель в искусстве

Не требует ещё специальной организации чтение текстов журна-

лов и газет. Но они так устроены, что они опираются на уже освоен-

ные людьми техники чтения.

Но – для всех текстов есть специально организованные места по

освоению и предъявлению техники их чтения. Это – образование и

коммуникационные площадки, на которых происходит критика, об-

суждение этих текстов – от очень профессиональной критики дискус-

сий до суждений «рядовых читателей».

Исторические изменения в чтении

Легче всего их наблюдать опять же на художественной литерату-

ре. Очень красиво о постановке доминирующей технике чтения на-

писал А.Зиновьев в своей автобиографии «Исповедь отщепенца». Он

описал, как советская власть, оторвавшая детей от родителей, помес-

тившая их в Дома пионеров с библиотеками, отобравшая для них

«лучшее из мировой литературы», организовавшая специально для

отобранных текстов переводческую деятельность, заставила их чи-

тать по схеме: «жизнь делать с кого» - схема с героем. И выросшее на

этой схеме поколение с трудом читает следующий крайне популяр-

ный жанр – фэнтези по невозможности применения классической

схемы чтения с героем. Ну, как можно «делать жизнь» с хоббита?

Чтение фэнтези – чтение по схеме «конструирование миров, при чте-

нии по которой не нужно идентифицироваться с определённым геро-

ем, а нужно осваивать схему мира. Но и обратное. Поколение фэнте-

зи с трудом читает всё более-менее реалистичное. Потому что прочно

сидит на схеме создания иных миров, для них такая организован-

ность, как человек – непонимаема. И это только самые грубые, оче-

видные перемены.

Массово сегодня преобладает «чтение потребителей» по типу

product placement. Это в последней книжке В.Пелевина «EmpireV»

описано. Как пишутся сегодня книжки? Автор обкладывается глян-

цевыми журналами, читает их, а потом всё прочитанное вставляет в

текст, жизнь и речь героев. И эти читатели уже даже «Дозоры»

С.Лукьяненко осиливают с трудом. Не говоря о самом Пелевине.

Событие чтения

1.Читаемые (если читаемые) тексты – это «генераторы событий».

Текст – генератор событий, потому что он содержит в себе как вооб-

ражаемую, разыгрываемую ситуацию, так её описание, осмысление.

Читатель – интерпретатор –творец 105

2.Я пользуюсь стандартным понятием события, которое включает

в себя два аспекта: 1).событие должно произойти (и в нём должны

быть участники-причастники) и оно должно быть описано;

2).событие это то, что как минимум прерывает естественный ход

движения (жизни, размышления, и т.п.) и заставляет эту траекторию

меняться. Поворот.

3.Но если мы оборачивает это на чтение, то «полное» чтение – это

и есть помещение себя в событие, создание для себя события. Все

остальные случаи чтения будут различными редукциями по отноше-

нию к полному чтению.

Ситуация с масс-культным чтением то есть чтением в свободное

время, чтобы как-то его провести – это редукция события до того, что

называют сегодня event (Даже профессия такая есть event-менеджер,

то есть тот, кто организует «события» – но в кавычках. То есть выни-

мает людей из привычной жизни, развлекает их, даёт дозу адренали-

на или наоборот транквилизатора: тут каждый выбирает чтение по

вкусу).

4.Разница между event-ом и событием в том, что событие меняет

некоторую траекторию движения жизни, а event на время вынимает

человека из жизни, а потом опускает в то же место, откуда и взял.

Тексты масскультные строятся в основном как чистый event. Иногда

с псевдоосмыслением – такой «царский путь к метафизике» (самый

яркий пример – П.Коэльо).

5.Есть ещё прагматическое чтение: для получения нужных инст-

рументов (знаний, правил, рецептов). Это чтение элиминирует при-

сущую любому событию долю рискованности и непредсказуемости.

Потому что событие – это не вполне подконтрольная сущность. Не-

известно, что там с читателем случится. Элиминировать непредска-

зуемость и некоторую катастрофичность события можно, если огра-

дить от возможных перемен ценности, предельные рамки, горизонт-

ные смыслы.

6.Технически «событие чтения» производится за счёт переходов,

разного типа: от одних знаковых конструкций (тем, схем) к другим,

от знаковых конструкций в ситуациям; между ситуациями разного

масштаба и, самое интересно от одной техники чтения к другой. Вряд

ли можно исчислить, прописать все места и переходы чтения, потому

что каждый раз мы будем получать не столько устройство простран-

ства чтения, сколько выражение степени развитости собственных

техник чтения.

106 Зритель в искусстве

7.Чтение – это не «личное дело», это важное социокультурное

действие, и социокультурная причастность. Проживание событий

(если это, действительно, происходит) помогает, например, быть го-

товыми к реальным, причём самым неожиданным событиям в жизни.

Важны и разные редуцированные виды чтения: за ними закреплены

свои общественные функции. Но вопрос в том, чтобы сохранялась и

возможность полного чтения. И. как я понимаю, это не вопрос только

для элиты.

8.Чтение – это не акт по отношению к одному тексту, а процесс, в

который вовлекаются разные тексты, и дело коллективное, а не инди-

видуальное.

Рефлексия – основной оператор чтения

Событийность чтения и все переходы становятся возможными

при включении рефлексии, как оператора перехода и оператора ухо-

да-возвращения от себя-читающего. При этом мы понимаем рефлек-

сию в традиции Лефевра-Щедровицкого[7].

По отношению к оператору рефлексии можно выделить три типа

чтения:

1.без рефлексии вообще (когда ученик прочёл и знает, что «Волга

впадает в Каспийское море», но ни где эта Волга, ни что такое море –

ему не важно);

2.без собственной конструкции рефлексии, когда вся рефлексия

оформлена конструкциями читаемого текста: сюда попадает и массо-

вое чтение, и инструментальное чтение и чтение через пересказчика;

3.чтение, внутри которого работают собственные читательские

представления и рефлексия.

С другой стороны Чтение выполняет функцию запуска рефлексии.

Автор, как правило, исходно знает – какую именно структуру реф-

лексии он запускает или надеется запустить. У него есть замысел.

Понятно, что хорошие тексты это те, которые превышают модели-

рующую способность автора (например, поэтому Шекспира Г.Блум

назвал центром Западного канона, автором, определившим принци-

пиально рефлексивную структуру европейской литературы и чтения

вплоть до нашего времени. Скорее всего, Шекспир не ставил себе

таких задач). А текст сам по себе является рефлексивной структурой.

Освоение техники чтения – это в том числе освоение чтения, об-

ращённого на себя. Но что значит – на себя? Я – это я в своей локаль-

ной ситуации, и я, как исторический тип человека, и я как определён-

Читатель – интерпретатор –творец 107

ная культурная позиция и т.п. И понимание чтения не только как тек-

ста «О», а как действия, и даёт читателю эту возможность в ситуации,

когда естественно рефлексия не складывается (не складывается есте-

ственно того «Я», по поводу которого текст мог бы запустить реф-

лексию), через техническое искусственное, воссоздание действия,

позиции, выраженного в тексте, увидеть или обрести это, до того не

имевшееся, измерение своего Я.

Примечания

1. Грязнова Ю. Учебный курс «Аналитика текста». Тольятти, 2002;

Грязнова Ю., Давыдова Г., Максимов В. Технология текста // Кен-

тавр. 2002. №25.

2. Перес-Риверте А. Королева Юга: Я не умею убивать, но научусь.

М., 2006. С.320.

3. К философии корпоративного развития. М., 2006. С.91.

4. Перес-Риверте А. Королева Юга: Я не умею убивать, но научусь.

М., 2006. С.320

5. Там же. С.336.

6. Там же. С.371-372.

7. Щедровицкий Г.П. Рефлексия // Исследование рече-мыслительной

деятельности. Алма-Ата, 1974.

Иванова Е.В.

Омск

Репрезентативность и интерпретация философского текста

Философский текст представляет собой совокупность различных

смыслов, образуя, таким образом, структуру большой сложности,

которая находится в зависимости от неоднозначности передаваемой

информации. В философском тексте оказываются представлены он-

тология, гносеология, антропология и т.д. Чтобы понять, какими

средствами достигается генерация и трансляция различных смыслов

в пределах одного текста, нужно рассмотреть понятия текстовой ре-

презентации и интерпретации.

В наиболее общем смысле репрезентация может быть понята как

«quid pro quo», «представленность одного в другом и посредством

другого», появление одного вместо другого. Интерпретация в свою

очередь – «истолкование, объяснение какой-либо реальной ситуации

108 Зритель в искусстве

или идейной позиции». Иными словами, репрезентация – это генери-

рующий механизм, способный заключать в чем-либо некие смыслы,

интерпретация же – транслирующий механизм, извлекающий эти

закодированные смыслы.

Из этого следует, что репрезентация и интерпретация – явления

одного порядка, однако в литературе почти всегда их рассматривают

отдельно друг от друга. Вопросами репрезентации занимались

М.Вартофский, Д.Гриндер, Р.Бэндлер, И.В.Цветкова и др. Вопросам

интерпретации посвящены работы Ю.М.Лотмана, Г.И.Богина,

И.И.Евлампиева, Х.-Г.Гадамера, Г.Л.Тульчинского, В.П.Визгина и

др.

Анализируя работы вышеперечисленных исследователей, можно

увидеть разные ракурсы понимания репрезентации и интерпретации.

Репрезентация в тексте может выступать как представленность соб-

ственной, личностной модели бытия автора (И.В.Цветкова). Интер-

претация в этом случае фактически означает соотнесение этой лично-

стной модели автора с объективной реальностью, выступая, таким

образом, неким индикатором проверки истинности этого явления,

индикатором верификации (Х.-Г.Гадамер). Такое понимание этих

явлений можно назвать онтологическим.

Если рассматривать репрезентацию как специфический способ

познания (М.Вартофский), то интерпретация предстанет как некая

реконструкция схемы процесса познания, приведшего к определен-

ной форме интерпретируемого явления (Г.И.Богин). Такую точку

зрения на репрезентацию и интерпретацию можно назвать гносеоло-

гической.

Репрезентация как механизм кодирования смысла, способного за-

ключать в тексте высоко концентрированную информацию из раз-

личных областей знания, предполагает последующую дешифровку

этого смысла, то есть – интерпретацию (Ю.М.Лотман). Такое семио-

тическое рассмотрение этих явлений как раз и связано с текстом как

билатеральной (двусторонней) системой, относительно законченным

знаковым комплексом.

С герменевтической точки зрения, интерпретация часто трактует-

ся как постижение смысла текста (И.И.Евлампиев), то есть – пости-

жение репрезентативности, представленности этих смыслов в тексте.

Согласно принципу дополнительности Н.Бора, целое следует рас-

сматривать как единство двух составляющих его противоположно-

стей. Текст есть структурообразующий процесс, знаковая деятель-

Читатель – интерпретатор –творец 109

ность, результатом которой является пространство, наполненное

смыслами. Представляется, что этот единый процесс и есть взаимо-

действие репрезентации и интерпретации, которые не противопо-

ложны друг другу, а соотносительны, коррелятивны, дополнительны.

Репрезентация кодирует информацию в направлении «автор – текст»,

интерпретация – в направлении «текст – реципиент».

Существуя, таким образом, как два взаимосвязанных, но разнона-

правленных процесса, репрезентация и интерпретация выполняют

соответственно следующие функции:

1). генерация смыслов – трансляция смыслов. Цель репрезентации

– «сложить» в текст информацию. Автор делает это осознанно или

бессознательно, как представитель своей культурной и исторической

эпохи, своей социальной группы. Цель интерпретации – извлечь эти

смыслы, как явные, так и неявные;

2). актуализация авторского текста – накопление смыслов. Репре-

зентация стремится представить в первую очередь информацию,

важную для автора. Однако при интерпретации текста реципиент

может формулировать больше смыслов, чем заложил автор. Напри-

мер, вряд ли Платон, создавая в диалоге «Парменид» диалектику

единого и иного со всевозможными соотношениями этих двух кате-

горий, знал, что он создает метод «от обратного», который широко

известен в современной формальной логике. Марк Аврелий в своих

«Размышлениях» (II век н.э.) пишет, что «ничто не происходит из

ничего, как и не уходит в ничто», хотя закон сохранения энергии

впервые экспериментально обосновал Д.Джоуль в 1850 году, а впер-

вые точно сформулировал еще гораздо позднее Г.Гельмгольц. По-

этому в философской герменевтике проблематика интерпретации

выходит за рамки постижения смыслов текстов, оказываясь связан-

ной с познанием бытия человека в мире.

При интерпретации текста может возникать две ситуации:

1). читатель воспринимает только часть смыслов, заложенных ав-

тором (восприятие читателя ограничено социально-историческим

контекстом: уровнем образования, эпохой и т.д.);

2). читатель формулирует больше смыслов, чем заложил автор.

При условии накопления философским текстом смыслов, интер-

претация, как и репрезентация, оказываются потенциально неограни-

ченными. Если в каком-либо юридическом тексте интерпретация

должна быть аутентичной, то в философском тексте полное постиже-

ние смыслов недостижимо. Помимо этого, текст и его интерпретация

110 Зритель в искусстве

практически никогда не совпадают по объему: у одного текста может

быть несколько интерпретаций, тексты могут выступать в качестве

интерпретаций друг друга и т.д.

Разгадывание текста может идти двумя путями:

а). первый путь непосредственно связан с решаемой проблемой

(например, диалектика философских категорий идеи и материи в

«Пармениде» Платона);

б). второй – отсылает к определенному полю аналогий, в котором

очертания того или иного раздела только угадываются (в «Пармени-

де» Платона идея (единое) и материя (иное) выступают как области

бытия, а цель всего диалога действующих лиц – поупражняться в

познании истины, следовательно, в этих идеях угадываются фило-

софские дисциплины «онтология» и «гносеология»).

Иными словами, репрезентация в тексте может быть эксплицит-

ной (явной) и имплицитной (неявной).

Эксплицитная текстовая репрезентация – это максимально яв-

ленная в тексте представленность того или иного внетекстового яв-

ления. Например, в философском тексте («Тимей») мысль о положе-

нии Земли в системе космических тел является не чем иным, как об-

ластью знаний астрономии.

Имплицитная текстовая репрезентация – это такая представлен-

ность внетекстового явления в тексте, при которой реципиент должен

осуществить «серию трансформаций», переводящих рассматривае-

мую последовательность слов (текстовую структуру) в определенную

глубинную (внетекстовую) структуру. То есть реципиент должен ин-

терпретировать текст.

Таким образом, в процессе написания текста, исходя из общих

мировоззренческих и научных установок, неявно осуществляется

репрезентация содержания культуры в этот текст и явно – репрезен-

тация установок и смыслов автора. В процессе интерпретации проис-

ходит извлечение всех возможных смыслов текста.

Интерпретация смыслов может идти на нескольких уровнях:

грамматическом, прагматическом, историческом.

На грамматическом уровне интерпретатор осмысляет непосред-

ственно текст, не связывая его с целями автора и историческими об-

стоятельствами создания текста. Такая интерпретация ориентирова-

на, прежде всего, на мысли и чувства, выраженные в словах и связях

текста (отсюда название уровня – грамматический, или языковой).