Без автора. Зритель в искусстве: Интерпретация и творчество

Подождите немного. Документ загружается.

Российский государственный театр драмы

им. А.С.Пушкина

(Александринский театр)

Санкт-Петербургский государственный университет

Факультет философии и политологии

Кафедра эстетики и философии культуры

ЗРИТЕЛЬ В ИСКУССТВЕ:

ИНТЕРПРЕТАЦИЯ

ТВОРЧЕСТВО

Часть I

Материалы научной конференции

26-27 марта 2007 г.

Санкт-Петербург

2007

ББК 87

Зритель в искусстве: интерпретация и творчество. /

Материалы всероссийской конференции 26-27 марта 2007 г. – СПб.,

Санкт-Петербургское философское общество, 2007. – 351 стр.

Редакционная коллегия сборника:

Голик Н.В., Никонова С.Б., Радеев А.Е.

Оригинал-макет:

Никонова С.Б.

Санкт-Петербургское философское общество

Лицензия ЛП № 0000217 от 20.07.1999

©Санкт-Петербургское

философское общество, 2007

ЗРИТЕЛЬ В ИСКУССТВЕ:

ИНТЕРПРЕТАЦИЯ

ТВОРЧЕСТВО

Теоретические аспекты 5

Теоретические аспекты

Дьяченко Г.В.

Луганск

Интерпретация как феномен глубинного общения

Современная теория коммуникации разрабатывает два

разнокачественных типа общения: первый связан с передачей

информации и обозначается как информационный, или

деятельностно-регулятивный, тип общения. Однако «человек в

процессе словесной коммуникации обменивается с партнером не

только и только когнитивными образованиями, но и всем тем, чем

живет»[1]. Второй тип общения с передачей информации и

социальной практикой связан опосредованно и в первую очередь

представляет собой передачу «смысложизненных установок

личностного бытия». Этот тип общения называют «глубинным».

Концепции общения, в которых акцентирован его глубинный слой,

представлены в работах Г.С.Батищева, М.М.Бахтина, В.С.Библера,

М.Бубера, Д. фон Гильдебранда, Э.Левинаса. Глубинный тип

общения и «смысловой язык» начинаются там, где «заканчивается

простой «обмен информацией» и начинается «интенция на субъект»,

то есть высказывание и действие имеет своим предметом, помимо

внешне-объектных референтов, также и сам субъект адресата

высказывания, а тем самым – рефлективно – и свой собственный»[2].

Здесь начинают действовать детерминации неинформационного

порядка, соотнесенные не с «количеством информации», а с сугубо

качественными образованиями – со «смыслами». Специфическими

свойствами «глубинного общения» современный украинский

исследователь В.Ю.Даренский считает непредопределенность,

открытость сознания новым смыслам, невозможность

исчерпывающей рационализации его предметной содержательности,

поскольку ею выступает контекст бытия субъекта общения, а также

личностную трансформацию субъекта общения в сторону

содержательного обогащения «внутреннего мира» субъекта, что

проявляется затем в изменении его стратегий поведения[3]. Таким

образом, содержанием «глубинного» диалога является передача

экзистенциальных «сверхсмыслов» в предельных коммуникативных

ситуациях – религиозной практике, молитвенном опыте, мистике,

6 Зритель в искусстве

философствовании, лирической поэзии, исповеди, полноценном

человеческом общении.

Если общо смоделировать ситуацию языкового понимания, то

получится следующее: восприятие звукобуквенного субстрата как

отправная точка побуждает к поиску значения через нахождение

означаемого в общей коммуникантам действительности. Значение –

всегда искомая величина. В «денотативном» языке этот поиск со

временем автоматизируется, выкристаллизовываясь в единство знака

и значения. В ситуации чисто «смыслового» языка значение всегда

является только искомым, лишь стремясь к единству знака и

значения в границах одного контекстуального поля, однако все же

никогда не обретая его. Под контекстуальным полем может

пониматься конкретный текст определенного автора, книга,

гипертекст как текст всей жизни автора, дискурс определенной

культурной традиции и т.д. Однако в смысловом языке говорить о

точных значениях, стоящих за языковыми знаками, совсем не

приходится, поскольку аморфна означаемая предметность, о которой

идет речь. Понимание здесь скорее не поиск значений, а сразу

«опрокидывание» в смысл. Понимание денотативного языка состоит

в установлении означаемого – предмета, здесь даже говорить о

феномене понимания как одного из режимов экзистенции в сущности

неуместно – это идентификация. Обмен информацией сохраняет

обособленность участников, информационное общение монологично.

Понимание же смыслового языка принципиально локализовано в

ином – не в опознании предмета речи, а в самом процессе поиска

смысла, в том ответном «включении» сознания для понимания, в

самих личностных усилиях по преодолению неизвестности, в

творческой энергии по смыслопорождению. Здесь происходит не

обмен информацией, а превращение состояния каждого партнера в их

общее достояние, глубинное общение порождает общность,

структура такого общения диалогична. Таким образом, модели

понимания денотативного и смыслового языков соотносятся как

статическая и динамическая модели, различие между которыми

заключается в «воспроизведении» и «произведении» смысла.

Статическое информационное общение стремится к унификации,

согласованию знания для однозначного оперирования им. Тогда как

глубинное общение, как справедливо заметил В.Ю.Даренский,

появляется «при наличии любых смысловых «зазоров» в

межличностном общении, но только в том случае, когда его

Теоретические аспекты 7

участники не просто пытаются их игнорировать или устранить, а

осознать как самоценные, конструктивные с точки зрения

личностного становления»[4]. В диалоге сообщение рассчитано на

его интерпретацию собеседником и возвращение в преломленном,

обогащенном виде. «Общение никак не может быть приравнено ни к

передаче сообщений, ни даже к обмену сообщениями (или

информацией), как оно очень часто определяется в нашей

философской и психологической литературе. Общение – это процесс

выработки новой информации, общей для общающихся людей и

рождающей их общность (или повышающей степень этой

общности)[5]. Таким образом, конечная цель и успех

информационного общения – усреднение смысла, точное понимание.

Конечная цель глубинного общения – прирост смысла, его

продуцирование, причем чем личностно-уникальнее он, тем выше его

ценность. Интерпретация по своей сути есть феномен «глубинного

общения», а оно в свою очередь a priori нуждается в толковательном

усилии.

Результаты статического и динамического понимания различны.

В статическом понимании денотативное отнесение может

завершиться: а).точным уяснением обозначаемого,

б).приблизительным значением; в).неверным пониманием.

«Поверхностный» дискурс бытовой, обыденной социальной

коммуникации имеет лишь одно правильное понимание, все

остальные являются браком, коммуникативным провалом. Именно в

отношении информационно-деятельностной коммуникации

правомерно говорить о коммуникативной неудаче, которую

О.П.Ермакова и Е.А.Земская определяют как полное или частичное

непонимание высказывания партнером по коммуникации[6].

Конфликт как феномен речи возникает в информационном общении

как недопонимание. Здесь неудачи, сбои, недоразумения могут быть

нейтрализованы с помощью дополнительных речевых шагов:

уточнений, переспросов, пояснений, наводящих вопросов,

переформулирования. Выяснение правильности/неправильности

основано на возможности верификации сообщаемого знания, его

соотнесении с ясной эмпирической действительностью, вследствие

чего и выстраивается шкала по степени совпадения, поэтому

информационное знание возможно описать в параметрах

истинности/ложности. Таким образом, характеристики

правильно/неправильно, истинно/ложно являются конститутивным

8 Зритель в искусстве

принципом, определяющим успешность информационного типа

общения.

Исследователи, различая информационное и глубинное общение

указывают на фундаментальное их различие в характере связи всту-

пающих во взаимодействие систем: коммуникация есть субъект-

объектная связь, общение – субъект-субъектное взаимодействие.

Коммуникация выражается в том, что «субъект передает некую ин-

формацию (знания, идеи, деловые сообщения, фактические сведения,

указания, приказания и т. п.), которую получатель должен всего-

навсего принять, понять (правильно декодировать), хорошо усвоить и

в соответствии с этим поступать. Получатель информации и является

в подобных случаях объектом, и отправитель на него смотрит как на

пассивный <...> приемник, хорошо настроенный, точно и надежно

работающий[7]. Глубинное общение есть радикально иное положе-

ние, когда «информация адресуется такой системе, которая индиви-

дуально своеобразна, активна в соответствии со своей уникальной

природой и соответственно должна переработать получаемую ин-

формацию, становясь партнером ее отправителя в их общем деле –

совместной выработке результирующей информации. Иначе говоря,

в общении нет отправителя и получателя сообщений – есть собесед-

ники, соучастники общего дела»[8]. Экзистенциальная укоренен-

ность глубинного общения составляет его главное отличие от инфор-

мационного, смысл которого остается внешним. Смысл в глубинном

общении – всегда «свой», выходящий на личностные, внутренние,

этические, психологические, религиозные, моральные ценности. Ин-

формационное знание безлико, оно не сближает, поскольку общо

всем в равной степени. Н.А.Бердяев отмечал, что «через научное по-

знание, например, познание математическое и естественнонаучное,

происходит универсальное сообщение между людьми, но не проис-

ходит общения. Это познание предполагает лишь низшую ступень

общности между людьми. Люди совершенно разной духовности, раз-

ных религиозных верований, разных социальных классов, разных

национальностей и культур могут сообщаться между собой на почве

истин математики и физики… сообщение достигается при разобщен-

ности людей, она предполагает минимальную общность людей[9].

«Сообщение» легко подвергается машинной обработке в отличие от

общения: Норберт Винер, анализируя область «столкновения» ки-

бернетики с религией, говорил, что главное преимущество человека

перед машиной – способность оперировать с нечетко очерченными

Теоретические аспекты 9

понятиями. «Наш мозг свободно воспринимает стихи, романы, кар-

тины, содержание которых любая ЭВМ должна была бы отбросить

как нечто аморфное»[10].

В ситуации глубинного общения отсутствует инвариантная об-

ласть, нейтрализующая субъективные аберрации, через соотнесение с

которой возможно было бы говорить о правильном/неправильном,

истинном/ложном понимании. Глубинный дискурс сущностно много-

значен (несет в себе множество потенциальных смыслов), его неоп-

ределенность принципиальна, поскольку личностна, критерии пра-

вильно/неправильно здесь бессмысленны, они просто не работают на

описание «успешности» глубинного общения. Предлагая различать

два типа употребления языка — научное и эмотивное (ср. денотатив-

ное и смысловое – в нашей терминологии), английский литературо-

вед Айвор Ричардс подчеркивал, что для первого существенна ис-

тинностная оценка высказываний о действительности, тогда как для

второго — эмоциональное воздействие высказывания безотноситель-

но к его истинности и даже самой ее возможности[11]. Смыслопоро-

ждающая динамическая модель понимания описывается совершенно

иной системой координат – координатами системной оппозиции

«свой/чужой». Глубинное общение основывается на ценностном соз-

нании, и случится ли оно или нет зависит только от приятия или не-

приятия собеседника, от степени их эмоционально-ценностной общ-

ности. Например, исследования современного психолингвиста

В.П.Белянина проявили такой аспект ценностного сближения: у чи-

тателей есть схемы понимания различных текстов, что автор и чита-

тель, любящий книги этого автора, обладают сходным психологиче-

ским типом и тональностью мировосприятия[12]. Глубинное обще-

ние – это познание личности, а не вещи: «здесь необходимо

свободное самооткровение личности. Здесь есть внутреннее ядро,

которое нельзя поглотить, потребить, где сохраняется всегда дистан-

ция, в отношении которого возможно только чистое бескорыстие;

открываясь для другого, оно всегда остается и для себя. Критерий

здесь — не точность познания, а глубина проникновения. Познание

здесь направлено на индивидуальное. Это область открытий, откро-

вений, узнаний, сообщений. Здесь важна и тайна и ложь (а не ошиб-

ка). Здесь важна нескромность и оскорбление»[13]. При глубинном

режиме коммуникации происходит конфликт или сближение «моде-

лей личностного бытия»[14], что можно противопоставить как дис-

гармонически-статический и гармонически-креативный типы взаи-

10 Зритель в искусстве

модействия. Иначе сближение в глубинном общении можно опреде-

лить как единение людей по общности духа. Идея о том, что для ус-

пешности коммуникации необходимы любовь и согласие, была вы-

сказана библиопсихологом Н.А.Рубакиным в 1926 году[15]. В рус-

ской культуре данный феномен единения на основе свободы и любви

закреплен в религиозно-философском символе соборности. Русский

человек достигает согласия и общности с другим не рациональными

выкладками, не техникой логического аппарата и доказательства –

доказывать нужно чужому, а ценностной причастностью другому;

русский человек ищет родственную душу, а не партнера в общении –

родной душе не нужно доказывать, она сама видит ту же истину. На-

ивное сознание случившийся акт глубинного общения закрепило

идиомой «найти общий язык». Решающим обстоятельством для языка

как феномена общения еще В. фон Гумбольдт считал первоисход-

ность разделения людей на «два класса – свой и чужой», что «есть

основа всякой первоначальной общественной связи»[16]. Таким об-

разом, имеет смысл отметить, что глубинное общение онтологически

и хронологически предшествует информационному. Н.И.Жинкин

также пришел к выводу, что «эмоциональный диалог», не находящий

предметного развития, является первичной формой человеческой

языка[17]. Без установления контакта и опознания другого в качестве

«своего» затруднителен переход к идентификации истинно-

сти/ложности его сообщений, а тем более к оценке их как «правиль-

ных/неправильных», что куда более субъективно. Механизмы исход-

ной динамической модели общения это императивы любви как выс-

шей гносеологической категории – выход из самозамкнутого Я,

бесконечная перспектива смысла как результат встречи с Другим.

Интерпретация есть результирующая экзистенциально-смыслового

выхода друг к другу субъектов коммуникации — нет прироста смысла

в изоляции, познание только соборно. Непонимание и конфликт воз-

никают в глубинном общении не как недопонимание, а как отказ от

понимания вообще, отсутствие контакта вследствие чуждости духа.

Неприятие заставляет вести себя именно так, как если бы не было

понято сообщение. Кроме того, непонимание – это не только отказ от

ответного усилия к пониманию, но и монологическое отождествле-

ние экзистенциальных смыслов другого со своими, ложное понима-

ние. Непонимание в информационном общении есть отрицательное

понятие; оно противостоит непониманию как абсолютно положи-

тельной категории в глубинном общении. Посредством непонимания