Бережнова М.Л. (отв. ред.). Интеграция археологических и этнографических исследований сборник научных трудов. Часть 1

Подождите немного. Документ загружается.

141

Конкретные сведения об обитателях р. Надым в XVIII–XIX вв. были получены из данных

ревизских переписей населения (1782 г., 1816, 1858 г.) [7]. Численность жителей городка оказалась

относительно стабильной – 22 семьи общей численностью 93 чел. в 1782 г. и 16 семей общей чис-

ленностью 83 чел. в 1858 г., все они значились как остяки. Фамильный состав за это время изменился

полностью. Так, к 1858 г. не сохрани

лось ни одной фамилии, зафиксированной в 1782 г. По данным

Е.В. Переваловой, все вновь появившиеся в Надымском городке фамилии были связаны с существо-

вавшими ранее. Например, фамилия Тормасов образовалась от имени Тормаса Хатанева, которая затем

распалась на две «дочерни» – Тонкин и Летягин; фaмилия Седмин произошла от имени Седма Кыр-

сым

ов; фамилия Потчепов образована от имени Потчеп Кортлев, которая затем была заменена на Селин

и Тадебин; фамилия Удазиев соотносится с фамилией Хындин [5. с. 324].

Определить численность кочевавших по Надыму ненцев не представляется возможным, т.к. их

учет велся по родам и ватагам без точной локальной привязки. В материалах ревизских переписей они

от

носились к «самоедам низовой стороны» (побережье Обской губы, Тазовский и Гыданский полуост-

рова). По данным В.И. Васильева, основанных на материалах ревизских переписей, в 1795 г. к Низовой

стороне относилось 9 ненецких родов численностью 1331 человек. В 1858 г. к Низовой стороне отно-

силось 14 ненецких ватаг численностью 1794 человек. [1, с. 42, 47].

В наши дни ненцы называют Надымский го

родок Нямдото харад («рогатый дом») или Харад

несьто («дом у озера»). (Словом «харад» в ненецком языке обозначается любое деревянное строение.)

Полевые материалы выявили несколько версий о том, кто населял Надымский городок в древности. По

одной, там жили сихиртя – герои ненецких сказаний, которые носили одежду из рыбьих шкур, боялись

света, поэтому жили в те

мноте. По другим сведениям, «рогатая сопка» считается местом «пяков» –

лесных ненцев Место «городка» считается священным для хантов и лесных ненцев. Говорят, что рань-

ше там был установлен деревянный идол хэхэ. Тундровые ненцы стараются обходить сопку стороной,

т.к. боятся ее, думают, что там сидит черт.

Большинство жителей б

ассейна Надыма считают «городок» местом ненецкого рода Нядонги.

Заметим, что ревизскими переписями конца XVIII – середины XIX вв. фамилия Нядонги в Надымском

городке не зафиксирована. Исследователь Надымского городка начала ХХ в. Г.М. Дмитриев-Садов-

ников писал, что в 1897 г. в Надымских юртах проживало 70 чел., все по фамилии Нядонги [2, с. 25].

Именно Нядонги считаются потомками древ

них обитателей Надымского городка. Этот род ненцы отно-

сят к группе хаби еркар – родов хантыйского происхождения.

Записанная автором легенда рассказывает о том, что обитателям городка часто приходилось

обороняться от соседей – тундровых самоедов (вын хасово), стремящихся занять их промысловые

места. Во время одного из вражеских нападений все жители городка погибли, оставшиеся в живых

умер

ли от голода. Выжил только маленький мальчик, которого спасли ямальские ненцы Ясовэй [Пол-

ный текст легенды см.: 3, с. 342–343]. Обитатели Нямдото харад Нядонги враждовали с родом

Анагуричи. Последние, будучи тундровыми людьми (вын хасово), воевали из-за промысловых и

пастбищных земель с «лесными людьми» (пяками).

Замечу, что полевые материалы подтвердили версии о запусте

нии Надымского городка, имею-

щиеся в источниках XVIII в. Лейтенант Д.Л. Овцын, шедший морским путем из Обской губы к устью

Енисея в 1734 г., писал: «И прошед прежней городок Надым, которой разорен от самоеди». По

сообщению Г.Ф. Миллера, весной 1730 г. остяки Надымского городка перенесли большой голод, «от

которого здесь больш

инство вместе с женщинами и детьми умерло, и осталось лишь примерно 10 че-

ловек, которые со временем, когда это позволили их силы, бежали в Обдорск» [6, с. 260].

Об устройстве городка информанты сообщили мало сведений. Говорили, что он был замаскирован

под вид сопки, поросшей травой и кустарником. (О том, что Надымский городок располагался на

искусствен

но насыпанном холме, писал и Г.М. Дмитриев-Садовников.) На холме имелся специальный

люк, заложенный дерном, через который в «городок» с реки заплывали лодки с гребцами. В «городке»

имелась пристань, к которой «богатыри» подплывали на лодках и специальный тамбур, в котором

воины снимали кольчуги и верхнюю одежду, а затем проходили в другие по

мещения.

По словам ненцев, жители Надымского городка занимались грабежом торговых кораблей. Об их

приближении узнавали по плеску весел. Нападающие на лодках внезапно выплывали из-за поворота

протоки и обстреливали корабли из луков. Затем забирали все ценное и скрывались в своей протоке. С

других судов снаряжали погоню за грабителями. Преследователи заплывали в пр

отоку, которая раз-

дваивалась у сопки-городка. Оба рукава заканчивались тупиками, поэтому погоня возвращалась ни с

чем, т.к. к этому времени нападавшие успевали скрыться.

Собранные автором данные о древнем Надымском городке – это микроуровень исследований. Для

получения более «объемной» картины этнических и социально-политических процессов необходим

макроуровень, позволяющий расс

мотреть историческую ситуацию в регионе в прошлом.

Раскопки Надымского городка показали, что в XVII – первой трети XVIII в. он являлся военно-

административным центром, который, по мнению О.В. Кардаша, «мог быть резиденцией вождя военно-

политического объединения, включавшего в себя несколько самостоятельных территориальных общин»

142

[3, с. 285]. Известно, что в средневековый период в Нижнем Приобье имелось несколько десятков

укрепленных угорских «городков». Они являлись административно-политическими центрами в более

крупных социальных общностях – «княжествах», выполняли военно-оборонительную, торговую и куль-

тово-ритуальную функции. К городкам-крепостям примыкали неукрепленные поселения, по-видимому,

представлявшие собой сезонные промысловые стоянки нескольких семей, образовывавшие са

мостоя-

тельные хозяйственные коллективы. Население большинства «княжеств» было полиэтничным по соста-

ву, объединяя различные группы угорского и самодийского населения [4; 8]. Данные раскопок археоло-

гического памятника подтвердили гипотезу о существовании крупных военно-политических и полиэт-

ничных по структуре объединений в Нижнем Приобье.

Особо нужно остановиться на упоминаемой в ненецких легендах борьбе между вождями-бога-

ты

рями. В исторической литературе ее принято трактовать как междоусобную и межэтническую. Между

тем анализ археологических материалов Надымского городища свидетельствует о совместном прожи-

вании в «городке» трех этнических групп населения. При раскопках были выявлены разные архитек-

турные традиции домостроительства, которые можно объяснить этническими различиями жителей. Из

шести раскопанных кварталов, два были населены п

редками лесных ненцев, два – тундровых и два –

предками хантов [3, с. 285]. Следовательно, представители разных этнических групп длительное время

уживались мирно буквально под одной крышей Надымского городка. А он был важным торговым

центром региона, о чем свидетельствуют не только письменные источники, но и обнаруженные во время

раскопок предметы «дальнего» импорта, нали

чие особой «гостевой» площадки. Безусловно, он имел

важное стратегическое значение в этом районе Нижнего Приобья, поэтому и шла борьба предводителей за

обладание им. Поэтому вряд ли правомерно характеризовать междоусобицы как межэтнические столк-

новения. Ведь это не вын хасово враждовали с пяками, а их вожди. И ими двигало стремление обладать

стратегически важными т

орговыми пунктами, а также лучшими угодьями и пастбищами.

Опыт совместных археолого-этнографических исследований показал, что только комплексный

подход позволяют не только реконструировать конкретную историческую ситуацию в определенном

месте, но и воссоздать общую картину исторических (социально-политических, хозяйственно-эконо-

мических, этнических) процессов в регионе.

Список литературы и источников

1. Васильев В.И. Ненцы // Народы Сибири и Севера России в XIX в. (этнографическая характеристика).

– М.: Изд-во Ин-та этнологии и антропологии РАН, 1994. – С. 29–62.

2. Дмитриев-Садовников Г.М. Река Надым // Ежегодник Тобольского губернского музея. – Тобольск,

1917. – Вып. 28. – С. 1–24.

3. Кардаш О.В. Надымский городок в конце XVI – первой трети XVIII вв.: История и материальная

культура. – Е

катеринбург; Нефтеюганск: Магеллан, 2009. – 360 с.

4. Мартынова Е.П. Этническая консолидация или этническая дифференциация (К проблеме формирова-

ния этносов обских угров) // Угры: Материалы VI Сиб. симпозиума «Культурное наследие народов Западной

Сибири». – Тобольск: Изд-е Тобол. гос. историко-архит. музея-заповедника, 2003. – С. 186–197.

5. Перевалова Е.В. Северные ханты: этническая история. – Екатеринбург: Изд-во УрО РАН, 20

04. – 414 с.

6. Сибирь XVIII века в путевых описаниях Г.Ф. Миллера. – Новосибирск: Сибирский хронограф, 1996.

– 310 с. – (Сер. «История Сибири. Первоисточники». Вып. VI).

7. ТФ ГАТО (Государственное учреждение Тюменской области «Государственный архив в г. Тоболь-

ске»). Ф. 154. Оп. 8. Д. 43, 404, 992.

8. Шашков А.Т. Княжества Нижнего Приобья в конце XVI–XVII вв. // Югра. Историко-культ. журн.. –

Ханты-Манси

йск, 1998. – № 1. – С. 20–25.

В.Е. Медведев

Россия, Новосибирск, Институт археологии и этнографии СО РАН

ДРЕВНОСТИ РАЙОНА ТАХТЫ И ТЭБАХА

И ИХ МЕСТО В АРХЕОЛОГИИ ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА*

Еще в первой половине прошлого века на небольшом участке правобережья нижнего Амура

(длина 6–7 км), там, где река через несколько километров перед резким поворотом на восток течет

точно на север, располагались четыре населенных пункта Тахта, Чильма, Тэбах и Новотроицкое. В

настоящее время сохранилось довольно большое село Тахта и малочисленное – Новотроицкое. Нахо-

дившиеся ме

жду ними стойбища нивхов и ульчей Чильма и Тэбах прекратили свое существование.

* Работа выполнена в рамках ФЦП «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России».

Гос. контракт № 02.740.11.0353.

143

Местом размещения селений служили пади или котловины среди высоких береговых гор или сопок,

вплотную подступающих к Амуру. Данная местность, прежде всего Тэбах и Тахта, стала известна

исследователям как район сосредоточения неординарных археологических памятников. Это было под-

мечено уже по первым материалам из шурфов и подъемных сборов экспедиций А.П. Окладникова в

35 г. [5, с. 38] и 1968 г. (с участием автора) [4, с. 56].

В 1969 г. нами были проведены первые стационарные раскопки разновременных и разнокуль-

турных памятников на двух участках в с. Тахта [6]. Эти раскопки, продолжавшиеся около 1,5 месяцев,

остаются пока единственными в рассматриваемом районе. На северной окраине села, на пологой

площадке резко обрывающегося обращенного к реке го

рного склона в раскопе I (площадь 112 кв. м)

исследованы остатки двух полностью и пяти частично «жилищ-полуземлянок». Названные конструк-

ции жилищами можно назвать весьма условно. За исключением одного (№ 1), несколько похожего на

жилой комплекс, остальные «жилищные» котлованы (№ 2–7) представляли собой миниатюрной

площади углубления без очагов и ям для столбов, на которых держится кровля. Впрочем, в «жилище»

№ 1 н

есколько, возможно, столбовых ям отмечено в основном лишь за его пределами.

Выяснилось, что на склоне тахтинской горы, на вершине которой, по некоторым данным, нахо-

дится кратер когда-то действовавшего вулкана, в эпоху неолита был сформирован культовый центр.

Ядро этого центра составляли святилища, для которых предназначалось жилище № 1 и псевд

ожилища

№ 2–7. К наиболее ранним относятся котлованы псевдожилищ № 2–6 (псевдожилище № 7 раскопом

охвачено частично и находок в нем почти не было), которые созданы носителями малышевской куль-

туры. Жилище № 1 принадлежит более поздней вознесеновской неолитической культуре. Подобные

жилищные («домашние») святилища, а также котлованы-псевдожилища, предназначавшиеся для совер-

шения культово-обря

довых церемоний, выявлены также в других культовых центрах Приамурья – Гася,

Сучу [4, с. 42–45, 50–56].

Наиболее содержательным, включающим в себя большое количество обрядовых реалий, является

вознесеновское жилище № 1. Подавляющее большинство находок – краснолощеная, парадная керамика

без следов использования в быту. В жилище на различной глубине и рядом с ним найдены около 300

фрагментов подобной утвари. Все

го в пределах культового памятника обнаружены почти 2 тыс.

обломков неолитической керамики и несколько целых сосудов. Наиболее вероятно, что керамика

накапливалась постепенно: разбитые или целые с жертвенной пищей и напитками сосуды клали в

котлован во время обрядовых действий и зажигали костры. Многочисленная керамика была оставлена

на окружающем котлован пространстве, своего рода открытом алтаре.

К числу типичны

х и наиболее ярких относятся фрагменты сосудов с резным изображением

конечностей животного, с налепным изображением когтей зверя, полоза, уха человека, обломки

сосудов с зооантропоморфным рисунком и рельефным изображением клюва совы. Необычен так же для

неолита Российского Дальнего Востока сосуд с округлым туловом и вертикально поставленной цилинд-

рической го

рловиной, а также сосуд в виде бомбы с двумя внизу отростками – «стабилизаторами» и

четырьмя отверстиями в верхней его половине и другие сосуды. Найдено скульптурное художественно-

ритуальное изображение рыбы (из лососевых), выполненное из мелкозернистого песчаника, из

украшений – нефритовое кольцо. Среди жертвенной атрибутики выделяется группа предметов боевого

и охотничьего вооружения – тщательно ретушированные каменные нак

онечники стрел, а также ножи,

тесла, точило, вкладыши. Тахтинский культовый центр выполнял сакральные функции и в постнео-

литическое время, в какой-то степени вплоть до этнографической современности. Об этом свидетельст-

вуют найденные (в т.ч. в пределах жилища № 1) керамика, изделия из металла раннего железного века

(польцевская культура, даты по С

– СО АН – 82… 2385±75 л. и СО АН – 83… 2280±100 л.) и средне-

вековья (рис. 1, 4), а также кости животных.

В раскопе II, заложенном рядом с раскопом I, вскрыт сегмент небольшого четырехугольного в

плане жилища польцевской культуры (основная часть его была занята огородами). Обнаружена лепная

керамика, орнаментированная вертикальными насечками, горизонтально прочерченными линиями,

квадратным штампом, а также обломки каменных шлифова

нных орудий и халцедоновая цилинд-

рическая бусина. В дерне и под ним выявлены 2 железных ножа чжурчжэньской средневековой куль-

туры с ровными желобчатыми клинками и чуть отогнутыми от спинки вниз черешками: первый нож

длиной около 9 см, второй – 25,4 см (рис. 1, 1), который, исходя из его формы и размеров следует

отнести к бо

евым. Подобные ножи-кинжалы характерны для культуры чжурчжэней Приамурья и

соседних районов. Рядом с раскопом II (на территории огорода) найден железный наконечник стрелы с

копьевидным пером ромбического сечения (рис. 1, 3). Здесь же – несколько станковых серых черепков

и наконечник бронебойного долотовидного типа с ромбическим в сечении в верхней части пером и

выделенной заостренной го

ловкой (рис. 1, 2).

144

В северной части Тахты, преимущественно в огородах и рядом с современными постройками,

разрозненно размещались неолитические вещи

. Среди них: шесть массивных рубящих целых или

почти целых топоровидных орудий прямоугольной или расширяющейся от обушка к лезвию формы

(длина 12–16 см) и два подтрапециевидных в плане и прямоугольных в сечении тонких тесла-стамески

(длина 7–8,5 см). Все изделия шлифованные, изготовлены в основном из темных алевролитов. Пять

двусторонне ретушированных наконечников стрел, 4 из ни

х подтреугольной формы: 3 – с выемчатым

основанием и 1 – с черешком. Одно изделие листовидное. Длина их 2,5–4,2 см, материал – алевролит,

кремень, халцедон. Инвентарь следует связывать с малышевской и вознесеновской культурами.

На территории бывшего ст. Тэбах и в его окрестностях в древности и средневековье существовало,

несомненно, несколько поселений и стоянок, имелись также, наверное, могильники. Эт

о было зафикси-

ровано еще при первом обследовании Тэбахских комплексов, о чем свидетельствуют указанные в публика-

ции материала пункты Тэбах-2, Тэбах-3, Тэбах-4 [6, табл. XXIII–XXVI]. Относительно недавно на основе

материалов, полученных нами при шурфовке, а также подъемных сборов в Тэбахе, была охарактеризована

значительная часть имеющейся керамической коллекции

[3, с. 24–26; 7]. Подавляющее большинство

собранной фрагментированной лепной керамики имеет довольно специфический для Приамурья штам-

повый орнамент: фигурные оттиски (в виде соединенных из 2–3 колечек цепочек, треугольников или напо-

добие гусеницы), а также глазчатый, с различными вариациями кольцевидный штамп.

На основе названных материалов Тэбаха и некоторых других памятников в конце 1980-х гг. была

выделена тэбахская а

рхеологическая культура [3]. Первоначально новую культуру специалисты восприняли

настороженно, называя ее в основном вариантом охотской культуры Сахалина и Хоккайдо. По мере накоп-

ления вещественных данных, в т.ч. из стационарных раскопок, отношение к культуре стало меняться и в

настоящее время российские и японские исследователи рассматривают ее как самостоятельную. При этом

на

до признать, что тэбахская культура находится пока еще в начальной стадии исследования. Среди архео-

логов нет единства мнений относительно ее хронологии (конец I тыс. до н.э. – V–VI вв. н.э. [2, с. 110], VII–

IX вв. [8, с. 85] и даже VII–XIII вв. [1, с. 90, рис. 2]), генезиса, состава элементов. Всеми признается, пожа-

луй, ареал культуры – приустьевая часть Амура

. Вряд ли рассматриваемая культура могла функциони-

ровать позже VIII–IX вв., хотя первые ее этапы охватывали более раннее, постпольцевское, время.

Тэбах – это группа разновременных и разнокультурных памятников. Об этом свидетельствует не

только подъемный материал, но и результаты, полученные при закладке шурфов и небольших траншей,

мощность культурного слоя которых достигала 1 м и более. Помимо керамики со штамп

овым

фигурным (рис. 2, 1) и другими орнаментами, найдены шлифованные рубящие орудия преимущест-

венно прямоугольной формы с выпуклым лезвием (рис. 2, 2) и некоторый иной инвентарь из алевро-

литов, кремня и халцедона. Вполне возможно, что со временем в Тэбахе будет зафиксирован неолити-

ческий слой. В данном случае названные изделия из камня можно от

нести условно к эпохе неолита,

хотя ими могли пользоваться носители тэбахской культуры.

Остальной собранный в Тэбахе, а также в Новотроицком материал, не освещенный в печати, пред-

ставлен почти полностью изделиями из железа.

Среди находок Тэбаха – 34 наконечника стрел. Все они черешковые. Подразделяются по форме

поперечного сечения пера на плоские и гране

ные (бронебойные). Плоские: двурогие короткие срезни с

упором (рис. 1, 18 , 19), двурогие лопаточковидные срезни (рис. 1, 20, 22), двушипные лопаточковидные

срезни (рис. 1, 21; 2, 8), двурогий двушипный срезень с перехватом в середине пера (рис. 1, 27),

треугольные двушипные с вариантами (с головкой и без нее на конце черешка (рис. 2, 5, 6),

треугольные (рис. 2, 9). Граненые: п

одтреугольные (рис. 2, 7), кинжаловидные двушипные Z-образного

(ступенчатого) сечения (рис. 1, 23), долотовидные с ромбической, лопаточковидной и копьевидной го-

ловками (рис. 1, 24–26). На многих наконечниках, чаще всего на черешках, попарно отчеканены

насечки, иногда до пяти пар (см. рис. 1, 27). Семнадцать ножей (длина от 7 до 27 см) с прямыми или

изогнутыми клинками и черешками. Один длинн

ый нож с саблевидным желобчатым клинком пред-

назначался скорее для боевых целей. Клинки с желобками отмечены у ряда других ножей (рис. 2, 11–

14). Кельт-топор с зауженной втулкой (рис. 2, 4), круглая выпуклая, возможно, поясная бляха с резной

стилизованной свастикой, оконтуренной концентрическими кругами (рис. 2, 3). Её скорее следует

связывать с этнографическим в

ременем. Вместе с обломками сосудов тэбахской культуры в с. Тэбах

обнаружены глиняные чуринги [4, с. 13–14], а также сопла [2, табл. 5].

Материал был собран учащимися Тахтинской средней школы и хранился в ее музее в 1960–1970-е гг.,

затем оказался утерянным.

Коллекции хранятся в Институте археологии и этнографии Сибирского отделения РАН.

Следует обратить внимание на неточности в статье В.А. Дерюгина относительно исследований «па-

мятника Тэбах в начале 70-х гг. XX в». [1, с. 89], которые тогда не проводились, а осуществлялись нами в

1968–1969 гг. Относительно станковой керамики чжурчжэньской («покровской») культуры стоянки Старая

Какорма «очень позднего этапа… цинского времени» [1, с. 93] следует отметить, что столь поздний этап

чжурчжэньск

ой археологической культуры в науке не известен.

145

В с. Новотроицком найдены 16 наконечников стрел

. Плоские: в виде срезней-лопаточек (рис. 1, 9,

11), треугольные двушипные (рис. 1, 12) с парными насечками (как, кстати, у срезней-лопаточек),

ромбовидные (рис. 1, 13), двушипный с длинным с головкой на конце черешком (рис. 1, 5). Граненые:

кинжаловидные удлиненно-ромбического сечения (рис. 1, 10), долотовидные с кельтовидной, лопа-

точковидной (рис. 1, 6, 15), удлинено-ромбической (рис. 1, 7) и ро

мбической (рис. 1, 8) в сечении голов-

ками. Нож с ровной спинкой клинка и чуть отогнутом от нее вниз черешком (рис. 1, 14). Кресало

скобковидной формы (рис. 1, 16). Единственное бронзовое, видимо, позднесредневековое изделие –

нашивная плоская бляшка с волютообразной и подтреугольными прорезями и насечками по краям (рис.

1, 17). Из редких керамических вещей, наве

рное, тэбахской культуры отмечу массивный толстостенный

светильник в виде округлой прокопченной чаши (диаметр 14, высота 5,5 см) с плоским дном и

желобком для фитиля на верхней поверхности стенки.

В Чильме, в 2 км ниже с. Тахта, автором собрана фрагментированная керамика эпохи неолита (ма-

лышевская и вознесеновская культуры) и палеометалла (эпоха бронзы – раннее железо).

Осно

вным показанным выше материалом являются, как видим, железные наконечники стрел. По-

давляющее большинство их типов имеют прямые аналогии в чжурчжэньской культуре Амурского

бассейна (включая его правобережную часть). А долотовидные с лопаточковидной, треугольные, лопа-

точковидные двушипные (Тэбах) с кельтовидной головкой (Новотроицкое) известны по раскопкам па-

мятников чжурчжэньского государства Восточная Ся в Приморье, в частн

ости, Шайгинского городища

[9, табл. 25, 7; 27, 7; 29, 1, 2; 24, 6].

У отдельных типов наконечников из Тахты и в какой-то степени из Новотроицкого отмечена ха-

рактерная для подобных предметов вооружения чжурчжэньской культуры особенность – Z-образность

(в виде буравчика) сечения пера. Многие наконечники Тэбаха и Новотроицкого, как и аналогичные

изделия названной культуры вы

ше по Амуру, снабжены парными насечками или нарезками, а на кон-

цах черешков некоторых типов имеются головки-утолщения.

Ножи представлены 18 экз. Все они (за исключением одного саблевидного, очевидно, колюще-ре-

жущего предмета вооружения длиной 27 см) тех же форм и размеров, что и ножи чжурчжэньской

культуры VIII–XIII вв. в бассейне Амура, Приморья. Назначение их – для раб

оты по дереву, разделки

рыбы, мясные. Желобчатые образцы традиционно связывают с боевым оружием (рис. 2, 10 – 14).

Наряду с рассмотренным здесь материалом выразительный чжурчжэньский культурный пласт,

судя по всему, хорошо прослеживается в других местах окрестностей устья Амура, в частности, в Маго,

Астрахановке [1, с. 92, 93] и других пунктах. Культура чжурчжэней с с

овокупностью ее специфических

элементов в последних веках I тыс. включала в свой ареал долину Амура вплоть до Татарского пролива

и функционировала до появления монголов (ориентировочно вторая треть XIII в.). Могли или нет

сосуществовать на одной территории при устье Амура две культуры – тэбахская и чжурчжэньская –

ответить пока трудно. Скорее всего, воинственные чжурчжэни потеснили тэбахцев в другие ра

йоны. И

они же (чжурчжэни) оставили следы своей культуры на Сахалине и Хоккайдо. Это явление в последнее

время приписывается мохэсцам. Однако вряд ли более ранние, по сравнению с чжурчжэнями, мохэ

могли оказаться на островах, минуя создателей тэбахской культуры.

Изложенные выше материальные свидетельства с относительно небольшой территории пока-

зывают, что на не

й в древности и средневековье протекали, в целом, те же культурно-исторические про-

цессы, что во всем Нижнем, в значительной степени Среднем Приамурье, а также в Приморье и

Маньчжурии. В неолитическое время носители малышевской и вознесеновской культур создали в Тахте

яркий культовый центр, сами жили неподалеку в полуземлянках. Остатки пос

елений эпохи неолита есть

в Чильме и, наверное, в Тэбахе. Чильма также была обитаема в саргольско-урильский период раннего

металла. Польцевцы оставили свои жилища в Тахте. Весь тахтинско-тэбахский археологический микро-

район располагает вещественными остатками носителей тэбахской и чжурчжэньской культур. Замет-

ным отличием археологической карты приустьевого Амура от основной, более верхн

ей его части,

является наличие на ней в раннем средневековье тэбахской культуры.

Литература и источники

1. Дерюгин В.А. К дискуссии о развитии керамики тэбахского типа // Амуро-Охотоморский регион в

эпоху палеометалла и средневековья. – Хабаровск: Изд-е Хабаров. краевед. музея, 2003. – С. 89–100.

2. Копытько В.Н. К вопросу о датировке тэбахской культуры // Амуро-Охотоморский регион в эпоху

палеометалла и средневековья. – Хабаровск: Изд-е Хабаров. краевед. музея, 2003. – С. 101–110.

3. Копытько В.Н. Тэ

баховская культура (некоторые результаты исследований) // Проблемы изучения

памятников каменного века и палеометалла Дальнего Востока и Сибири. Препринт. – Владивосток: ДВО АН

СССР, 1989. – С. 24–28.

4. Медведев В.Е. Неолитические культовые центры в долине Амура // Археология, этнография и

антропология Евразии. – 2005. – № 4 (24). – С. 40–69.

Часть собранных школьниками с. Тахты наконечников в с. Новотроицком могли быть найдены в

Тэбахе и объединены в одну коллекцию.

146

5. Окладников А.П. О работах археологического отряда Амурской комплексной экспедиции в низовьях

Амура летом 1935 г. // Истчники по археологии Северной Азии (1935 – 1976 гг.). – Новосибирск: Наука,

1980. – С. 3–52.

6. Архив Ин-та археологии РАН. Р. 1. № 3938. 39 л. (Окладников А.П., Медведев В.Е. Отчет о

раскопках в поселке Тахта Хабаровского края. 1969).

7. Усуки Исао. Относительно кера

мики, найденной на памятнике Тэбах в низовьях Амура // Кодай

бунка. – 1990. – № 42–10. – С. 48–59.

8. Усуки Исао. Охотская и тэбахская культуры // Амуро-Охотоморский регион в эпоху палеометалла и

средневековья. – Хабаровск: Изд-е Хабаров. краевед. музея, 2003. – С. 77–88.

9. Шавкунов Э.В. Культура чжурчжэней-удигэ XII–XIII вв. и проблема происхождения тунгусских

народов Дальнего Востока. – М.: Наука, 1990. – 282 с.

Рис. 1. Металлические изделия из Тахты, Новотроицкого и Тэбаха:

1–4 – железные из Тахты; 5–16 – железные из Новотроицкого;

17 – бронзовое из Тахты; 18–27 – железные из Тэбаха.

147

Рис. 2. Изделия из Тэбаха:

1 – фрагмент керамики; 2 – каменный топор; 3–14 – железные изделия.

Л.Ф. Недашковский

Россия, Казань, государственный университет

ХИМИЧЕСКИЙ СОСТАВ ИЗДЕЛИЙ ИЗ ЦВЕТНЫХ МЕТАЛЛОВ

С ЗОЛОТООРДЫНСКИХ СЕЛИЩ ОКРУГИ УКЕКА*

Данная работа продолжает публикацию материалов по химическому составу изделий из цветных

металлов [11; 12; 13; 19, p. 49–54], происходящих с золотоордынских поселений центральной части

Саратовской области, суммарно датируемых второй половиной XIII–XIV в.

В статье рассматриваются результаты анализов химического состава 61 находки, происходящей из

материалов полевых исследований автора 2002 и 2007-2009 гг. Предметы были найдены на селищах

Широкий Буерак (22 образца, №/№ 2, 151–171; 1 образ

ец – № 2 – происходит из раскопок 2002 г.,

остальные являются подъемным материалом того же года), Колотов Буерак (3 образца, №/№ 172–174;

* Работа выполнена при поддержке гранта Gerda Henkel Stiftung, Düsseldorf № AZ 19/SR/08.

148

подъемный материал 2002 г.) Хмелевское I (5 образцов, №/№ 175–179; подъемный материал 2002 г.) и

Багаевское (31 образец, №/№ 180–183, 185–211; раскопки 2007–2009 гг.).

Аналитическая часть исследования была выполнена методом эмиссионно-спектрального анализа в

лаборатории археологической технологии Института истории материальной культуры РАН А.Н. Егорь-

ковым.

Описание состава изделий дается по группам, выделенным по их функциональному назначению.

Накладка поясного набора (№ 151) и

меет состав: медь – 89,03%, олово – 7,8%, свинец – 1,9%,

мышьяк – не более 0,4%, сурьма – не более 0,5%. Тисненая нашивка (№ 201) оказалась следующего

состава: медь – 68,7%, олово – 0,3%, свинец – 0,5%, цинк – 30%, сурьма – 0,02%. Подобные сплавы

были использованы при изготовлении деталей поясов Дальнего Востока XII–XIII вв. [6. с. 78, табл. 3] и

Волжской Булгарии [1, с. 190; 2, с. 35; 17, с. 270, 275–277, табл. I, III–IV].

Из трех исследованных литых перстней один (№ 199) изготов

лен из оловянистой бронзы, а два дру-

гих (№/№ 183, 206) – из различных многокомпонентных сплавов. Перстни из оловянистой бронзы и мно-

гокомпонентных сплавов с преобладанием цинка, аналогичные по составу двум нашим изделиям (№/№

199, 206), имеются в синхронных материалах Новгорода [4, с. 142–150, табл. 20; 5, с. 41–43, табл. 19].

Пластинчатый браслет (№ 200) имеет следующий состав: медь –

79,36%, олово – 7,7%, свинец –

0,3%, цинк – 12%, мышьяк – 0,07%, сурьма – 0,03%. Изделие изготовлено из многокомпонентного сплава

с большим содержанием цинка, как и наибольшее количество новгородских пластинчатых браслетов [4, с.

133–139, рис. 24; 5, с. 39–40, табл. 17]. Подобные по составу пластинчатые браслеты известны на Дальнем

Востоке [6, с. 81, табл. 3] и в Волжской Булгарии [17, с. 270, 275, 277, табл. I, III–IV].

Колокольчик мордовской шумящей подвески (№ 178) характеризуется содержанием: медь –

89,

57%, олово – 8,3%, свинец – 1,6%, сурьма – 0,2%. Из оловянистой бронзы отлиты типологически

близкая подвеска с Болгарского городища, а также большинство болгарских [17, с. 274–277, табл. III–

IV] и новгородских шумящих привесок XIII–XV вв. [4, с. 109–111, рис. 15; 5, с. 35, рис. 25].

Самую многочисленную группу (23 изделия) составляют бронзовые зеркала (№/№ 152–163, 175, 180,

182, 185, 188, 194–196, 202, 205, 210), изготовленные из оловянистой бронзы. Содержание меди в них

колеблется от 60,54% до 89,34%, содержание олова – от 8,3% до 36%, свинца – не более 7,2%. Цинка в

издели

ях не более 0,9%, мышьяка – не более 1%, сурьмы – от 0,09% до 1,8%, железа – от 0,01% до 2,7%,

никеля – от 0,01% до 0,2%, кобальта – не более 0,02%. В зеркалах Минусинской котловины XIII–XIV вв.

[9, с. 142–149] и Приморья XII–XIII вв. [6, с. 79, табл. 3] отмечается, как правило, менее высокое содер-

жание олова, чем в наших образцах, очень сходных по химическо

му составу с зеркалами, найденными на

территории Среднего Поволжья [1, с. 190; 2, с. 35; 16, с. 345; 17, с. 270, 274–276, табл. I, III–IV].

Сопоставим химический состав различных групп рассматриваемых зеркал, выделенных нами

ранее типологически [10, с. 48–67; 14; 15; 19, p. 27–36].

Изделия с узким высоким бортиком (№/№ 152, 162–163, 175, 180) имеют следующий состав: медь

– от 68,65% до 87,98%, олово – от 9,5% до 23%, свинец – от 0,4% до 7,2%, цинк – не более 0,

3%,

мышьяк – от 0,08% до 0,3%, сурьма – от 0,1% до 0,9%, железо – от 0,07% до 0,2%, никель – от 0,01% до

0,1%. Минусинские зеркала с таким бортиком содержат не более 9% олова [9, с. 142–149]. В нашей

выборке имеются изделия с изображениями двух плывущих друг за другом рыб (№ 163) и двух аль-

бораков (№ 175); в отличие от данных, аналогичные зеркала из Среднего По

волжья изготовлены из

многокомпонентного сплава с преобладанием олова над цинком [1, с. 190; 2, с. 35], а изделие с двумя

аль-бораками из Минусинской котловины – из свинцово-оловянистого сплава [9, с. 144–145].

Зеркала с широким массивным бортиком (№/№ 188, 210) характеризуются содержанием: медь – от

60,54% до 66,4%, олово – от 25% до 36%, свинец – не более 4%, цинк – не более 0,06%, мышьяк – не

более 0,4%, сурьма – 1

,8%, железо – от 0,2% до 2,7%, никель – от 0,04% до 0,05%. В числе образцов

оказалось изделие с орнаментом в виде распустившихся бутонов, вырастающих поочередно от края и от

центра зеркала (№ 188); типологически идентичное зеркало с Болгарского городища имеет иной

химический состав [16, с. 345; 17, с. 274, 276, табл. III–IV] – оно содержит 76,49% меди, 21,5% олова и

2,5% свинца, а также 1% висмута (0,9% висмута, пр

имесь которого характерна для зеркал с территории

Волжской Булгарии [1, с. 190; 2. с. 35; 16, с. 345; 17, с. 276, табл. IV], содержалось в зеркале № 210) и

микропримесь цинка. Хотя единственный известный образец литейной формы для зеркал такого типа

известен с Селитренного городища [18, fig. 107.2], данные о составе сплава позволяют предполагать

производство аналогичных изделий в различных центрах золотоордынского Поволжья – на Нижней и

Средн

ей Волге одновременно.

Зеркала с низким валикообразным или подтреугольным бортиком, а также без выраженного бор-

тика (№/№ 153–161, 182, 185, 194–196, 202, 205) имеют состав: медь – от 70,63% до 89,34%, олово – от

8,3% до 26%, свинец – не более 6,2%, цинк – не более 0,9%, мышьяк – от 0,02% до 1%, сурьма – от

0,09% до 1,8%, железо – от 0,01% до 1,3%, никель – от 0,02% до 0,2%, кобальт – не более 0,02%.

Медны

е кованые сосуды (№/№ 164, 176, 181, 198, 207, 209, 211), их ушко (№ 167) и заклепки

(№/№ 165–166) имеют состав: медь – от 94,85% до 99,02%, олово – от 0,01% до 0,8%, свинец – от 0,2%

до 1,4%, цинк – не более 0,2%, мышьяк – не более 0,3%, сурьма – от 0,03% до 1,8%. Подобный состав

149

имеют кованые сосуды, найденные в Волго-Камье [1, с. 35; 2, с. 190; 16, с. 345; 17, с. 273–277, табл. II–

IV] и в Пскове [7, с. 129].

Проанализированные бубенчики – литой (№ 168) и согнутый из листа металла (№ 173) оказались

изготовленными из многокомпонентных сплавов с преобладанием цинка над оловом, как и бубенчик с

Балынгузского (Торецкого) III селища [1, с. 190; 2, с. 35].

Муфты ножей (№/№ 169, 172, 177) имеют следующий состав: медь – от 92,

4% до 98,47%, олово –

от 0,01% до 2,8%, свинец – от 0,3% до 4,2%, цинк – не более 0,08%, мышьяк – от 0,2% до 0,3%, сурьма –

от 0,05% до 0,4%. Одна из муфт (№ 177) была изготовлена из «чистой» меди, как и одно из двух

проанализированных аналогичных изделий из Среднего Поволжья [17, с. 270, табл. I.1].

Среди единичных исследованных находок имеются литые неопределенный предмет (№ 186) и

орн

аментированное изделие с навершием в виде кошачьего хищника с закинутым за спину хвостом

(№ 187) Их состав: медь – от 68,78% до 76,42%, олово – от 5,1% до 16%, свинец – от 0,1% до 19%, цинк

– не более 6%, мышьяк – от 0,3% до 0,4%, сурьма – от 0,2% до 6,3%.

Подвергнутые исследованию фрагменты медных листов (№/№ 2, 191-192, 197, 204, 208), обрезок

(№ 193), слиток (№ 189) и всплески сп

лавов на медной основе (№/№ 174, 190) имели состав: медь – от

87,56% до 99,19%, олово – от 0,02% до 10%, свинец – от 0,08% до 3,2%, цинк – не более 0,06%, мышьяк

– не более 1,3%, сурьма – не более 0,7%.

Изученные грузик (№ 170), альчики (№/№ 171, 179) и всплеск свинцово-оловянного сплава

(№ 203) имеют состав: олово – от 34% до 59,94% (изделие на оловянной основе лишь одно – № 17

0),

свинец – от 39% до 65,23%, медь – от 0,2% до 0,3%, сурьма – от 0,04% до 0,4%.

Примечательно, что из 57 исследованных образцов на медной основе примеси висмута не имеют 5

изделий (8,8%), примеси цинка – 38 (66,7%), примеси железа – 1 (1,8%), примеси золота – все образцы.

В синхронных изделиях из медных сплавов Новгорода данные элементы присутствуют в других

пропорциях [4, с. 38–39]. Следует отметить также высокое содержание железа в некоторых об

разцах

(№/№ 157, 183, 188, 204, 211), возможно объясняющееся использованием медноколчеданных руд,

богатых этим элементом [3, с. 205; 4, с. 43; 5, с. 19].

По классификации А.А. Коновалова [4, с. 48; 5, с. 20] опубликованные в данной статье изделия

могут быть отнесены к следующим группам: I – «чистая» медь, 11 образцов (№/№ 164–167, 177, 191–

193, 207–209), II – свинцово-оловянистые бронзы, 5 образцов (№/№ 169, 172, 176, 181, 211), III –

оловянистые бронзы, 34 образца (№/№

2, 151–163, 174–175, 178, 180, 182, 185–186, 188–190, 194–199,

202, 204–205, 210), V – многокомпонентный сплав с преобладанием цинка над оловом, 6 образцов

(№/№ 168, 173, 187, 200-201, 206), VI – многокомпонентный сплав с преобладанием олова над цинком,

1 образец (№ 183), VIII – сплав свинца с оловом, 3 образца (№/№ 171, 179, 203), X – сплав олова со

свинцом, 1 образец (№ 170).

Из всех исследованных нами золотоордынских изделий (209 образцов) с территории Саратовской

области 70 предметов происходят с Увекского городища, од

ного из крупнейших золотоордынских

памятников Нижнего Поволжья, 80 находок – с Хмелевского I селища, являвшегося, по-видимому, ма-

лым городом, и 59 изделий – с небольших сельских поселений. При сравнении трех имеющихся сово-

купностей по типам сплавов на Увекском городище обнаруживается заниженная доля изделий из «чис-

той» меди и свинцово-оловянистых бронз, а также завышенная доля пред

метов, изготовленных из

оловянистых бронз и многокомпонентных сплавов с преобладанием олова над цинком. На Хмелевском

I селище отмечено небольшое, по сравнению с другими совокупностями, число изделий из оловянистых

бронз, там присутствуют и находки из «чистого» свинца.

Сопоставим все исследованные нами золотоордынские изделия по типам сплавов, выделенным

А.А.Коноваловым, с м

атериалами Новгорода XIII–XIV вв. [4, с. 52, 54–55, рис.6; 5, с. 22, рис. 13–14].

Отметим, что по составу сплавов к Новгороду ближе всего материалы Хмелевского I селища. Среди

золотоордынских изделий в целом, по сравнению с новгородскими материалами, намного меньше

изготовленных из свинцово-оловянистых бронз (6,7%) и намного больше из оловянистых (46,9%;

преобладание этой группы объясняется принадлежностью к ней большинства исследованных брон-

зовых зеркал, не

характерных для Древней Руси); несколько меньше в нашей выборке латунных пред-

метов (2,4%), больше изделий из многокомпонентных сплавов (меди, олова, цинка и свинца – 17,7%) и

«чистого» свинца (5,3%), а изделия из «чистого» олова отсутствуют вовсе. В материалах Пскова XIII–

XIV вв., по сравнению с нашими, гораздо меньше изделий из «чистой» меди, а гораздо больше (даже по

сра

внению с новгородскими материалами) предметов из латуни и многокомпонентных сплавов [8,

с. 174–176]. Эти данные позволяют допустить возможность ввоза латуни на территорию Золотой Орды,

как и на Русь, из Западной Европы через Прибалтику.

Список литературы

1. Валиулина С.И. Балынгузское (Торецкое) III селище и проблема преемственности городской куль-

туры в округе Билярского городища в золотоордынский период // Татарская археология. – Казань: ООО

«Печатные технологии», 2004. – № 1–2 (12–13). – С. 157–191.

150

2. Валиулина С.И. Изделия из цветного металла Балынгузского (Торецкого) III селища // Древность и

средневековье Волго-Камья: Материалы Третьих Халиковских чтений. – Казань; Болгар: Ин-т истории АН

РТ, 2004. – С. 32–36.

3. Коновалов А.А. Изучение химического состава медных сплавов из Новгорода // Сов. археология. –

1969. – № 3. – С. 205–216.

4. Коновалов А.А. Цветные металлы (медь и ее сплавы) в изделиях Но

вгорода X–XV вв.: дисс. ... канд.

ист. наук. – М., 1974. – 200 с.

5. Коновалов А.А. Цветной металл (медь и ее сплавы) в изделиях Новгорода X–XV вв. // Цветные и

драгоценные металлы и их сплавы на территории Восточной Европы в эпоху средневековья. – М.: Вост. лит.,

2008. – С. 7–106.

6. Конькова Л.В. Бронзолитейное производство на юге Дальнего Во

стока СССР (рубеж II–I тыс. до н.э.

– XIII век н.э.). – Л.: Наука, 1989. – 122 с.

7. Королева Э.В. Технологические традиции в ювелирном деле средневекового Пскова (этнический

аспект) // Славяне, финно-угры, скандинавы, волжские булгары: докл. междунар. симпозиума по вопросам

археологии и истории. – СПб.: ИПК «Вести», 2000. – С. 126–134.

8. Королева Э.В. Ювелирное ремесло средневек

ового Пскова // Труды VI Междунар. Конгресса

славянской археологии. – М.: Изд-во НПБО «Фонд археологии», 1997. – Т. 2: Славянский средневековый

город. – С. 169–179.

9. Лубо-Лесниченко Е.И. Привозные зеркала Минусинской котловины (к вопросу о внешних связях

древнего населения Южной Сибири). – М.: Наука, 1975. – 167 с.

10. Недашковский Л.Ф. Золотоордынский город Укек и его округа. – М.: Вост. лит.,

2000. – 224 с.

11. Недашковский Л.Ф. Химический состав изделий из цветных металлов с золотоордынских поселений

Саратовской области // Проблемы древней и средневековой истории Среднего Поволжья: Материалы вторых

Халиковских чтений. – Казань: Ин-т истории АН Татарстана, 2002. – С. 191–198.

12. Недашковский Л.Ф. Химический состав изделий из цветных металлов с золотоордынских поселений

центральной части Саратовской области // Нижнево

лжский археологический вестник. – Волгоград: Изд-во

Волгоград. ун-та, 2002. – Вып. 5. – С. 335–347.

13. Недашковский Л.Ф. Химический состав изделий из цветных металлов с золотоордынских поселений

центральной части Саратовской области // Археология и история Пскова и Псковской земли. 2001–2002. –

Псков: Псков. гос. объед. ист.-архит. и худож. музей-заповедник, 2003. – С. 245–252.

14. Недашковский Л.Ф., Ракушин А.И. Б

ронзовые зеркала второй половины X–XIV вв. из музеев Сара-

товской области // Татарская археология. – Казань: Тип. Управления Делами Президента Республики

Татарстан, 1998. – № 2(3). – С. 87–108.

15. Недашковский Л.Ф., Ракушин А.И. Средневековые металлические зеркала с Увекского городища //

Татарская археология. – Казань: [Б.м.], 1998. – № 1 (2). – С. 32–51.

16. Полякова Г.Ф. Изделия из цветных и драгоценных металлов из Бо

лгар (типологический и историко-

культурный анализ): дисс. ... канд. ист. наук. – М., 1983. – 346 с.

17. Хлебникова Т.А. Анализы болгарского цветного металла // Город Болгар: Ремесло металлургов,

кузнецов, литейщиков. – Казань: Татполиграф, 1996. – С. 269–292.

18. Fyodorov-Davydov G.A. The Culture of the Golden Horde Cities. Translated from the Russian by

H.Bartlett Wells / BAR. International Series, 198. – Oxford, 1984. – 278 p.

19. Nedashkovsky L.F. Ukek: The Golden Horde city and its periphery / BAR. International Series, 1222. –

Oxford: Archaeopress, 2004. – 253 p.

Таблица 1.

Результаты количественного спектрального анализа изделий

из цветных металлов с золотоордынских селищ округи Укека

Шифр

лабо-

ратории

Предмет

№

по

опи-

си

Cu Sn Pb Zn Bi Sb As Ag Ni Co Fe Mn

Навес-

ка

743-11 лист 2 87,56 10 1,5 0 0,05 0,6 0,09 0,1 0,04 0 0,04 0,02

743-12 накладка 151 89,03 7,8 1,9 0 0,1 0,5 0,4 0,1 0,07 0 0,08 0,02 Cu

743-13 зеркало 152 86,09 10 3,2 0 0,02 0,3 0,08 0,1 0,1 0 0,09 0,02

743-14 зеркало 153 78,2 16 5,2 0 0,08 0,1 0,2 0,08 0,02 0 0,08 0,04 5 мг

743-15 зеркало 154 80,33 16 2,8 0,2 0 0,2 0,1 0,1 0,05 0 0,2 0,02 4 мг

743-16 зеркало 155 84,97 12 2,4 0,1 0,02 0,2 0,1 0,07 0,02 0 0,1 0,02 9 мг

743-17 зеркало 156 86,72 12 0,8 0 0,04 0,1 0,09 0,1 0,1 0 0,03 0,02

743-18 зеркало 157 85,2 12 0,8 0 0,02 0,3 0,1 0,2 0,06 0 1,3 0,02 9 мг

743-19 зеркало 158 85,15 12 2 0 0,04 0,4 0,1 0,1 0,09 0 0,1 0,02 8 мг

759-16 зеркало 159 77,18 18 3,4 0,9 0 0,3 0,1 0,06 0,03 0 0,01 0,02

743-21 зеркало 160 88,93 8,3 1,7 0,2 0,03 0,2 0,09 0,3 0,03 0 0,2 0,02

743-22 зеркало 161 89,34 9,5 0,4 0 0,01 0,2 0,06 0,4 0,04 0 0,03 0,02