Белов В.А. Сингулярное правопреемство в обязательстве

Подождите немного. Документ загружается.

известным из самого договора цессии или уведомления о таковом. В случае если дефекты эти таковы,

что сам договор цессии является ничтожным, должник не только имеет право, но и обязан

противопоставить требованию цессионария возражение об этом, поскольку в противном случае мы

признавали бы надлежащим исполнение, учиненное по заведомо незаконной (ничтожной) сделке.

Руководствоваться соображением о том, что защиту публичного интереса здесь также мог бы

обеспечить цедент, предъявив требование о применении последствий ничтожности цессии, нельзя, ибо

нельзя исключать умысла обеих кредиторов (прежнего и нового) именно на совершение заведомо

ничтожной сделки цессии.

Относительно других дефектов отношений валюты, оформленных договором цессии (например,

отсутствие встречного удовлетворения цедента со стороны цессионария, его несвоевременность,

недоброкачественность или иные недостатки), следует заключить то же, что и о дефектах

внецессионных отношений - возражать из них должник вправе, но, конечно же, не обязан.

§ 8. Теоретическое конструирование пассивной цессии (интерцессии)

Теперь перейдем к вопросу о юридической природе пассивной цессии (цессии долгов или

интерцессии) и ее теоретическим проблемам.

Пассивная цессия (цессия долгов, интерцессия) представляет собой соглашение "между

верителем и третьим лицом, по которому последнее принимает на себя долг другого"*(200). Взглянув на

какое-либо реально существующее обязательственное правоотношение, должник которого связан

какими-то отношениями с третьим лицом, по какой-либо причине также проявляющим интерес к судьбе

должника, мы не удивимся тому, что рано или поздно может наступить момент, когда данное третье

лицо предложит кредитору заключить соглашение о том, что оно, третье лицо, занимает место должника

в правоотношениях последнего с кредитором. Почему оно могло бы это сделать? Очевидно, по причине

реализации упомянутых выше отношений этого (третьего) лица с должником. Если кредитор считает, что

кредитоспособность третьего лица не хуже, чем кредитоспособность должника, ничто не мешает ему

согласиться на данное предложение. Соглашаясь же с таким предложением и заключая соглашение,

направленное на замену должника, кредитор утрачивает свои права (требования) к прежнему должнику

по прежнему обязательственному правоотношению так же, как если бы этого правоотношения ранее

вовсе не существовало, но приобретает право требования аналогичного содержания к третьему лицу,

установившему с кредитором новое обязательственное отношение - отношение пассивной цессии.

Прежний должник оказывается находящимся как вне правоотношения нового (туда он не вступал), так и

вне правоотношения прежнего (оно прекратилось), в то время как бывшее третье лицо - субъект,

посторонний ранее существовавшему обязательству, - занимает место должника в обязательстве, вновь

возникшем "на месте" прежнего, прекратившегося производным способом. Фактором, "выбрасывающим"

прежнего должника из обязательственного правоотношения, оказываются действия третьих лиц.

Как правильно назвать участников пассивной цессии? Чтобы правильно ответить на этот вопрос,

вспомним, что активная цессия - это отношение между цедентом (выбывающим кредитором) и

цессионарием (новым кредитором), а обязательственное правоотношение, составляющее предмет

воздействия активной цессии, - это правоотношение между цедентом (выбывающим кредитором) и

цессионаром (должником). Возможны, стало быть, два варианта: привязка наименований либо (1) к

структуре обязательства, либо (2) к структуре цессии. В первом случае участники пассивной цессии

будут называться цессионаром (выбывающим должником) и цессионарием (новым должником), а за

"остающимся на месте" кредитором сохранится наименование цедента. Во втором варианте названия

участников пассивной цессии будут идентичны с наименованиями участников цессии активной:

соглашение о цессии будет заключаться между цедентом (выбывающим должником) и цессионарием

(новым), в то время как сохраняющийся кредитор должен будет получить имя цессионара. Какой же из

вариантов правилен?

Теперь вспомним (для сравнения) как строилась делегационная терминология. При всякой

делегации выбывающее лицо всякий раз обозначалось термином делегант. Данным термином мог быть

обозначен как кредитор, так и должник обязательства, на которое воздействует делегация. Если речь

шла о делегации активной, то лицо, занимающее место выбывающего делеганта, получало

наименование делегатария, в то время как дававший делегационное обещание должник назывался

делегатом; если же велась речь о делегации пассивной, то заместитель должника, дававший

делегационное обещание, получал имя делегата, а не затрагиваемый делегацией кредитор -

делегатария. Как видим, делегационная терминология "привязана" частью к структуре делегации, а

частью - к новому обязательству; выбывающий - всегда делегант, активный субъект нового

обязательства - делегатарий, пассивный - делегат. Следуя этому образцу, слово "цедент" следовало бы

отнести ко всякому субъекту, покидающему обязательство (прежнему кредитору в цессии активной или

первоначальному должнику в цессии пассивной), цессионарием называть всякого его заместителя, в

обязательство вступающего (нового кредитора или нового должника соответственно), а цессионаром -

субъекта, обязательственно-правовой статус которого цессией соответствующего вида не затрагивается

(должника в активной цессии и кредитора в пассивной).

Думается, однако, что такое (делегационное) словоупотребление было бы неудобным, так как не

соответствовало бы сущности цессии, ибо единственной постоянной частью и центром тяжести

терминологии оказывалось бы понятие о цессионаре - субъекте, в цессии как раз и не участвующем.

Чтобы этого не случилось, терминологию нужно выстраивать по собственному, цессионному образцу,

т.е. оттолкнуться от наименований участников первоначального обязательства - цедент (кредитор) и

цессионар (должник). Тогда и участники пассивной цессии будут называться так же, как и в цессии

активной, т.е. цедентом и цессионарием. Разница лишь в том, что при цессии активной (сукцессии)

цедент оказывается в роли лица, выбывающего из обязательства, а в пассивной (интерцессии), он,

напротив, сохраняет свой обязательственно-правовой статус. Цессионар - это непременно должник по

первоначальному обязательству. Активная цессия на него никакого влияния не оказывает; пассивная из

обязательства исключает. Наконец, термином "цессионарий" может обозначаться как новый кредитор

(активная цессия), так и новый должник (пассивная цессия). Да, это не соответствует

словоупотреблению делегационного терминологического аналога ("делегатарий"), всегда

обозначающему кредитора - нового ли или прежнего, но это в данном случае и неважно - в других

терминологических аналогах соответствия тоже нет и не может быть. Делегационная терминология

отталкивается от структуры действий, состав которых и составляет делегацию; название лица -

участника делегации определяется тем действием, которое оно совершает: если выбывает - то это

делегант; если дает делегационное обещание - то делегат; если принимает таковое - делегатарий. Но

делегация - суть первоначальный способ установления нового обязательства. Цессия - способ

производный, а стало быть, терминология цессионная должна отталкиваться не "от действия", а от

правового положения в обязательстве, служащем основой для возникновения нового производным

способом: если лицо суть кредитор в первоначальном обязательстве - то это цедент; если должник - то

это цессионар; если же это лицо, постороннее первоначальному обязательству, - то оно будет

называться цессионарием.

Пассивная цессия имеет договорный характер. Но последствия договора пассивной цессии

принципиально иные, чем последствия цессии требования. Учение о договоре активной цессии сводится

к вопросу о том, как бы не ухудшить положения должника перед новым кредитором и не дать

неосновательно обогатиться последнему. Юридическую же сущность пассивной цессии составляет

прощение долга, ибо ее результатом является отпадение обязательства первоначального должника без

какого бы то ни было его участия в этом процессе. В самом деле, должник видит лишь "надводную

часть" того "айсберга" отношений, в которых участвует его кредитор. Получив в один прекрасный день

письмо кредитора типа "ты мне более не должен (потому что за тебя мне теперь должен такой-то и

такой-то)*(201)", должник может это воспринимать только как прощение ему кредитором долга. С его

точки зрения, не имеет значения, почему кредитор так поступил - заключил ли с кем-нибудь договор

пассивной цессии его долга или просто пал под внезапно нахлынувшими на него сентиментальными

воспоминаниями или альтруистическими мотивами; для должника это неважно. Для него важна иная

сфера отношений - сфера его отношений с заместившим его новым должником. Почему стороннее

обязательству лицо согласилось быть должным вместо должника и какие отношения свяжут их друг с

другом в результате принятия этим лицом на себя чужого долга - вот тот вопрос, который будет

волновать прежнего должника.

Конечно же, случаи, когда одно лицо принимает на себя долг другого без предварительной

договоренности с последним, на практике весьма редки; их рассмотрение мы оставим напоследок. Как

правило, в случае необходимости должник сам подыскивает субъекта, согласного заместить его в

обязательстве. Таким образом, потенциальных участников пассивной цессии обычно связывают некие

отношения, на основании которых один из них принимает в последующем на себя долг другого. Это

отношения покрытия. Отношения же, в силу которых этот долг возник, т.е. отношения между кредитором

и первоначальным должником, отношения, в которые вступает новый должник, это, соответственно,

отношения валюты. Обращает на себя внимание то, что отношения из самой пассивной цессии

оказываются третьими, не совпадающими ни с отношениями покрытия, ни отношениями валюты, что, с

одной стороны, приближает ее сущность к сущности пассивной делегации, а с другой - создает

предпосылку для объединения всех трех отношений в рамках одного единого отношения с участием

трех субъектов*(202).

Рассмотрим, как дефектность отношений покрытия и валюты влияет на действительность

договора пассивной цессии. Сначала сделаем "раскладку" интересов участников этих отношений. (1)

Интерес выбывшего должника состоит, очевидно, в том, чтобы при любых условиях договор пассивной

цессии сохранил бы силу, ибо в противном случае он вновь станет обязанным перед прежним

кредитором. Исключение возможно только в случае, когда отношения покрытия оказались для прежнего

должника еще более невыгодными, чем его прежний статус. Интерес признания договора пассивной

цессии недействительным справедливо охранять в таком случае лишь тогда, когда вступление в

правоотношения покрытия стало для должника следствием обмана или принуждения со стороны нового

должника. (2) Напротив, интерес нового должника состоит в том, чтобы иметь во всякий момент

"поломать" договор интерцессии, ибо это обстоятельство освободит его от обязанности. Исключение -

тот же случай, что и выше: заведомая выгодность отношений покрытия, большая, чем бремя исполнения

обязанности, составляющей содержание отношений валюты. (3) Наконец, интерес кредитора может

быть различным. Он может требовать и сохранения договора пассивной цессии в силе, но может

требовать и его уничтожения (например, при ошибке в кредитоспособности нового должника).

Последний интерес заслуживает уважения и защиты только тогда, когда кредитор был введен в

заблуждение относительно существенных условий, связанных с личностью нового должника.

Сказанным определяется и значение для действительности договора интерцессии отношений

покрытия и валюты. Выбывший должник, обнаруживший невыгодность отношений покрытия,

естественно, имеет право оспорить сделку, лежащую в основе этих отношений, но не более того. Его

интерес вполне будет защищен после признания этих отношений недействительными полностью или в

части; позволять ему "ломать" отношения, в которых он не участвует, было бы его незаслуженной

привилегией. Но уничтожение или нивелирование значимых качеств отношения покрытия может

толкнуть на оспаривание договора пассивной цессии нового должника. В какой мере он может опираться

на дефектность отношений покрытия? Иными словами, может ли новый должник отказаться от

исполнения обязательства, возложенного им на себя по договору интерцессии, со ссылкой на то

обстоятельство, что основание, по которому он принимал на себя такое обязательство, не

осуществилось?

Имея в виду, что основание принятия на себя чужого долга находится вне отношений,

связывающих кредитора и нового должника, логично применить к этим последним правила о роли

отношений покрытия для действительности делегации. Как мы помним, по общему правилу

недействительность отношений покрытия не делает недействительными отношения делегации, если

только сам делегатарий не является участником противоправного сговора с делегантом. Также и в

данном случае. Если новый должник сумеет доказать, что неудачность отношений покрытия, сделавшая

невыгодным принятие им на себя долга третьего лица предопределена противоправным соглашением

кредитора и этого третьего лица, в этом случае нет никаких оснований сохранять договор интерцессии

действительным, ибо это означало бы попустительство несправедливым и незаконным действиям. Во

всех остальных случаях отношения покрытия не должны оказывать никакого влияния на судьбу

интерцессии.

В какой мере новый должник может оперировать возражениями, проистекающими из отношений

валюты? Ответ на этот вопрос можно получить, вспомнив два необходимых условия действительности

активной цессии: она не должна ни улучшать положения кредитора, ни ухудшать положение должника.

Переворачивая этот тезис "зеркально", получим, что пассивная цессия должна быть выполнена так,

чтобы она не привела ни к возникновению ранее не существовавших привилегий у кредитора, ни к

отягощению положения нового должника в сравнении с первоначальным. А это означает, что новый

должник всегда вправе выдвинуть против кредитора любые возражения, основанные на дефектности

отношений валюты.

Мы рассмотрели тот ход отношений пассивной цессии, который является наиболее типичным.

Но возможны и два других варианта развития ситуации: (1) когда не прежний должник подыскивает себе

замену и "связывается" со своим заместителем отношениями покрытия, а когда это делает кредитор; (2)

когда третье лицо по собственной инициативе без установления предварительных отношений с

должником принимает на себя его долг. Привносят ли данные варианты какие-либо принципиальные

изменения в сделанные выше рассуждения?

В сущности своей оба варианта ситуации едины, поскольку и в том и в другом случае новый

должник вступает в договор интерцессии, не имея каких-либо правовых связей с должником прежним,

фактически оказывает ему кредит. Такого рода действия необходимо расценивать как действия в чужом

интересе без поручения интересанта, причем по своей природе данное действие таково, что может быть

для прежнего должника только выгодным, а потому не нуждающимся в особом акте его одобрения. Имея

в виду это обстоятельство, кредитор при заключении договора интерцессии не обязан проверять

наличность и действительность отношений покрытия. Даже если в момент заключения договора

интерцессии эти отношения отсутствуют, тем не менее, добросовестный кредитор вправе рассчитывать

на то, что его должники "разберутся" между собой самостоятельно, без каких бы то ни было

неблагоприятных последствий для действительности договора интерцессии.

§ 9. Теоретические основы института перевода прав и долгов

Институт перевода, подобно институтам делегации и уступки (цессии), может служить средством

перемены как активного, так и пассивного субъекта обязательственного правоотношения. Интересно, что

институт уступки современным законодательством и практикой связывается почти исключительно с

процедурой смены личности кредитора, сводится к уступке прав; о возможности же уступки

(цедирования) долгов осведомлены далеко не все. Столь же односторонне в сегодняшнем

законодательстве и практике рассматривается и институт перевода - он ассоциируется, прежде всего, с

институтом, обслуживающим перемену пассивных субъектов в обязательстве (должников), т.е. с

переводом долга, в то время как о существовании института перевода прав знает еще меньшее число

ученых и практиков.

Настоящий параграф посвящен вопросу юридической природы как активного, так пассивного

перевода (т.е. как переводу прав, так и переводу долгов) и теоретическим проблемам данного института.

Фактором, который объединяет процедуры перевода прав и долгов в единый институт - институт

перевода - является то, что обе эти процедуры представляют собой фактический состав, слагающийся

из двух юридических фактов - договора и односторонней сделки.

Непременным участником всякого договора перевода непременно является должник по

существующему обязательству; собственно, как правило, именно по его инициативе - инициативе

должника - и совершается всякий перевод. Другой вопрос - вопрос о его роли в данном договоре. Если

речь идет о переводе долга, то инициировавший такой перевод должник с осуществлением этого

перевода должником быть перестает и из обязательства выбывает. Если же речь идет о переводе прав,

то должник, по инициативе которого происходит перевод, выбывает из обязательства перед прежним

кредитором.

Вторым участником всякого договора перевода будет лицо, не участвовавшее в прежнем

обязательстве. С осуществлением планируемого перевода оно изменяет свое отношение к

обязательству, превращаясь из постороннего прежнему обязательству субъекта в непосредственного

участника вновь возникшего обязательства. Либо это будет новый кредитор (если совершается перевод

права), либо новый должник (если речь идет о переводе долга).

Лицом, совершающим одностороннюю сделку, дополняющую фактический состав, необходимый

для перевода долгов и прав, во всяком случае будет кредитор по существующему обязательству. Опять-

таки его роль и предмет его односторонней сделки будут различными. В случае перевода долга

односторонняя сделка кредитора сводится к согласию на замену должника; при переводе прав - к

согласию на то, чтобы выбыть из обязательства.

а) Перевод прав

Перевод прав представляет собой сложный фактический состав, включающий в себя, во-первых,

договор между должником (цессионаром, делегатом) и новым кредитором (цессионарием,

делегатарием), в силу которого должник обязуется перед новым кредитором к тому, к чему он был

обязан кредитору прежнему, и при том освобождается от прежде существовавшей обязанности

(выбывает из первоначального обязательства, каковое с осуществлением перевода прекращается).

Подобно тому, как делегат в активной делегации обещает исполнить новому кредитору то, что должен

был исполнить старому, точно также и должник в соглашении о переводе прав обязуется перед новым

кредитором исполнить то, что должен был исполнить кредитору прежнему.

Естественно, что лишить одним лишь таким договором статуса кредитора третье лицо (не

являющееся участником данного договора), невозможно. А это означает, что положения договора о

переводе прав будут обязательны только для его участников, по крайней мере, до тех пор, пока не

наступит второй юридический факт, необходимо входящий в фактический состав, требующийся для

перевода прав, а именно - до тех пор, пока от прежнего кредитора не будет получено согласие на его

замену в обязательстве новым кредитором (на прекращение обязательства с его участием в результате

его новации в иное обязательство идентичного содержания, но с иным участником).

История не знает случаев сколько-нибудь широкого применения института перевода прав.

Законодательной регламентации такой сделки нет и никогда не было. Очевидно, что ответ на вопрос

"почему?" коренится в практической несообразности самого института перевода прав. Кому он нужен и

выгоден? Кто должен (не в смысле юридической обязанности, а в смысле разумного поведения)

добиваться согласия прежнего кредитора на выбытие из обязательства - должник или новый кредитор?

Кто мог бы инициировать перевод прав? Без преувеличения этот вопрос можно назвать основным

вопросом института перевода прав; только ответив на него, мы сможем разрешить все иные вопросы.

Ясно, что заинтересован в этом может быть, в первую очередь, потенциальный новый кредитор*(203). В

руках у кредитора действительного есть иной, более естественный, простой и понятный инструмент

собственного выбытия из обязательства (уступка требования); должнику же, как это само собою понятно,

по общему правилу все равно, перед кем быть обязанным. В итоге договор перевода прав оказывается

сделкой, направленной на распоряжение чужим для его участников обязательственным правом. Им не

обладает ни новый кредитор (иначе ему было бы бессмысленно участвовать в сделке, по которой он эти

права только приобретет), ни, тем более, должник (он несет корреспондирующие правам обязанности).

В одностороннем порядке отказаться от их исполнения прежнему (существующему) кредитору должник

никак не может - не имеет права. Иными словами, должник не обладает полномочием на одностороннее

изменение обязательственного правоотношения*(204). Сколько бы он не заключал с третьими лицами

договоров, в которых он обязывался бы к изменению этих правоотношений, ни один из подобных

договоров не станет обязательным для прежнего кредитора и не перенесет его статуса на третье лицо.

Естественно также, что об этом знает (не может не знать) третье лицо.

Из изложенного напрашивается следующий вывод: с практической точки зрения нет никаких

причин заключать договор перевода прав без предварительного согласия прежнего кредитора на такой

перевод или, во всяком случае, без веских оснований предполагать высокую вероятность получения от

него подобного согласия. Без того или другого договор перевода прав оказывается институтом,

противоестественным ключевым принципам гражданского права - автономии воли, недопустимости

произвольного вмешательства в чужие частные дела и неприкосновенности гражданских субъективных

прав. Кредитору, желающему выбыть из обязательства, гораздо проще уступить принадлежащее ему

требование новому кредитору, а не санкционировать договора должника с третьим лицом.

Единственным исключением из этого правила могло бы стать стремление выбывающего из

обязательства кредитора освободить себя от рисков, связанных с неполучением или

недействительностью встречного предоставления по договору уступки.

Сказанное позволяет достаточно быстро разобраться с интересами участников операции

активного перевода.

Интерес должника состоит в том, чтобы в результате перевода права он перестал бы быть

должным прежнему кредитору потому, что он становится должником кредитора нового. Вопрос о том,

"какая муха" "укусила" должника, т.е. какая причина заставила его принять на себя обязательство перед

новым кредитором, ставить, по сути, бессмысленно: он согласился обязаться перед новым кредитором

потому, что старый кредитор, в силу каких-то, возможно, и непонятных для должника причин*(205),

уполномочил должника прекратить существующие обязательственные правоотношения.

Кредитор расстается со своим "кредиторским" статусом (принадлежащим ему и переводимым с

него на другое лицо требованием) не просто так, а в силу какого-то основания. Скорее всего, его

непосредственное предоставление произойдет от третьего лица и будет соответствовать характеру и

размеру причитающегося ему по обязательству исполнения. Руководствуясь ст. 313 и 403 ГК, кредитор

вправе полагать, что он получает исполнение от собственного должника и за его счет, а руководствуясь

ст. 408 ГК, считать данное обязательство прекращенным. Интерес кредитора состоит, соответственно, в

получении исполнения по обязательству. Возможно, впрочем, что кредитор расстается со своим правом

потому, что пожелает облагодетельствовать нового кредитора либо рассчитаться с ним по собственному

долгу.

Наконец, новый кредитор заинтересован в том, чтобы, во-первых, то требование, которое он

приобрел по отношению к должнику, оказалось действительным; во-вторых, чтобы прежний кредитор

был надлежащим образом вознагражден за утрату этого требования.

Обращает на себя внимание следующее обстоятельство: ни в одном из случаев операция

перевода прав не предусматривает не только предоставления эквивалента между участниками договора

перевода прав, но и вообще не предполагает никакого движения между ними ни реальных ценностей, ни

субъективных прав, ни юридических обязанностей.

Отношения, складывающиеся между участниками операции перевода прав, будут именоваться

так же, как и в случае с делегацией. Отношения между должником и прежним кредитором будут носить

название отношений покрытия; между старым и новым кредитором (процессуально оформляемые так

же, как отношения должника со старым кредитором по предоставлению должником "выкупа" за право

прекращения обязательства) - будут называться отношениями валюты. Рассмотрим, как дефектность

отношений покрытия и валюты влияет на действительность договора перевода прав. Сначала сделаем

"раскладку" интересов участников этих отношений.

Интерес выбывшего кредитора может быть различным. Если тот "выкуп", который был ему

обещан или предоставлен третьим лицом, вполне вознаградил его; если переданное им в дар новому

кредитору требование оказалось действительным, то ему, по большому счету безразлично, как сложатся

отношения между новым кредитором и должником. Он лично будет заинтересован в том, чтобы перевод

права сохранил силу.

Но в определенных случаях выбывший кредитор может требовать и аннулирования своего

согласия на заключение договора перевода прав, а соответственно - и признания данного договора

незаключенным. Такие случаи имеют место, например, тогда, когда обещанное вознаграждение так и не

было предоставлено, либо предоставленное вознаграждение оказалось некачественным и т.п. Может

случиться и так, что переведенное право окажется недействительным, а значит, не оправдается

стремление старого кредитора облагодетельствовать третье лицо.

Интерес добросовестного должника состоит, очевидно, в том, чтобы при любых условиях

договор перевода прав сохранил бы силу, ибо в противном случае он вновь станет обязанным перед

прежним кредитором. Недобросовестный должник заинтересован в признании данного договора

незаключенным по причине отсутствия его предмета, т.е. по причине недействительности переведенных

прав.

Также и интерес нового добросовестного кредитора состоит, как правило, в том, чтобы сохранить

договор перевода права в силе, независимо ни от дефектов самого переведенного права (иначе он

утратит полученное право), ни от дефектов отношений валюты.

Сказанным вполне определяется и значение для действительности договора интерцессии

отношений покрытия и валюты.

Выбывший кредитор, ожидания которого на получение вознаграждения за переведенное право,

не оправдались, несомненно, вправе ссылаться на данное обстоятельство и требовать на его основании

аннулирования собственного согласия на договор перевода права. Он вправе предполагать, что об

обязанности предоставить такое вознаграждение осведомлены оба участника договора; оба они,

соответственно, должны приложить все усилия, чтобы такое вознаграждение предоставить; в противном

случае, согласие на перевод прав нельзя считать данным. Выбывший кредитор, таким образом вправе

ссылаться на дефектность отношений валюты в уничтожение своего согласия на перевод прав (а значит

- и самого договора перевода прав).

Точно также кредитору, выбывшему из обязательства в результате перевода прав, должно быть

предоставлено право требовать признания договора перевода права недействительным со ссылкой на

дефектность также и отношений покрытия. Соображение здесь очень простое: о сути данных отношений

осведомлены все участники операции перевода прав. Как уже говорилось, выбывший кредитор

заинтересован в использовании ссылок на дефекты отношений покрытия в случае, когда право было

переведено ради того, чтобы подарить его новому кредитору.

При рассмотрении интересов выше специально подчеркивалось, что добросовестные должник и

новый кредитор не могут быть заинтересованы в недействительности договора перевода прав.

Интересы же недобросовестных лиц предпочитать интересам добросовестным не стоит.

Следовательно, должнику и новому кредитору вообще нельзя оперировать какими-либо возражениями,

проистекающими из дефектов отношений покрытия и валюты с целью признания заключенного ими

договора перевода прав недействительным.

Сказанное выше определяет договор перевода прав как уникальную сделку - сделку, которая не

может быть признана недействительной по иску ее участников, но может быть признана

недействительной только по иску третьего лица (кредитора, санкционировавшего ее совершение).

б) Перевод долга

Перевод долга - сложный фактический состав, включающий в себя, во-первых, договор,

заключаемый старым и новым должниками (делегантом и делегатом), в силу которого новый должник

становится обязанным перед кредитором прежнего должника к тому, к чему был обязан этот последний

(прежний должник), и во-вторых - одностороннюю сделку кредитора, выражающую его согласие

освободить от долга должника прежнего и приобрести идентичное требование к новому, заменяющему

его должнику. "Я исполню кредитору то, что должен был исполнить ему ты (прежний должник); ты же, в

свою очередь, из обязательства выбываешь" - вот каково содержание соглашения о переводе долга.

"Да, будь обязан и исполняй ты - новый должник! Да, пусть прежний должник покинет обязательство,

ничего мне не предоставив!", - так выражает свое согласие на операцию перевода долга кредитор.

Подобно договору перевода прав одно лишь только соглашение о переводе долга, заключенное

между должниками - старым и новым, отобрать у третьего лица (кредитора) право к существующему

должнику не может. Любой договор перевода - как права, так и обязанности - лишает статуса кредитора

(требования) по отношению к конкретному должнику. При переводе права лицо вовсе перестает быть

кредитором по обязательству идентичного содержания, довольствуясь вознаграждением в виде вещи,

денег, работ, услуг, права, составляющего содержание иного обязательства, и т.д. А при переводе долга

лицо перестает быть кредитором одного должника за то, что ему предоставлена возможность стать

кредитором по обязательству идентичного содержания, но с иным должником. Использовать ли эту

возможность или воздержаться от этого, поблагодарив за ее любезное предоставление, и сохранить за

собой право к прежнему должнику - это, в силу принципа диспозитивности в распоряжении гражданскими

правами, личное дело кредитора. Следовательно, как и в случае с договором перевода прав, положения

договора перевода долга будут обязательны только для его участников, по крайней мере, до тех пор,

пока не наступит второй факт, необходимо входящий в данный юридический состав - пока от кредитора

не будет получено согласие на замену прежнего должника в обязательстве новым должником по новому

обязательству идентичного содержания.

Судьба института перевода долга прямо противоположна судьбе конструкции перевода прав.

Если практики широкого применения института перевода прав, а также его законодательной

регламентации нет и никогда не было, то институт перевода, напротив, оказался весьма

приспособленным для обслуживания отношений по замене должников. Не привилась пассивная

делегация, не проросла интерцессия, но взошел, пышным цветом расцвел и продолжает цвести

институт перевода долга.

Ответ на вопрос о причине данного явления коренится в практическом и юридическом удобстве

данной процедуры. Вспомним пассивную делегацию - кредитор по обязательству, возникшему из

пассивного делегационного обещания, оказывался в лучшем положении, чем до момента получения

такого обещания, ибо основание этого обещания (отношения покрытия) оставалось за рамками

делегационного обещания, а если даже и входило в него, то ссылаться на дефекты данных отношений

можно было только при недобросовестности кредитора (делегатария). Заинтересован ли в таком

положении новый должник? Конечно же, нет. Новому должнику было бы выгодно связать кредитора

таким делегационным обещанием, воспользоваться которым кредитор не мог бы, не вникнув в суть

отношений покрытия и не осведомившись об их действительности и основательности. Как этого

добиться? Только придав иное юридическое значение отношениям покрытия; значение, отсутствующее

при пассивной делегации - привязать к наличности и действительности отношений покрытия самый факт

дачи делегационного обещания, или, иначе, привязать наличность и действительность делегационного

обещания к наличности и действительности отношений покрытия.

Возможно, все было бы так и сделано, но при одном только условии - сохранении

делегационным обещанием своей работоспособности в данных условиях. А работоспособность эта

утрачивалась, ибо односторонняя сделка, адресованная делегатом делегатарию в принципе не могла

касаться сферы отношений, в которых участвует еще одно лицо - прежний должник или делегант. Дача

делегационного обещания, зависящего от отношений покрытия одним из их участников, должна была бы

в этом случае иметь прямое санкционирование второго участника этих отношений, т.е. делегационное

обещание следовало превратить в договор. Это и произошло - прежний должник (в литературе нередко

именуемый делегантом) и новый должник (делегат) стали не вызывать и давать делегационное

обещание, а заключать договор, по которому делегат обязывался перед делегантом заменить его в

обязательстве перед кредитором с одобрения (согласия) последнего. Естественно, делегант должен

был каким-то образом заинтересовать в этом делегата, т.е. вознаградить его, подвести под данный

договор коммерческую почву, ибо имеющаяся фидуциарная почва, всегда щедро сдобренная

скромностью и благородством делегата, - почва весьма ненадежная для сооружения правовых

конструкций в пользу делегатария - третьего лица, которое совсем не обязательно захочет входить в

оценку нравственной стороны отношений посторонних ему лиц.

В отличие от перевода прав - сделки, заключаемой лицами, которым предмет сделки

(переводимые обязательственные права) не принадлежит - договор перевода долга имеет своим

предметом бремя, лежащее на одном из его участников (должнике). С этой точки зрения он может

распорядиться "своим" долгом как угодно, в том числе и возложить обязанность его уплаты на третье

лицо, лишь бы только это распоряжение не умалило прав кредитора. Эта точка зрения находит

отражение в большинстве законодательств в виде нормы, согласно которой кредитор не может

отказаться принять надлежащее исполнение обязательства по одной лишь той причине, что оно

предложено не должником, а третьим лицом. Есть такая норма и в российском ГК (п. 1 ст. 313 ГК).

Иными словами, законодатель считает, что факт предложения кредитору надлежащего исполнения

обязательства сам по себе свидетельствует о том, что каких-либо его прав не нарушено. Если вдруг

потом выяснится, что нечто в предоставленном исполнении было "не так", сам лишь факт получения

кредитором исполнения не от должника, а от третьего лица не отнимает у кредитора права привлечь к

ответственности за действия третьих лиц самого должника (ст. 403 ГК). Но все изменяется тогда, когда

кредитору предлагают не само надлежащее исполнение обязательства, а только обещание такого

исполнения со стороны иного, чем должник, субъекта, т.е. замену существующего обязательства таким

же по содержанию, но с другим обязанным субъектом. С этой точки зрения сам должник без санкции

кредитора никак не может распорядиться "своим" долгом. Отсюда и вытекает необходимость

одностороннего согласия кредитора на совершение договора перевода долга.

Основное отличие от договора перевода прав в вопросе о согласии кредитора состоит в том, что

данное согласие не обязательно должно быть предварительным (не только с юридической, но и чисто

житейской точки зрения). Оно может быть и последующим, ибо распоряжение должника своим долгом

(возложение его исполнения на третье лицо) - акт законный и обоснованный, и по одной только причине

отсутствия кредиторского согласия сей акт быть признан недействительным не может. Распоряжение же

должника чужими правами - акт, нуждающийся в предварительном санкционировании; без него перевод

прав будет незаконным и бессмысленным.

Раскладка интересов участников операции перевода долга суть следующая.

Интерес кредитора может требовать как сохранения в силе договора перевода долга, так и,

напротив, его уничтожения. Первая ситуация может рассматриваться как общее правило, ибо должно

предполагать, что, соглашаясь на перевод долга, кредитор действовал добросовестно и разумно, а это

значит, что он не станет отзывать своего согласия без достаточно веских для того оснований. Вторая

ситуация чаще всего имеет место тогда, когда кредитор согласился на перевод долга, будучи введенным

в заблуждение относительно кредитоспособности должника: дал согласие, полагая, что новый должник

платежеспособен и добросовестен, а впоследствии выяснилось, что это не так.

Прежнему должнику никогда и никто - ни кредитор, ни, тем более, новый должник - не позволит

расстаться со своим статусом "просто так". Для того чтобы освободиться от обязательства, прежний

должник, скорее всего, должен будет вознаградить нового, а, быть может, даже и "умаслить" кредитора.

Естественно, если добросовестный прежний должник аккуратно проделал все необходимое и, главное,

расстался с какими-то своими благами, он ни в коем случае не будет заинтересован в том, чтобы

оспаривать состоявшийся перевод долга. Такое оспаривание не создаст для него ничего, кроме проблем

- он снова окажется обязанным лицом, а кроме того, будет озабочен обратным истребованием

переданного новому должнику вознаграждения.

Может случиться и так, что должник перевел (сложил с себя) несуществующий долг. Каковы

интересы в этом случае прежнего должника? Если такой перевод был возмездным, то интерес прежнего

должника состоит в том, чтобы отобрать у нового должника переданное ему вознаграждение.

Заслуживает ли такой интерес защиты, и если заслуживает, то против кого - только ли против нового

должника или даже и против кредитора, принявшего исполнение по несуществующему обязательству?

Некую специфическую окраску приобретает описанная ситуация тогда, когда перевод долга был

безвозмездным, т.е. когда новый должник принял на себя чужой долг из расчета оказать дарение

прежнему должнику. "Я, дескать, и так, без всякого перевода, мог бы ничего не отдавать кредитору", - так

будет рассуждать прежний должник. "Зачем тогда мне нужен перевод? Кто меня облагодетельствовал,

приняв на себя мой долг, который и без того не существовал? Не нужен перевод; никакого благодеяния

мне не оказали". Кажется, логично предоставить прежнему должнику право оспаривать перевод долга и

в данном случае, но это впечатление ошибочно. Ведь речь идет о попытке нового должника одарить

прежнего, т.е. в результате перевода долга прежний должник не передавал новому вознаграждения за

принятие долга, не нес никаких затрат. Следовательно, неудача в дарении посредством освобождения

от долга должна влиять на права иного лица. Какого? У нас осталось единственное лицо - новый

должник.

Новый должник, кажется, всегда будет заинтересован в уничтожении договора перевода долга,

ибо в результате такого уничтожения он перестанет быть обязанным, сложит с себя переведенный долг.

Но это утверждение нуждается в существенных оговорках. Оно применимо только в тех случаях, когда

из-за дефектности самого переведенного долга (корреспондирующего ему права) оказывается не

оправдавшимся ожидание нового должника оказать благодеяние прежнему, т.е. при безвозмездном

переводе долга. "Я хотел освободить от долга - реально существующего бремени - а освободил

непонятно от чего, от чего мог бы и не освобождать", - вот рассуждения нового должника. При

возмездном же переводе оно применимо только в случаях, когда новый должник, уже обязавшись перед

прежним должником или, тем более, кредитором, тем не менее, еще не получил за это следуемого ему

(в частности - по договору перевода долга) вознаграждения. Если же эквивалент им уже получен, то

необходимость его возврата, скорее всего, гораздо больнее ударит по новому должнику, нежели

необходимость исполнять принятый на себя долг (иначе он не менял бы долг на вознаграждение).

Специальных наименований участников операции перевода долга не существует. Как правило,

для их обозначения применяется делегационная терминология. Прежний должник (выбывающий)

называется делегантом, новый - делегатом, кредитор - делегатарием. Отношения, долг из которых

составляет предмет перевода, т.е. отношения между делегатарием и делегантом, именуются

отношениями валюты, а отношения между должникам - отношениями покрытия. Отношения между

новым должником и кредитором являются последствием успешной процедуры перевода долга, но в

саму процедуру не входят.

Рассмотрим, как дефектность отношений покрытия и валюты влияет на действительность

договора перевода долга.

Интерес кредитора может требовать как сохранения в силе договора перевода долга (по общему

правилу), так и, напротив, его уничтожения (если он дал согласие на замену должника, будучи

введенным в заблуждение относительно его кредитоспособности и добросовестности). Требовать

признания сделки, совершенной под влиянием заблуждения, вправе сторона, действовавшая под таким

влиянием, причем право это не связано ничем иным, кроме как доказанностью факта заблуждения (ст.

178 ГК). Как видим, кредитору просто нет необходимости оперировать в своих требованиях дефектами

отношений покрытия и валюты; напротив, можно утверждать, что, несмотря на дефекты этих отношений,

он заинтересован сохранить перевод долга действительным. Обязаны ли другие участники операции

перевода долга уважать это стремление кредитора любой ценой сохранить в силе перевод, либо вправе

ломать таковой, со ссылкой на дефекты отношений покрытия и валюты?

Прежнему должнику (делеганту) интересно оспаривать состоявшийся перевод долга только в

том случае, если переведенный за плату долг оказался недействительным или отпал впоследствии.

Дефекты данного долгового отношения суть дефекты отношения валюты. О содержании их новый

должник осведомлен или, по крайней мере, должен быть осведомлен. Кредитор же прямо участвует в

этих отношениях. С другой стороны, и сам прежний должник также является участником отношений

валюты, а потому не может ссылаться на такой их дефект, который сам же и просмотрел.

Следовательно, необходимо различить следующие ситуации.

а) Отношения валюты с самого начала были недействительными, как основанные на ничтожной

сделке. Очевидно, и сделка перевода ничтожного долга будет ничтожной, ибо о ничтожности сделки все

ее участники и осведомленные о ней лица знают или должны знать, в силу чего должны отказаться от

какого-либо исполнения этой сделки и, уж тем более, от распоряжения ее юридическими последствиями.

Не сделав этого, они повели себя недобросовестно, а значит, интересы любого из них не могут

считаться заслуживающими уважения.

б) Отношения валюты были действительными, но затем отпали (в силу, например, того, что были

основаны на оспоримой сделке, которая была признана недействительной). Перевод долга по

недействительной сделке невозможен, ибо недействительная сделка не создает долгов иных, кроме тех,

которые связаны с ее недействительностью. Но если сделка была признана недействительной уже

после того, как перевод долга состоялся, ссылаться на это обстоятельство для признания

недействительным договора перевода долга прежний должник не вправе, ибо новый должник возложил

на себя долг в то время, когда он был действительным. Прежнему должнику здесь можно только

посочувствовать, ибо "разбираться" ему придется с бывшим собственным кредитором как контрагентом

по сделке, признанной недействительной.

в) Отношения валюты действительны, но долг все равно нельзя считать возникшим (например,

из-за попадания кредитора в состояние просрочки, нарушения им встречных обязательств,

неисполнения кредиторских обязанностей и т.п.). Поскольку новый должник получил вознаграждение от

прежнего должника в тот момент, когда указанных обстоятельств налицо не было, прежний должник не

имеет права требовать от нового должника уничтожения перевода долга и возврата вознаграждения,

ссылаясь на эти обстоятельства. Как и в предыдущей ситуации, прежнему должнику остается

предъявлять к кредитору иск из неосновательного обогащения за его, прежнего должника, счет.

Ситуаций, в которых прежний должник был бы заинтересован в признании недействительным

договора перевода долга из-за дефектов отношений покрытия, вероятно, не существует. Новый должник

не несет перед старым должником каких-либо обязанностей, кроме одной - надлежащим образом

исполнить принятый на себя долг. Но за нарушение этой обязанности прежний должник не несет никакой

ответственности перед кредитором, если только по иску последнего его согласие на перевод долга не

будет отозвано (см. выше). Отзыв же согласия на перевод долга означает разрушение отношения

покрытия и неосновательное обогащение нового должника за счет прежнего, вынужденного кредитором

к исполнению. Неосновательное обогащение - вот что может стать основанием иска прежнего должника

к новому, а вовсе не дефектность отношений покрытия.

Наконец, новый должник (делегат), находящийся в ситуации, в которой он заинтересован в

уничтожении договора перевода долга, несомненно, может для этого:

а) Во-первых, выдвигать против кредитора все возражения, основанные на дефектности

отношений валюты, ибо и кредитор, и новый должник являются участниками правоотношений,

идентичных по содержанию отношениям валюты.

б) Во-вторых, выдвигать против кредитора все личные возражения, буде таковые окажутся, т.е.

возражения из непосредственных отношений к кредитору, не совпадающих ни с отношениями покрытия,

ни с отношениями валюты.

Вправе ли новый должник выдвигать против кредитора возражения, основанные на дефектности

отношений покрытия (например, в случае, когда следуемое ему вознаграждение прежний должник не

предоставил)? Имея в виду, что кредитор в отношениях покрытия не участвует, общий ответ следует

дать отрицательный - нет, не вправе.

Резюмируя вышеизложенное, можем отметить, что судьба как договора перевода долга, так и

односторонней сделки кредитора по согласию на перевод долга всецело зависит от отношений валюты

и личных отношений кредитора с новым должником, но не зависит (по общему правилу) от отношений

покрытия.

Глава 3. Сингулярное правопреемство в обязательствах по современному российскому

гражданскому праву

§ 1. Основания сингулярной перемены лиц в обязательстве в системе сделок по современному

российскому гражданскому праву

Делегация (активная и пассивная), цессия (также активная и пассивная) и, наконец, перевод

долгов и прав - вот те шесть сделок, которые могут служить основаниями сингулярной перемены лиц в

обязательстве. Определить их место в системе сделок по современному российскому гражданскому

праву, значит не только отнести их к той или иной категории, к тому или иному роду сделок, но и

показать, как те или иные характеристики института в целом преломляются в необходимые и случайные

свойства каждой из конкретных сделок.

Как следует из всего предшествующего изложения, делегация (точнее - делегационные

обещания) обоих видов - как активной, так и пассивной делегации - относится к числу сделок

односторонних, т.е. сделок, совершаемых выражением воли одного лица, требующих для их

действительности не принятия, а лишь восприятия третьим лицом-адресатом. О возможности и

условиях практического применения делегационных обещаний см. выше, конец § 5 главы 2.

В отличие от сделок делегации, сделки цессии - и активной (сукцессии), и пассивной

(интерцессии), а также сделки перевода долгов и прав следует причислять к числу договоров, т.е.

сделок, совершаемых посредством выражения воли со стороны, как минимум, двух лиц*(206). Однако

юридический эффект договоров цессии (уступки) и перевода различен. Если договоры цессии - активной

или пассивной (безразлично) достигают своих целей без посредства иных юридических фактов, то

договоры перевода (опять же неважно, долгов или прав) подобной результативностью похвастаться не

могут, по крайней мере, до тех пор, пока не соединятся с другими юридическими фактами.

Сторонами договора сингулярной сукцессии являются два кредитора - первоначальный и новый.

Должник ни в самом этом договоре не участвует, ни вообще никак не в состоянии на него повлиять

(санкционировать, запретить, обусловить и т.д.), ибо заключение такого договора никак не затрагивает

его имущественного положения.

Сторонами договора интерцессии выступают кредитор и новый должник. Прежний должник также

в этом договоре не участвует, равно как и не имеет к нему никакого вообще отношения, ибо его

заключение влияет на имущественное положение должника исключительно благоприятным образом

(освобождает от бремени долга).

Договор о переводе долга заключается между двумя должниками - (первоначальным и новым),

однако не может произвести своего главного последствия (замены должника - прекращения

обязательства с одним должником и производного возникновения на его месте обязательства нового с

другим должником) без согласия кредитора (п. 1 ст. 391 ГК)*(207). ГК в данном случае не отличает

согласия (предварительного акта) от одобрения (последующего акта), из чего можно сделать вывод, что

кредиторское согласие на замену должника может как предшествовать заключению договора перевода

долга (быть согласием в собственном смысле слова), так и иметь форму одобрения уже фактически

заключенного договора о замене должника.

Договор о переводе прав - договор, заключаемый должником с новым кредитором. В

соответствии с таким договором должник принимает на себя долг перед новым кредитором, который

идентичен прежнему долгу, прекращаемому этим фактом, долгу перед первоначальным кредитором.

Разумеется, подобная операция ухудшает имущественное положение прежнего кредитора, а значит

может производиться исключительно с его согласия или одобрения*(208).

Из сказанного ясно, что с практической точки зрения имеет смысл уделить наибольшее внимание

исследованию институтов активной цессии - уступки прав и перевода долгов. По этой причине, в

дальнейшем говоря об уступке, мы будем иметь в виду, как правило, уступку прав, но не долгов, а говоря

о переводе - наоборот, перевод долгов, но не прав.

Всякие ли обязательственные права могли бы стать предметом уступки? Всякие ли юридические

обязанности могли бы возникнуть производным способом на основании договора перевода долга?

Российское гражданское законодательство не содержит ни исчерпывающего перечня прав, в

отношении которых допускается их уступка, ни исчерпывающего перечня обязанностей, которые могли

бы стать предметом перевода. Что это значит? Имея в виду, что одним из элементов правоспособности

всех субъектов российского гражданского права является правомочие распоряжения принадлежащими

им субъективными правами и юридическими обязанностями, следует заключить, что по общему правилу

должна считаться допустимой сингулярная перемена всякого лица во всяком обязательстве, по крайней

мере, по основанию цессии или перевода. Упомянутое нами правомочие распоряжения субъективными

правами и обязанностями было ранее выведено нами теоретическим путем; закреплено оно и в

действующем российском ГК: для физических лиц - в ст. 18 ГК под именем возможности "совершать

любые не противоречащие закону сделки и участвовать в обязательствах", для лиц юридических - в п. 1

ст. 48 в виде указания на возможность от своего имени приобретать и осуществлять субъективные

имущественные права, а также, создавать и нести обязанности. Терминологическое различие делает