Белов В.А. (ред) Практика применения ГК РФ части первой

Подождите немного. Документ загружается.

414. Правильно ли понимать норму п.A3 ст.A382 ГК о «неблагоприятных

последствиях» отсутствия письменного уведомления должника об уступке

требования в том смысле, что новый кредитор (цессионарий) не только лишен

права принудить должника к повторному исполнению, но и не вправе

истребовать таковое от получившего его прежнего кредитора (цедента)?

Нет, такое понимание неправильно. Президиум ВАС РФ разъяснил, что

норма п._3 ст._382 ГК имеет своей исключительной целью защиту интересов

добросовестного должника по уступленному требованию – должника, в момент

исполнения не знавшего о состоявшейся уступке. Однако отношения между

цедентом и цессионарием известны каждому из них, почему «...возложение на

нового кредитора риска последствий ненаправления должнику письменного

уведомления не означает освобождения прежнего кредитора от обязанности

передать новому кредитору неосновательно полученное». Новый кредитор несет

лишь «...риск неполучения этих средств от прежнего кредитора в силу, например,

неплатежеспособности последнего» (Обзор практики рассмотрения споров,

связанных с применением норм о неосновательном обогащении, утвержденный

информационным письмом от 11.01.2000 N_49, п._10).

Как разъяснил ФАС ЗСО (см. постановление от 16.06.2003

N_Ф04/2732-930/А45-2003), «...уведомление должника об уступке... устанавливает

правовую связь между новым кредитором и должником. До момента такого

уведомления новый кредитор не получает статуса кредитора для должника».

Однако цедент осведомлен о состоявшейся уступке и, следовательно, о том, что с

момента ее совершения он более не является кредитором, в силу самого факта

участия в ней. Следовательно, для цедента наличие уведомления об утрате

таковым статуса кредитора лишено какого бы то ни было юридического значения.

Цедент перестает быть кредитором с момента совершения уступки требования, а

значит, принимая исполнение по не принадлежащему ему требованию, не просто

неосновательно обогащается за счет цессионария, но и делает это недобросовестно,

зная о неосновательности получаемого предоставления.

Добавить к этим совершенно обоснованным выводам и пояснениям в общем-

то нечего.

415. На ком лежит бремя (обязанность) уведомления должника об

уступке требования – на первоначальном кредиторе (цеденте) или новом

(цессионарии)?

Данный вопрос напрямую не разрешается ни ГК, ни арбитражной практикой.

Лишь ФАС ЗСО (см. постановление от 27.07.2004 N_Ф04-5270/2004(А27-3344-30))

однажды справедливо отметил, что «закон не содержит требования об

обязательном уведомлении должника об уступке права требования первым

кредитором».

На фоне нормы п._1 ст._385 ГК, для должника не имеет значения, от кого

именно он получит письменное уведомление об уступке – от одного только

цедента, от цессионария, от каждого из них или даже от третьего лица. Вопрос этот

на наличность и действительность уступки, следовательно, влияния не оказывает и

относится исключительно к сфере взаимоотношений между цедентом и

цессионарием в рамках заключенного ими договора об уступке. Если вопрос о

субъекте уведомления договором не разрешен, то, очевидно, следует исходить из

предположения о том, что бремя уведомления лежит на новом кредиторе

(цессионарии), как единственном лице, заинтересованном в таком уведомлении.

416. На ком лежит бремя доказывания в деле о признании исполнения,

произведенного должником первоначальному кредитору вопреки

состоявшейся уступке, надлежащим исполнением?

Доказать, что к моменту совершения исполнения должник был надлежащим

образом уведомлен о перемене кредитора и личности цессионария и,

следовательно, сознательно произвел исполнение вопреки полученному

541

уведомлению, должен цессионарий (см. постановление ФАС МО от 25.11.2005

N_КГ-А40/11498-05). Это правило – совершенно основательное – вытекает из двух

следующих соображений.

1. Надлежащий характер исполнения не доказывается – доказывается только

самый факт исполнения. Следовательно, должник, произведший исполнение и

доказавший факт его производства хотя бы и первоначальному кредитору

(цеденту), предполагается лицом, надлежащим образом исполнившим

обязательство.

2. Цессионарий – лицо, имеющее право получить исполнение согласно

приобретенному требованию, но по причине производства исполнения

первоначальному кредитору не получившее его, – является единственным

субъектом, заинтересованным в том, чтобы опровергнуть предположение о

надлежащем исполнении обязательства. Каждая сторона спора должна доказать те

обстоятельства, на которые ссылается, – гласит общий процессуальный принцип.

Сославшись на ненадлежащий характер произведенного исполнения, цессионарий

должен объяснить, каким требованиям законодательства или договора это

исполнение не соответствует; поскольку ненадлежащий характер исполнения в

данном случае заключается в его производстве ненадлежащему лицу, цессионарию

нужно будет доказать, что должник имел возможность произвести исполнение

надлежащего свойства, т.е. тот факт, что к моменту совершения исполнения

должник был надлежащим образом уведомлен о перемене кредитора и личности

цессионария.

417. Обязан ли бывший должник, произведший исполнение денежного

обязательства первоначальному кредитору (цеденту) вопреки состоявшейся

уступке, уплатить новому кредитору (цессинарию) проценты по ст.A395 ГК за

просрочку исполнения?

Ответ на этот вопрос зависит от того, можно ли считать произведенное в

такой ситуации исполнение надлежащим исполнением. ФАС ПО (см.

постановление от 25.10.2005 N_А65-28350/04-СГ3-14) разъяснил, что если должник

произвел исполнение первоначальному кредитору (цеденту) оттого, что не был

уведомлен о перемене личности кредитора, то произведенное им исполнение

считается надлежащим и, следовательно, проценты на сумму исполнения по ст._395

ГК не взыскиваются. Неблагоприятные последствия отсутствия уведомления

должника об уступке требования несет новый кредитор (цессионарий) именно как

лицо, заинтересованное в таком уведомлении.

418. Какие требования признаются арбитражной практикой не

подлежащими уступке как «неразрывно связанные с личностью кредитора»?

1. Вопреки распространенному мнению о чрезвычайно широком круге

подобных требований, в арбитражной практике встречается очень немного дел,

связанных с недействительностью договоров уступки по мотиву несоответствия

именно ст._383 ГК. Скорее, напротив, практика вышестоящих арбитражных судов

периодически развенчивает успевшие сформироваться в литературе мифы о

недопустимости уступки отдельных видов требований по мотиву их неразрывной

связанности с личностью кредитора.

2. Широко известна литературная дискуссия о недопустимости уступки

кредитными организациями требований, возникших из кредитных договоров, по

крайней мере цессионариям, не имеющим статуса кредитных организаций. Весьма

любопытно, однако, то обстоятельство, что вплоть до 2000_г. Президиум ВАС РФ

ни разу не высказывался по этому вопросу. В тех же делах, где Президиуму

пришлось его рассмотреть, мнения о недействительности подобных уступок (по

причине отсутствия у цессионария лицензии на право осуществления банковской

деятельности) высказано не было (см., например, постановления от 27.06.2000

N_2028/00 и от 22.03.2002 N_7378/01). ФАС ДО прямо высказался в том смысле, что

«...гражданское законодательство не содержит специальных правил,

542

ограничивающих возможность передачи кредитором права требования к заемщику

по кредитному договору», ибо «...по смыслу п._2 ст._308, п._1 ст._382 Гражданского

кодекса РФ путем уступки права требования осуществляется перемена лиц в

обязательстве, а не сторон по кредитному договору» (см. постановления от

03.11.2003 N_Ф03-А49/03-1/2734, от 16.02.2004 N_Ф03-А37/03-1/3699)

277

3. Известно дело, в котором Президиум ВАС РФ косвенно признал

возможность уступки по договору цессии права требования государственной

дотации (см. постановление от 02.11.1995 N_5681/95). Следовательно, таковое не

было сочтено судом требованием, «неразрывно связанным с личностью

кредитора».

Полагаем, что вывод этот носит в значительной мере случайный (единичный)

характер и никак не может приниматься в качестве общего руководства. Сомнения

в его правильности рождаются, во-первых, из-за неясности вопроса о том,

являются ли государственные и муниципальные бюджеты основаниями

возникновения обязательственных правоотношений. Иными словами, нуждается в

выяснении, в первую очередь, вопрос о том, имеет ли получатель бюджетных

средств право требовать их предоставления? Во-вторых, совершенно очевидно, что

если такое требование и имеется, то вытекает оно явно не из гражданских

правоотношений; по этой причине возможность применения к этому требованию

общих норм ГК об уступке также весьма сомнительна. Наконец, в-третьих, с точки

зрения действующего БК (абз. 10 ст._6) дотациями называются «...бюджетные

средства, предоставляемые бюджету другого уровня бюджетной системы РФ на

безвозмездной и безвозвратной основе», т.е. денежные средства, предоставляемые

строго определенному субъекту и к тому же на особых условиях,

предопределенных специфическими качествами субъекта – получателя дотаций.

Как видим, в противоположность мнению Президиума ВАС РФ, требование

выдачи государственной дотации связывается в своем возникновении и

содержании с личными качествами субъекта-носителя, т.е. является неразрывно

связанным с личностью кредитора.

4. ФАС ВВО (постановление от 02.10.2002 N_А29-63/02-2э) указал, что не

противоречит ст._383 ГК уступка требования выдачи выигрыша по облигациям

муниципального займа. Против такого вывода трудно что-либо возразить,

поскольку обязательство выдачи выигрыша состоит, как правило, в денежном

платеже либо ином имущественном предоставлении, а его возникновение и

содержание никак не связываются (и не могут быть связаны) с личностью

кредитора по этому обязательству.

ФАС МО констатировал, что не могут рассматриваться в качестве

неразрывно связанного с личностью кредитора требования (1) заимодавца по

возврату предоставленного займа (постановление от 11.10.2004 N_КГ-А40/9460-

278

), (2) лицензиара к лицензиату на получение платежей по патентному

лицензионному договору (постановление от 07.04.2005 N_КГ-А40/2201-05), а также

(3) требование, возникшее из неосновательного сбережения кредиторского

имущества (постановление от 03.08.2005 N_КГ-А40/6046-05). И с этими выводами

трудно не согласиться. Во всех названных случаях речь идет об уступке денежных

требований, возникновение и содержание которых, по общему правилу, не

связываются с личными качествами их обладателей (кредиторов).

5. Едва ли не единственным примером применения Президиумом ВАС РФ

ст._383 ГК в ее «чистом» виде можно назвать вывод о невозможности уступки

права на получение компенсации за объекты социальной сферы, передаваемые

277

См. также: постановления ФАС МО от 14.04.2004 N КГ-А40/2086-04; ФАС УО от 03.09.2003 N Ф09-

2415/03-ГК.

278

«Ссылка... на ст. 383 ГК РФ не может быть признана обоснованной, поскольку ...отсутствуют какие-либо

мотивы отнесения прав кредитора по заемному обязательству к категории прав, неразрывно связанных с

личностью кредитора, а при обычных условиях гражданского оборота права кредитора-заимодавца

признаются, в том числе и судебной практикой, одними из наиболее оборотоспособных».

543

государству конкурсным управляющим в рамках дела о банкротстве

(постановление от 26.11.2002 N_8218/02). С чисто теоретической точки зрения

такой подход абсолютно оправдан, поскольку имеет целью защиту кредиторов

несостоятельного должника, которым, ясное дело, ничего не гарантирует уступка

требования компенсации, если таковая будет осуществлена без адекватного

встречного предоставления. С чисто же практических позиций довольно

сомнительно то, что величина государственной компенсации за переходящие в его

собственность объекты соцкультбыта будет хоть сколько-нибудь соответствовать

их рыночной стоимости; нет уверенности и в том, что выплата такой компенсации

будет своевременной.

6. ФАС МО (постановление от 31.05.2004 N_КГ-А40/4066-04) посчитал

невозможной замену выгодоприобретателя, исполнившего какую-либо из

обязанностей по договору страхования или предъявившего страховщику

требование о выплате страхового возмещения (ст._958 ГК), без согласия

страховщика. Мотивы этого соображения изложены в постановлении чрезвычайно

туманно: сперва говорится об основательном применении судом первой инстанции

ст._383 ГК, т.е. о признании уступки требования к страховщику незаконной по

причине неразрывной связи этого требования с личностью его носителя, а затем –

потому, что в подобных ситуациях личность кредитора приобретает существенное

значение для должника (ст._388 ГК). Видимо, все-таки, поскольку в принципе

арбитражный суд признал такую уступку возможной, хотя и с согласия должника

(страховщика), следует признать правильным именно последнюю мотивировку,

т.е. ссылку на ст. 388, а не 383

279

В более поздних делах (постановления от 09.09.2004 N_КГ-А40/7072-04, от

21.02.2005 N_КГ-А40/12806-04 и от 05.07.2005 N_КГ-А40/4575-05) тот же суд

признал невозможной уступку требования по обязательству из причинения вреда,

риск которого был застрахован кредитором. Суд указал при этом на ст._383, а

также на ст._387 и 965 ГК, согласно которым переход требования к лицу,

ответственному за причиненный вред, осуществляется именно в порядке

суброгации и, следовательно, не может быть произведен по договору уступки. См.,

однако, определение ФАС МО от 20.03.2006 по делу N_КГ-А40/10673-05-Ж.

7. ФАС ПО (постановления от 24.06.2004 N_А65-9018/2003-СГ3-33, от

28.02.2005 N_А65-9018/2003-СГ3-33) указал, что неразрывно связанным с

личностью кредитора и потому не подлежащим уступке является право требования

заключения договора, возникшее у кредитора в силу его победы на торгах,

проводившихся в форме конкурса. Основанием к такому выводу является само

понятие о конкурсе как такой форме проведения торгов, при которой победа в

торгах предопределяется наилучшими инвестиционными или социальными

условиями, предложенными участником торгов. Ясно, что возможность такого

предложения предопределяется в значительной мере личными качествами

участника-победителя. Вместе с тем необходимо заметить, что само по себе это

соображение еще недостаточно для того, чтобы безоговорочно отвергнуть

возможность обсуждаемой уступки: необходимо принять во внимание, что ее

совершение не приведет к прекращению обязательств победителя конкурса по

выполнению предложенных им инвестиционных или социальных условий.

Носителем таких обязанностей останется победитель конкурса, в то время как

приобретенное им по итогам торгов право перейдет к цессионарию. Нарушение

279

Точно такую же путаницу в мотивировке можно наблюдать и в постановлении ФАС СЗО от 26.12.2003 N

А05-2956/03-122/9: вывод о незаконности уступки требования возврата кредита, полученного в соответствии с

Федеральным законом от 24.04.1995 N 46-ФЗ «О переоформлении задолженности по централизованным

кредитам и начисленным по ним процентам организаций агропромышленного комплекса, а также

организаций, осуществляющих завоз (хранение и реализацию) продукции (товаров) в районы Крайнего Севера

и приравненные к ним местности», суд делает то из его неразрывной связанности с личностью кредитора и с

опорой на ст. 383 ГК, то по соображениям о существенном значении личности кредитора для должника и со

ссылкой на п. 2 ст. 388 ГК. См. также постановления ФАС СКО от 14.09. 2005 N Ф08-4142/2005, ФАС УО от

30.03.2004 N Ф09-823/04-ГК.

544

цедентом принятых на себя инвестиционных или социальных обязательств

позволит должнику отказать в заключении договора не только ему, но и

цессионарию, а если договор уже заключен – то расторгнуть его, на основании

ст._386 ГК.

419. Влияет ли на оборотоспособность обязательственного права

(требования) вынесение судебного решения или выдача исполнительного

листа о принудительном взыскании по нему?

Нет, не влияет. Суд, по общему, по крайней мере, правилу, не создает

никаких новых правоотношений, он лишь разрешает споры из правоотношений

уже возникших и существующих. Ни вынесение судебного акта о взыскании (по

уступленному требованию либо по охранительному требованию, возникшему из

нарушения уступленного), ни выдача исполнительного листа о таком взыскании

никаких новых требований, способных к смене личности своего обладателя, не

создают и никаких новых качеств в ранее существовавшие требования не

привносят. Если требование, из нарушения которого возник судебный спор, не

может являться предметом уступки, то и «...вынесение судом решения о взыскании

задолженности не меняет природы и характера долговых требований и не делает

возможной перемену кредитора в случаях, когда удовлетворенное судом

требование не могло быть уступлено по основаниям, предусмотренным

статьями_383, 388 ГК» (см. постановления Президиума ВАС РФ от 26.10.1999

N_4641/99, от 24.12.2002 N_10424/02-10426/02; ФАС ВВО от 21.12.2005 N_А11-

2104/2004-К1-3/76; ФАС СКО от 18.02.2003 N_Ф08-315/2003). Или, как указано в

определении СК ГД ВС РФ от 09.12.2005 N_3-В05-16, «процессуальное

правопреемство исключается в случаях, когда недопустимо преемство в

материальном праве, в частности, когда требование неразрывно связано с

личностью истца или ответчика (по искам о расторжении брака, взыскании

алиментов и др.), а также когда преемство противоречит закону или договору...».

420. В каких случаях допускается переход требований к новому

кредитору в ином объеме и на иных условиях, нежели те, что существовали к

моменту перехода прав?

1. По общему правилу, установленному в ст._384 ГК, «...право

первоначального кредитора переходит к новому кредитору в том объеме и на тех

условиях, которые существовали к моменту перехода права». Норма эта является

диспозитивной: иное может быть предусмотрено законом или договором

280

Однако, руководствуясь тем обстоятельством, что в законодательстве не

предусмотрено иных случаев, а также из-за опасения, что договоры уступки станут

заключаться на условиях, ухудшающих положение должников

281

, арбитражные

суды длительное время рассматривали цитированную норму как императивную.

Так, в частности, в постановлениях Президиума ВАС РФ от 26.12.1996 N_2759/96,

от 29.10.1996 N_3172/96

282

, от 26.12.1996 N_2759/96, от 09.01.1997 N_3593/96-

280

Естественно, если это «иное» не противоречит сути обязательства. Так, например, вряд ли возможно

предусмотреть уступку требования передачи... части неделимой вещи.

281

В этом отношении очень показательно дело, описанное в п. 12 информационного письма Президиума ВАС

РФ от 24.09.2002 N 69. Спор касался недействительности договора уступки требования передачи продукции,

возникшего из договора мены. Суд первой инстанции посчитал, что эта уступка привела к ухудшению

положения должника, поскольку местонахождение нового кредитора (цессионария) не совпадало с местом

нахождения прежнего (цедента) и, следовательно, исполнение должником своей обязанности в пользу нового

кредитора с неизбежностью привело бы к возникновению у должника дополнительных расходов. Суд

кассационной инстанции, однако, это решение отменил, справедливо указав, что «ст. 384 ГК РФ не дает

оснований считать, что сама по себе уступка влечет изменение места исполнения обязательства».

Действительно, если подходить к оценке договоров уступки требования с подобных (чисто арифметических)

позиций, то любое, само по себе незначительное, видоизменение первоначальных отношений (в том числе и

его раздробление на несколько, с участием различных кредиторов) вполне можно признать обстоятельством,

ухудшающим положение должника.

282

В этом и предыдущем постановлениях Президиум ВАС РФ рассматривал дела по спорам, связанным с

уступкой требований о взыскании штрафов за нарушение правил совершения отдельных расчетных операций.

По мнению Президиума, такая выборочная уступка, не сопровожденная одновременной уступкой всех прав из

545

3604/96, от 05.08.1997 N_2422/97 и от 02.12.1997 N_4149/97 первое предложение

ст._384 ГК воспроизводится как императивная норма, не допускающая

исключений: права, уступленные в порядке цессии, переходят к новому кредитору

в том объеме и на тех условиях, которые существовали к моменту перехода прав. В

практике такое толкование выразилось главным образом в признании незаконными

договоров о частичной уступке требований, а также договоров об уступке

отдельных требований, произвольно выбранных цедентом из общей массы

однородных прав, возникших из одного и того же основания

283

2. Только в информационном письме Президиума ВАС РФ от 16.02.1998 N_29

(п._15) впервые указывается на диапозитивный характер этой нормы. Указание это

осталось, однако, не замеченным арбитражной практикой, в том числе и забыто

самим Президиумом ВАС РФ. В течение еще довольно длительного времени

Президиум предлагал нижестоящим судам как минимум возбуждать вопрос о

действительности договоров уступки требований, совершенных в отступление от

ст._384 ГК (см., например, постановления Президиума ВАС РФ от 16.06.1998

N_7846/97 и N_7847/97). И лишь начиная с постановления от 18.12.2001 N_8955/00

отдельные случаи признания законности частичных уступок приобретают характер

тенденции. Так, в названном постановлении Президиум ВАС РФ, в частности,

указал, что «...предметом цессии является не весь комплекс двусторонних

обязательств по договору поставки (длящееся обязательство), а задолженность по

оплате уже отгруженной продукции. Завод, поставив комбинату продукцию на

конкретную сумму, в принципе, вправе, не выходя из договора поставки, уступить

данное денежное требование третьему лицу при условии, что это требование

является бесспорным и не обусловлено встречным исполнением. Такая уступка не

противоречит требованиям гл._24 ГК РФ»

284

3. ФАС ЦО (постановление от 03.04.2003 N_А35-3618/01-С22) отметил, что

«...ответчик как кредитор по договору... имел право, не выходя из данного

договора, уступить денежное требование (задолженность по оплате в

определенной сумме) третьему лицу, в данном случае истцу, и оставаться

кредитором по остальным обязательствам договора. При этом не имеет значения,

длящееся это отношение или нет. Такая уступка не противоречит требованиям

главы 24 Гражданского кодекса РФ». Допустимость же частичной уступки

требования не предопределяется ничем иным, кроме делимости предмета этого

требования и возможности исполнения обязанности, ему корреспондирующей, по

частям (постановление от 17.03.2004 N_А35-4208/03-С26; см. также постановление

ФАС СЗО от 21.11.2005 N_А66-1262/2005). ФАС МО (постановление от 23.03.2005

N_КГ-А40/1704-05) посчитал вполне допустимой частичную уступку требования по

возврату предоставленного кредита – требования возврата суммы, выданной по

одному из дополнительных соглашений к кредитному договору

285

421. Возможна ли уступка требования уплаты суммы начисленных

процентов без одновременной уступки требования об уплате основного долга,

договора банковского счета, является ничтожной, так как противоречит ст. 384 ГК.

283

Известны, впрочем, и дела, в которых констатировалась недействительность договоров уступки, согласно

коим цеденты пытались передавать права в объеме... большем (!), чем те, что им принадлежали (см., например,

ФАС ВВО от 19.04.2000 N А38-9/154-99). Недействительность договоров такого рода, думается, очевидна, ибо

фактически они возлагают на должников новые обязательства без их согласия; на что рассчитывали стороны,

заключая подобные «сделки» – признаться непонятно.

284

См. также: постановления ФАС ВВО от 04.10.2004 N А38-5632-8/43-2004; ФАС ДО от 29.05.2003 N Ф03-

А51/03-1/1199; ФАС УО от 17.03.2003 N Ф09-477/03-ГК; ФАС ЦО от 01.03.2004 N А64-1222/03-9.

285

В настоящее время арбитражные суды ссылаются на ст. 384 ГК главным образом в делах по спорам о

характере и объеме уступленных требований, в первую очередь по таким договорам уступки, в которых прямо

не оговорена судьба дополнительных требований (чаще всего – процентов и неустоек). Ясно, что ответ на этот

вопрос прямо выражен в комментируемой статье, в связи с чем специального обзора актов подобного рода

нами здесь не осуществляется. Иногда ст. 384 используют также для подкрепления тезиса о том, что

предметом уступки может быть только то право, которое на момент осуществления уступки реально

принадлежит кредитору.

546

являвшегося базисом для их начисления?

1. Да, возможность такой уступки вполне основательно признается

арбитражной практикой. Так, в частности, ФАС ВВО указал, что поскольку

«...действующее законодательство не содержит нормы, запрещающие кредитору

уступать право (требование) в части неустойки (штрафа, пеней, процентов) в

случае, когда основное обязательство исполнено, право на взыскание начисленных

процентов представляет собой самостоятельное денежное требование и может

быть уступлено отдельно» (постановление от 11.03.2005 N_А43-11624/2004-1-378).

ФАС ЗСО уточнил, что «диспозитивный характер ст._384 ГК позволяет цеденту,

передав права по основному обязательству, не передавать другому лицу

(цессионарию) права на начисленные, но неуплаченные проценты, однако

сохранение за цедентом права на неуплаченные проценты не препятствует

цессионарию требовать от должника выплаты процентов, подлежащих начислению

с момента уступки права по день фактической выплаты» (постановление от

17.02.2004 N_Ф04/711-116/А45-2004)

286

2. Вместе с тем если договором цессии не предусмотрено иного, к

цессионарию, приобретшему право требования возврата просроченного основного

долга, переходит также и «...требование о взыскании процентов за пользование

чужими денежными средствами в связи с неисполнением обязательства». Иными

словами, требование процентов переходит, по общему правилу, в полном объеме,

т.е. как по процентам, уже начисленным, так и по процентам, которые будут

начислены в будущем (см. постановления ФАС ЗСО от 02.03.2006 N_Ф04-780/2006

(20253-А81-11); ФАС УО от 16.09.2004 N_Ф09-3030/04-ГК); единственный

мыслимый иной вариант (право на проценты набежавшие сохраняется за цедентом,

а право на проценты будущие переходит к цессионарию) должен быть прямо

предусмотрен договором.

422. Возможна ли уступка прав, обеспечивающих исполнение

обязательства, без уступки обеспечиваемого ими основного требования?

1. Прямого и универсального ответа на этот вопрос арбитражная практика не

формулирует. Однако из постановления Президиума ВАС РФ от 22.07.1997

N_2048/97, признавшего неправомерной уступку прав по договору залога в полном

объеме кредитору, которому уступалось право на взыскание лишь части неустойки

за нарушение основного обязательства, можно заключить, что отношение

арбитражных судов к такой практике должно быть отрицательным.

Обеспечительные обязательства обеспечивают все требования из основной сделки,

поэтому уступка должна производиться таким образом, чтобы размер

обеспечительных требований нового кредитора соответствовал (был прямо

пропорционален) объему приобретенного им основного (обеспеченного) права.

2. Такой подход представляется нерациональным и по существу

неправильным. О неправильности его свидетельствует прежде всего

несоответствие ранее обсужденным выводам о возможности отдельной от

основного обязательства уступки требований по процентам – требований, которые,

подобно обеспечительным, имеют строго дополнительный (акцессорный)

характер. Объяснения этого феномена – почему одни акцессорные требования

могут быть «оторваны» от основных, а другие нет – практика не предлагает.

Нерационален же этот подход потому, что основывается на довольно странной,

непонятно откуда взявшейся презумпции: однажды установленный объем

обеспечения обязательства не может уменьшаться. Но почему, если против такого

уменьшения не возражает единственное заинтересованное лицо – кредитор? Если

даже он согласен «расстаться» с обеспечительными требованиями, переходящими

к новому кредитору (причем это не ухудшает положения должника), то с чьей еще

стороны могли бы последовать какие-то еще притязания? Очевидно, лица, которое

286

См. также менее ясное, но, видимо, разрешающее аналогичную ситуацию постановление ФАС МО от

15.10.2004 N КГ-А40/9405-04, а также от 16.03.2005 N КГ-А40/1258-05.

547

способно было бы доказать свой законный интерес в возврате ситуации в

первоначальное состояние, просто нет.

Таким образом, если переход обеспечительного требования происходит в

силу ст._384 ГК (т.е. вслед за уступкой части требования основного –

обеспечиваемого), то Президиум совершенно прав: часть обеспечительного

требования, переходящая к новому кредитору, должна быть прямо

пропорциональна уступленной части основного требования. Но если цедент и

цессионарий своим соглашением явно выразили намерение совершить уступку

одних только обеспечивающих требований (полностью или в части), то никакой

причины для автоматического перехода (полностью или в соответствующей части)

следом за ними и требований обеспечиваемых нет и не может быть.

423. Обязан ли цессионарий руководствоваться арбитражной оговоркой,

содержащейся в договоре, из которого возникло приобретенное им право

(требование)?

1. Арбитражные суды считают третейскую (арбитражную) оговорку

условием, обязательным для цессионария даже в случае, когда в договоре цессии

прямо не сказано о цедировании арбитражной оговорки (см. постановление

Президиума ВАС РФ от 17.06.1997 N_1533/97, информационное письмо

Президиума ВАС РФ от 16.02.1998 N_29, п._15). К этому выводу Президиум ВАС

РФ пришел, руководствуясь, с одной стороны, ст._384 ГК

287

, а с другой –

соображением о том, что условие о порядке разрешения споров и предъявления

иска в защиту нарушенных прав является составной частью (правомочием)

уступленного субъективного права (требования)

288

. Кроме того, поскольку

цессионарию при приобретении требования должно быть известно содержание

арбитражной оговорки, презумптивное распространение таковой на цессионария

не ущемляет его прав и позволяет обеспечить надлежащую защиту интересов

должника. Обратное же правило, напротив, привело бы к нарушению одного из

главных начал цессионного права – принципа недопустимости ухудшения

положения должника, который оказался бы вынужден подчиниться иному порядку

защиты своих прав, нежели тот, что был им согласован.

2. При своей внешней привлекательности такая точка зрения страдает

неустранимым пороком. Арбитражная оговорка никак не относится к

регулятивному требованию, возникающему из договора, ибо регулятивное право

не характеризуется способностью к принудительному осуществлению.

Арбитражная оговорка является условием принудительного осуществления

охранительного требования – требования, возникшего из правонарушения.

Поэтому при решении обсуждаемого вопроса следовало бы как минимум принять

во внимание характер уступаемого требования. Если оно относится к числу

регулятивных, то уступка арбитражной оговорки не может предполагаться – она

должна быть выговорена expressis verbis. Напротив, если речь идет об уступке

охранительного требования, то переход на цессионария арбитражной оговорки

происходит автоматически, если в договоре уступки прямо не оговорено иного.

3. На наш взгляд, должно быть принято во внимание и то обстоятельство, что

арбитражная оговорка имеет (если рассматривать ее как специфическое

соглашение сторон) не материально-правовой, а чисто процессуальный характер.

Признание арбитражной оговорки условием осуществления какого-либо

материального права приводит к логически безвыходной ситуации при решении

287

Согласно которой «...право первоначального кредитора переходит к новому кредитору в том объеме и на

тех условиях, которые существовали к моменту перехода права», если иное не установлено законом или

договором.

288

Аналогичную исходную посылку – «предъявление иска в защиту нарушенных прав является одной из

составных частей содержания права требования, перешедшего к новому кредитору» – Президиум ВАС РФ

использовал и в постановлении от 22.03.2005 N 12752/04 для обоснования тезиса о том, что отказ от иска в

защиту цедированного права, совершенный прежним его обладателем (цедентом), обязателен не только для

него, но и для всякого его правопреемника (цессионария).

548

вопроса о действительности заключенного сторонами договора

289

. С этой точки

зрения нужно признать арбитражную оговорку соглашением, имеющим

самостоятельную юридическую силу и не зависящим от основного договора. Права

и обязанности, порожденные арбитражным соглашением, следовательно, никак не

могут признаваться автоматически переходящими к цессионарию.

424. Сделаны ли арбитражной практикой какие-либо дополнения к

перечню прав и условий, по умолчанию переходящих к цессионарию,

предусмотренному ст.A384 ГК?

Толкуя ст._384 ГК, ФАС ЗСО (постановление от 08.12.2005 N_Ф04-

7227/2005(17585-А45-12)) указал, что помимо прав и условий, прямо

перечисленных в этой статье, к новому кредитору переходят также и «...все

преимущества, связанные с передаваемым правом, к которым относятся получение

доходов, всякого рода выгод, возмещение издержек и т.д.».

На наш взгляд, это правило должно быть чуть скорректировано, а именно – в

том смысле, что имеются в виду будущие поступления и требования, т.е. доходы,

выгоды и издержки, право на получение которых возникнет после совершения

уступки.

425. Переходит ли к цессионарию, приобретшему регулятивное

требование, также и право на взыскание убытков, причиненных его

нарушением, имевшим место до совершения уступки?

Нет, по общему правилу такое требование не переходит. Как указал

Президиум ВАС РФ, такой вывод объясняется тем, что нарушение должником

своих обязательств было допущено по отношению к цеденту, а значит – не

повлекло для цессионария каких-либо отрицательных последствий, в частности

причинения цессионарию убытков (см. постановление от 01.04.1997 N_5407/96).

Этот вывод вполне соответствует представлению о самостоятельности

регулятивных и охранительных субъективных прав: в отсутствие прямого указания

об уступке каждого из них таковые остаются принадлежать первоначальному

кредитору и автоматически не следуют судьбе друг друга. Уступка права

регулятивного не предполагает автоматического перехода права охранительного и

наоборот. Лучше всего сказанное иллюстрируется на примере, когда регулятивное

право имеет абсолютную природу

290

. Предположим, некий гражданин продает

квартиру или автомобиль; при этом на потолке и стенах квартиры имеются следы

недавнего залива, а на автомобиле – повреждения, полученные в ДТП. Переходит

ли вместе с правом собственности на квартиру еще и требование возмещения

вреда, причиненного заливом к виновному в нем соседу, а вместе с автомобилем –

требование возмещения вреда к виновнику ДТП? Различия в природе

субъективного права собственности и требования возмещения вреда,

причиненного собственнику, слишком очевидны и известны, чтобы понять, что

ответ на этот вопрос может быть только отрицательным: недостатки залитой

квартиры и поврежденного автомобиля, скорее всего, проявят себя в снижении

покупной цены за эти вещи. Конечно, продавец может предложить покупателю

приобрести, наряду с самими вещами, еще и требования по возмещению вреда, но

подобное предложение, а тем более – его принятие никак не могут быть предметом

предположения. Намерение уступить и приобрести охранительные требования

вместе с регулятивными должно быть прямо и недвусмысленно выражено в

договоре их цессии.

426. Переходит ли к цессионарию, приобретшему регулятивное

289

Если этот договор недействителен, то он не порождает никаких правовых последствий, в том числе и не

дает сторонам права на обращение в третейский суд согласно условиям оговорки. Но кто, в таком случае, мог

бы констатировать такую недействительность? Третейский суд? – но в силу недействительности оговорки он

некомпетентен рассматривать такой спор. Государственный суд? Тоже нет, ибо поведение сторон не оставляет

сомнения в их нежелании доверять ему решение своего спора.

290

Право охранительное может быть только относительным.

549

требование из договора, также и требование о расторжении этого договора?

Нет, по общему правилу такое требование не переходит. Как указал ФАС МО

(постановление от 12.11.2003 N_КА-А40/8394-03), уступка отдельных требований

не означает, что приобретший их новый кредитор становится стороной по

договору в целом. Требование же о расторжении договора принадлежит именно

стороне договора в целом, а не участнику одного или нескольких отдельно взятых,

хотя бы и вытекающих из этого договора, обязательств. Такое требование не

является акцессорным, не следует судьбе основного требования и, следовательно,

для того, чтобы сменить своего носителя, должно стать предметом специальной

сделки уступки

291

1. В этом тезисе наиболее примечательной является сама постановка вопроса

– о возможности уступки требования о расторжении договора

292

. Из норм ст._450 и

452 ГК недвусмысленно вытекает, что такое требование обращается

заинтересованным лицом к суду, а не к контрагенту по договору

293

, из чего само

собой ясно, что требование это – совсем не то требование (обязательственное

право), которое, согласно ГК, может быть предметом уступки, а также и то, что

суд, уж конечно, не может иметь статуса должника по указанному требованию.

Выходит, что сама постановка обсуждаемого вопроса является, мягко говоря,

сомнительной.

2. В свете сказанного рождаются сомнения и в вопросе о праве на

существование конструкции расторжения договора как самостоятельного

правового института. Норма п._2 ст._453 ГК объясняет, что смысл ее состоит лишь

в терминологическом обозначении группы юридических фактов, являющихся

основаниями прекращения договорных обязательств. Расторжение договора (в

отличие от его заключения) – не самостоятельный юридический факт, а

собирательное название для группы разнородных юридических фактов

294

. В их

число входят, во-первых, соглашение сторон (п._1 ст._450, п._1 ст._452 ГК), во-

вторых – решение суда (п._2 ст._450, п._2 ст._451, п._2 ст._452 ГК) и, в-третьих,

односторонние действия управомоченной на то стороны (отказ от исполнения

договора

295

). Нет нужды доказывать, что перед нами – юридические факты трех

различных видов, объединенные друг с другом исключительно своим

функциональным назначением, но не общностью конструкции.

3. Некоторое сомнение может вызвать случай расторжения договора по

соглашению сторон – не есть ли это настоящее расторжение договора в

собственном (узком) смысле этого слова? Ни в коем случае, ибо, как только что

было отмечено, юридический смысл понятия о расторжении договора

заканчивается за пределами понятия о прекращении договорных обязательств.

Сказать о том, что некто подписал соглашение о расторжении договора, – это все

равно что сказать, что этот самый некто заключил договор о прекращении ранее

установленных договорных обязательств. Не расторг ранее заключенный

(действующий) договор, а заключил договор новый, который, как акт более

поздний, отменил действие предыдущего как более раннего. Возможность

заключения нового договора, направленного на прекращение обязательств,

возникших из прежде заключенного договора, представляет собой элемент

гражданской правоспособности субъекта – участника соответствующих

291

Примечательно то, что в указанном постановлении ФАС МО смешивает требование о расторжении

договора с правом одностороннего отказа от договора – секундарным правом, которое не относится к числу

требований (обязательственных прав). Такое смешение позволяет думать, что при наличии соответствующей

ситуации арбитражный суд мог бы признать законным и действительным договор уступки не только

требования об одностороннем расторжении договора, но и права одностороннего отказа от договора.

292

Согласен с этим мнением и Президиум Верховного Суда РФ (см. постановление от 26.03.2003 N 20пв03пр).

293

Последнему согласно п. 2 ст. 452 ГК направляется предложение о расторжении договора.

294

То же самое можно сказать и о понятии изменения договора.

295

Ни в науке, ни в ГК не раскрывается значение термина «исполнение договора». Зато очень хорошо

известны и термин, и понятие об исполнении обязательства.

550