Базаров Б.В., Крадин Н.Н., Скрынникова Т.Д. (ред.) Монгольская империя и кочевой мир

Подождите немного. Документ загружается.

ния

Чингис-хана к своему окружению: «По Монгольской Правде, су-

ществует у нас обычай возведения в нойонский сан - беки. В таковой

возводятся потомки старшего сына Бодончара, Баарина. Сан беки

идет у нас от самого старшего в роде. Пусть же примет сан беки ста-

рец Усун. По возведении его в сан беки пусть облачат его в

белую

шубу,

посадят на белого

коня

и возведут затем на трон» [Козин 1941:

§216].

одной стороны, Усун, действительно, являлся старейшиной ро-

дов, происходивших от первопредка Бодончара (по линии бодончаро-

ва старшего сына

Барина).

Очевидно, в этом можно видеть зачатки

династийного принципа. К тому же мы замечали, что еще на семей-

ном

и родовом уровнях отражения дети «воинов» и

«мудрецов»

на-

следовали отцовский статус. С другой стороны, выясняется, что

бэки

- не просто обозначение родового жреца, но и определенный ранг в

нойонской,

т. е. аристократической «номенклатуре». Причем аристо-

кратическое достоинство

бэки

было очень высоким, ведь в словах

Чингис-хана содержится указание возвести Усуна на трон. Думаю,

это пожелание

следует

понимать буквально. Известно, что во время

посвящения

белого шамана (а именно к этой категории языческого

жречества относились бэки) его усаживали на белый войлок и триж-

ды или девятикратно обносили вокруг престола [Дугаров 1991: 257].

Идентичная церемония проводилась при коронации государей у сянь-

би,

древних тюрок, уйгуров и у тех же древних монголов (см., напри-

мер: [Бичурин 1950: 229; Сухбаатар 1971: 132; Шастина 1957: 219;

Saint Quentin, 1965:93]).

В пользу того, что рекомендации Чингис-хана на самом деле

можно трактовать как признание за

бэки

главенствующего положе-

ния,

говорит и информация Рашид-ад-дина (конец XIII - начало

XIV в.). Персидский хронист повествует о некоем Янги (или Баки) из

племени бааринов. Этого Янги Чингис-хан

«сделал

онгоном... подоб-

но

тому, как делают онгоном

коня

других

животных, то есть никто

на

него не

будет

притязать, и он

будет

свободным и тарханом... В

ханской ставка (орде) он сидел выше всех, подобно царевичам, он

входил по правую руку (от хана),

коня

его привязывали с конем Чин-

гиз-хана» [Рашид-ад-дин

1952а:

188-189]. В этом коротком пассаже

отразилась целая гамма отношений (схема 8), которые нам

будут

по-

нятнее с учетом всего изложенного выше.

Схема

Хан

Правитель (вождь)

Реальный

лидер

Левая сторона

Бэки

Первосвященник

Сакральный

лидер

Правая

сторона

Итак:

а) бааринец стал объектом священного поклонения

(онгон),

отчего резко возвысился над окружающими и приобрел недоступную

для них сакральность; б) при этом

онгонское

достоинство он получил,

если верить источнику, по воле Чингис-хана -

сугубо

«светского»

правителя. Но сам-то хан не имел степени

онгона,

значит, бааринец в

этом отношении возвысился в том числе и над назначившим его кага-

ном;

в) в монгольском

улусе

именно хан и

онгон-бэки

(«сидел выше

всех»)

оказались на вершине аристократической иерархии. Это дока-

зывают и формальные признаки: общая (или рядом стоящая) коновязь

расположение

онгона-бэки

справа от хана. Разделения

улуса

между

ними,

как в

случае

с Джангаром и Алтан Чэджи, не произошло, но

знаковые признаки управления западной частью

улуса

- правая сто-

рона и белый цвет присутствуют в обрядности, связанной с монголь-

ским

бэки.

Известно,

что в политике Чингис-хана первосвященники-бэки не

принимали

заметного участия. Оставаясь воплощением сакральной

субстанции, небесного покровительства над народом и империей, они

разумно оберегались государем и не допускались к опасным военным

предприятиям, которые хан брал на себя. Поэтому неудивительно, что

письменные источники, созданные в абсолютном большинстве не-

монголами, никак не отразили существования верховных жрецов в

монгольском

улусе,

а затем и в империи. Первосвященники не появ-

лялись под стенами осажденных крепостей, не участвовали в перего-

ворах и в сборе дани, отчего и не получили возможности отображения

на

страницах средневековых хроник. Тем не менее даже по приведен-

ным

выше минимальным данным можно сделать вывод, что, в част-

ности,

у монголов ко времени создания империи (начало XIII в.) про-

изошло отделение военно-административной ветви власти от са-

кральной.

Неучастие

бэки

в политической жизни приводит к мысли,

что его персона тщательно оберегалась, поскольку олицетворяла со-

бой благоденствие населения и возможность контакта с Вечным Си-

ним

Небом.

Государственный

уровень.

Полагаю, что изложенные особенно-

сти

статуса

бэки

в монгольской социальной

структуре

не противоре-

чат выводу Т. Д. Скрынниковой о светском характере его власти

[1997:

123-134,

145-146].

Собственно, об этом и идет речь в настоя-

щей статье: прерогативы правителя включали как непосредственно

административные, так и сакральные (фактически жреческие) функ-

ции.

Соправитель-«воин» и соправитель-«мудрец», оставаясь, несо-

мненно,

светскими деятелями, просто принимали на себя выполнение

разных обязанностей по управлению социумом. Поэтому нельзя при-

писывать подобной организации управления теократический харак-

тер, на что справедливо указывает H. H. Крадин

[1992:

150].

Другое

дело, что «завещанные предками» порядки, отраженные в

эпосе,

на практике неизбежно корректировались, и сакрализованные

напарники

монархов в кочевых империях не получали никакой поли-

тической власти. К тому же верховный правитель и сам обладал опре-

деленным набором жреческих полномочий и необходимой харизмой,

превращавшими его в подлинного лидера кочевого общества (см., на-

пример: [Трепавлов 1993:

62-68;

Скрынникова 1997; Крадин

2002:

140-141];

общий анализ сакральной роли правителя в вождестве и

раннем

государстве

см.: [Крадин 2001:

103-116]).

По

процитированным и пересказанным выше эпическим сюже-

там можно полагать, что процесс отделения одной ветви власти от

другой

занимал довольно длительное время. Средневековые источни-

ки

застали монголов уже на той стадии, когда

духовные

«светские»

функции

власти оформились полностью. Однако

«Тайная

история

монголов»

рассказывает о притязаниях жреца и на часть реальной

власти. Белый шаман Кокочу Тэб-тэнгри пользовался высоким авто-

ритетом среди монгольской знати. Он имел собственную ставку,

куда

одно время стали стекаться монгольские

нойоны

и целые кланы, не-

довольные Чингис-ханом. При посещении каганской орды Тэб-тэнгри

садился справа отЧингиса [Козин 1941: § 245; Рашид-ад-дин

19526:

253].

Роль этого шамана в оформлении Монгольской империи раскры-

вается из

двух

важнейших актов - предсказаний, сделанных им Чин-

гис-хану. Во-первых, Тэб-тэнгри предрек ему возвышение и дал про-

звище «Чингис»

, фактически он же руководил каганской коронацией

в 1206 г. Во-вторых, жрец однажды заявил кагану, что Небо, дескать,

колеблется, утвердить ли на царстве Темучина (Чингис-хана) или же

его младшего брата, Хасара, что послужило причиной ссоры братьев

отстранения Хасара от участия в управлении империей [Козин 1941:

244]

. Массовая поддержка жреца со стороны подданных, его ин-

триги, заносчивое поведение, «вмешательство во все (по Рашид-ад-

дину) - эти причины в конце концов побудили Чингис-хана казнить

Тэб-тэнгри

С тех пор, судя по источникам, монгольские белые ша-

маны не выдвигались на ведущие политические роли. Жреческая

функция

верховной власти, как считает Г. Р. Галданова, оказалась

привилегией, принадлежащей «Золотому

роду»

Чингисидов-борджи-

гинов [Галданова 1989: 154], т. е. закрепилась за носителями

«свет-

ской» государственной власти. К этому можно добавить суждение

Г. Франке [Franke 1978: 24], что каганская власть расценивалась мон-

голами как своеобразное соуправление правящего императора с по-

кровительствующим

государству

духом

Чингис-хана, а не с сакрали-

зированным жрецом, номинальным правителем.

Нетрудно убедиться, что отношения

между

Чингис-ханом и Тэб-

тэнгри вписываются в нашу

схему

8 - с той лишь разницей, что по-

следний, видимо, предпринимал усилия по обретению политической

власти, за что и поплатился жизнью. И еще одно отличие - в собст-

венном

уделе,

где Тэб-тэнгри проживал постоянно и куда стекались

его приверженцы, сосуществование правителей реального, с военно-

административными функциями, и номинального, сакрализованного,

несмотря на кровавую развязку у монголов в начале XIII в., все же

могло успешно практиковаться. С одной стороны, в героических эпо-

сах, как мы убедились, это явление было довольно обычным - значит,

оно

было спроецировано из действительности. С другой, в истории

кочевников наблюдались реальные примеры такого coy правления.

Несколько

каганских рангов существовало в Тюркском каганате.

Китайские

средневековые хронисты обычно называли всех каганов,

помимо верховного, малыми. В свое время П. М. Мелиоранский пред-

положил, что у древних тюрок имел хождение

титул

кичиг (малый)

кагана - наряду с

улуг

(великим) каганом

[1899:

110]. Но иногда ма-

лые каганы в тех же династийных хрониках обозначены титульными

прозвищами - и, ини, кюси,

кюби

и др., причем некоторые из них бы-

ли наследственными (см., например: [Бичурин 1950: 263, 270, 285; Liu

Mau-tsai 1958: 155]).

Кичиг

кагану П. М. Мелиоранского ближе про-

чих соответствовал, очевидно, ини-каган, так как тюркское значение

ини - «маленький, молодой, младший

брат».

Таким образом, этот ка-

ганский

ранг был действительно

«малым»

[Hirth 1899: 80].

Малый

каган в литературе расценивается по-разному - то как

помощник

правящего государя и его ближайший родственник, то в

качестве заранее назначенного наследника [Потапов, Грач 1964: 95;

Giraud

1960: 21.2]. В тюркских рунических памятниках тоже изредка

фигурирует низшая «номенклатура» - Инэль-каган и Бёгю-каган.

Эпизодичность их появления в рунических текстах не обязательно

свидетельствует о кратковременности существования вторичного ка-

ганства, как полагал Р. Жиро [Giraud 1960: 73]. Традиционность его

для центральноазиатских номадов нам может быть очевидна из эпо-

сов.

Однако теперь речь идет не о родовых и племенных

улусах,

а о

государстве-каганате.

В тюркской государственной

структуре

высшие посты распреде-

лялись

между

представителями рода Ашина. Разверстку каганских

должностей в конце VII в. в Восточно-Тюркском каганате лаконично,

но

исчерпывающе изложил С. Г. Кляшторный: «В 699 г. Капаган (ка-

ган.

- В. Т.) сделал своего сына Бёгю «малым каганом» и назначил его

правителем западной части каганата, то есть области, номинально

управлявшейся... Могилянем (племянником Капагана. -В. Г.). Титул

кагана получил и второй сын Капагана -

Инэль...

Во время походов

715-716

гг., которыми руководил сам Мочжо (т. е. Капаган. - В. Т.)

Бёгю оставался в ставке как правитель

государства»

[Кляшторный

1964: 37]. Младший правитель, остающийся дома во время отлучки

верховного сюзерена, нам уже знаком. Конкретно о древних тюрках в

одном китайском сочинении VIII в. содержится такая информация:

«Имеются также каганы, стоящие по положению ниже еху (т. е.

ябгу

главы правого крыла. - В. Г.), и имеются предводители крупных фа-

милий,

живущие дома, которые называют

друг

друга

и кэхань (каган).

Туцзюэсцы (тюрки. - В. Т.) называют дом «и», и это название означа-

ет «каган

дома»«

[Таскин 1984: 306].

Историки

неоднократно обращали внимание на данное явление в

тюркской государственности. Встречающуюся в текстах китайскую

транскрипцию

кэхань

расшифровывают как уй-каган или дб (или эв)

-каган, т. е. тюркское «дом-каган». При этом одни исследователи объ-

ясняют

значение

титула

как повелитель своего рода или семьи,

другие

- как государя, постоянно пребывающего в главной ставке [Таскин

1984: 305; Golden 1980: 100; Golden 1982: 46]. Вероятно, Бёгю и стал

таким

дб-каганом

(схема 9).

Схема 9

Старший

Реальный правитель

Постоянный

правитель .*

Младший

Номинальный

правитель

Временный правитель

Однако это не полная аналогия с эпическим «мудрецом»-соп-

равителем.

Ведь

в Тюркском каганате жреческая функция еще не об-

рела специальных исполнителей, и контакт с Небом осуществлял сам

верховный каган, что являлось одной из основных его прерогатив

(см.:

[Кляшторный 1977: 14-15; Кляшторный 1986: 321]). Тем не ме-

нее именно институт

дб-каганов,

«ленивых королей» можно считать

(вслед за П. Голденом) предшественником знаменитого хазарского

двоевластия [Golden 1982: 46, 62].

Литература по проблеме сосуществования у хазар номинального

реального государей огромна. Нам важно лишь напомнить, что но-

минальный каган являлся воплощением сакральности власти; он жил

затворничестве, олицетворяя своим здоровьем и благополучием

здоровье и благополучие державы и народа. В

случае

одряхления ка-

гана его могли сместить или убить (см., например: [Ковалевский

1956: 147; Минорский

1963:195].

Реальный же правитель, несмотря на

свое полновластие, занимал в иерархии низшее место по сравнению с

каганом. Трон его стоял справа от каганского, и титуловался он в раз-

ное время не только каганским званием -

каган-бек,

но еще и княже-

скими

«просто»

бек и

дб-шад

[Заходер 1962: 209, 211]. Взаимоот-

ношения

на вершине хазарской правительственной пирамиды близки

эпическим

аналогам - особенно отраженным на наших

схемах

3 и 7.

учетом же взаимного расположения тронов их можно уподобить

также связи монгольского улусного хана и

бэки

(схема 8).

Еще одну аналогию

дает

история Золотой Орды конца XIII в.

Беклербек Ногай являлся главой правого крыла (западной части) го-

сударства и одновременно считался

«хранителем»

обычаев и заве-

тов Бату, фактического основателя Золотой Орды. Кроме того, с

1270-х

гг. Ногай обрел положение «старшего в

роде»

среди Джучидов

[Рашид-ад-дин 1960: 83, 84, 105]. Однако попытка играть главенст-

вующую

роль в государстве рассорила его с большинством монголь-

ской

знати, и в конце концов его постигла та же участь, что и неудач-

ливого узурпатора Тэб-тэнгри.

На

общеисторическом уровне

возможно ставить вопрос

о про-

исхождении административно-сакрального дуализма

ранних поли-

тиях. Многочисленные факты сосуществования наряду

«вождями»

«мудрецов»

не

только

кочевой степи,

но и в

других

регионах,

в том

числе

и вне

Евразии, позволяют усматривать некую общую законо-

мерность. Именно

общеисторическом, глобальном ракурсе

она

сформулирована

Л. Е.

Куббелем

заключается

«общей тенденции...

сторону разделения

появления специализированных носителей

отдельных видов

власти»

[1988:

98], в

данном

случае

военно-адми-

нистративной

сакрально-жреческой.

Л. Е.

Куббель обозначил

три

основные

первичные ветви разделения власти

жрец, военачальник

вождь. Причем сочетание

одном лице жреца

военного предводи-

теля

не

зафиксировано

этнографической литературе [1988: 98]

, рав-

но

как и,

добавлю,

эпических сказаниях

письменных источниках.

Конечно,

исключая

те

случаи, когда

все

функции власти концентри-

ровались

единой персоне правителя.

Причина

появления указанной тенденции видится

усложнении

социальных структур, невозможности

для

одного харизматического

предводителя

полной мере осуществлять

все

функции управления.

Специализация

власти, таким образом, оказывалась

тем

глубже,

чем

более развитым

структурированным оказывалось общество.

абст-

рактной

схеме

это

выглядело

бы как

появление особых функционеров

— сначала порученцев-дружинников

или

придворных

слуг,

затем

чи-

новников,

позже

специализированных ведомств.

Но в

таком

ран-

несоциальном

мире,

как

кочевой, этот процесс,

как

правило, тормо-

зился

самом начале.

Во-первых, продолжали действовать традиции патриархального

клана,

которые заставляли соотносить регуляцию управления

с ие-

рархией линиджей

авторитетом аксакалов. Во-вторых,

при

относи-

тельной структурной стабильности самодостаточной кочевой

эконо-

мики

хозяйственные сферы деятельности верховной власти почти

не

проявлялись;

каганы

беки

становились общенародными лидерами

лишь

при

решении политических задач. Экономическая малоподвиж-

ность приводила

консервации административной системы,

ее пре-

быванию

рамках «установленных предками» обычаев управления

(тёрю

- об

этом явлении

см:

[Трепавлов

1991;

Скрынникова

1997:

45^7,

116-117]).

Завоевывая регионы

оседлым населением, номады

обычно заимствовали у новых подданных и институты управления

ими,

а степные институты власти оставались незыблемыми, и после

распада огромных трансконтинентальных империй-каганатов они

продолжали действовать в прежнем ритме, в соответствии с

тёрю.

Начавшись в недрах первобытного кровнородственного коллек-

тива, процесс разделения власти завершился в

государстве.

Формула

данного процесса, сводящаяся к

схеме

5, отразила тенденцию к ду-

альному членению власти. Это членение по мере социального разви-

тия

модифицировалось и

«обрастало»

различными вариантами. На

родовом уровне сказывались естественные возрастные отличия: сила

являлась прерогативой молодежи, т. е. младших родичей, а жизнен-

ный

опыт и житейская

мудрость

оставались за стариками. Так проис-

ходило

пока внесоциальное разделение функций внутри первичной

социальной общности (см. схемы 2 и 3).

В вождестве, где административные обязанности уже начинали

закрепляться и наконец утверждались за определенной частью кол-

лектива, происходила кристаллизация и усложнение наметившихся на

предыдущей стадии

«полюсов»

власти. К военной знати (вождям и

старшим дружинникам) отходили военная и управленческая сферы

деятельности, за шаманством (жречеством), сформировавшимся из

хранителей родовых культов, числились идеологические полномочия

власти (см. схемы 4, 6, 7).

Наконец

в государственных организмах разбираемые отношения

получили полноценное обоснование (сакрализировались) и закрепля-

лись в административной иерархии. Власть теперь полностью отделя-

лась от подданных как институт, а

«вождь»

«мудрец»

становились

соправителями (см. схемы 8, 9). При этом фигура

«вождя»

являлась

порождением исторических и политических закономерностей, кото-

рые привели к формированию политической структуры, а

«мудрец»

олицетворял наследие догосударственных социальных

структур

представлений об общественном устройстве.

В развитых обществах древний институт особого исполнителя

жреческой функции, стоящего на вершине иерархической пирамиды,

мог трансформироваться в организованные теократические или цер-

ковные системы, а мог и

угаснуть,

оставшись лишь в исторической

памяти и фольклоре или продолжая теплиться в жизненном

укладе

отдельных общин «инородческого» населения на периферии обшир-

ной

империи.

H. H.

Крадин удачно назвал последнее явление «двой-

ной

политической культурой,

которой параллельно

официальными

органами управления присутствуют традиционные формы

власти»

[2001:

157].

В итоге многовекового развития формировалось своеобразное

явление биархии,

при

котором харизма власти считалась принадле-

жащей

двум

сюзеренам

разными функциями (схема

10): старший

сюзерен

«вождь»

и/или «воин», верховный, полновластный

и по-

стоянный

государь,

иерархической конструкции занимал положение

«левого»

(= восточного) партнера

по

управлению;

младший

сюзерен

«мудрец»,

первосвященник, номинальный государь, иногда заме-

няющий

«воина»

в его

отсутствие, занимал правую сторону

иерар-

хически организованных обрядах

(что

могло означать

формальное

главенство

западной части государства). Полномочия старшего

сю-

зерена простирались

на все

управление государством, народом

и ар-

мией,

за

младшим

же

оставались лишь камлания

моления

благо-

получии подданных.

развитых социальных

структурах

кочевников

ранги

«вождя»

«мудреца»

превращались

наследственные катего-

рии

удерживались избранными аристократическими кланами.

Схема

Старший

«Вождь»

и/или

«воин»

Верховный

правитель

Реальный

правитель

Постоянный

правитель

Левая

сторона

Младший

«Мудрец»

Первосвященник

Номинальный

правитель

Временный

правитель

(соправитель)

Правая

сторона

Литература

Бамбаев

Б. Б. 1929.

Отчет

командировке

Монголию

летом

1926

года.

Предварительный

отчет

лингвистической

экспедиции

Северную

Монголию

за

1926

год

/Отв.

ред. Н.

Поппе.

Л.:

27-74.

Баскаков

Н.

А.

1965. Северные

диалекты

алтайского

(ойротского)

язы-

ка.

М.:

Наука.

Биткеев

Н. Ц.

др.

(пер.).

\990.Джангар.

М.:

Наука.

Бичурин

Н. Я. 1950. Собрание

сведений

народах,

обитавших

Средней

Азия

древние

времена.

Т.

М.; Л.:

Изд-во

АН

СССР.

Владимирцов

Б. Я. 1934. Общественный строй монголов. Монгольский

кочевой

феодализм.

Л.:

Изд-во

АН

СССР.

7^4

ГалдановаГ.

Р. 1989. К проблеме монгольского

шаманизма

ХП-ХШ вв.

Письменные памятники и проблемы истории культуры народов Востока.

Ч.

1 /Ред. Ю. А.

Петросян.

М:

Наука:

149-158.

Дугаров

Д. С. 1991. Исторические корни белого шаманства. М.:

Наука.

Емельянов

Н. Ф. 1980. Сюжеты якутских олонхо. М:

Наука.

Емельянов

Н. Ф. 1990. Сюжеты олонхо о родоначальниках племени. М.:

Наука.

Еременко

В. Н. и др.

(пер.).

1990. Джангар. Элиста:

Калмыцкое

кн.

изд-во.

Жирмунский

В. М. 197'4. Тюркский героический эпос. Л.:

Наука.

Заходер

Б. Н. 1962. Каспийский свод сведений о Восточной Европе. Т. 1.

М.:

Изд-во

вост.

лит-ры.

Кляшторный

С. Г. 1964. Древнетюркские рунические памятники как ис-

точник по истории

Средней

Азии. М.:

Наука.

Кляшторный

С. Г. 1977. Образ

кагана

письменных

источниках. Пись-

менные памятники и проблемы истории культуры народов Востока / Ред.

Ю.

А.

Петросян.

М.: 14-17.

Кляшторный

С. Г. 1986.

Формы

социальной

зависимости

в государствах

кочевников

Центральной

Азии. Рабство в странах Востока в средние века /

Ред.

О. Г.

Большаков,

Е. И.

Кычанов.

М: 312-339.

Козин

С. А. 1935. Гесериада. М.; Л.:

Изд-во

АН

СССР.

Козин

С. А. 1941. Сокровенное сказание. Монгольская хроника 1240 г.

М.:

Изд-во

АН

СССР.

Ковалевский

А. П. 1956. Книга Ахмеда ибн Фадлана о его путешествии

на Волгу в 921-922 гг. Харьков.

Крадин

H. H. 1992. Кочевые общества (проблемы формационной харак-

теристики).

Владивосток: Дальнаука.

Крадин

Н. Н. 2001. Политическая антропология. М.: Ладомир.

Крадин

Н. Н. 2002. Империя Хунну. 2-е изд. М.: Логос.

Куббель

Л. Е. 1988. Очерки потестарно-политической этнографии. М.:

Наука.

Майногашева

В. Е.

(пер.).

1988. Алтын-Арыг. М:

Наука.

Мелиоранский

П. М. 1899.

Памятник

в честь Кюль-тегина. Записки

Восточного отделения Русского географического общества. Т. 12. Вып. 2-3:

1-144.

Минорский

В. Ф. 1963. История Ширвана и Дербенда X-XI веков. М.:

Изд-во

вост.

лит-ры.

Потанин

Г. Н.

(ред.).

1915. Аносский сборник.

Собрание

алтайских ска-

зок.

Омск.

Потапов

Л. П., Грач А. Д. 1964.

Период

ранних

феодальных

отношений.

Тува

в составе

Тюркского

каганата. История Тувы. Т. 1 / Ред. Л. П.

Потапов.

М.:

Наука.

Рашид-ад-дин.

1952а. Сборник летописей. Т. 1. Кн. 1. М; Л.:

Изд-во

АН

СССР.