Арон Р. Избранное: Измерения исторического сознания

Подождите немного. Документ загружается.

коллегами из Индии, Китая или Японии в одном вопросе: чтобы ни думали о прошлом или о будущем,

ненормальным является положение 1900 г., а не 1955. Сегодня труднее понять, как маленькая Англия

сумела заполучить мировую империю, чем понять причины обретения независимости Индией или

Индонезией.

Нет империи, которая бы, прежде всего, не опиралась на военную силу: европейские империи не

являются исключением из этого правила. Тех-

118

ническое уснащение европейцев обрекало индейцев Северной Америки и цивилизации Центральной

Америки. В Азии промышленное и военное превосходство европейцев было недавним и

кратковременным. Преимущество на море открыло путь португальцам, испанцам, голландцам, фран-

цузам и англичанам. Индия была поделена на многочисленные штаты, самый сильный из которых —

Могольская империя - был в упадке. Одна битва закрепила успех английской армии. То, что было

вначале коммерческим предприятием, трансформировалось в империю как силой обстоятельств, так и

заранее осознающей свои цели волей. Потеря военного превосходства привела к концу европейского

господства, которое началось в то время, когда под пушки фрегатов захватывали вход в порты.

В этой перспективе, победы Японии в 1904 г., переменный успех в боях коммунистической китайской

армии против американской армии в 1950-1951 гг., локальный, но сенсационный успех вьетнамской

армии в Дьен-бьенфу представляют собой символические события. Сам Ренан приравнивал призвание

управлять к призванию воевать. Во всей истории нет примера, чтобы народ-господин не приписал

победу своих войск собственному мужеству. В этом отношении европейцы не являются ни худшими,

ни лучшими, чем создатели империй, которые предшествовали им в хронике веков. Пушки, как и

расположение легионов две тысячи лет назад, служили гарантом максимы: Regere imperio populos,

которая была забыта, когда владение пушками было перераспределено более равномерно.

Более того, один не новый, но обновленный военный феномен сыграл в распаде империй ключевую

роль: партизанская война. Цивилизованные народы склонны к организации войны так же, как к

организации государства. Регулярные армии направляют стихийное насилие, они стремятся исключить

его из войны и тем самым уберечь гражданских. В XVIII в. и после Революции и Империи в XIX в.

право человека умножило запреты, предназначенные гарантировать безопасность тех, кто не воюет, а

также уменьшить губительные последствия войны: только солдатам было разрешено драться друг с

другом и, напротив, те, кто не носил военную форму, не должны быть потревожены. Во время импер-

ских войн два раза - в Испании и России - крестьяне нападали на солдат, либо когда изъятия

вторгшейся армии были невыносимы в этих странах и приводили на грань голода, либо когда

срабатывал элементарный рефлекс патриотизма, вражды к завоевателю. Практически в Европе раньше

не было партизанской войны, во время Первой мировой -она вспыхивает стихийно или по приказу, а во

время Второй мировой войны присутствует на территории всей Европы. Во всем мире она становится

военным инструментом революций.

В России партизанская война в тылу немецкой армии была организована Советской Армией.

Современные технические средства (авиация, парашюты) позволяли сохранять контакт между

партизанами и штабами через линию фронта. Необъятность пространства позволяла маленьким

группам совершать рейды и быстро отступать. На Западе партизанское движение увеличивалось, когда

немецкие власти набирали рабочих для заводов рейха. Мобилизация рабочих, как когда-то вербовка

рекрутов, только увеличивала число непокорных. Какой бы ни была роль, которую ей приписывают,

партизанская война была только второстепен-

119

ным аспектом великой войны и не она решила ее исход. Без нее Третий рейх все равно был бы

раздавлен под тяжестью российско-англо-американских войск.

Совершенно другое мы наблюдаем, когда целью является национальная независимость или социальная

революция. Партизанская война не уничтожает регулярную армию и, напротив, регулярная армия не

уничтожает партизанскую армию. Однако постоянное присутствие опасности в какой-то степени

представляет собой победу повстанцев над силами мира. Задачей последних является обеспечение

безопасности людей и благ цивилизации, цель повстанцев - доказать, что прежний порядок больше

невозможен. Повстанцы выигрывают, если только выживают. Силы мира проигрывают, если они не

одерживают полной победы.

В Китае и Индокитае партизанская война представляла собой только первый этап гражданской войны.

В Китае формирование регулярной армии происходит быстро благодаря образованию революционного

правительства в одной из отдаленных провинций огромной страны. В Индокитае вьетнамские дивизии

были сформированы и подготовлены в Китае. С военной точки зрения победа требует, как вчера, так и

сегодня, регулярных войск. Но иной раз для политической победы достаточно длительной

партизанской войны. Чтобы положить конец партизанской войне, колониальная держава

договаривается с руководителями так называемого национального движения, так как только они могут

восстановить спокойствие. Переговоры с руководителями национального движения рано или поздно

неизбежно приводят к независимости территорий, которые раньше были протекторатами или

колониями.

Было бы неправильно рассматривать распад европейских империй строго под военным углом зрения.

Европа, как об этом неоднократно говорили и еще раз нужно повторить, одновременно экспортировала

свои идеи и свою производственную или военную технику. Так же как революционная Франция

вызвала или пробудила национализм, который затем был направлен против нее, так и все европейцы за

пределами Европы должны были вызвать или пробудить патриотизм населения, первым и законным

стремлением которого было выгнать хозяев другой расы и другого цвета кожи. Механизм восстания

можно было бы свести к трем типичным причинам.

Какова бы ни была юридическая форма европейской колонизации, она давала небольшой части

молодежи, принадлежащей к колонизуемому народу, западное образование. Этим выпускникам

европейских или американских университетов англичане предлагали возможности применения своих

способностей в управлении. Французы, экспортировавшие всюду своих чиновников, оставляли за

собой большую часть должностей и не только самые лучшие должности. Проводимая политика влияла

на кадры национальной партии, которая не могла не существовать и не могла не увеличиваться.

Империя, основанная вдали метрополией, пропитанной демократическими идеями, представляет собой

хрупкое создание, полное противоречий и обреченное на развал или быструю трансформацию. Если

только власть не полна решимости постоянно применять безжалостные методы репрессий, империя

для продолжения своего существования нуждается в постепенном сглаживании

120

неравенства, возникающего вследствие завоевания: предоставление римского или российского

гражданства (царского или советского) предполагают равенство, если не всех народов в целом, то хотя

бы привилегированных слоев, вышедших как из народа-хозяина так и из инородцев. Обоим народам

Западной Европы помешали - одному расовая гордость, другому практика прямого управления —

применить принцип равенства, которым метрополии, управляемые авторитарным методом,

руководствовались более свободно.

Будучи неспособными преобразовать свои колонии или протектораты, разбросанные по всем

континентам и океанам, частично интегрированные в метрополию, эти народы — демократические

внутри и завоеватели снаружи — стремились поддержать жизнеспособность или восстановить

традиционные формы власти, которые мало соответствуют демократическим идеологиям. Британское

господство в Индии способствовало усилению власти князей-союзников правительства Ее Величества.

На Ближнем Востоке британская политика опиралась на вождей племен и абсолютных монархов,

власть которых современная пропаганда обычно и несправедливо называет феодальной. Легко

критиковать постфактум, тогда как само начинание было противоречиво. Не отважились практиковать

решительную политику ассимиляции, не отважились уничтожить вековые традиции (именно первое

правительство независимого Туниса запретило полигамию), и было удобно оправдывать из уважения,

иной раз искреннего, к чужой культуре просто-напросто сохранение анахронических институтов.

Усиливали противопоставление между вестернизированным и традиционными секторами, проявляли

солидарность с «феодалами», которых осуждали «интеллигенты», получившие образование в наших

университетах и вышедшие из среднего класса, созданного экономическим развитием.

Наконец, везде (за исключением Черной Африки) западное господство, уничтожение или уменьшение

голода, установление мирного порядка, даже несовершенное распространение гигиены и медицинских

знаний ускорили рост численности населения. Но почти нигде ресурсы не растут теми же темпами.

Освоение, часто эффективное, осуществлялось исключительно либо с целью получения прибыли, либо

в интересах метрополии. Разорение местных ремесленников из-за импорта английских хлопчато-

бумажных тканей, эксплуатация рудников или нефтяных скважин без строительства местной

промышленности, сохранение в деревнях крупных собственников или кредиторов денег, - таковы

хорошо известные статьи обвинения против экономического колониализма.

Демографическое давление, задержка с индустриализацией, наличие национального меньшинства,

которое критикует господство европейцев и традиционные власти от имени западных идей, - эти

типичные данные можно найти везде независимо от материальных результатов европейского

присутствия. Никто не сомневается в том, что Первая мировая война, затем русская революция, затем

Вторая мировая война ускорили распад европейских империй. Но не надо забывать главного: империя,

метрополия которой представляет собой демократическую нацию, противоречива, потому что

имперская мощь может сохраняться только путем самоотрицания.

121

В Азии решающую роль сыграло предоставление независимости Индии Великобританией. Форма, в

которой протекала борьба за независимость, была не менее важна, чем форма передачи полномочий. В

1941 г. чтобы выиграть войну, Великобритания стремилась добиться добровольного сотрудничества с

партией Индийский национальный конгресс. Для этого она обещала независимость сразу после

окончания войны. Миссия сэра Стаффорда Криппса провалилась из-за требования, сформировать не-

зависимое правительство не в конце войны, а немедленно. Имперская власть еще имела средства —

администрацию и кадровую британскую армию, — чтобы мобилизовать силы Индии в борьбе против

Германии и Японии. Некоторые национальные руководители были арестованы, массы остались

пассивными. Сразу после победы англичане, верные своему обещанию, сознающие двойное давление -

американское и советское, -твердо определили дату объявления независимости. Они повели перего-

воры с руководителями партии Индийский национальный конгресс.

Эта партия прибегала скорее к несотрудничеству, чем к насилию. Она не таила вражды против

представителей правящего класса - предпринимателей или функционеров, которые сотрудничали до

последнего дня британского raj. Когда войска Ее Величества покинули Индию, они после себя

оставляли административную и законодательную систему, которая придавала единство тому, что

представляет собой скорее континент, чем страну. Власть была передана тем, кто, получив образование

в британской школе государственных деятелей, приобрел вкус и сохранял уважение к институтам по ту

сторону Ла-Манша. Кровь, которая только что пролилась в борьбе против завоевателей, потекла

потоком в день, когда два государства, одно из которых руководствовалось религиозными идеями, сме-

нили империю, корону которой носила королева Виктория. Миллионы индусов и мусульман были

истреблены, создание двух государств — Индии и Пакистана — было отмечено перемещением

народов. Кроме этих первых тревожных дней, почти за десять лет после Индии удалось сохранить себя

на линии, обозначенной ее основателями: парламентский режим, верховенство закона, экономическое

развитие, - эти три аспекта западной демократии, как ее понимают в середине XX в., хотя и не без

изъянов (а где их нет?) снова присутствуют в государстве, которым продолжает руководить главный

последователь Махатмы Ганди Джавахарлал Неру, брахман из Кашмира, получивший образование в

Кембридже, в Европе левый интеллектуал, заново открывший культуру своей Родины, часто

несправедливый к Западу, но пронизанный западными идеями, который воплощает тип человека,

способного управлять новыми государствами в Азии, не порывая с демократиями Европы или

Соединенных Штатов. Те, кто правит в Китае после поражения Гоминьдана, взяли за образец Россию.

Какова бы ни была доля советского коммунизма в их идеях и поступках, как и собственно китайского,

они все равно не проявляют благоразумия, позволяя свободе быть следствием традиции.

Решение, принятое относительно Индии, подразумевало решение, которое было принято относительно

Бирмы и Цейлона как морально, так и материально. Великобритания в Азии была великой державой не

только благодаря своему флоту, но также благодаря индийской армии. Вместе с господином

Панникаром можно сказать, что под британским

122

raj Индия фактически была от его имени и в его пользу великой азиатской державой. Бирма и Цейлон

имели те же права на независимость, что и Индия. Но образование переходной власти не представляло

тех же трудностей.

Британский пример и американское давление вынудили Голландию спустя несколько тревожных лет и

двух попыток восстановить силой колониальный режим тоже последовать по пути ухода. В Индонезии

японцы интернировали военных и гражданских лиц голландского происхождения и образовали

правительство, состоявшее из членов национальной партии, которая долго сотрудничала с

оккупационными властями. Реставрация прежнего порядка столкнулась бы с оппозицией национали-

стов и сторонников партизанской войны, если бы даже не было внешней интервенции. Критикуемая

как Соединенными Штатами, так и Советским Союзом Голландия, подчинившись, подписала договор с

руководителями-националистами, который учреждал федеративный Союз. Но этот договор никогда не

был реализован. Индонезия становится суверенным государством. Правительство Джакарты не

колеблется применить силу при создании централизованного государства и подавления робких

попыток к обретению независимости или автономии Суматрой и другими островами.

В Индокитае ситуация отличалась как от ситуации в Индонезии, так и от ситуации в Индии. Там были

дислоцированы японские войска с 1940 г. После поражения Франции ее власти не имели никакой

возможности сопротивляться воле японцев, тем более что Соединенные Штаты и Великобритания дали

понять французскому правительству, что они не желают и не могут вмешиваться. 9 марта 1945 г.

японские власти неожиданно упразднили французскую администрацию, интернировали солдат и

чиновников и провозгласили независимость Аннама и Тонкина. Однако большинство националистов

отказались сотрудничать с оккупантами и ушли в партизаны. После японской капитуляции юг был

оккупирован английскими войсками, а север китайскими войсками Чан Кайши. Французский

экспедиционный корпус, который принимал участие в последнем штурме против Японии, снова легко

занял юг страны. На севере французские войска высадились в Тонкине только после подписания со-

глашения между генералом Леклерком и Хо Ши Мином, видным деятелем коммунистической партии и

героем борьбы за независимость. После провала переговоров, предпринятых Хо Ши Мином в Париже,

после конференции в Далате, где было образовано независимое правительство Кошиншина, после

обстрела Хайфона французской артиллерией в декабре 1946 г. разразилась война. В Ханое неожиданно

атаковали войска Вьет-миня. Но этот неожиданный удар провалился, французские войска взяли верх в

городах, Вьетминь начал партизанскую войну, которая длилась восемь лет. Поскольку руководители

Вьетнама фактически были коммунистами, французские руководители, а также некоторые

американские руководители постепенно, начиная с корейской войны, стали видеть в этой войне эпизод

борьбы против советско-китайской экспансии в Азии. Вьетнамцы, особенно на севере, рассматривали

Вьетминь как партию, борющуюся за независимость. Режим, установленный французами на юге,

который должен был служить центром объединения некоммунисти-

123

ческих националистов, только частично выполнил свою миссию то ли из-за личности Бао-Дая, экс-

императора Аннама, то ли из-за французского нежелания дать вьетнамскому правительству в Сайгоне

подлинные символы суверенитета. После успехов, одержанных Вьетнамом в Дьенбьен-фу,

международная конференция, созванная в Женеве, приняла решение, которое закрепляло наличие двух

государств, полностью независимых друг от друга.

Антиимпериалистическое движение последовательно выигрывало, усиленное собственными успехами

и ослаблением европейских метрополий. Имперская Англия могла сэкономить на обязательной

воинской повинности, Англия, лишенная своей империи, подобно государствам континента, вводит

рекрутский набор, но этот запоздалый разрыв с традицией ей не вернул потерянных средств действия.

Именно как властительница Индии Великобритания осуществляла свою гегемонию в Персидском

заливе до восточного Средиземноморья. Лишившись индийской армии в то время, когда морские силы

были в упадке, она больше не смогла навязать свою волю обширной зоне Ближнего Востока, где арабы

начали бунтовать и откуда поступают десятки миллионов тонн нефти, необходимой для процветания

Европы.

Распад Османской империи в конце Первой мировой войны вызвал раздел Передней Азии на

государства: Сирию и Ливан, Ирак и Палестину, затем Иорданию и Саудовскую Аравию, ни одно из

них не было чисто национальным. Сирия и Ливан находились под французским мандатом. Палестина,

где в соответствии с декларацией Бальфу-ра Великобритания обещала создать еврейский

национальный центр, находилась под английским мандатом.

Европейские государства, осуждая Османскую империю, тем не менее, не выступали в поддержку

наций (но как они могли это делать там, где не было наций?). Франция, Англия и Италия стремились к

расширению своего господства или влияния, используя вакуум, созданный в результате крушения

турецкого влияния. Некоторые политические деятели или британские чиновники, которые

содействовали восстанию в пустыне или руководили им, были за арабское королевство, которое могло

бы охватить Сирию, Ливан и Палестину. Соперничество между европейскими державами, а также

между арабскими династиями привело к территориальному статусу, который был не более и не менее

искусственным, чем многие другие мыслимые статусы. На Ближнем Востоке границы были проведены

благодаря дипломатическим соглашениям, временным успехам армий, а не исходя из общности

культур или желаний народов.

Ни одно из этих государств не было однородным; языки, религии, культуры перемешались как в

Сирии, так и в Ливане или Ираке. В Палестине рост численности еврейского меньшинства начал

постепенно порождать скрытую гражданскую войну, которую уполномоченные властью не могли ни

усмирить, ни пресечь. Арабские государства похожи на прошлые мусульманские государства,

созданные с помощью оружия и населенные разными племенами, но не имеют эквивалента средних

классов Европы, состоящих из буржуа, чиновников или интеллигенции, способных взять на себя

ответственность за конституционное государство.

124

Если арабские государства были еще далеки от однородности и осознания себя политическими целым,

то зато национализм как негативное чувство, как желание быть независимым в отношении

протекционистской или имперской державы не прекращал усиливаться в промежутке между двумя

мировыми войнами. В Сирии он с благословения Англии был направлен против Франции, в Палестине

против Англии, обвиненной в том, что она не запретила еврейскую иммиграцию. В других арабских

государствах Англии на короткое время, казалось, удавалось счастливо сочетать видимое уважение

суверенитетов и сохранение британских интересов и британского влияния.

Обоим сыновьям Хусейна, эмира Хеджаза, которому было обещано Аравийское королевство, были

пожалованы троны в Ираке и Иордании (последняя была отделена от Палестины). Фейсал стал королем

Ирака, а Абдулла королем Иордании. В 1930 г. Англия отказалась от своего мандата и признала

независимость Ирака, где она сохраняла базы. В Иордании единственную силу представлял арабский

легион, вооружение которого и подготовку офицеров финансировал Лондон. Сама Саудовская Аравия

была объединена Ибн Саудом, руководителем секты ваххабитов. Но Англия приноровилась к победе

Ибн Сауда, и через свои протектораты в Адене, Кувейте и Гадрамауте «окружила» Саудовскую

Аравию. Так, британская политика, кажется, удалась там, где политика французского мандатария

потерпела поражение. Образование формально независимых государств, поддержка Лиги арабских

государств, поддержка идеи арабского единства усилили действительное влияние Великобритании и

дали возможность плодотворно эксплуатировать нефтяные промыслы, огромное богатство которых

открывается постепенно.

Местные социалисты не без успеха пытались поднять против империалистов, особенно против

англичан, арабский национализм. Антисемитские лозунги Гитлера отозвались эхом в массах, что

беспокоило еврейскую иммиграцию в Палестине — иммиграцию, которую травля евреев в Германии

ускоряла. Антибританское восстание в Ираке, вызванное немецкими интригами в 1941 г., было быстро

подавлено. Регион был надежно укреплен английскими войсками. Окончание французского мандата в

Сирии, делавшее неизбежным поражение Франции и столкновение между французами, боровшимися

за свободу Франции, и солдатами, подчинявшимися правительству маршала Петена, обозначало

завершение долгосрочных планов британцев. Сразу же после окончания Второй мировой войны, после

освобождения Индии, прием, имевший успех двадцать лет назад, оказался неэффективным. Отныне

негативный национализм был направлен против британцев. Законная независимость больше не могла

заставить забыть про фактическую зависимость или согласиться на нее.

Три этапа эволюции были обозначены: окончанием британского мандата в Палестине и созданием

израильского государства, эвакуацией из зоны Суэцкого канала британских солдат и, наконец,

кризисом, вызванным национализацией Суэцкой компании. Во время войны 1914 г. Великобритания

дала евреям и арабам противоречивые обещания. Мер, принятых для ограничения еврейской

иммиграции при наступлении национализма, было достаточно, чтобы вызвать крайнее возмущение

евре-

125

ев, хотя не было успокоено и возмущение арабов. Борьба двух террориз-мов — арабского и еврейского,

направленных друг против друга и против мандатной власти, привела после приостановки войны, во

время которой евреи мобилизовали бригаду, которая сражалась в английской армии, к безысходной

ситуации. Проблема была передана в Организацию Объединенных Наций. Организация Объединенных

Наций установила план раздела, который был принят евреями, но отвергнут арабами. Началась война,

арабское население по указанию своих руководителей в массовом порядке покинуло свои очаги с

убеждением, что вернется обратно через несколько дней. ООН заставила заключить месячное

перемирие после нескольких недель боев с переменным успехом. Получая вооружение извне,

израильские войска явно побеждали во время второй фазы войны и были остановлены только после

вмешательства великих держав и Организации Объединенных Наций. Существование израильского

государства было воспринято арабами как сплошное оскорбление. Миллион беженцев не допускали ни

извинений, ни смирения. Хотя частично вооружение израильских войск было советского

происхождения, англичане, позволившие учреждение еврейского центра, американцы, помогавшие

финансами новому государству, не были пощажены ненавистью, проявляемой арабами к израильскому

государству.

Революция, изгнавшая короля Фарука и приведшая к власти хунту офицеров, была вызвана

поражениями египетской армии в 1948 г. Полковник Насер, став верховным руководителем,

договорился с Англией об урегулировании суданского вопроса и добился вывода английских войск из

зоны Суэцкого канала до даты, которая была определена в договоре 1936г. Какое значение имела бы

британская база на Суэцком канале в случае мировой войны? Об этом спорят военные эксперты:

атомное оружие создает много неясностей, чтобы можно было осмелиться на догматическое суждение.

Британское военное присутствие в мирное время было важным фактором стабильности. Ни одно из

правительств Ближнего Востока не собиралось лекомысленно выступить против двух британских

дивизий, расположенных в зоне Суэцкого канала. Все понимали, что военную интервенцию с баз,

расположенных на территории Ливии, Кипра или Мальты, было трудно осуществить технически и

политически. Последние британские войска покинули египетскую землю в 1956 г. Великобритания

отказалась от своих последних силовых средств в тот момент, когда окончательно распалась система ее

влияния.

Король Иордании незадолго до этого уволил генерала Глуб Паха, создателя и руководителя Лиги

арабских государств. Ключевую роль начали играть офицеры, вдохновленные примером полковника

Насера. Багдадский пакт, куда входили Великобритания, Турция, Иран и Пакистан, вызвал мощное

противостояние Саудовской Аравии и Египта. Соединенные Штаты не решались ни вступить в пакт,

ни осудить его. В 1955 г. Египет заключил договор с Советским Союзом и использовал значительную

часть полученных от него финансов для того, чтобы вооружиться. В июле 1956 г., чтобы ответить на

англо-американский отказ финансировать Асуанскую плотину, полковник Насер решил национа-

лизировать Компанию Суэцкого канала и захватил его сооружения.

126

Крах британских позиций на Ближнем Востоке был прямым следствием ухода из Индии: британская

армия, включавшая в себя также индийцев, была в состоянии обеспечить господство pax britannika. Но

к этой военной причине следует присоединить и собственно политические. Политика Лондона

заключалась в том, чтобы поддерживать традиционных руководителей и скорее заполучить для них

соответствующие королевства. Нескольких сотен тысяч бедуинов или арабов, рассеянных на так

называемой Иорданской территории, не коснулось образование королевства. Три миллиона иракцев,

разделенных на враждующие религиозные секты (шиитов и суннитов), за несколько лет не приобрели

национального сознания. Прежние формы жизни неизбежно подтачивались западным влиянием,

экономическим развитием, каким бы незначительным оно ни было, большими суммами, которые

нефтяные компании переводили правителям этих государств.

После Второй мировой войны англичане и американцы стремились найти хорошо подготовленных, с

их точки зрения, и популярных руководителей, способных стимулировать прогресс, но нигде таковых

не нашли. Озабоченные в основном получением нефти, они довольствовались перечислением

«роялти», то есть отчислением за эксплуатацию нефтяной скважины руководителям тех государств, где

им временно обеспечивали покой. Так, Ибн Сауд или его преемник, эмиры Кувейта или Бахрейна

получали сотни миллионов долларов, которые тратились в зависимости от капризов их наследников.

Массы, жизнь которых не улучшалась и привычки которых были нарушены, причину своей нищеты

приписывали империализму; средние классы — дипломированные выпускники западных

университетов, служащие, функционеры, техники - осуждали империализм и требовали независимости

даже в эмиратах, где крупная добыча нефти и небольшая численность населения обеспечивали подъем

уровня жизни.

Неэффективные как в краткосрочном, так и в долгосрочном плане, непопулярные традиционные

руководители были не менее националистически настроены против Израиля, а иногда и против

«империалистов», чем революционные руководители, как, например, в Египте. Руководители Египта,

видимо, искренне были заинтересованы в прогрессе. Но нищета народа и рост населения были таковы,

что желание скорее добиться быстрых и впечатляющих успехов берет верх над волей добиваться

медленных и трудных успехов экономического роста. Бурные приветствия доставались

революционным руководителям за их слова и агрессивные выпады. В подчеркнутой ненависти к

Израилю, высказываемой в сильных выражениях, в их враждебном отношении к Западу, в их

симпатиях к Советскому Союзу нельзя было точно установить, где шантаж, а где убеждение.

Кризис обновления, переживаемый всеми странами исламской цивилизации, объясняет форму, в

которую на Ближнем Востоке облекается национализм внутри стран, которые не являются нациями, и

никогда ими не были. Советская пропаганда - миф о Советском Союзе, стране, которая одна выступает

против Запада со всей своей мощью -представляет собой со всей очевидностью одну из сил,

враждебных Западу, тем более что везде коммунисты скрывали свои долгосрочные проекты за

антиимпериалистическими лозунгами.

127

Утрата британских позиций на Ближнем Востоке происходит внутри государств, независимости

которых сама Великобритания содействовала путем продвижения к власти кругов или лиц,

относившихся враждебно к западному влиянию. Утрата влияния французской империи в Северной

Африке совершается после получения независимости протекторатами (Тунис и Марокко). Алжир,

который по закону входил в состав Французской республики и который был поделен на департаменты,

в 1956 г. стал театром военных действий: 350 тыс. французских солдат попытались положить конец

партизанской войне, которую вели несколько тысяч человек — повстанцев или патриотов.

Все характерные причины национальных движений против европейских империй были

аккумулированы в Северной Африке: демографическое давление (в Алжире ежегодный прирост

населения составлял примерно 2,5%, в Тунисе и Марокко почти не ниже); нехватка природных

ресурсов и низкие темпы индустриализации (особенно в Алжире); потрясение прежних обычаев и

антизападная или антисовременная реакция традиционалистских или религиозных кругов, образование

интеллектуального меньшинства, ассимилировавшего французские идеи, следовательно, идею о праве

народов на самоопределение; присутствие представителей французского народа — переселенцев,

функционеров, предпринимателей, административных работников, мелких и крупных служащих, —

более богатых или менее бедных, чем местное население; потеря престижа протекционистской

державы вследствие поражения в 1940 г. и, может быть, еще больше из-за поражения в Индокитае;

поощрение националистов советской пропагандой; известная позиция американского общественного

мнения; наконец, прямая помощь со стороны других исламских государств и, в частности, Египта. Зато

можно констатировать наличие симпатии к Франции или к французской культуре у многих

образованных тунисцев, алжирцев и марокканцев, включая национальных лидеров. Личные связи

между французами и мусульманами всегда остаются добрыми.

Французская политика долго колебалась между двумя путями: либо переговоры с лидерами

национальных движений (Новый Дестур в Тунисе, «Истикляль» в Марокко), конечной целью, если не

прямым требованием, которых была независимость протежируемых государств; либо подавление

национальных движений и реформы вместе с тунисцами, или марокканцами, которые согласились бы

на общее франко-тунисское или франко-марокканское правление, которое фактически уже имело место

без договора о протекторате. Робер Шуман в 1951 г. считал, что нужно идти по первому пути.

Министры Нового Дестура фигурировали в правительственном кабинете. Проявившееся в Париже со-

противление, а также противодействие французских кругов в Тунисе в конце года спровоцировали

политический переворот: руководители Нового Дестура были удалены, арестованы или

депортированы. В 1954 г. Мендес-Франс окончательно избрал переговоры с националистами. Со-

глашения, предоставлявшие внутреннюю автономию Тунису, были оговорены и получили одобрение

французского парламента. Едва вошли в силу эти соглашения, как их поставили под вопрос события в

Марокко. В Марокко после войны тоже избрали второй путь. Свержение сул-

128

тана, о котором мечтал маршал Жуэн несколько лет назад, было спровоцировано в 1953 г. некоторыми

марокканскими традиционалистскими кругами и некоторыми представителями французской

администрации. В городах вспыхнул террор. Чтобы положить ему конец и восстановить контакты с

националистами, французское правительство более или менее искренне искало прямое решение

(тронный совет или третье лицо). На самом деле, как только султан Бен Арафа покинул трон,

возвращение Мухаммеда V стало неизбежным, и это возвращение нарушило французский порядок до

такой степени, что султану по его возвращении из Мадагаскара была обещана независимость.

Результат кризиса в Тунисе и Марокко, вероятно, в любом случае оказался бы один и тот же. В наш век

слова «независимость» и «национальный суверенитет» являются магическими. В долгосрочном плане

нельзя было управлять вместе с представителями традиционного Марокко, к которым маршал Лойтей

хотел бы питать уважение, но которых экономическая модернизации неумолимо отбрасывала в

прошлое. Но представители нового Марокко, какими бы малочисленными они ни были, считались

непримиримыми националистами в том смысле, что независимость была их главной целью. Зато если

бы правительство Франции могло или хотело избрать долгосрочную политику, то оно само было бы в

состоянии определять этапы эволюции. Вероятно, сами марокканские националисты в глубине души

предпочли бы сохранение французского порядка в течение переходного периода и обучения. Новая

экономика в Марокко представляет собой вполне французский продукт: предприниматели, инженеры,

капиталы - французские. Если бы эта экономика рухнула из-за отъезда французов, разочарование масс,

ожидавших от независимости улучшения своей жизни, рисковало бы превратиться в гнев.

Алжир, в отличие от Туниса и особенно Марокко, не имел государственного прошлого. Он подвергался

многочисленным вторжениям и никогда не находился под властью, которую разные жители его - каби-

лы или арабы - считали бы своей. Алжирская нация находится в процессе формирования в борьбе

против французских властей.

Черная Африка - ее тоже коснулось национальное движение в том смысле, какой этот термин приобрел

на всех территориях, входивших в состав европейских империй. Может быть, там восстание против

белых имеет больше расовый, чем национальный характер. Это восстание приняло разные формы:

квазипримитивную в Кении, квазипарламентскую на Золотом Берегу и в Нигерии. Кроме того, в

Западной Африке англичане пытались передать власть государствам, созданным по европейской

модели. Франция в свою очередь пошла по тому же пути и, по крайней мере, собиралась [в 1956 г.]

предоставить внутреннюю автономию в рамках Французского содружества территориям Западной

Африки. В тех регионах, где белое меньшинство играет относительно важную роль, главным вопросом

был вопрос о расовых отношениях. В тех же регионах, где не было такого постоянно живущего белого

меньшинства, проблема состояла в выяснении того, что будет с европейскими институтами - партиями,

выборами, ассамблеями, как более или менее прозападная элита сформирует национальные

объединения из населения, разнообразие которого не было устранено в течение веков общей

политической жизнью.

129

4. Многообразие проявлений национализма

Можно было бы попробовать резюмировать один из уроков этого недавнего прошлого такой фразой:

европейцы во все страны мира импортировали скорее национализм, чем нации. Государства, вновь

созданные вследствие развала европейских империй, являются националистическими,

противостоящими своим бывшим хозяевам, и пока не являются национальными или они решительно

многонациональны. В Европе, вообще на Западе, не задаются вопросом, окончательно ли преодолели

национальные государства националистическую фазу. В Азии, на Ближнем Востоке, в Африке

задаются вопросом, будут ли формироваться нации на базе национализма.

Мы видели, что европейские национальные государства должны адаптироваться к структуре

международных отношений, которая коренным образом отличается от структуры начала века. Они

были или казалось, что были, субъектами исторических решений, теперь они - не более чем объект.

Они были великими державами, теперь интегрированы в объединения, которыми руководят частично

или полностью неевропейские государства. С момента установления мира они отказываются от своей

военной автономии. Это ослабление может казаться переходным: атомная бомба, подчеркивающая

природное различие национальных государств и супергосударств, в течение десяти или двадцати лет

будет в распоряжении всех. Хотя процесс развития необратим, главное, тем не менее в том, что также

долго огромные пространства Соединенных Штатов, Советского Союза, Китая и Индии будут

составлять в политическом плане единое целое. Если индийский субконтинет представляет собой одно

государство, то Северная Америка разделена на три государства, Западная Европа, по крайней мере, от

Атлантики до Эльбы (или до Одера, или до Вислы) должна была бы представлять одно государство,

чтобы быть на уровне гигантов XX в.

Соперничество силы и идеологии, которое разделяет старый континент на две части в центре Европы,

пока не дает возможности сформировать такой континентальный союз. Но можно задаться вопросом,

хотят ли европейские нации раствориться в федерации, подчинятся ли они законам наднационального

государства.

Конечно, шовинизм после Второй мировой войны свои позиции во многом сдал. Спор из-за Саарской

области не вызвал сильных страстей ни в Германии, ни во Франции. Немецкие и французские офицеры

снова находились вместе в атлантических штабах, не возмущаясь и не чувствуя себя неловко. Ни по ту,

ни по эту сторону Рейна политические партии, пытавшиеся разыграть националистическую карту, не

добились большого успеха. Важно уловить разные составляющие части этого реального или

предполагаемого успокоения. Границы европейских государств приблизительно соответствуют

принципу деления территории по национальному признаку, ни одно из них больше не может претендо-

вать на мирское величие, нависшая над всеми советская угроза делает смешными пограничные

конфликты, то есть конфликты, связанные с общими стенами. Воспоминания о недавней войне питают

ненависть к милитаризму, особенно в Германии. Видимо, национальное чувство не

130

будет проявляться в форме национализма или вырождаться в национализм, если не будет вызвано

иностранным господством или необходимостью быть солидарным с коллективной волей государства.

Отсюда не следует, что новое национальное чувство европейцев не может появиться или не находится

на стадии зарождения. Империи были созданы силой, без того, чтобы племена или народы выражали

свою любовь к сообществу, которому их подчинял завоеватель. Федеральное государство есть нечто

большее, чем пассивное согласие. Однако, несмотря ни на что, национальные чувства кажутся более

сильными, чем европейское чувство.

Ярые приверженцы европейского идеала к национализму относятся негативно, потому что он

действительно противоречит реализации их идеала. Эти чувства также носят негативный характер по

отношению к коммунизму, распространение которого считается эквивалентным распространению

российского империализма. Являясь препятствием для образования федерации демократических

государств Западной Европы, национальные чувства также представляют препятствие для коммунизма,

за универсализмом на словах которого скрывается руководящая роль российского государства. В

данный момент национальные чувства имеют консервативный характер и поэтому раздражают тех, кто

смотрит в будущее. Они больше не приносят удовлетворения, потому что национальные государства

превратились во второразрядные государства и еще потому, что у людей ностальгия по

интернациональному или наднациональному порядку. Но национальные чувства пробуждаются, как

только ощущается опасность или считается, что их хотят подавить. По ту сторону железного занавеса

национальные чувства выступают против русского господства, считая его ответственным за самые

отвратительные черты нового режима. На Западе их мобилизуют против изменения суверенитета,

против американского leadership (главенства).

С точки зрения будущих перспектив и представлений о мире совершенно иначе рассматриваются

задачи, которые нужно решить. В политическом плане абстрактно можно различать три школы. Первая

считает, что коммунизм дает единственный подходящий ответ для решения проблем индустриального

общества, она поощряет национализм, пока он направлен против европейских империй или

атлантического союза, но она подчиняет его интересам идеологии и, в крайнем случае, считает, что

централизованное планирование будет иметь наднациональный характер. Все государства,

ссылающиеся на ту же доктрину, сохранят определенную политическую и культурную автономию.

Вторая школа рассматривает коммунизм как смертельного врага западной цивилизации и апеллирует к

атлантической солидарности, в частности к созданию европейской федерации, которая благодаря

своим размерам и ресурсам якобы способна уравновесить советский блок. Третья школа критикует все

блоки, то есть все военные наднациональные союзы, и надеется на возвращение к гибкой системе

отношений между многочисленными государствами. В современную эпоху доминирует

противостояние между двумя первыми школами. Третья школа может победить только в том случае,

если две первые одновременно потерпят поражение, что предполагает, с одной стороны, ослабление

связей между государствами Восточ-

131

ной Европы и Россией, с другой стороны, - между западноевропейскими государствами и

Соединенными Штатами.

Но даже в этом случае сторонники коммунистического или атлантического единства могут возразить,

что европейские государства являются анахроническими и слишком тесными в качестве рамок для

индустриальной экономики XX в. Аргумент о больших пространствах последовательно был

использован сперва национал-социалистской пропагандой во время Второй мировой войны, а затем

пропагандой партий, выступающих за европейское единство. В этом аргументе есть доля истины:

технические ресурсы легче использовать в широких рамках. Тем не менее, некоторые небольшие

страны занимают приличные места среди самых богатых стран мира (Швеция, Швейцария). Размер

политико-экономического целого есть только один из факторов продуктивности. Если даже

предположить, что рамки европейских государств слишком тесны, то отсюда не следует, что какая-

либо группа государств (например, большая шестерка Западной Европы) заставит признать себя по

очевидным или принудительным основаниям. Теоретически образование крупных экономических

пространств может происходить двумя способами: свобода коммерции может привести к

международному объединению труда в не меньшей степени, чем мировое планирующее государство.

Интенсифицируя свой обмен, государства приближаются к наднациональному объединению, и в то же

время не отказываются от своего суверенитета.

В XX в. гражданская и военная техника содействует образованию объединений крупных размеров

(хотя дешевое производство атомного оружия в течение одного или двух десятков лет должно дать

маленьким государствам беспрецедентные возможности действия). Но существующие объединения

были созданы в течение веков постепенным приучением к совместной жизни. Можно пожелать, чтобы

завтра автономия больше не казалась неотделенной от абсолютного суверенитета. Пока нации продол-

жают существовать, хотя одни из них стремятся к широким пространствам или универсальным идеям,

другие верны историческим традициям, быть может, они больше готовы к будущим объединениям

благодаря самой своей сплоченности, чем государства — наследники европейских империй.

В Великобритании, во Франции, Германии, России и Испании содержание национальной идеи

несколько иное. Во Франции нет эквивалента для различения между британцем, с одной стороны, и

англичанином, жителем Уэльса и шотландцем — с другой. Понятие Соединенного Королевства,

наличие доминионов оторвали британское сознание от национального провинциализма, они его скорее

связывают с цивилизацией, чем с понятием нации во французском смысле слова. На протяжении

столетий немецкая национальная идея была связана с понятием империи. Гипостазировали народ и его

уникальную сущность не из-за философских традиций, а реагируя на многочисленность немецких

государств. Народ должен иметь свою собственную, единственную душу, если даже он не имеет

единого государства. Стремление к совместной жизни помогало определению французской нации,

потому что сама история подсказывала эту интерпретацию. Чтобы преодолеть различия иммигрантов

по происхождению, устроившихся по ту сторо-

132

ну Атлантики, в Соединенных Штатах национальная идея идентифицировалась'^ идеологией, со

специфической практической деятельностью американского общества. Тот, кто предавал этот

американизм, становился неамериканцем.

Различие национальных сознаний проявляется не меньше в Азии, на Ближнем Востоке или в Африке.

Государство, которое больше всех похоже на типичное европейское государство, — это Япония. Она за

один век совершила скачок от феодального строя к массовому индустриальному обществу, между XV

и XX столетиями она не знала эпохи, в которую бы одновременно сформировались рациональное

мышление, торговая и промышленная буржуазия, а также национальное единство. Всеобщее

образование, урбанизация, демократические институты, закат аристократии и дворянских ценностей

ведет к сближению японской нации с европейскими. Перенаселенность, потеря имперских перспектив,

трудности жизни, идеологический радикализм формируют диссидентские настроения в отношении

нации, особенно в просвещенном классе, которые можно сравнить с феноменами, имевшими место во

Франции — самой национальной стране Европы.

Сознание китайского единства было сильно в течение тысячелетий в образованном классе. Принятые

коммунистическим правительством меры — обязательное образование, фонетическая письменность,

выбор диалекта как общего языка — способствуют распространению в массах национального

сознания. Хотя коммунистический режим ссылается на интернационалистскую идеологию и хочет

быть наследником капитализма, он, прежде всего, решает задачи, которые в Европе были задачами

буржуазии: создание промышленности и просвещение народа.

Совершенно иначе обстоят дела в Индии. Там действительно речь идет о формировании нации на

основе антибританского национализма. Не потому, что навязывают единую культуру, единую религию,

единые обычаи или единый язык. До вторжения англичан Индия никогда не была полностью

унифицированной. Как раз английские оккупанты после разрушения Могольской империи подчинили

огромную страну одной администрации. Республика Индия является наследницей Британской

империи, она получила наследство со всеми светлыми и теневыми сторонами — не только ужасную

нищету, но и компетентную бюрократию, говорящую на общем для нее английском языке.

Когда задаются вопросом о национализме в Азии, то фактически ставится три различных вопроса.

Останется ли в целости или постепенно будет разрушаться центробежными, лингвистическими,

религиозными и силами обычаев унитарное государство, построенное европейцами и возглавляемое

национальной партией? В свою очередь, пойдут ли независимые государства Азии, Ближнего Востока

и Африки по пути жажды власти, направленной неизбежно друг против друга, как только исчезнет

европейский хозяин? Наконец, окажется ли таким же соединение национализма и империализма на

других континентах: для достижения своих целей самая сильная нация эксплуатирует недовольство

национальных меньшинств других стран?

В настоящее время для всех государств Азии эквивалентом того, что когда-то в Европе называли

национальными меньшинствами, являются

133

китайцы в Юго-Восточной Азии. В Бирме карены воевали с центральным правительством за

автономию. В Индонезии центральное правительство не в состоянии эффективно осуществлять свою

власть на всех Зондских островах. Оно должно было даже послать войска против автономных или

сепаратистских движений (например, на Молуккских островах).

Единство Индии (исключая обе части Пакистана) пока не подвергается сомнению. Но чувство, которое

в Европе способствовало разрушению многонациональных государств, уже существует: массы требуют

гомогенных с точки зрения языка штатов. Новая полоса границ между штатами, членами федеративной

республики, была результатом длительных обсуждений. Проявились и противодействия, дошедшие до

волнений. Этот языковой национализм пока не проявляет ни малейшей тенденции к сепаратизму.

Единство партии Индийский национальный конгресс, администрации и армии безупречно. Тем не

менее, хинди не воспринимается как национальный язык всеми индийцами. Нередко английский язык

остается единственным языком общения между двумя чиновниками республики. Смысл общей

культуры должен проявляться в желании быть единой нацией: грандиозная задача, поставленная перед

режимом, желающим быть демократическим в западном смысле слова.

Уже сейчас государства Азии имеют локальные проблемы, смысл которых состоит в проведении

пограничной линии или в решении судьбы провинци: споры Индии и Пакистана из-за Кашмира,

Пакистана и Афганистана из-за так называемых племен патунистана. Внутри Индокитайского

полуострова Камбоджа и Вьетнам не поддерживают добрососедских отношений. Первая боится

второго и озабочена сохранением полного суверенитета. Тем не менее, сомнительно, чтобы в Азии эти

локальные конфликты получили опасное развитие. Обе великие державы — Китай и Индия - столь

огромны, что соперничество соседних государств оставит их безраличными. Никоим образом не будет

воспроизведена европейская комбинация: государства, связанные друг с другом тесными

отношениями, и постоянное соперничество престижа и силы.

Зато если коммунистический Китай завтра определит далекие цели, то сможет, как гитлеровская

Германия, использовать национальное движение для оправдания своих амбиций и для развала

государств, на которые будет стремиться распространить свое господство. Китайские меньшинства в

Сиаме и Индонезии могут представить те же доводы, как и немецкие меньшинства в странах

Центральной и Восточной Европы. Удивительно, что в Индии коммунистическая партия горячо

требовала создания лингвистически гомогенных штатов, и подстрекала к насилию группы,

недовольные решениями, которые предложила комиссия по административной реорганизации.

На Ближнем Востоке государства сформировались до возникновения наций. Народ был пассивен,

исламская солидарность не знала границ, национальное сознание было ограничено правительственным

или привилегированным меньшинством. Средние классы, в частности дипломированные специалисты,

которых традиционный порядок исключал или сбрасывал в нижний ряд, ищут исламу веру-заменитель,

которую часто находят в коммунизме. Они не принимают активного участия в политической жизни,

чтобы отказаться от принятия наднациональной идеологии.

134

Еще меньше можно говорить о наличии наций в Черной Африке, где возникли первые государства и

институты, внешне похожие на западные (выборы, партии, парламент). Какой станет жизнь этих

государств, когда будет устранено белое господство? Как будут компоноваться племенные различия,

религиозные верования, пришедшие из Европы политические навыки? Никто не сможет ответить на

такие вопросы. Только важно понять границы, в которых там и тут ставится проблема. Европейцы не