Антонова С.М. Глаголы говорения - динамическая модель языковой картины мира: опыт когнитивной интерпретации

Подождите немного. Документ загружается.

Словообразовательное

значение

Экспрессивный

компонент

Внеэмпирический

компонент

Стилистический

компонент

Категориальное

значение

Денотативное

значение

Словоформа

Грамматическое

значение

Селективное

значение

Эмпирический

компонент

Схема 1

Полевая структура лексического значения

Схема 2

Лексическое значение слова как макроструктура

Стилистический компонент

Категориальное

Словообразовательное

Словоформа

Эмоциональный компонент

Оценочный компонент

Экспрессивный компонент

Грамматическое

значение

Денотативное

значение

Селективное

значение

Коннотативное

значение

Внеэмпирический

компонент

Эмпирический

компонент

Значение

правилах употребления знака» как компоненте знакового значе-

ния [Комиссаров 1972]; в какой-то мере имеют в виду этот компо-

нент, когда говорят о ва лентности слова как структурном компо-

ненте значения. Грамматический же компонент уже по своему

терминологиче скому обозначению — изгой из предметной обла-

сти лексической семантики, что, собственно, и обусловливает их

стуктурную неопределённость и незнаменательность в знаковой

семантике слова. И всё-таки главным образом их связи и соотно-

шения с собственно лексиче скими макрокомпонентами значе-

ния — денотативным, коннотативным, эмпириче ским — не

столько несущественны или отсутствуют, сколько и не изучены, и

игнорируются a priori. Так, И.А.Стернин констатирует на личие

такой связи у денотативного и коннотативного компонентов с се-

лективным, доказывает самостоятельность селективного и грам-

матического компонентов, раскрывает специфично сть и слож-

ность соотнесённости селективного компонента с

действительностью, отмечает у него важнейшую роль демарка-

ции отдельных ЛСВ [Стернин 1979, с. 39-42], но сосредоточивает

своё внимание лишь на «информационных» — денотативном,

эмпирическом и коннотативном — компонентах значения, хотя по

существу и селективному компоненту в информативности не от-

казывает

И, вместе с тем, или даже вопреки этому, уже упомянутая

работа И.А.Стернина (но в особенности «Лексическое значение

слова в речи») всем пафо сом исследования, а не только конкрет-

ными призывами убеждает в необходимости выделить все ком-

поненты значения слова и показать их взаимоотношения в

структуре значения, особенно сти сочетания друг с другом, за-

кономерности актуализации тех или иных компонентов в речи или,

наоборот, подавления в структуре значения одного компонента

другим, определёнными контекстуальными условиями или ка-

кими-либо другими факторами, если исследователь стремится к

интегративному видению семантики слова в его реальной жизни

в тексте и в языке и руководствуется целью добиться полноты в

представлении знакового значения [Стернин 1979, с. 42].

На с.44 цитируемой работы чит аем: «Принципиальные компоненты зна-

чения, которые можно назвать макрокомпонентами (эмпириче ский, денотатив-

ный, коннотативный и селективный — выделено нами), отражают различные

типы информации, закрепленной в содержании знака» [Сгернин 1979, с. 44].

1.3. Источники, аспекты,

основные р езул ьт аты и

перспективы когнитивного

осмысления истории изучения

глаголов речи

<...> если человек знает что-то, то не

умом, а все м тем, что он есть, собой целым,

потому истина — не дело л огики, — она жи-

вая, к ней ближе святой, чем учёный.

Ф.И.Гиренок

И всё-таки нельзя не принять семиоти-

чески переописанный принцип Бора: ничто не

может быть адекватно описано (эффективно

переописано), если при описании использовать

лишь один язык описания

В.П.Руднев

Опред еление языка как непосредственной

действительности мысли сл едует понимать

так, что сознание (мышление) существует ре-

ально, практически обретая чувственно вос-

принимаемую форму сл ов, словосочетаний,

предложений, высказываний, в которых отра-

жённые человеком образы, понятия, ситуации

связываются (соотносятся) в со знании носите-

лей языка с определёнными последовательнос-

тями звуков; именно в этом заключается осо-

бенность чл енораздельной специфически

артикулированной человеческой речи.

А.А.Уфимцева

История изучения глаголов говорения — это в миниатюре те

искания, которые пережила наука в области метода, накопления

фактов, ст ановления аспектов исследования всех ЛСГ, это те го-

ризонты, срезы языковой системы, которые были вскрыты учё-

ными при обращении к ЛСГ. Глаголы говорения так часто стано-

вились объектом внимания учёных и рассматривались столь

разноаспектно, что уже самая история их изучения заслуживает

монографического опис ания.

История изучения глаголов речи вплоть до начала 70-х годов XX века

предельно полно представлена в канд. диссер т ации З.В.Ничман, до середины

70-х годов — в кандидатских диссертациях А.В.Величко, Т.В.Кочетковой, Л.Г.Ба-

бенко, до начала нового века — в кандидатской дисс ертации И.С.Лисовской.

Выделяемые со времён античности, глаголы речи, представ-

ляют собою одну из самых древних, продуктивных, объёмных и

активно функционирующих подсистем лексико-с е мантической

системы русского языка. То же можно сказать и о статусе их в

других языках

. И это закономерно: ими обозначает ся сфера дея-

тельности человека, делающая его особым, уникальным на земле

существом — Homo loquens (человеком говорящим). Причём это

уже практически биологическая и физиологическая квалифика-

ция человека, поскольку она исходит от специа листов по этоло-

гии, науки о поведении, и основана она на результатах научного

эволюционного, а не религиозного сопост авления человека с жи-

вотными и всем сущим на земле. У Эрнста Пулгр эма читаем: «Та

сфера деятельности человека, которая именуется «говорением»,

делает его особым, уникальным на земле существом. Этому спо-

собствует также его мозг, отличающийся от мозга других существ

изумительной сложностью и эффективностью; он даёт человеку

возможность оперировать мыслями-понятиями, быть существом

говорящим. Совершенно очевидно, что способность говорить яв-

ляется функцией высшей организации мозга, которой природа

наделила человека. Homo loquens (человек говорящий) — опре-

деление, характеризующее человека в такой же мере, как и Homo

sapiens (человек разумный)» [Pulgram 1970, с. 310].

Этологи, лингвопрагматики и риторы сегодня всё больше

находят оснований говорить о схо дстве человека и животных в

поведенческом отношении [Иваницкий 1989; Гриндер, Бэндлер

1993; Панов 1989; Прайор Карен 1995]. Однако, думается, никог-

да не будет опровергнута ни одним из специалистов справедли-

вость утверждения о том, что сходства эти, во благо они челов еку

или во зло и во испытание, проистекают от первоосновной био-

логической его сути — Homo sapiens и Homo loquens есть прежде

всего Homo erectus (человек прямоходящий), — но отнюдь не от

того, что как sapiens и loquens есть кто-то, кроме самого Творца,

равный человеку.

Закономерно и естественно поэтому, что психологи называ-

ют человече скую способность говорить (речь) психологиче ским

орудием, важнейшим средством формирования психики людей и

столь же значимым средством воздействия общества на его чле-

См., например, работы И.П .Бондарь, Т.М.Недялковой, Ю.К.Лекомцева,

Г.В.Коптеловой, Л.А.Клибановой, Г.А.Храмовой, В.С.Кашпаровой, Фам Тхай

Нам, И.С.Лисовской.

нов [Выготский 1956] и доказывают, что она служит о сновой для

многих сфер человече с кой деятельности, а процессы говорения,

по выражению З.В.Ничман, «буквально пронизывают все сторо-

ны человеческой деятельности» [Ничман 1980, с. 36]. Глаголы же,

именующие эти процессы, занимают особое место в ЛСС глаго-

ла, пересекаясь с множеством различных лексико-се мантических

подсистем, в силу чего, наверно е , глаголы речи обраща ли на себя

внимание учёных разными гранями своего существования и фун-

кционирования в языке — им посвящены диссертационные ис-

следования, монографии и многочисленные статьи.

Представляя богатейшие возможности для исследования яв-

лений взаимодействия, взаимопроникновения лексико-семанти-

ческих подсистем, глаголы гов орения в то же время остаются труд-

но исследуемым участком ЛСС для проникновения в их

собственную системную организацию вследствие сложности обо-

значаемого ими денотата и многочисленности их связей с други-

ми подсистемами на макро уровне. Отражением сложности про-

чтения их системной организации является отсутствие в науке

единой классификации и даже единого терминологического обо-

значения этих глаголов. И это — при постоянном, неослабеваю-

щем внимании к ним со стороны семасиологов, синтаксист ов, сти-

листов, диа лектологов и др. специалистов. Те м не менее,

исследование глаголов речи в каждом из аспектов дало и безус-

ловные знания об этой лексико-семантической подсистеме.

Так, диахронное изучение позволило установить изнача ль-

ные сост ав и границы группы глаголов, именующих речевые про-

цессы, их основные функции, закономерности функционального

и семантического развития. Доказано, что свойственная совре-

менному русскому языку система глаголов говорения сложилась

в основных своих чертах к на чалу XIX века: определились её опор-

ные слова — говорить и сказать; наметилась свойственная со-

временному языку дифференциация группы; определился основ-

ной контекст глаголов говорения — употребление их в сочетаниях

с прямой и косвенной речью.

Изучение глаголов речи на более ранних этапах развития

русского и родственных ему языков [Алимпиева, Ваулина 1979;

Бондарь 1967; Кодухов 1961; Силина 1979; Зиновьева 1986] по-

зволяет предполагать состояние группы в общеславянский пери-

од и определить основные тенденции в развитии в по следующие

периоды.

1. Изначально, по-видимому, единственными глаголами, слу-

жившими для обозначения в литературном языке различных фун-

кций процесса речи — сообщения, вопроса, ответа и т.п. — были

глаголати и речи, что формировало их семантическую и функци-

ональную унив ерс альность [Бондарь 1967, с. 198].

2. Коммуникативная потребность в дифференциации функ-

ций процесса речи повлекла за собой употребление доминантных

глаголов в обстоятельственной связи с глаголами, обозначающи-

ми отдельные стороны речевого действия. Это приводит к взаи-

мовлиянию глаголов: с одной стороны, основной глагол приспо-

сабливается к введению прямой речи, семантически

соответствующей второму глаголу, а с другой — глагол, обстоя-

тельственно связанный с основным, развивает способность са-

мостоятельно вводить прямую речь. Таким образом, с одной сто-

роны, форма и семантика прямой речи ст ановятся показателями

дифференциации глагольной семантики, а с другой — расширя-

ется круг глаголов, соотносимых функционально и — как след-

ствие — семантически с обозначением речевых процессов [Бон-

дарь 1967, с. 199-200].

3. Уже в XVI в. система русского языка и в его книжной раз-

новидно сти, и в разговорных вариантах имеет разветвлённую,

многокомпонентную, семантически развитую и стилистиче ски

дифференцированную группу глаголов, обозначающих самые раз-

ные стороны процесса говорения. Пока об этом, к сожалению,

можно судить лишь косвенным образом — исследования языка

великорусской народности в таком плане ещё не проводились. Тем

не менее, единственный на сегодня опыт такого исследования —

диссертационная работ а Е.И.Зиновьевой — убедительно доказы-

вает его перспективность: только в пяти посланиях И.Грозного

автор обнаружил 129 глаголов речи, причём на их долю прихо-

дится 38 % всего состава глагольных лексем этих произведений и

они являются не просто самой крупной глагольной ЛСГ, но и об-

ладают жанрообразующими функциями [Зиновьева 1986, с. 5].

Интересно и то, что ещё в донациональный период, в условиях

существовавшей на Руси языковой ситуации (двуязычия, диглос-

сии), усугублённой в торым южнославянским влиянием, в обеих —

книжно-литературной и народно-разговорной — разновидностях

русского языка функционирует развитая ЛСГ со структурой, во

многом — не только по компонентному со ставу, но и по системо-

образующим параметрам — предвосхищающая современную

ЛСГ. Подтверждения тому опять же обнаруживаем в исследова-

нии Е.И.Зиновьевой, которая выделяет в языке И.Грозного те же

семантические общно сти

, что и в современном русском языке,

успешно используя даже классификацию, предложенную для со-

временного состояния языка. При этом, поскольку в каждой из

выделенных тематических подгрупп синонимические ряды дву-

вершинны (имеют по две доминанты, отражающие дихотомию

книжный / разговорный вариант языка), можно говорить, что раз-

витость ЛСГ речи характеризовала обе функциона льно противо-

пост авленные друг другу разновидности языка. Новаторство же и

авторский «произвол» государя — соединение в рамках о дног о про-

изведения разговорно-обиходного, делового, книжно-славянского

контекст ов при общей устремлённости современников к искусст-

венной книжности и отстранённости от «испор ченного» разговор-

ного языка — отразили не только его личность (фено менальную

эрудицию, лицедейство), реальное соотношение единиц ЛСГ в двух

конкурирующих системах, их взаимодействие, направление даль-

нейшег о семантического и функционального развития, но вместе с

тем и пути и судьбы этих двух систем – книжног о и наро дно-разго-

ворного языка

Правда, почему-то автор выделяемые в сост аве исследуемой им ЛСГ

подгруппы называет тематическими [с.6], хотя и констатирует её структурную

изоморфность се мантическому классу глаголов речи по Л.М.Васильеву [Васи-

льев 1971, с. 38-310]. И в этом можно увидеть такое когнитивно значимое по-

следствие, как изосемию и изоморфизм семантики и предсистемы ЛСГ глаго-

лов говорения (и даже всех глагольных ЛСГ), а как следствие — признать

равноценными по технологическим последствиям в моделировании знания об

этом фрагменте системного уст ройства языка возможности идти к познанию от

синтагматики к семантике и от семантики к синтагматике.

О том, насколько провидчески Грозному удалось прозреть и предвосхи-

тить стратегию и тенденции в развитии взаимодействия разнородных по про-

исхождению и функции элементов, свидетельствует даже фундаментальный

вывод Е.И.Зиновьевой из всего исследования ЛСГ глаголов речи: «говорить о

каком бы то ни было двуязычии применительно к XVI в. нельзя. Речь может

идти только о разных стилях одного и того же литературного языка» [Зиновье-

ва 1986, с. 13]. И, хотя подавлять исследовательскую интенцию под натиском

таких глобальных выводов не легче, позв олим себе не согласиться только с этой

частью выводов Е.И.Зиновьевой и сохранить в этом вопросе приверженность

устоявшемуся в науке мнению о языковой ситуации Московской Руси (Ср. точ-

ки зрения А.А.Шахматова, В.В.Виноградова, Ф.П.Филина, Б.А.Ларина, Б.А.Ус -

пенского, А.И.Горшкова, Г.А.Хабургаева, других ученых, а также свидетель-

ства современников — Генриха Вильгельма Лудольфа, авторов учебников,

грамматик, лексиконов этого периода, а затем и М.В.Ломоносова), сохранив,

вместе с тем, исследовательскую солидарность в признании за глаголами речи

спо собности быть категоризацией концептуальной информации и диагности-

ровать концептос феру языка и культуры народа и эпохи.

4. Задачи формирования литературного языка нации и свя-

занная с ними тенденция к его демократизации уже в XVII веке

приводят к выдвижению сначала на роль функционально универ-

сальных, а затем и в положение доминанты группы русских гла-

голов, именующих говорение, лексемы говорить и сказать, фун-

кционировавшие до то й поры в основном в диалектной и

разговорной разновидностях древнерусской и великорусской речи.

5. Следствием их центрального положения в группе стано-

вится применимость ко всем аспектам процесса говорения, а зна-

чит, и семантическое развитие — в рамках семантической струк-

туры многозначного слова, а затем и через словообразовательную

деривацию.

6. Вместе с расширением функциональных семантических и

деривационных возможностей ядерных глаголов развивалась, раз-

двигалась и их актантная рамка.

7. Проникнув постепенно во все формы и функциональные

разновидности национального языка, глаголы говорить и сказать

заняли в каждой из его подсистем положение ядерных и вступи-

ли в многочисленные парадигматические связи с функциониро-

вавшими там глаголами речи. Однако при этом они сохранили

свою изначальную предназначенность для художе ственного по-

вествования прежде всего.

8. Уже в XVIII веке стили художественного повествования

определяют состав, формы и средства литературного выражения

и занимают положение той лаборатории, в которой разнородные

(церковнославянские, заимствованные, собственно русские ней-

тральные и стилистически отмеченные) языковые элементы

апробируются на общенациональную значимо сть. Для глаголов

же говорения стиль художественного повествования превращает-

ся в «среду естественного обитания», в которой складываются и

развиваются функциональные свойства, парадигматика и в целом

семантическая структура ЛСГ.

9. Группа глаголов говорения имеет открытый характер и до

сих пор пополняется новыми единицами, не образующими, одна-

ко, новых рядов, а подключающимися к уже имеющимся, в

основном за счёт глаголов звучания, развивающих образно-мета-

форическое значение говорения [Ничман 1979, с. 198]

Правда, последние два десятилетия изменили и суще ственно сократили

влиятельность этих процессов, если не исчерпа ли её до конца, но и по законам

связи начала и конца в русском языковом сознании (и этимологиче ски — *ko/

100

Современный уровень научного знания о глаголах речи не

только позволяет подходить к ним с позиций системности, но и

рефлексировать результаты и осознавать когнитивные корни та-

кого подхода. Выбор же языка художе ственных произведений и

диалекта, принципиально не сопоставлявшихся ранее как поляр-

ных в системе функциональных разновидностей, в качестве ис-

точников эмпирического материала не просто корректен, но ло-

гичен и закономерен. Именно он соответствует

когнитивно-концептуальной проекции русского языкового созна-

ния, формировавшего и осваивавшего семантиче ское и предмет-

но-тематическое пространство глаголов говорения в обоих этих

вариантах общенациона льного языка как пространства, изоморф-

ные и изосемичные дву м картинам мира (сакральной и профан-

ной), которые складывались историче ски из материально и функ-

ционально единой доминанты, что позволяет познать всю

парадигму семантических и сочетаемо стных свойств глаголов

говорения, раскрыть диалектику взаимодействия с емантики и

функционирования глагольной лексемы.

Казалось бы, уже не осталось ни одного «уголка» ЛСГ глаго-

лов речи вне поля зрения учёных и вне изученности. Тем не ме-

нее, и через 50 лет всестороннего рассмотрения этой группы в

условиях всеобщего признания системно сти и языка в целом, и

его лексико-с емантического уровня , при постоянном прогресси-

ровании методики проникновения в систему, при неослабеваю-

щем интересе к группе со стороны синтаксистов, семасиологов,

дериватологов, стилистов, диалектологов и других специалистов

(а ведь эта группа интересовала учёных ещё со времён античнос-

ти!), сегодня мы не можем конст атировать изученности её в той

степени, в как ой позволяет это сделать отражённая на этом участ-

ке языковая система.

en, — и деривационно на синхронном срезе — закончить, зачин, за кон, по-

чин, покончить, начало при регулярности чередований а//ин //он, к//ч един-

ство корня и семантическое родство очевидны) и в картине мира (на этом един-

стве строится закон от рицания отрицания в диа лектике) о сознавать эти

наблюдения над тенденциями в развитии с е мантической структуры ЛСГ гово-

рения можно (и должно) как моделирование когнитивных составляющих — кон-

цептуализацию и категоризацию человека говорящего — в потоке времени и

как источник информации об участии глагольной ЛСГ говорения в моделиро-

вания речевой деятельности нашим языковым сознанием. И знание это акту-

ально для постижения аспектов говорения, значимых в каждый конкретный

отрезок на временной оси развития всех моделей мира.