Алиев Г.З. Турция в период правления младотурок

Подождите немного. Документ загружается.

иному, кроме поддакивания „слушаюсь, господин". Более

или менее честные и патриотически настроенные депутаты,

лишенные возможности использовать свое право контроля,

не могли оказать никакого сопротивления беззаконию,

царившему в стране» [571, стр. 81]. Несколько человек из

этой группы депутатов выступили против контроля

германских советников над

268

Министерствами, Но под давлением большинства они вы"-

нуждены были умолкнуть [89, л. 164].

Али Ихсан Сабис, хорошо знавший младотурецких

руководителей, пишет, что среди министров «были такие,

кто лишь занимал вакантные министерские посты и, пре-

вратившись в игрушку в руках садразама и нескольких

влиятельных министров, держались за свои посты лишь

ДЛЯ ТОГО, ЧТОбы ПРОИЗНОСИТЬ „СЛушаЮСЬ,

ГОСПОДИН". Нб'

которые из них без труда шли на любой шаг и соглашались

с любым мнением, а остальные представляли собой

картежников, пьяниц и бабников, глупцов и подлецов. Для

подобных лиц понятие родины было лишь красивой фразой,

пригодной для обмана народа» [571, стр. 79—80].

Младотурецкие министры стремились не столько к вы-

полнению своих обязанностей, сколько к тому, чтобы, как

говорили турки, «проявить» себя. Али Фуад Тюрк-гельди

отмечает, что при Мехмеде V все министры во главе с

шейх-уль-исламом, председателем сената и сад-разамом

независимо от занятости раз в неделю являлись во дворец

на прием к султану. Такой порядок сохранился и в годы

войны. Лишь весной 1918 г., с приходом к власти султана

Вахидэддина, был положен конец подобному

бессмысленному времяпрепровождению [610,

стр. 149].

Таким образом, меджлис, считавшийся высшим зако-

нодательным органом Османской империи, султан, оли-

цетворявший высшую исполнительную власть, и его

правительство составляли типичный образец буржуазно-

бюрократического государственного аппарата, который в

вопросах внутренней и внешней политики был подчинен

военно-политической диктатуре партии «Иттихад ве

теракки», а последняя — воле нескольких влиятельных

руководителей.

Произвол, насаждавшийся младотурками в государ-

ственном аппарате, широко открывал двери несправед-

ливости, взяточничеству, кумовству и т. п. В период

правления «Иттихад ве теракки», особенно в годы войны,

спекуляция, казнокрадство и коррупция приняли широкие

масштабы.

С первых же дней войны были созданы различные

«комиссии» с целью удовлетворения нужд армии. Боль-

шинство этих «комиссий» состояло из купцов, предста-

вителей городских управлений, сельских старост и раз-

личных «знатных» лиц. Им помогали офицеры, по тем

или иным причинам демобилизованные из армии. Историк

Зия Шакир, касаясь деятельности таких «комиссий»,

указывает, что «комиссии, члены которых были безгра-

мотными, не только не действовали в соответствии с за-

конами, но и сами насаждали беззаконней бесчестность»

[581, стр. 33].

В ходе так называемой «кампании реквизиций» госу-

дарственные чиновники под предлогом удовлетворения

нужд фронта брали у населения все, что могли, вплоть до

дров, ламп, женских чулок и других подобных вещей, не

имевших никакого отношения к нуждам фронта [95, л. 160].

Младотурецкие руководители, и в особенности Энвер-паша

и его приближенные, перешли все границы казнокрадства,

расточая государственные средства, полученные ценой слез

и крови народных масс.

Али Ихсан Сабис пишет, что с началом войны приемную

военного министра Энвер-пашн ежедневно заполняли

эксцентрично разодетые люди, твердившие Энвер-паше о

«туранском пути», «туранском завоевании» и добивавшиеся

наград и милостей. Они гадали Энвер-паше, толкуя, что

седые волосы на его голове — примета «завоевателя»,

подносили ему касыды о «туранском завоевании». Али

Ихсан Сабис добавляет далее, что средства, выплаченные

ответственным сотрудникам штаба из специального

министерского фонда4, в сравнении с деньгами, которые

тратил Энвер-паша, были не больше, чем чаевые [571, стр.

147].

Из этих заметок генерала Сабиса, которые затем послужили

основанием для нападок на него со стороны приверженцев

Энвер-паши, видно, что последний был не только

растратчиком-честолюбцем, но и невежественным

фаталистом.

Об этих качествах Энвер-паши впоследствии говорил в

своих мемуарах даже Талаат-паша. По его словам, Энвер-

паша насаждал на ответственные посты своих людей. Так,

начальником отдела снабжения военного министерства был

его близкий друг Топал Исмаил Хаккы-паша, который имел

широчайшие полномочия. Исмаил Хаккы-паша предоставил

своим людям неограниченные права, и, используя все свое

могущество, добился такого положения, что обвинения,

которые выдвигали против этих людей гражданские

государственные учреждения, оставались без внимания.

270

Талаат-паша указывает далее, что возглавляемое Энвер-

пашой военное министерство, «как правило, совершенно

игнорировало все жалобы, будь то основательные или

неосновательные». Он подчеркивает, что «непосредственно

Энверу часто поступали жалобы на Исмаила Хаккы. В

ответ Энвер неизменно утверждал, что военное

министерство не может обойтись без Исмаила Хаккы-паши

и что если его не будет, то снабжение армии расстроится и,

следовательно, вести войну будет невозможно. В то же

время Энвер угрожал своей отставкой, если будут

настаивать на жалобах» [см. 594, стр. 31, 32]. Талаат-паша

подчеркивает в своих воспоминаниях, что бездорожье и

расстройство транспорта, считавшиеся бичом Турции,

использовались в период войны Энвер* пашой и его

ставленниками как средство личного обогащения. «В

Анатолии,— пишет он,— средства транспорта были в

абсолютно неудовлетворительном состоянии. На основной

железной дороге страны, линии Конья — Багдад, не хватало

паровозов и вагонов. В результате наших неоднократных и

решительных требований германское командование

предоставило некоторое количество транспортных средств с

условием, что часть из них будет использована на нужды

германской армии в Турции. В неделю два-три вагона из

этих средств выделялось для перевозки шерсти и хлопка.

Вопрос об использовании этих вагонов превратился в

средство торга. Лица, получившие разрешение на два

вагона, каждый раз загребали тысячи лир прибыли. Так,

например, некий вали из бывших друзей Энвера (Талаат

намеренно не называет его. — /. А.) получил через Энвера

разрешение на два вагона и заработал на этом 5 тыс. лир»

[594, стр. 32].

По словам Талаат-паши, правительство видело выход из

этого положения в установлении военного контроля над

железными дорогами. С этой целью при военном

министерстве было создано Военное управление железных

дорог (Аскери демиртол идареси), которое подчинялось

отделу снабжения военного министерства, т. е. Исмаилу

Хаккы-паше. Талаат-паша отмечает, что это управление,

просуществовавшее два-три года, стало одним из центров

махинаций в стране и нанесло стране колоссальный ущерб

[см. 594, стр. 34].

Признания Талаат-паши свидетельствуют о том, что

руководители «Иттихад ве теракки», пользуясь военной

271

конъюнктурой, стремились к обогащению «своих людей» за

счет миллионных масс трудящихся.

Как отмечает генерал Али Ихсан Сабис, во время своей

поездки в Медину в 1917 г. Энвер-паша подарил из фондов

министерства одному из своих приближенных 3 тыс. лир, а

другому своему приятелю, депутату Сайду Ходже, — 2 тыс.

лир [571, стр. 154]. У Энвер-паши было несколько дворцов

и загородная вилла, которые были построены за счет

государства. Злоупотребления Энвер-паши

государственными средствами достигли такой степени, что

шейх-уль-ислам Хайри Эфенди в знак протеста подал в

отставку5.

Талаат-паша стремился приписать все эти махинации, в

которых был замешан и он сам, Энвер-паше и

покровительствуемым им лицам с целью обелить комитет

«Иттихад ве теракки» [594, стр. 35]. Между тем-эти

махинации не были следствием происков отдельных лиц, а

вытекали из всей политики младотурок, направленной на

обогащение национальной буржуазии и помещиков.

Турецкий автор Кязим Намы Дуру справедливо подчер-

кивает, что, «снабжая армию, Топал Исмаил Хаккы-па-ша в

то же время стремился обогатить турецкое купечество»

[508, стр. 76].

В расходовании государственных средств на личные

удовольствия от Энвер-паши не отставал и Джемаль-паша.

Касаясь деятельности Джемаль-паши в Сирии, немецкий

генерал Крессенштейн писал, что в основе всех мер

Джемаль-паши по благоустройству ряда арабских и

палестинских городов, и в частности Дамаска, Бейрута,

Иерусалима и Яффы, лежало честолюбие и тщеславие.

Джемаль-паша в большинстве случаев впустую тратил свои

способности и время, не по назначению использовал деньги,

сырье и рабочую силу, необходимые для военных целей

[704, стр. 46].

В ряде работ турецких авторов приводятся конкретные

факты махинаций Джемаль-паши, среди которых особо

выделяется история со спекуляцией шелком, когда он

вошел в сделку с сирийскими торговыми фирмами. Эта

сделка получила огласку и вызвала нападки на него в

меджлисе и в центральном комитете «Иттихад ве теракки».

В связи с этим Джемаль-паша направил садра-заму Талаат-

паше и министру внутренних дел Исмаилу Джанбулат-бею

в середине 1917 г. угрожающие письма. В письме Талаат-

паще, в частности, говорилось: «Мне

доносят, что Вы вновь выдвинули против меня вопрос о

шелке и сукне и осмелели до того, что обсуждали этот

вопрос на специальном собрании Ваших ставленников и

друзей... Я открыто заявляю Вам, что подобные Ваши

действия давно вышли за рамки приличия» [545, стр. 46].

Письмо Джемаль-паши Джанбулат-бею полно еще более

явных угроз: «Мне сообщили, что на некоторых собраниях

ты говоришь о личной выгоде, извлеченной мной из

торговли шелком. Во-первых, это чистейшая ложь, и

подобное могут думать и говорить лишь низкие люди. И,

кроме того, я не из тех, кто способен лишь к выполнению

приказа, но и могу пустить в ход револьвер для того, чтобы

размозжить голову покушающемуся на честь и совесть»

(545, стр. 46]. В конце концов Эн-вер-паша в Талаат-паша

вынуждены были замять дело.

Джемаль-паша и в будущем продолжал разбазаривать

государственные средства. Во время инспекции

Черноморского флота на корабле «Гюльнихал» его со-

провождала свита из 200 человек [571, стр. 51]. Такой же

пышной была и поездка Джемаль-паши в Германию в 1917

г., стоившая государству больших средств [571, стр. 154].

Когда младотурецкие руководители осенью 1918 г.

вынуждены были покинуть страну, пишет генерал Али

Ихсан Сабис, они по инициативе Энвер-паши взяли из

«министерского фонда» и разделили между собой 40 тыс.

лир золотом. Часть этих денег Джемаль-паша использовал

для того, чтобы «заткнуть рты газетчикам» [458, стр. 113].

В качестве одного из главных средств для личного

обогащения младотурки использовали закон об освобож-

дении от воинской повинности путем уплаты двумя взно-

сами 77 лир (первый взнос 44 и второй — 33). Выгодами

этого закона пользовались прежде всего представители

господствующих классов. Более того, по настоянию многих

влиятельных чиновников, депутатов и министров в закон

была введена дополнительная статья об освобождении от

военной службы на время учебы, что в основном

распространялось на молодежь из зажиточных классов,

которая обучалась за границей. Пользуясь этой статьей,

некоторые чиновники под предлогом «учебы» отсылали

своих сыновей за границу. Так, например, Талаат-паша

отправил своего шурина Кямиль-бея в Швейцарию.

18 Г. 3. Алиев

273

Руководители Османской империи, представлявшие

корыстолюбивую плутократию, превратили в орудие своих

личных интересов и военно-политических авантюр

законодательную систему государства и само понятие

закона. Фалик Рыфкы Атай в такой образной форме

описывает отношение младотурецких руководителей к

понятию «законности» в государстве: «Энвер всегда го-

ворил: „йок канун, яп канун", объясняя это так: „япарыз

олур, бозарыз олмаз"»б.

А к Джемаль-паше, когда он находился в Сирии, однажды

явился его адъютант и сказал:

«— Эфенди, я принес закон.

— Какой закон?

— Вами был дан приказ в связи с одним

вопросом. Между тем по закону, который у меня в руках, он

не может быть решен так, как приказано Вами.

Джемаль-паша немедленно телеграфировал в военное

министерство, потребовав принять закон в нужном ему духе

и выслать ему текст закона» [458, стр. 96].

Автор далее отмечает, что во время войны не осталось и

следа от лозунга «неприкосновенности личности и

имущества», который сыграл важную роль в приходе к

власти младотурок. По его словам, «не было почти никакой

разницы между неприкосновенностью личности и

имущества в Стамбуле 1916 г. и анархией в период

господства иностранцев после Мудросского перемирия»

[458, стр. 97].

Младотурки могли обеспечить «порядок» в столице лишь с

помощью военно-полицейской силы и строжайшей

цензуры, которая превзошла даже цензуру времен Абдул

Хамида [786, 9.1У.1915]. В Стамбуле дело дошло до того,

что цензура «исправляла» и сокращала даже обычные

телеграммы, отправляемые за границу [786, 9.1У.1915]. По

словам Ахмеда Эмина, турецко-германская цензура

подозревала в крамоле даже фетвы шейх-уль-ислама [658,

стр. 104].

Еще более тяжелым было положение в вилайетах, где,

несмотря на специальное предупреждение министерства

внутренних дел от 20 октбря 1916 г., хотя и формальное,

господствовало полнейшее самоуправство, особенно там,

где основная часть населения состояла из нетурецких

элементов [см. 658, стр. 105—106]. Это было обычным

проявлением политики младотурецкого правительства в

национальном вопросе,

274

* * *

Можно без преувеличения сказать, что среди причин

развала Османской империи на первом месте стоял на-

циональный гнет и борьба против него народов покоренных

стран.

Подлинная суть национальной политики младотурок

проявилась в годы войны.

Младотурки, когда-то выдвигавшие лозунг «национального

равенства», выступили теперь в качестве врагов

национально-освободительного движения. Политика

национального угнетения, проводимая младотурками,

ухудшение экономического положения в результате войны

вызвали широкое движение среди различных народов

империи против существующего режима.

Основной движущей силой национально-освободительного

движения народов являлись крестьянство и городская

беднота. Руководство движением находилось в руках

буржуазии. Армянская и греческая компрадорская

буржуазия, игравшая важную роль во внешней торговле

империи и поддерживавшая связи с английским и

французским капиталом, в результате вступления Турции в

войну на стороне Центральных держав лишилась своих

прежних экономических связей. К тому же в этот период

возросла угроза конкуренции со стороны национальной

турецкой буржуазии. Поэтому компрадорская буржуазия

оказывала большое влияние на освободительную борьбу

национальных меньшинств.

Среди арабских стран позиции национальной торговой

буржуазии более или менее прочными были в Сирии и

Ираке. В политической жизни этих стран важную роль

играли национальная интеллигенция и офицеры арабского

происхождения, служившие в турецкой армии. Поскольку

национальная буржуазия в других арабских странах (Йемен,

Хиджаз, Неджд и др.) была чрезвычайно незначительной,

национально-освободительным движением здесь

руководила феодальная племенная знать, внутри которой

также существовали противоречия, а также высшее

духовенство.

Таким образом, национально-освободительное движение

народов Османской империи ни по своему характеру, ни по

социальной структуре не было однородным, что оказало

серьезное влияние на его исход.

Первой и главной жертвой крайне реакционной,

18*

275

шовинистической политики Младотурок во время мировой

войны стали армяне. Моргентау, бывший во время войны

послом США в Турции, писал, что младотурецкие лидеры

считали армян своего рода барометром: если настроение

армянского населения хорошее, следовательно, дела врагов

Турции идут хорошо, и, напротив, если настроение армян

пессимистично, следовательно, положение младотурок

хорошее [722, стр. 227]. Младотурец^ кое правительство

устами Энвер-паши открыто заявило о «необходимости»

устранения армянского элемента из состава империи.

Младотурки обвиняли армянские политические орга-

низации в том, что они получают помощь у враждебной

Турции Антанты для того, чтобы «изнутри взорвать» им-

перию. Они старались изобразить восстания армян против

национального и классового гнета в Ване, Битлисе, Муше,

Зейтупе, где они составляли большинство населения, как

результат деятельности внешних врагов Турции, а самих

армян — шпионами и диверсантами [594, стр. 60—65].

Армянские погромы были не только делом рук

самих .младотурок, но и являлись частью политики,

проводившейся тогда германским империализмом в

Турции.

Ясно, что обвинения против армянского народа были

лишены каких-либо оснований и лишь преследовали цель

оправдать шовинистическую политику младотурок,

нежелание удовлетворить основное требование турецких

армян — предоставить им национальную автономию в