Алиев Г.З. Турция в период правления младотурок
Подождите немного. Документ загружается.
деньги, должны были или склониться перед одной из
воюющих сторон, или же присоединиться к другой» [458,
стр. 120].
17*
259
Хотя такое одностороннее объяснение Джемаль-па-шой
причины вступления Турции в войну одними лишь
финансовыми затруднениями и является попыткой снять с
младотурок ответственность, оно тем не менее свиде-
тельствует о том, что Турция уже была на грани фи-
нансового банкротства.
В 1914 г., когда над Европой нависла угроза войны, Турция,
переживавшая финансовый кризис, прилагала все усилия,
чтобы получить новые займы у держав того или иного
блока. Еще в апреле Джавид-бей заключил соглашение с
Францией о предоставлении Турции займа в 800 млн. фр.13.
Франция предоставила заем с условием, что «ни одна
копейка не будет израсходована на агрессию против со-
седей» [80, лл. 49—51]. Но подобная оговорка была не чем
иным, как наивным самоуспокоением финансовых и
дипломатических кругов Франции.
В результате Турция получила возможность расплатиться с
«текущими» долгами и сделать новые военные заказы.
Кроме того, она добилась согласия Франции на
установление монополии над торговлей спиртом, спичками,
нефтью и пр. и повышение пошлин на импортируемые из
Франции товары с 4 до 15%. Все это обеспечило турецкому
правительству около 80 млн. фр. дохода.
Но выгоды Франции от предоставления этого займа были
несравненно большими. Она получила концессионные
права на ремонт и строительство ряда железнодорожных
линий (Рейяк — Рамле, Измир — Дарданеллы, Ходейда —
Сана) и ряда портов (Эрегли, Инеболу, Яффа, Хайфа).
Одновременно был решен в желательном для Франции духе
вопрос о сохранении юридических привилегий
(капитуляций) французских школ и подданных и т. д.
После начала мировой войны Турция решила обратиться за
займом к Германии. На заседании совета министров 27
сентября 1914 г., как пишет Джавид-бей, по настоянию
Энвер-паши было принято соответствующее решение.
Турецкому послу в Германии Махмуду Мух-тар-бею было
дано указание начать переговоры поэтому вопросу [777,
12.Х. 1944].
В результате этих переговоров Германия обязалась
предоставить Турции аванс в 5 млн. лир золотом из 6%'
годовых следующими частями: 250 тыс. лир — через 10
дней после подписания договора, 750 тыс. лир — через
260
10 дней после объявления Турцией войны России или
Англии, а остальная часть — через 30 дней после начала
военных действий в виде ежемесячных взносов по 400 тыс.
лир.
Германо-турецкое соглашение было подписано 20 октября
1914 г. Вангенгеймом, Энвер-пашой, Джемаль-па-шой,
Халил-беем и Талаат-беем. 26 октября часть займа была уже
передана «Дейче Банк» в Стамбул 14.
В годы войны Турция вынуждена была еще несколько раз
обращаться за займами к Германии и Австро-Венгрии. К
августу 1917 г. общая сумма полученных у них займов
составила 858,8 млн. долл., из которых 585 млн. долл. было
затрачено на закупку в Германии оружия и боеприпасов
[333, стр. 471—472]. Таким образом, как отмечал В. И.
Ленин, в годы войны Германия «превратила Турцию в
своего и финансового и военного вассала!» [34, стр. 247].
Выпуск во время войны огромной суммы не обеспеченных
золотом банкнот, отсутствие стабильного бюджета, рост
общегосударственной задолженности и т. д.,— все это
приводило к крайнему обесценению национальной валюты
и валютной спекуляции в стране. К концу
1916 г. разница цен бумажной и золотой лиры
возросла на 183% в пользу золотой лиры [333, стр. 472], а к
осени
1917 г. она составила соотношение 1:5 [658,
стр. 144]. Подобное положение, как отмечал Лиман фон
Сандерс, очень ограничивало кредитные возможности Тур-
ции. «Военные органы испытывали чрезвычайные затруд-
нения при возмещении стоимости необходимого продо-
вольствия для армии и сырья для промышленности из-за
отсутствия твердой валюты». На всей территории Осман-
ской империи, и в первую очередь в Центральной Анатолии
и арабских вилайетах, курс бумажных денег упал
настолько, что крестьяне решительно отказывались
принимать их при продаже государству продовольствия,
требуя уплаты золотой валютой, и укрывали свои товары,
несмотря на грозившее им наказание «от высылки до
виселицы». Даже офицеры и чиновники настаивали на том,
чтобы жалованье им выплачивали не бумажными деньгами,
а золотой валютой [см. 458, стр. 84—88].
С целью помешать валютной спекуляции 8 апреля 1916 г.
правительство издало закон «О стабилизации национальной
валюты» и создало Центральную валютную комиссию. В
апреле 1918 г. правительство для «обеспе-
261
чения финансовой стабильности» выпустило пятипро-
центный заем на сумму 18 млн. лир.
Но все эти попытки не принесли, да и не могли принести
ожидаемых результатов: к концу войны общая сумма,
израсходованная Турцией на военные цели, достигла 1
млрд. лир золотом [418, стр. 388], что в девять раз
превышало доходную часть ее бюджета за 1914— 1918 гг.
Вечная и неизлечимая болезнь Османской империи—
«финансовая лихорадка» ускоряла смерть «больного
человека».
Из многочисленных бедствий и лишений, обрушившихся на
народные массы Османской империи в ходе первой
мировой войны, голод и его последствия были самыми
ужасными.
В начале войны и правительство младотурок и немцы
придавали важное значение снабжению Стамбула. Это было
не столько проявлением заботы о населении столицы,
сколько политическим расчетом, желанием обеспечить там
спокойную обстановку. В Стамбуле был открыт ряд
«народных столовых» со сравнительно низкими ценами,
которые просуществовали с перерывами до конца 1917 г.
Но к концу войны, ввиду того что эти столовые не могли
обеспечить всех бедняков, которые стекались в Стамбул из
различных районов империи, и в связи с недостатком
продовольствия, они закрылись.
Для устранения перебоев в снабжении Стамбула немцы
попытались создать «кооперативные общества». Но эти
общества в основном снабжали румынскими продуктами
семьи немцев и австрийцев [724, стр. 187]. Кварталы
бедняков задыхались в тисках голода, эпидемий и нехватки
воды 15.
Положение населения в провинции, особенно в Анатолии и
в арабских вилайетах, было невыносимым. По подсчетам
Ахмеда Эмина, в годы войны цены на хлеб возросли в 37
раз, на кофе — в 70, рис — в 30, макароны— в 32 и на
картофель — в 27 раз [658, стр. 147—148]. Вообще же
прожиточный минимум в 1917 г. по сравнению с 1914 г.
возрос в 20 раз [97, лл. 1—6].
Наибольший материальный ущерб наносили населению
реквизиции тягловой силы, проводившиеся по указанию
военного министерства. Злоупотребления местных
262
чиновников и военных властей, которые осуществляли
реквизицию, превращалии ее в самый неприкрытый грабеж.
В 1915 г. по приказанию «некоронованного короля» Сирии,
командующего Четвертой армией, Ахмеда Дже-маль-паши,
все поголовье верблюдов в Сирии и Палестине было
реквизировано. В 1916 г. были реквизированы также волы,
лошади и ослы. В крестьянских семьях, лишившихся
рабочей силы и тяглового скота, в соху впрягались
женщины и подростки [99, л. 244].
По специальному закону военного времени население
должно было сдавать военным властям излишки продуктов,
как правило, по низким ценам. Это чрезвычайно ослабило
внутреннюю торговлю. В 1915 г. в Анатолии и арабских
вилайетах было «закуплено», а в действительности
реквизировано у населения девять десятых излишков
продовольствия [96, л. 154].
В последующие годы реквизиции увеличились. В июле
1917 г. по приказу Энвер-паши на всей
территории империи была проведена кампания
продовольственной «переписи» и реквизиции излишков [86,
лл. 13—14], в ходе которой только из Сирии было
отправлено в Германию 240 вагонов зерна [98, л. 134].
Наряду с продовольствием были реквизированы и запасы
топлива, чем наносился большой ущерб лесному хозяйству
страны, так как топливом для большей части паровозного
парка Турции служили дрова. В арабских вилайетах для
удовлетворения потребностей армии и транспорта
вырубались сады и даже такие ценные и редкие сорта
деревьев, как маслины [458, стр. 85]. К началу
1918 г. только в Сирии на топливо было
вырублено 60% масличных рощ [733, стр. 345].
Продовольственный и топливный голод, сокращение
внешней и внутренней торговли, распространение эпидемий
привели к упадку такие города, как Конья, Дамаск, Бейрут,
Халеб, Иерусалим, Багдад и другие, некогда славившиеся
на Востоке своей шумной и кипучей жизнью.
По словам генерала Помианковского, в 1914—1916 гг.
только в Ливане и Сирии от болезней и голода погибло
около 40% населения [733, стр. 180]. Возможно, что эта
Цифра несколько преувеличена, но, во всяком случае, она
указывает на масштабы бедствий, обрушившихся на
арабские народы.
263
~~
А. Эмин отмечает, что Халиде Эдиб лично наблюдала, как
«по улицам Бейрута и других городов бродили в лохмотьях
мужчины и женщины, на лицах которых были явные следы
страданий и усталости от горькой жизни, а в глазах детей, с
тонкими, как спички, ногами и по-стариковски
морщинистыми лицами, читались боль, страдание и
непередаваемая насмешка» ,[659, стр. 450].
Фалих Рыфкы Атай, побывавший в Бейруте во время
блокады города англичанами, пишет, что «из всех городов,
бывших в блокаде, Бейрут пострадал больше всего. Во
время блокады по распоряжению городского управления
каждую ночь на улицах подбирали мертвых и даже
агонизировавших людей и на телегах вывозили за город,
предавали там земле» [458, стр. 88—89].
В конце 1916 г. правительство создало особую комиссию,
которая занималась вопросами снабжения крупных городов.
Решением комиссии предусматривалась ежедневная норма
для каждого жителя крупных городов — 300 г муки и 50
пиастров. Но и эта незначительная норма не выдавалась
жителям.
В 1917 г. комиссия была реорганизована в экономический
совет, а в 1918 г.— в министерство продовольствия, которое
возглавил близкий к Талаат-паше член центрального
комитета «Иттихад ве теракки» Кара Ке-маль, получивший
прозвище «продовольственного диктатора» Турции. Этот
орган младотурецкого правительства превратился в гнездо
спекуляций и всяких махинаций.
В последние два года войны экономическое положение
страны чрезвычайно ухудшилось. Не только население, но
даже и армия испытывала голод. На Месопотам-ском
фронте солдатам выдавали всего по 350 г хлеба, а лошадям
— по 2,5 кг фуража в день [658, стр. 251].
Талаат-паша вынужден был сделать следующее признание:
«На третьем и четвертом году войны отступление наших
армий из Палестины, Эрзрума и Багдада, бегство населения
этих районов в Анатолию, начало продовольственного
кризиса вследствие нехватки рабочей силы в сельском
хозяйстве и, наконец, злоумышленные действия со стороны
некоторых офицеров в воинских частях и в тылу — все это
вызывало среди народа все большее разочарование» [594,
стр. 81].
Все тяготы военных расходов падали на разорившиеся
народные массы. Наряду с введением ряда «чрезвычайных»
налогов возросли в несколько раз и старые
264
налоги. Так, налог «агнам» увеличился в четыре раза, а к
концу 1917 г. был установлен и особый «зерновой налог»
[713, стр. 273].
Историк Ахмед Рефик, лично наблюдавший жизнь
турецкого народа во время войны, пишет, что «несчастная
турецкая нация в самых тяжелых бедствиях войны была
обречена на истощение всех своих ресурсов. История ни
одной нации не знает подобных ужасов» [631, стр. 19].
Таким образом, обнищание подавляющего большинства
народных масс, всеобщая экономическая разруха,
истощение материальных и человеческих ресурсов страны
и, говоря словами Талаат-паши, применение «гинден-
бургской железной дисциплины» ускоряли военное пора-
жение Турции, приближали час ее катастрофы,
Глава V
ОБОСТРЕНИЕ ПОЛИТИЧЕСКОГО КРИЗИСА В ТУРЦИИ
В ГОДЫ ВОИНЫ
По своему государственному устройству Турция была
конституционной монархией. Конституция 1908 г. фор-
мально предоставляла гражданам свободу слова, печати,
собраний, союзов, обеспечивала имущественную и личную
неприкосновенность. Наряду с меджлисом в стране
существовал Государственный совет («Шура-и девлет»),
который выполнял функции совещательного органа и
представлял рекомендации султану и правительству. Члены
Государственного совета (премьер-министр, шейх-уль-
ислам и ряд высших чиновников) назначались султанским
фирманом.
Внешне конституция 1908 г. придавала Османской империи
видимость «правового государства». Но в действительности
правомочия меджлиса, считавшегося законодательным
органом, были очень ограниченны. При малейшем
проявлении депутатами признаков самостоятельности
правящие круги распускали меджлис'.
Меджлис третьего созыва, функционировавший в годы
первой мировой войны, был избран в мае 1914 г. и рас-
пущен 4 ноября 1918 г. Если в меджлисах первого и второго
созывов существовали оппозиционные фракции, то в
третьем меджлисе была представлена лишь одна партия —
«Иттихад ве теракки». На протяжении всего периода войны
она была неограниченным диктатором в стране, хотя султан
Мехмед V Решад в специальном заявлении [790,
10.111.1922] и позднее Талаат-паша в своих мемуарах [594,
стр. 38] подчеркивали, что будто «Иттихад ве теракки» не
вмешивалась в государственную политику.
260
§а время войны трижды созывались съезды «Иттихад ве
теракки»чСозванный в 1916 г. VII съезд принял программу,
представленную партийным руководством. По сравнению с
довоенной программой она имела еще более
пантюркистско-националистический характер. Новым в
политическом разделе программы было разделение ша-
риатских и светских судов, принцип лаицизма в области
права и юстиции и т. п. В экономической части программы
в туманных выражениях говорилось о необходимости
принятия мер для развития национальной промышленности,
расширения торговли, о постоянных заботах партии о
социальном обеспечении и здравоохранении [см. 547].
Партийный съезд 1917 г. принял постановления в таком же
духе, заявив вместе с тем о решимости «Иттихад ве
теракки» продолжать войну «до победного конца»2. В
одном из постановлений съезди восхвалялась деятельность
центрального комитета партии, ставшего якобы с 1916 г.
«организацией, чрезвычайно полезной для страны» [см.
547].
Оба съезда предоставили центральному комитету не-
ограниченные права. Да и во время съездов он проявлял
себя больше в качестве правительства, чем партийного
центра [604, стр. 194].
С 1913 по осень 1918 г., как пишет проф. Тарык Туная,
«страной не правил ни падишах, ни правительство, ни
меджлис. В действительности все дела направлялись из-за
кулис монополистической группой, обладающей всей
полнотой власти, — центральным комитетом младотурок, и,
таким образом, дряхлая Османская империя превратилась в
игрушку в руках группы из восьми человек. Партия
(парламентская группа «Иттихад ве теракки».— Г. А.), а
также меджлис укрылись за таинственным занавесом и
превратились в сложный автомат в руках этого комитета»
[604, стр. 194].
Двойственность партийного руководства — тайная
деятельность центрального комитета и открытая деятель-
ность в законодательном органе группы, действовавшей под
именем «партии»,— приводила к частым и серьезным
столкновениям и разногласиям между младотурками. Но
центральный комитет «Иттихад ве теракки» и его группу в
меджлисе роднило то, что обе группировки действовали от
имени государства, представлявшего интересы одного и
того же социального класса.
267
Поскольку и в Центральном комитете, и в меджлисе
руководство в основном находилось в руках военных, в
политической жизни обеих группировок решающая роль
по-прежнему принадлежала армии. Насколько отделение
«Иттихад ве теракки» от его основной силы —• армии
наносило партии тяжелый удар, настолько вмешательство
армии в политику было опасным для страны, так как
приводило к частым государственным переворотам и
политическим заговорам. Таким образом, те минимальные
правовые нормы, которые были установлены в результате
революции 1908 г. в интересах буржуазно-помещичьих
кругов, потеряли фактически свою силу,
Во время первой мировой войны все важнейшие вопросы
решало лишь руководство «Иттихад ве теракки». Что
касается меджлиса, то он лишь придавал псевдозаконную
форму* мероприятиям правительства. Так, например,
решение младотурецкого правительства вступить в войну
на стороне Германии приняло силу закона без ведома
меджлиса, который был созван лишь 1 декабря 1914 г. и
оказался таким образом перед свершившимся фактом
военного, дипломатического, экономического характера.
Обо всем этом правительство поставило меджлис в
известность через султана Мехмеда V Решада. В своей речи,
которой, как впоследствии отмечал в своих воспоминаниях
Джавид-бей, никто не аплодировал, падишах призвал
мусульман к священной войне (джихаду), заявил об отмене
всех привилегий иностранцев, о том, что к ним «начинают
применяться международные правовые нормы» и т. д.
Меджлис ограничился утверждением всех положений,
содержавшихся в речи султана. Единственно новым в
работе первой сессии меджлиса было принятие им 14
декабря «Обращения к армии», составленного
правительством в панисламист-ском духе3.
По словам генерала Али Ихсана Сабиса, «большинство
депутатов состояло из людей, неспособных ни к чему