Алиев Г.З. Турция в период правления младотурок
Подождите немного. Документ загружается.
В телеграмме, поступившей в Йылдыз-киоск из Сало-ник 23
июля, комитет «Иттихад ве теракки» ультимативно
потребовал у султана санкционировать в течение суток 7
акт восстановления конституции. В противном случае
комитет угрожал двинуть на Стамбул II и III армейские
корпуса, а также 50-тысячный отряд восставших (739, стр.
22]8. Аналогичную телеграмму получил глава султанской
администрации в Македонии, генеральный инспектор трех
вилайетов (Салоники, Монастыр, Косов) Хюсейн Хильми-
паша (1855—1933) 9. Он должен был убедить султана в том,
что тот может сохранить свой трон лишь в случае издания
ираде о немедленном восстановлении конституционного
порядка в стране. Сам Хильми-паша получил
предупреждение, что в случае невыполнения поручения он
будет приговорен к смертной казни.
Положение Хильми-паши было не из легких. Будучи
проницательным политиком, он видел неустойчивость
султанского режима, но в то же время считал своим долгом
повиноваться приказам правительства. Когда
младотурецкий комитет предложил ему присоединиться к
революции, он ответил: «Так как мною не получен приказ
от моего повелителя провозгласить конституцию, я не
последую за вами, вы можете приговорить меня к смерти
или живым потащить из конака (правительственное здание.
— Г. А.), но я должен хранить верность султану» [739, стр.
24].
В то же время Хильми-паша посылал в Йылдыз-киоск
телеграмму за телеграммой, доказывая бесполезность
сопротивления и советуя султану скорее провозгласить
конституцию. В одной из телеграмм говорилось:
«Настоящее движение не является делом только комитета
„Иттихад ве теракки" или же нескольких молодчиков,
которых можно заставить подчиниться и вынудить пре-
кратить волнения, речь идет о народном движении, кото-
рому сопротивляться просто невозможно. Даже я сам едва
могу рассчитывать на верность одного слуги среди моего
многочисленного персонала. Я считаю, что в нынешних
условиях единственный выход — это восстановить
конституцию. Но каким бы ни было ваше указание, я готов
его выполнить» [739, стр. 34]. Поступившая в это же время
в Стамбул депеша от командира III армей-
107
ского корпуса маршала Ибрагим-паши также призывала
правительство удовлетворить требования «армии и народа»
[638, т. 2, стр. 441].
Только за два дня (22 и 23 июля 1908 г.) во дворец Иылдыз
поступило 67 телеграмм от султанских чиновников с
рекомендациями восстановить конституцию [469, стр. 220].
Султан и его правительство фактически были поставлены
перед свершившимся фактом. В беседе с корреспондентом
газеты «Одесский листок» начальник жандармерии г.
Сереса французский майор Гастон Фулон заявил: «Еще за
несколько дней до объявления конституции офицеры
Салоникского вилайета приводили к присяге войска на
верность конституции, которую хотели добыть у султана
хотя бы ценою жизни. Накануне же дарования конституция
те же офицеры с войском и гражданами собрались у
резиденции вали и объявили, что они до тех пор не
разойдутся, пока не будет провозглашена конституция»
(769, 29.УП.1908].
Эти и другие факты опровергают утверждение историка Зии
Шакира о том, что Салоники плелись в хвосте событий
(583, стр. 94].
Для обсуждения создавшегося положения вечером 23 июля
1908 г. во дворце Иылдыз было созвано последнее при
старом режиме заседание Государственного совета под
председательством великого везира Саид-паши. Как
сообщает фон Микуш, на этом заседании присутствовали
кроме министров почти все высшие сановники Абдул
Хамида. Присутствовал и сам падишах, сидя «по другую
сторону занавеса, в смежной комнате». Хотя почти все
участники заседания понимали, что спасти положение
можно только лишь санкционированием конституции,
никто, за исключением «видавших виды» Саид-паши и
Кямиль-паши, не осмелился высказаться об этом вслух.
Большинство участников заседания в той или другой форме
уклонялись от прямого ответа на поставленный вопрос.
Некоторые ярые сторонники деспотической монархии, как,
например,Иззет-паша (секретарь султана),требовали
отвергнуть ультиматум комитета 1[638, т. 2, стр. 441]. Но
когда Саид-паша стал поочередно опрашивать министров,
не думают ли они, что надо посоветовать султану даровать
конституцию, последние молча один за другим опускали
глаза под его испытующим взором. После паузы Саид-паша,
как он пишет в своих мемуарах, привел
108
турецкую пословицу, которая означала: «молчание — знак
согласия». Султан сейчас же был уведомлен о решении
министров и, к облегчению всех присутствующих,
немедленно согласился восстановить конституцию 1638, т.
2, стр. 442—443]10.
Сразу же после заседания Государственного совета, в ночь с
23 на 24 июля 1908 г., телеграф разнес во все уголки
империи сообщение о том, что султан Абдул Хамид «по
воле, проявленной народом», отныне «дарует» своим
подданным конституционный образ - правления [447, стр. 3;
305, стр. 27]. Султанским указом были назначены выборы в
высший законодательный орган — меджлис (парламент).
В то время как вилайеты получили весть о восстановлении
конституции ночью, население столицы просыпалось в
полном неведении. Утренние газеты в Стамбуле поместили
весьма скупое сообщение в несколько строк об этом
важнейшем событии. Как пишет в своих воспоминаниях
Ахмед Ихсан, некоторые читатели решили, что это
сообщение является очередным маневром тайной полиции и
цензуры (см. 442].
«Враги в течение долгих столетий — турки, греки, болгары,
албанцы, евреи — падали друг другу в объятия; возгласы:
„свобода", „равенство", „братство", „справедливость"
раздавались со всех сторон; вожди враждебных
религиозных сообществ рука об руку показывались на
улицах... дикие обросшие люди, вооруженные с головы до
ног, одетые в овечьи шкуры, спускались с гор п, и толпа
приветствовала их как вестников мира и украшала венками.
Это было трогательное зрелище, и даже те, кто знал, как
глубока была рознь, созданная долгими годами смертельной
вражды, готовы были отказаться от своего недоверия и
присоединиться ко всеобщему ликованию. Это казалось
похожим на сон, но сны иногда снятся наяву» [218, стр. 268
—269].
Другой очевидец, француз Рене Пинон, в эти дни писал:
«Революция в Турции началась как военный заговор, а
продолжается как народный праздник... Это самая странная
и неожиданная революция!.. Во всем народе пробуждалось
чувство свободы, проявившее себя главным образом
желанием манифестации и шума, изобилием слов и жестов,
казалось, что каждый, торопясь воспользоваться новой
свободой, старался доказать себе, что он, наконец, владеет
ею» (351, стр. 120—121].
109
Бурному восторгу и ликованию населения не были границ.
В этот день предприятия в крупных городах прекратили
работу, во всех церквах звонили колокола, люди танцевали
на улицах, обнимали друг друга, свистели, с песнями
катались на фаэтонах, трамваях. Каждый выражал свой
восторг как мог.
Русский военный агент Хольмсен в донесении от 28 июля
1908 г. сообщал, что народные манифестации в Стамбуле в
честь конституции «проходят без всякого нарушения
порядка», что «власти ни разу не вмешивались, даже при
выпуске заключенных они не помешали овациям» 1[136, т.
43, стр. 36]. Обращаясь к собравшимся перед Иылдыз-
киоском, султан Абдул Хамид открыл окно и с волнением в
голосе сказал: «Дети мои, я всегда был
конституционалистом. В том, что конституция запоздала,
виноваты окружавшие меня дурные советники. Даю клятву
Кораном и мечом защищать конституцию» [236, стр. 277].
Торжество народных масс было понятным и естественным:
слишком велики были жертвы и лишения, которые выпали
на их долю в годы «зулюма». У многих с объявлением
конституции связывались самые радужные надежды на
будущее. Однако в день провозглашения конституции не
только рядовые граждане, но и руководители революции
вряд ли представляли себе, какие жестокие испытания
ожидали Турцию и ее народ в ближайшем будущем.
Конституционные веяния проявились в Измире главным
образом в стачке портовых рабочих и носильщиков, что
заставило все иностранные пароходы уйти из Измира
неразгруженными 12.
В то же время по требованию младотурок многие чи-
новники султанской администрации вынуждены были
покинуть свои посты; население Измира, состоявшее в
основном из турок и греков, стремилось придать новому
движению характер греко-турецкого братания 13.
В донесении Беляева из Измира от 12—13 августа 1908 г.
говорится, что «деятельность Смирнского (Измирского. —
Г. А.) комитета младотурок носит явно враждебный по
отношению к султану характер. По настоянию комитета
войска вместо прежнего приветствия султана кричат теперь
„Да здравствует нация!", что звезда на фесках устранена,
так как „звездою" (йылдыз) называется султанский дворец»
[83, л. 21].
ПО
Народные торжества в Бурсе, вызванные восстановлением
конституции, сопровождались выдвижением де-
мократических требований. Получив известие о восста-
новлении конституции, как сообщалось в депеше Зиновь-
ева, толпа горожан потребовала от местного вали не-
медленно уволить большое число лиц, занимавших наи-
более видное положение в местной администрации [83, л.
9]. Одновременно демонстранты разгромили типографию
местной газеты, восхвалявшей режим Абдул Хамида, затем
толпа двинулась к дому директора табачной монополии
(«Режи») Боа де Луара «с явно враждебным намерением»,
но, убедившись в его отсутствии, «воздержалась от
насилий». Правительство послало в Бурсу батальон
карателей, солдаты которого отказались стрелять в народ. К
тому времени прибыла делегация центрального комитета
«Иттихад ве теракки» из пяти человек во главе с адвокатом
Риза-беем и успокоила толпу [83, л. 9 об.].
Султанская администрация в отдаленных вилайетах
всячески оттягивала провозглашение конституции.
В Трабзоне, например, местные власти во главе с вали
Ферид-пашой «запоздали» с объявлением конституции на
целые сутки. Они решили «никому не показывать
полученную ночью телеграмму и обратиться за советом в
столицу». Однако на следующий день, в воскресенье, как
сообщал русский консул в Трабзоне Брандт, в конак явилась
большая толпа народа во главе с майором Сафвет-эфенди и
школьным учителем. Они потребовали Ферид-пашу,
который вынужден был явиться к ним в сопровождении
муфтия и главного прокурора. Толпа заставила Ферид-пашу
принести присягу в том, что он во всем будет исполнять
постановления конституции, и затем потребовала
освободить из тюрьмы политических заключенных. Вали
обещал удовлетворить это требование.
Однако через несколько дней «население стало волноваться
и устраивать сходки и манифестации, были даже попытки
силою открыть тюрьму и освободить заключенных, но
вовремя вызванные солдаты остановили этот порыв народа»
[59, л. 29]. Далее консул сообщал, что Ферид-паша «не мог
устоять перед возбужденным населением и отдал приказ об
освобождении заключенных.,. Но возбужденная толпа в
количестве нескольких сот человек, не удовлетворившись
поведением властей,
111
отправилась на телеграфную станцию, овладела ею и
обратилась по телеграфу к великому визирю с требованием
о немедленном отрешении от должности Ферида паши,
прокурора и муфтия... Все требования толпы, одно за
другим, были удовлетворены и 5.УП1 утром вали, прокурор
и начальник полиции были отстранены» [59, лл. 30—31].
Власть в Трабзоне перешла в руки местного комитета
младотурок, состоявшего главным образом из офицеров, во
главе с Сафвет-эфенди.
Противодействие властей народным торжествам по случаю
победы революции имело место и в Гиресуне. В донесении
русского вице-консула Колларо от 9 августа 1908 г.
указывается, что местные власти в Гиресуне задержали
весть о восстановлении конституции на целую неделю.
Лишь 30 июля, когда из Трабзона прибыл пароход с
политическими ссыльными, возвращавшимися в столицу,
население узнало правду. На грандиозном митинге,
состоявшемся по этому поводу, выступил представитель
младотурецкого комитета. В своей получасовой речи оратор
много говорил «о принципах конституции и рекомендовал
единение и братство между всеми классами населения» [59,
л. 41].
В самый отдаленный вилайет Анатолии Эрзурум весть о
конституции пришла утром 24 июля. Но комендант
крепости Аббук Ахмед-паша и вали боялись «изъявить
свою радость раньше времени» и не были расположены
организовать торжества по этому поводу. Тогда инициативу
взяли на себя офицеры — сторонники младотурок во главе с
капитаном 19-го полка Гюсамед-дин-беем и, прибывшим
сюда из Хасан-Калы. Собрав группу офицеров в городском
саду, он утром 24 июля в сопровождении огромной толпы
«низов», со значками и флагами отправился к резиденции
вали с требованием отпраздновать восстановление
конституции. Испуганный вали после совещания с Аббуком
Ахмед-пашой вынужден был удовлетворить требование
манифестантов. Демонстрация горожан и парад войск,
сопровождаемые артиллерийским салютом из 21 орудия,
превратились в подлинный праздник народа {763, № 23,
1908, стр. 15]. Спустя несколько дней население Эрзурума
устроило пышный прием в честь 15 представителей
младотурок, возвратившихся с каторги [763, № 23, 1908,
стр. 16].
В Ване произошло примерно то же, что и в Эрзуру-
112
ме. Лишь под давлением народных масс власти согласились
отпраздновать восстановление конституции.
В Измире солдаты и горожане выпустили из тюрьмы 1800
заключенных и решили на месте, где находилась тюрьма,
разбить «Сад свободы» [769, 1.УШ.1908].
Огромный энтузиазм по случаю победы революции
наблюдался и в арабских вилайетах империи. По свиде-
тельству очевидцев, весть о «даровании» конституции была
встречена в Сирии с большой радостью. «Христиане и
мусульмане,— писал очевидец,— даже священники и
муллы, обнимались на публичных собраниях... погасла
вековая религиозная вражда... люди братски обнимали друг
друга» [318, стр. 294—295].
Среди арабов широко распространилась иллюзия о
возможности решения насущных проблем при новом
режиме. Эту идею широко пропагандировала организация
арабских националистов «Арабо-османское братство»
(«Ухуввети арабиейи османие»), имевшая филиалы почти
во всех странах Арабского Востока.
В Бейруте, как сообщал коллежский советник князь Гагарин
в донесении от 30 июля 1908 г., жители не сразу поверили
известию о провозглашении конституции, «но когда
увидели, что цензура фактически перестала существовать и
турецкие чиновники стали поскромнее, то радость
сделалась всеобщей». Народ заполнил все улицы, придавая
городу праздничный вид. «Надежды,— пишет князь
Гагарин,— возлагаемые на новый строй, огромные, далеко
превосходящие то, чего можно от него ожидать». Героями
народного торжества были турецкие офицеры —
сторонники младотурок. Под давлением народных масс
бейрутская администрация, особо отличавшаяся
продажностью и взяточничеством, «подверглась
значительной чистке» [см. 83, л. 14].
События в Турции нашли отражение и в Египте, население
которого также стало выступать с требованием
установления конституционных порядков.
Несколько иная реакция на победу революции была в
Курдистане. Курдские феодалы, являвшиеся опорой
деспотической монархии Абдул Хамида, «встретили весть о
победе революции с нескрываемой враждебностью,
предчувствуя в скором времени конец своему своеволию»
[82, л. 118]. В своем донесении английский посол в Турции
Джералд Лоутер отмечал, что в то время, как народы
империи праздновали восстановление конститу-
8 Г, 3. Алчен
113
ции, курдские беи и ага открыто выражали свое недо-
вольство победой революции. «Ведь они хорошо знали,—
писал он,— что новый режим положит конец беззаконию и
анархии, при которых им легко было держать в
повиновении своих соплеменников и угнетать беззащитных
армян» [151, т. 5, стр. 253].
Что касается пассивного отношения народных масс
Курдистана к революционным событиям в Македонии, то
это объясняется как ограниченностью самой революции, так
и неорганизованностью и отсталостью этих масс. «Те
крупицы прогресса и демократии, которые принесла с собой
младотурецкая революция, почти не дошли до гор
Курдистана и никак не ощущались курдскими народными
массами» [308, стр. 142].
На следующий день после издания султанского ираде о
конституции послы иностранных держав, аккредитованные
в Стамбуле, нанесли визит великому везиру Саид-паше и
министру иностранных дел и от имени своих правительств
поздравили их с восстановлением конституции и созывом
парламента [448, стр. 160]. Однако за внешней
лояльностью, проявленной правительствами крупных
европейских стран, скрывалось стремление ввести в
заблуждение общественность как в Турции, так и в своих
странах.
Весть о победе младотурецкой революции вызвала
противоречивые комментарии в разных странах. «Мы знали
турка,— писал один иностранец,— с кальяном во рту,
флегматично наслаждающегося кейфом. Привыкли
слышать от него: „благодаря халифу все спокойно, все
счастливы". Мы знали, что турок проводит все дни в гареме
среди многочисленных жен, совершает „намаз", 5 раз в день
читает Коран...
Турка же с красным флагом в руках нам трудно было себе
представить, и когда он уже стоял перед нами во всей своей
реальности, мы все еще думали, что это курьез, шутка»
[341, стр. 117].
Следует отметить, что, в то время как прогрессивная печать
в странах Европы единодушно приветствовала турецкую
конституцию, реакционная пресса двурушничала,
«похлопывая по плечу „бунтовщика" Ниязи-бея и делая
„дружеские" выговоры в адрес Высокой Порты за
неповоротливость и непонимание духа времени» [769,
29.УП.1908].