Алеврас Н.Н., Гришина Н.В., Краснова Ю.В. (ред.) История и историки в пространстве национальной и мировой культуры XVIII-XXI веков

Подождите немного. Документ загружается.

131

Алеврас Н. Н. Диссертационный диспут...

о состоявшихся защитах диссертаций. Нередкими были и газетные публика-

ции, содержавшие анонсы и материалы (корреспонденции, отчеты, репортажи)

о диссертационных диспутах. Некоторые из них зачастую предлагали развер-

нутые описания состоявшихся диспутов, отражая восприятие этих научных со-

бытий в общественной среде. Можно заметить, что диспутанты – соискатели и

оппоненты – не только следили за подобными публикациями в прессе, но и за-

нимались их целенаправленным сбором. Об этом свидетельствуют известные

нам коллекции газет, газетных вырезок и выписок из прессы в личных фондах,

например, С. Ф. Платонова, А. С. Лаппо-Данилевского

. Любопытным в этом

контексте может рассматриваться факт фиксации А. С. Лаппо-Данилевским

на титуле корректуры своей диссертации перечня выявленных им публикаций

различного рода откликов в печати о его диссертации

. Подобные факты на-

учных биографий историков позволяют распознавать степень значимости для

современников появлявшихся свидетельств выражения интереса научной кор-

порации и общественности к их исследованиям и деятельности в системе дис-

сертационной культуры.

Именно в периодике научного или общественно-политического профиля в

большинстве случаев сосредоточены порой единственные свидетельства оче-

видцев о сценарно-содержательной стороне того или иного диссертационно-

го диспута. Ясно, что обращение историографа к сведениям журнальной пе-

риодики становится принципиально важным. Вместе с тем в общем объеме

подобного информационного комплекса периодических изданий преобладает

достаточно лаконичное изложение самого хода диспута. Гораздо чаще в них

публиковались тексты отзывов и рецензий официальных и неофициальных оп-

понентов. Они представляют значимую информацию для понимания содержа-

тельной части центрального – кульминационного – момента диспута, связан-

ного собственно с научной дискуссией.

Воспоминания, дневники и эпистолярий (опубликованный и неопубликован-

ный) бывших соискателей или очевидцев/участников диспута – еще один важ-

ный вид источников, позволяющий прибегнуть к историко-научному констру-

ированию этого события. Информативны в этом отношении эго-документы,

вышедшие из-под пера Г. В. Вернадского, Н. И. Кареева, А. А. Кизеветтера,

М. С. Корелина, П. Н. Милюкова, С. Ф. Платонова, Н. Н. Платоновой, А. Е. Пре-

снякова, В. И. Семевского и др.

Архивные материалы фондов университетов (в частности, так называемые

протоколы историко-филологических факультетов и советов университетов),

фиксирующие факт проведения диссертационного диспута, представлены, как

правило, номенклатурной документацией. Она позволяет оперировать мини-

мумом информации: установить его дату, название диссертации, состав оппо-

нентов и присутствовавших членов факультета

. Лишь в некоторых комплек-

сах подобного рода неопубликованных источников можно обнаружить тексты

оппонентских или рекомендательных отзывов от историко-филологических

факультетов на диссертации, а также переписку по поводу процедуры защит

132

Сотворение историка...

некоторых из них. Иногда это связано с возникавшей нестандартной ситуацией

– например, отрицательными отзывами, голосованием не в пользу соискателя

или скандальными историями, возникавшими в ходе предварительного обсуж-

дения или защит диссертаций

В большинстве же случаев, следуя нормативной традиции, как отмечал

еще Г. Г. Кричевский, рекомендательные отзывы от факультетов публикова-

лись в издаваемых протоколах советов университетов – например, в Санкт-

Петербургском университете или университетских научных изданиях – в

Московском университете. Вместе с тем личные фонды историков (например,

М. М. Богословского, В. И. Герье, И. М. Гревса, В. О. Ключевского, А. С. Лаппо-

Данилевского, С. Ф. Платонова, В. И. Семевского, А. И. Яковлева и др.) содер-

жат важнейшие документы по диспуту, представленные текстами отзывов, ре-

цензий, тезисов и речей на диспуте. Присутствие в личных фондах различных

вариантов отзывов (их современники нередко называли «отчетами») в виде на-

бросков, разных версий черновиков и завершенного их текста позволяют уло-

вить оттенки отношения их авторов к рецензируемым диссертациям и увидеть

иной раз скрываемую за окончательным – официальным – вариантом отзыва

более пеструю гамму оценок и восприятий диссертационного труда.

Сравнительный анализ текстов отзывов и рецензий разных экспертов по-

зволяет реконструировать не только факты совпадений или несовпадений их

оценок и мнений, но и различающиеся методологические подходы, целевые

установки и стилевые особенности нарратива, закладываемые через отзывы в

основу критического анализа диссертационной продукции. С этими явлениями

диссертационной культуры можно связывать формирование в российской науке

особого жанра – научной критики исследовательских текстов («возражений»,

как их нередко называли современники) – и укрепление традиций ведения на-

учных дискуссий в ходе диссертационных диспутов. Можно предполагать,

что опыт дискуссий на защитах диссертаций содействовал более интенсивной

перестройке процесса научного мышления историко-научного сообщества в

направлении формирования критического нарратива историописания и, как

следствие, содействовал формированию научной культуры эпохи модерна.

К моменту начала диспута тексты диссертации и сопровождающих ее

тезисов-«положений» были уже знакомы членам факультета и всем присут-

ствующим. Событию диспута непосредственно предшествовали также отзывы

рецензентов – одного-двух из членов факультета – и решение последнего о до-

пуске соискателя к защите. Данную разновидность отзыва не следует отождест-

влять с отзывами оппонентов. Они несколько различались по своему функцио-

нальному предназначению и целевым установкам, что накладывало отпечаток

на их содержание. Это, впрочем, не мешает отнести их к общей видовой группе

источников-отзывов. К ней примыкают также отзывы и рецензии на диссерта-

ции, появлявшиеся в периодике по частной инициативе отдельных ученых по-

сле диспута, а также в связи с экспертизой диссертаций на предмет присужде-

ния их авторам премий из различных именных и благотворительных фондов.

133

Алеврас Н. Н. Диссертационный диспут...

В рамках презентационной программы диссертации в ходе диспута новыми

его элементами из общего диссертационного комплекса выступали речь соиска-

теля, его диалог с аудиторией, задававшей вопросы, и упомянутые «возражения»,

то есть отзывы оппонентов. Отмеченный уже факт отсутствия традиции прото-

колирования хода диспута существенно затрудняет попытки реконструировать

такой важный его элемент, как устные вопросы присутствующих и ответы защи-

щающегося. В отличие от речей и отзывов оппонентов, диалог соискателя с ау-

диторией в печати фиксировался весьма редко

. Протокольные воспроизведения

диалога соискателя с присутствующими являлись исключениями. Например,

благодаря приватным записям протокольного типа, сделанным Е. В. Барсовым,

можно, например, получить представление о ходе дискуссии на магистерском

диспуте В. О. Ключевского

. Сам историк имел собственный опыт записи хода

одного из диспутов, проходившего в Московской духовной академии

Обратимся к одному из элементов диспута – «вступительной речи соиска-

теля». Речь диспутанта по традиции открывала презентацию диссертацион-

ного исследования. Но этот самый неформальный элемент диссертационной

культуры, по всей вероятности, имел и малую долю вероятности быть сохра-

ненным. Сравнительно редкие случаи обнаружения текстов диссертационных

речей либо в рукописях в составе личных архивных фондов историков, либо

опубликованных самими историками-диссертантами со специальной целью

могут, очевидно, свидетельствовать об осознании лишь отдельными историка-

ми значимости этих текстов для своей научной биографии.

Предварительный процесс поиска такого рода источников не позволяет пока

дать репрезентативную информацию о соотношении рукописных и опублико-

ванных текстов речей. В поле нашего зрения сейчас чуть более двух десятков

подобных произведений. В данной статье обратимся к некоторым из изданных

их текстов. Для понимания информативных возможностей и научной значимо-

сти речей диссертантов интересно выяснить основания для их публикаций.

В немногочисленных случаях, когда речь публиковалась сразу после дис-

пута, о непосредственных побудительных мотивах этого шага можно только

догадываться посредством обращения к контексту события-диспута. Про-

сматриваются и другие ситуации, когда авторы публиковали речи на диспуте

много позже их произнесения, например, при переиздании своих диссертаций,

иногда объясняя свою инициативу. Мемуарные признания историков, неред-

ко затрагивающие защиту диссертаций, дают дополнительные основания для

понимания современниками значимости этого «малого» научного жанра и по-

зволяют разобраться в мотивации публикации речей. Но, так или иначе, побу-

дительный мотив издания текста речи, произнесенной на диспуте, коренился

в потребности дать самооценку созданного диссертационного исследования,

что немаловажно для изучения и научной биографии историка, и психологии

творческой деятельности.

Примером первого случая могут рассматриваться речи В. И. Семевского и

А. С. Лаппо-Данилевского. Факт появления на страницах «Русской старины»

134

Сотворение историка...

речи В. И. Семевского, произнесенной им на магистерском диспуте 17 февраля

1882 г.

, становится понятным из общего контекста известных обстоятельств

защиты им диссертации в Московском университете и его общественно-

политических настроений. Речь историка напоминала полемический стиль его

программной статьи «Не пора ли написать историю крестьян в России», издан-

ной незадолго до защиты диссертации и приуроченной к 20-летней годовщине

отмены крепостного права («Русская мысль». 1881. № 2). Нарратив текста его

выступления соответствовал традициям политической публицистики: диспу-

тант призывал историков к изучению прошлого народной жизни с тем, чтобы

«указывать меры, нужные для подъема народного благосостояния». Надеял-

ся он и на то, что для этого «найдутся самоотверженные работники, готовые

положить свою жизнь на изучение прошлого народного быта»; им он желал

«полной свободы научного исследования»

. В последнем пожелании – явный

намек на пережитое им сопротивление историко-филологического факульте-

та Петербургского университета его попыткам защитить свой труд в стенах

родного университета. Стремление соискателя ученой степени использовать

«диссертационную трибуну» для выражения своей политической платформы

вполне очевидно.

Иной характер имела речь А. С. Лаппо-Данилевского, составившая боль-

шую часть опубликованной информации о самом его диспуте и появившаяся,

как и в случае с Семевским, вскоре после защиты. В отличие от него, текст

речи Лаппо-Данилевского всецело являлся выражением его научных интере-

сов и замыслов

. В переписке историков тех лет, связанной с событием дис-

пута Лаппо-Данилевского, отмечались некоторые его детали, включая и ха-

рактер речи диспутанта. Платонов, в частности, писал Милюкову, что диспут

ему показался «скучным и монотонным», хотя одновременно подчеркнул, что

«Саша Лаппо защищался остроумно», и его «книга мне очень нравится». В

то же время Платонов не преминул заметить, что речь диссертанта была не

совсем удачна: слишком затянута за счет изложения «предисловия»; намекал

он и на неумение молодого историка точно выражать свою мысль

. Эта тема

звучала и в его оппонентском отзыве. «Самый заметный недостаток книги г.

Л-Д-го – ее язык, недостаточно точный, особенно в тех случаях, когда автор

вращается в сфере отвлеченных понятий», – писал С. Ф. Платонов, составляя

его текст

. Многие присутствовавшие на диспуте, хотя и высоко оценили его

труд, но также отмечали в своих рецензиях особенности устной речи Лаппо-

Данилевского, не отличавшейся красноречием. Возможно, зная за собой этот

недостаток, историк целенаправленно подготовил полный текст выступления.

Но важнее заметить его стремление при помощи публикации диссертационной

речи закрепить ее как факт своих научных исканий. Это становится ясным, если

мы учтем, что и в тексте диссертации, и в речи на диспуте он подчеркивал си-

стему своего теоретико-методологического обоснования изучаемого предмета.

Эта тема составляет лейтмотив его выступления. Процитируем его начальную

часть, придавшую методологический характер всему его содержанию. «Всякая

135

Алеврас Н. Н. Диссертационный диспут...

сознательная, теоретическая деятельность должна быть вызвана известными

причинами и определенным методом стремиться к строго намеченной цели;

лишь при таких условиях она достигает более или менее устойчивых резуль-

татов, которые получают право гражданства в науке. Поэтому каждое науч-

ное сочинение можно рассматривать с двух точек зрения: методологической и

феноменологической [курсив А. С. Лаппо-Данилевского. – Н. А.]»

В этом же ключе продумана итоговая часть речи историка. Характеризуя

свой исследовательский подход, он говорил, что в его труде «изучаемые явления

представляются не неподвижно, а напротив, в их историческом движении, не

отвлеченною однообразною схемой, а в виде живой развивающейся ткани со-

отношений, определяемых местными условиями древнерусской жизни». Исто-

рик подчеркивал, что результаты примененных им методов изучения в виде

«динамической классификации исторических явлений» «вводят нас из обла-

сти методологии в сферу феноменологии нашего труда» [курсив А. С. Лаппо-

Данилевского. – Н. А.]

. Заметим, что газета «Новое время», освещая диспут

историка, писала о «блестящей речи» диссертанта, в которой он «указал на глав-

нейшую сторону своего труда и высказался о том, что практические и теорети-

ческие соображения» заставили его выбрать тему защищаемой диссертации

С полным основанием можно говорить, что теоретико-методологические

мотивы и обоснования научных подходов в выступлениях соискателей на дис-

путах являлись в то время редким исключением. Поэтому речь А. С. Лаппо-

Данилевского можно считать новаторской. Она является существенным штри-

хом, дополняющим его облик как ученого-модерниста, а также о наметивших-

ся тенденциях формирования методологического угла зрения на предмет дис-

сертационных исследований.

Примером несколько иной мотивации публикации речи может служить си-

туация с изданием С. Ф. Платоновым в 1913 г. своего выступления на магистер-

ском диспуте, состоявшемся в 1888 г.

Его позиция просматривается в резю-

мирующей приписке к публикации. Кроме того, он вернется к сюжету своего

магистерского диспута позднее – в Автобиографической записке (1928). Важно

подчеркнуть, определяя смысл его выступления на диспуте, что в процессе ис-

следовательской работы Платонов выработал свой источниковедческий подход,

нацелив внимание на «изучение памятника в его целом». В публикации речи

он так излагал свою позицию: «…у меня ясно выросло сознание, что работать

над текстами правильно я только могу тогда, когда весь, и печатный и рукопис-

ный, материал будет в моем распоряжении, когда я изучу весь без исключения

материал не в виде отдельных известий, а в виде отдельных произведений»

Следовательно, не только собрать все источники, но и представить каждый из

них как целостный памятник, историко-литературный феномен и историко-

культурный факт – вот в чем состояла оригинальность и новизна источнико-

ведческого замысла историка.

Самооценка магистерской диссертации до конца жизни оставалась у

С. Ф. Платонова высокой. В Автобиографической записке он особо подчеркнул

136

Сотворение историка...

не только «благосклонность» ученой критики к диссертации и к источниковед-

ческим занятиям автора, но и значение открытого им комплекса памятников

для изучения «литературной письменности» Московского государства первой

половины XVII в. Для него особо значимым в этом отношении явился устный

отзыв В. И. Ламанского, отметившего, что диссертация Платонова «заполняет

существенный пробел» в литературе первой половины этого столетия, кото-

рый долгое время рассматривался историками литературы как «бесплодный

промежуток». С удовлетворением С. Ф. Платонов отмечал факт востребован-

ности его книги: «Она скоро стала библиографической редкостью и потребо-

вала второго издания – результат редкий для ученой диссертации в ту эпоху

в России»

. Вместе с тем авторская рефлексия 1913 г. по поводу диссерта-

ционной речи имела и другой – самокритичный – оттенок. С. Ф. Платонов,

публикуя ее, признавался, что «слова» речи можно рассматривать как «позд-

нее доказательство» имеющихся в его труде недостатков, на которые обратила

внимание и «ученая критика», в частности, В. О. Ключевский и В. С. Икон-

ников

. Следовательно, в период публикации С. Ф. Платоновым речи на ма-

гистерском диспуте преобладала позиция историка, переосмыслявшего свою

творческую работу, поздняя же рефлексия конца 1920-х гг. возвращает нас к

более оптимистическим самооценкам, сходным с самоощущениями на этот

счет в момент защиты

Институт оппонирования в российской диссертационной системе склады-

вался постепенно с начала XIX в., а во второй его половине приобрел устойчи-

вую нормативную базу

, закрепленную традициями научного быта корпорации

ученых-историков. Нас будет в большей мере интересовать научная традиция

оппонирования и такие артефакты этой процедуры, как отзывы оппонентов.

В рамках работы над задуманным проектом по диссертационной культуре

планируется исследовать довольно представительный корпус источников этого

вида, сделав их объектом историографического анализа. В данном случае огра-

ничимся их самой общей характеристикой и, используя избирательный подход,

представим аналитические наблюдения по поводу сюжетных линий отдель-

ных диспутов.

Роль оппонентов и значение их отзывов воспринимались соискателями как

значимый факт их научной биографии: от них зависела оценка общественно-

стью и самого диспута, и научных заслуг диссертанта. Характерно в этом от-

ношении одно из описаний в «Историческом вестнике» магистерского диспута

С. Ф. Платонова

. В анонимной заметке с горечью сообщалось, что «диспут,

обещавший быть живым и занимательным по теме диссертации <…> оказал-

ся чрезвычайно скучным и бессодержательным»

. Причина неожиданной для

корреспондента ситуации виделась им в позиции оппонентов и характере их

возражений. Прежде всего, он сделал укор в адрес историко-филологического

факультета по поводу статуса одного из назначенных оппонентов, не являвше-

гося профессором (имелся в виду приват-доцент И. А. Шляпкин, выступавший

в роли второго оппонента)

137

Алеврас Н. Н. Диссертационный диспут...

«Назначение приват-доцента официальным оппонентом свидетельствует

уже о значительной скудости сил факультета и заставляет невольно вспомнить

о добром старом времени, когда сил в филологическом факультете было доста-

точно для любого диспута и факультету не приходилось прибегать к помощи

приват-доцентов», – сетовал автор заметки. Более того, журнального критика

не устраивал характер возражений не только второго, но и первого оппонента –

профессора Е. Е. Замысловского. Выступления обоих экспертов им были при-

знаны слабыми: соискатель оказался сильнее в своих доводах и аргументах,

что разочаровало очевидца события. Диспут не выполнил своей функции по ли-

нии демонстрации убедительности позиции «возражателей». В результате, кон-

статировал корреспондент, диссертант остался в уверенности о «безукоризнен-

ности» защищаемого труда, но большинство публики, продолжал уверять он,

убедилось только в «бедности» сил историко-филологического факультета

Нельзя не заметить при этом, что на рубеже XIX–XX вв. институт оппо-

нирования стал вызывать серьезную критику научной общественности, что

выразительно проявилось в связи с дискуссией, вызванной докторским дис-

путом Н. Д. Чечулина

. Как справедливо заметил Е. А. Иванов, случай с Чечу-

линым (имеется в виду снисходительность оппонентов и факультета к содер-

жанию диссертации) можно рассматривать как «свидетельство корпоративной

поруки»

Подступая к изучению оппонентских отзывов как явления научной культу-

ры, небезынтересно уловить складывающуюся модель текста этого жанра на-

учной критики и персональный стиль оппонентов. В той или иной мере во вто-

рой половине XIX в. в качестве критериев оценки диссертаций выдвигались,

прежде всего, требования соответствия их содержания сложившимся тради-

циям источниковедческого анализа, историографическому контексту, а также

логике исторического мышления, выраженной в структуре работы. Характер

требовательности и степень критичности отзывов оппонентов, конечно, были

различными. В современной историографии сложилось убеждение о «жест-

ком» и даже «бесцеремонном» тоне многих выступлений оппонентов

. Поэто-

му представляет интерес обращение к сравнению позиций различных истори-

ков, выступающих в этой роли.

Обратимся к уже используемым примерам деятельности С. Ф. Платонова и

А. С. Лаппо-Данилевского в пространстве диссертационной культуры. Истори-

ки не раз являлись оппонентами вскоре после защит своих диссертаций. В част-

ности, интересен случай одновременного их оппонирования на магистерском

диспуте С. М. Середонина, ровесника и сокурсника С. Ф. Платонова. Диссер-

тация С. М. Середонина

в современной историографии воспринимается как

сочинение, сложившееся в контексте формирования нового научного жанра в

опыте русских историков – «видового источниковедческого исследования»

Диссертация историка была представлена в факультет на рассмотрение осе-

нью 1890 г. В своем дневнике Н. Н. Платонова 3 октября 1890 г. зафиксировала

факт передачи С. Ф. Платонову рукописи этой работы для ознакомления с тем,

138

Сотворение историка...

чтобы факультет мог решить вопрос «стоит ли ее печатать»

. В фонде историка

материалы, связанные с подготовкой им отзыва на диссертацию Середонина,

составляют довольно большое по объему дело, не характерное для рукописей

историка подобного типа

. По свидетельству Н. Н. Платоновой, отзыв/отчет о

диссертации Середонина Платонов зачитал в факультете в конце января 1892 г.,

защита была назначена и состоялась 2 февраля 1892 г.

Рукопись оппонентско-

го отзыва А. С. Лаппо-Данилевского

не датирована, но, очевидно, писалась

после появления отзыва С. Ф. Платонова: Лаппо-Данилевский, фактически,

пренебрег описанием достоинств диссертации, сославшись на характеристику

этих качеств в отзыве первого оппонента.

Состав материалов в фонде С. Ф. Платонова о диссертации Середонина мо-

жет свидетельствовать, что он не остался равнодушным к его исследованию.

Довольно объемный текст предварительных набросков к отзыву с обширными

сносками и расширенными рассуждениями по теме диссертации Середонина,

выходящими в область историографии проблемы и источниковедения

, позво-

ляют считать, что Середонин «задел» Платонова близостью понимания под-

хода к изучению источников «самих в себе», как он выразился. В этих словах

Платонова видна та линия, которая отстаивалась историком при защите своей

магистерской диссертации. Поэтому его отзыв

носил в целом благожелатель-

ный характер, а замечания были представлены в мягкой форме. Основа бла-

гожелательности и понимания, несомненно, вытекала также из характера их

дружеских отношений, принадлежности к одной социокультурной и научной

среде. Основные замечания С. Ф. Платонова были нацелены на корректировку

источниковедческой позиции соискателя: по мнению оппонента, автор диссер-

тации не всегда учитывал специфику положения иностранца в чужой стране

и особенности того ракурса, который задавался им при взгляде на иную куль-

туру. Поэтому, поправляя диссертанта, Платонов заметил, что «следует удив-

ляться не тому, что он [Д. Флетчер – Н. А.] многое перепутал, а тому, что он

обо многом, даже самом интимном в московской жизни, получил возможность

говорить»

. Ясно, конечно, что за «мягкостью» возражений С. Ф. Платонова в

его лице просматривается образ опытного и заинтересованного профессиона-

ла, но и несколько снисходительного ученого-оппонента.

Отзыв А. С. Лаппо-Данилевского имел иной характер. Заметим попутно,

что обычно в делах, отражающих работу историка над отзывами, в его фонде

обнаруживается объемный материал, включающий обширные выписки из дис-

сертаций и черновые наброски к текстам выступления оппонента

. В данном

же случае небольшое архивное дело содержит лишь черновой текст отзыва,

не датированный автором. Замечания и претензии к качеству выполненной

диссертации занимают основную его часть. Можно предполагать, что сугубо

строгое и даже жесткое отношение к диссертации и фигуре диссертанта свя-

зано с начинавшимся процессом охлаждения отношений между Платоновым и

Лаппо-Данилевским

. Вероятно, С. М. Середонин, находившийся в поле при-

тяжения «Кружка русских историков», для А. С. Лаппо-Данилевского, начав-

139

Алеврас Н. Н. Диссертационный диспут...

шего движение в направлении поиска новых методологических ориентиров,

являлся ученым иной научной культуры.

Критике оппонента были подвергнуты и выбор темы, признанный неудачным

в силу «многообразия затрагиваемых Флетчером вопросов», и, как следствие,

поверхностность изложения, и незнание целого ряда источников, сведения из

которых можно было использовать для сравнения с «показаниями Флетчера».

Упрекает он соискателя и в неглубоком усвоении современной историографии,

касающейся затрагиваемых им проблем и некритичном использовании без

предварительной проверки фактических данных из ряда исследований. Мимо

внимания Лаппо-Данилевского не могли, конечно, пройти страницы диссер-

тации, на которых автор излагал характеристику такого «капитального» во-

проса, как «состояние нашего хозяйства в XVI веке». Особенной критике он

подверг попытки Середонина сформулировать, без достаточного обоснования,

«новую теорию о происхождении четвертей» – спорного вопроса, который со-

ставил одно из важных мест в его собственной диссертации. Оппонент пришел

к выводу, что источниковые свидетельства, на которые опирался соискатель,

не убедительны. Это, считал он, доказывает, что диссертанту «еще слишком

рано строить новую теорию четвертей <…>, таковая теория еще слишком мало

обоснована для того, чтобы войти в научный обиход». Совершенно неудачной

он признал и основанную на «случайных» источниках попытку Середонина

представить «наш бюджет XVI века». Критиковал А. С. Лаппо-Данилевский и

«язык» диссертации, «который не всегда отличается желательною точностью,

не всегда стоит на уровне современных требований научной, юридической

терминологии»

Далекий от какой-либо снисходительности в вопросах критики научного

исследования, А. С. Лаппо-Данилевский в свойственной ему манере пытался,

прежде всего, уловить методологическую основу, системность в выборе и обо-

сновании принципов рецензируемого исследования. Структура диссертации

казалась ему схематичной, искусственной, поскольку ее автор, на его взгляд,

отталкивался не от изучаемых процессов, а от учебной практики – «рубрик,

какие встречаются в курсах государственного права». Вследствие этого – «че-

резмерно искусственная схематизация лишает жизни сочинение г. Середони-

на», – резюмировал оппонент

. В какой-то мере он разделял замечание Плато-

нова, когда подчеркивал особенности восприятия диссертантом свидетельств

Флетчера: «Г. Середонин не только указывает ошибки Флетчера, он старается

исправить его неверные суждения, заменить их более правильными»

. Под-

водя итоги своей критики, историк констатировал «двойственность в методе

изучения неверно поставленной темы». А. С. Лаппо-Данилевский считал, что

С. М. Середонину не удалось развести задачи конкретно-исторического и ис-

точниковедческого исследования. Поэтому он заключил: «В самом деле, писать

о сочинении Джильса Флетчера по внутреннему быту Московского государ-

ства XVI века или о внутреннем быте Московского государства по сочинению

Джильса Флетчера – две вещи разные. Автор слил их воедино; не мудрено поэ-

140

Сотворение историка...

тому, что из этого сплава ему не удалось выковать логически последовательной

и стройной цепи рассуждений»

Различающиеся оценки диссертации С. М. Середонина со стороны оппо-

нентов с очевидностью демонстрируют увеличивавшуюся дистанцию между

методологическими принципами двух известных историков, ищущих в тот пе-

риод своего места в науке и уже осознававших актуальность формирования

своего схоларного опыта. Определенным свидетельством этого расхождения

может служить и дневниковая запись Н. Н. Платоновой о диспуте Середони-

на

и выступлении на нем А. С. Лаппо-Данилевского в качестве второго оппо-

нента. Она подчеркнула, что диспут затянулся из-за его продолжительного вы-

ступления, длившегося 1 час 40 мин.

: «Возражения Л[а]п[по]-Дан[илевско]го

всех утомили: они касались, главным образом того, чего в книге С.[ергея] Мих.

[айловича] нет, но что, по мнению Л[а]п[по]-Дан[илевско]го, должно бы было

в ней быть», – не без иронии передавала свои впечатления Н. Н. Платонова.

Очевидно, под напором критики С. М. Середонин чувствовал себя неуютно. С

сочувствием Н. Н. Платонова замечает, что он «держался слишком скромно и

неуверенно». Не преминула она отметить и мнение о диспуте, высказанное на-

вестившими Платоновых на следующий день после диспута «курсистками»

Оно оказалось связанным исключительно с оценкой характера оппонирования

Лаппо-Данилевского. «С диспута они вынесли такое впечатление, что Л[а]

п[по]-Дан[илевский] – человек с больным самолюбием», – записала супруга

С. Ф. Платонова

Реакция диссертантов на критику оппонентов также представляет самосто-

ятельный интерес для историографа, хотя и редко удовлетворяемый источни-

ками. Ограничимся одним, можно сказать, курьезным сюжетом из цитирован-

ного уже дневника Н. Н. Платоновой. В одной из записей (от 10 окт. 1891 г.)

она обыграла посещение Н. Д. Чечулиным дома Платоновых, состоявшееся

примерно через полтора года после защиты его магистерской диссертации

Во время обеда вспоминали о прошедшем диспуте, на котором роль второго

оппонента была отведена С. Ф. Платонову.

С. Ф. Платонов в диссертации Н. Д. Чечулина обнаружил важный «мето-

дологический» недостаток, который сказался в «отсутствии ясно и правильно

поставленной темы». По мнению оппонента, диссертант, ограничившись од-

ним видом источников – писцовыми книгами, – не изучил города с «культурно-

экономической точки зрения» и «не представил полного очерка жизни торгово-

промышленных общин»

Через довольно длительный интервал, отделявший эти два события, Н. Д. Че-

чулин, явно не в дипломатичной форме, но, видимо, искренне и откровенно

признался, по свидетельству Н. Н. Платоновой, что «некоторые из его родных

и знакомых до сих пор в претензии на С. Ф. [Платонова] за возражения <…> на

диспуте». Их мнение о том, что «эти возражения были чрезвычайно мелочны

и придирчивы», подчеркнула она, он вполне разделял, полагая, что «ко всякой

книге, как бы она хороша ни была, можно предъявить подобные возражения,