Алеврас Н.Н., Гришина Н.В., Краснова Ю.В. (ред.) История и историки в пространстве национальной и мировой культуры XVIII-XXI веков

Подождите немного. Документ загружается.

161

Скворцов А. М. М. С. Куторга: становление учёного-антиковеда

ко ценил. Выводы, полученные соискателем, имели принципиальное значение.

Ими он обрисовал контуры для следующих исследований, определив смыс-

ловое содержание последующей эпохи. Именно в завоевании одного народа

другим диссертант видел истоки дальнейших социально-политических кон-

фликтов в Афинах – демократической и аристократической группировок в ар-

хаический период. Усилившийся демос борется за свои права с эвпатридами.

Данная проблема станет основной как в последующих исследованиях самого

М. С. Куторги, так и в работах его учеников.

Защита диссертации молодого учёного (а М. С. Куторге тогда не исполни-

лось и 29 лет) прошла блестяще: «из защищаемой им почвы он не уступил

<…> ни одной пяди»

. Соискатель держался стойко, несмотря на огромное

количество слушателей, что было редкостью для того времени, и принципи-

альные возражения оппонентов – ординарных профессоров Н. Г. Устрялова и

П. И. Калмыкова. Защита проходила одновременно на 3-х языках – русском,

латинском, немецком, что не было препятствием для М. С. Куторги, так как

на них он изъяснялся свободно. Многие современники запомнили эту защиту

как образцовую. Один из них – Г. С. Дестунис – писал: «… Такую блистатель-

ную оборону диссертации, основанную на глубоко обдуманном взгляде, под-

креплённую подлинными словами источников, редко приходилось слышать в

течение почти полувека»

. Поэтому Совет Петербургского университета еди-

ногласно счёл М. С. Куторгу достойным степени доктора философии

Исследование русского антиковеда было высоко оценено в научном мире.

Анонимный рецензент в журнале «Современник» отмечал, что труд М. С. Кутор-

ги «достоин особого внимания, он вносит в науку новые и отчётливые понятия»

Анализируемый труд, по его мнению, имеет значение не только для науки об ан-

тичности, но и в целом – для исторической науки, поскольку прежде исследова-

тели древнейший период в истории называли баснословным и не принимали все-

рьёз мифологическую традицию

. М. С. Куторга же доказал, что и древнейшие

предания можно и нужно использовать в качестве исторического источника.

Исследованием М. С. Куторги заинтересовались не только в России, но и за

рубежом, в европейских научных центрах. В 1839 г. его учёное сочинение было

переведено на французский язык и издано в Париже

. Благодаря этому с ним

могло ознакомиться большее количество зарубежных учёных. Идеи М. С. Ку-

торги вызвали одобрение большей части европейских антиковедов. На его труд

ссылались в своих исследованиях А. Бёк, К. Ф. Герман, Э. В. Г. Ваксмут

. Один

из весьма критически настроенных к современным ему научным изданиям не-

мец Х. А. Лобек даже восхищался трудом русского антиковеда. Признав его

диссертацию добротным сочинением, он высказал мнение, что подобные ему

не всегда встречались даже в Германии

Итак, в становлении М. С. Куторги как учёного можно выделить несколь-

ко стадий: обучение в Петербургском университете, Профессорском институ-

те в Дерпте, заграничная стажировка, защита докторской диссертации. Важно

отметить, что как исследователь он сформировался именно в России, поезд-

162

Сотворение историка...

ка в Европу только завершила этот процесс. Не случайно он сумел отметить

не только достоинства, но и определённые недостатки европейской системы

образования и отдельных профессоров. В этом выразилось восприятие иной

научной культуры со стороны оригинальной, независимой и самостоятельно

мыслящей творческой личности. Именно этих качеств М. С. Куторга потом и

требовал от всех своих учеников.

На момент конца 30-х гг. XIX в. М. С. Куторгу можно охарактеризовать как

состоявшегося самостоятельного учёного. Он защитил к тому времени уже 2

диссертации и имел свою стройную концепцию происхождения государства у

греков. С его трудом были знакомы и даже делали положительные отзывы не

только в России, но и в Европе, что для русского учёного было честью. А для

отечественной науки того периода это было настоящей редкостью.

Именно с М. С. Куторги начинается этап признания мировой научной обще-

ственностью того факта, что в его лице антиковедение России становится на

один уровень с европейской наукой.

Примечания

Константинова А. Д. : 1) Жизнь и научная деятельность М. С. Куторги // Вопросы

историографии всеобщей истории. Вып. 2. Казань, 1964. С. 80–122; 2) М. С. Куторга

как историк античности : дис. … канд. ист. наук. Казань, 1966. С. 48–120.

Мадиссон Ю. К. Молодой Куторга (к вопросу о возникновении русской исторической

науки об античности) // Учен. зап. Тартус. ун-та. Тр. ист.-филол. фак. Таллин, 1956.

Вып. 43. С. 3–37.

Фролов Э. Д. Русская наука об античности : историографические очерки. СПб., 1999.

С. 161–174.

Кудрявцева Т. В. Куторга М. С. и петербургская историческая школа. О преподава-

нии истории в Петербургском университете в 20-е – начале 30-х гг. XIX в. // Россия в

контексте мировой истории : сб. ст. в память Ю. В. Егорова / отв. ред. А. А. Фурсенко.

СПб., 2002. С. 408–430.

ОР РНБ. Ф. 410. Ед. хр. 1. Л. 1.

Биографические сведения [о С. С. Куторге], составленные братом М. Куторгой // ПФА

РАН. Ф. 766. Оп. 1. Ед. хр. 48. Л. 1.

Куторга М. С. Выписка из Синодика, то есть поминальной книги Мстиславского Тупи-

ческого монастыря о поминовении Куторгов // ОР РНБ. Ф. 410. Ед. хр. 3. Л. 2–3; Письмо

И. Я. Куторги М. С. Куторге от 2 октября 1848 г. // ОР РНБ. Ф. 410. Ед. хр. 6. Л. 1.

Корнилович Э. Мудрая птица из мстиславского гнезда. URL : http://belarus.russiare-

gionpress.ru/archives/25539.

Формулярный список М. С. Куторги // РГИА. Ф. 733. Оп. 225. Д. 255. Л. 16.

ПФА РАН. Ф. 766. Оп. 1. Ед. хр. 48. Л. 1.

Мадиссон Ю. К. Указ. соч. С. 8.

Биографические сведения [о С. С. Куторге], составленные братом М. Куторгой //

ПФА РАН. Ф. 766. Оп. 1. Ед. хр. № 48. Л. 1.

С. С. Куторга известен как крупный зоолог, профессор Петербургского университета.

Письмо М. С. Куторги С. С. Куторге от 13 мая 1861 г. // ОР РНБ. Ф. 410. Ед. хр. 86.

Л. 1 об.

163

Скворцов А. М. М. С. Куторга: становление учёного-антиковеда

Константинова А. Д. Жизнь и научная деятельность… С. 80.

См.: Григорьев В. В. Санкт-Петербургский университет в течение первых пятидеся-

ти лет его существования. СПб., 1870. С. 67–68; Фролов Э. Д. Указ. соч. С. 143–149;

Кудрявцева Т. В. Указ. соч. С. 409–412 и др.

Григорьев В. В. Указ. соч. С. 67.

Там же. С. 67–68.

Фролов Э. Д. Указ. соч. С. 149.

По крайней мере, оценки, которые он получил при поступлении в Профессорский

институт в Дерпте, довольно высокими: всеобщая история – «очень хорошо»; немец-

кий, французский языки – «хорошо»; латинский язык – «изрядно»; российская исто-

рия – «посредственно». См.: Санкт-Петербургский университет в первое столетие его

деятельности. 1819–1919 гг. Материалы по истории С.-Петербургского университета /

под ред. С. В. Рождественского. Пг., 1919. Т. 1. С. 485.

Куторга М. С. Записка о преподавании всеобщей истории в течение всего 25-летия су-

ществования Петербургского университета // ОР РНБ. Ф. 608. Оп. 1. Ед. хр. 2186. Л. 2.

Там же. Л. 2 об.

ПФА РАН. Ф. 766. Оп. 1. Ед. хр. 48. Л. 2 об.

Петухов Е. В. Императорский Юрьевский, бывший Дерптский университет за 100

лет его существования (1802–1902). Юрьев, 1902. Т. 1. С. 486.

Константинова А. Д. М. С. Куторга как историк античности. С. 51.

Kruze F. K. H. Hellas, oder geographischе-antiquarische Darstellung des alten Griechen-

landes und seiner Colonien. Leipzig, 1825–1827. Bd. I–II.

Мадиссон Ю. К. Указ. соч. С. 13.

В архивах данный научный труд, к сожалению, не сохранился.

Мадиссон Ю. К. Указ. соч. С. 17–18.

Там же. С. 19.

Во второй половине 1830 г. среди особо отличившихся были Н. И. Пирогов и М. С. Ку-

торга. См.: Константинова А. Д. М. С. Куторга как историк античности. С. 55.

Мадиссон Ю. К. Указ. соч. С. 16.

Петухов Е. В. Указ. соч. С. 494.

РГИА. Ф. 733. Оп. 56. Д. 668. Л. 1.

Куторга М. С. Собр. соч. СПб., 1896. Т. II. С. 1.

Впрочем, и сегодня некоторые учёные считают, что древнегреческие филы были

не племенами, а образованиями, которые близки к древнеиндийским варнам: Надь Г.

Греческая мифология и поэтика. М., 2002. С. 356 и след.; Бенвенист Э. Словарь индо-

европейских социальных терминов. М., 1995. С. 193 и след.

См. записку В. В. Бауера о М. С. Куторге: Григорьев В. В. Указ. соч. С. 214.

Мадиссон Ю. К. Указ. соч. С. 27–28; Константинова А. Д. М. С. Куторга как историк

античности. С. 59–60; Кудрявцева Т. В. Указ. соч. С. 416.

Kutorga М. De antiquissimis tribubus Atticis earumque cum regni partibus nexu. Disser-

tatio inauguralis historica, quam ad gradum philosophiae magistri in universitate caesarea

Dorpatensi obtinendum. Dorpati Livinorum, MDCCCXXXII. P. 23, 48.

Ibid. P. 48.

Мадиссон Ю. К. Указ. соч. С. 28.

Возникновение германского антиковедения XVIII – первая половина XIX в. / науч.

ред. и сост. В. Д. Жигунин. Казань, 1991. С. 41.

164

Сотворение историка...

См., напр.: Фролов Э. Д. Указ. соч. Гл. II; Андреев А. Ю. Русские студенты в немец-

ких университетах XVIII – первой половины XIX в. М., 2005.

Мадиссон Ю. К. Указ. соч. С. 22.

Там же. С. 23.

Там же. С. 22.

Письмо М. С. Куторге С. С. Куторге от 8 июня 1833 г. из Берлина // ОР РНБ. Ф. 410.

Ед. хр. № 90. Л. 1.

Заграничная стажировка предполагалось по плану для выпускников Профессорско-

го института.

РГИА. Ф. 733. Оп. 56. Д. 675. Л. 83.

Константинова А. Д. М. С. Куторга как историк античности. С. 61.

Дело о возвращении воспитанникам Профессорского института Куторге и Печорину

издержанных ими денег во время путешествия по Германии и Италии // РГИА. Ф. 733.

Оп. 56. Д. 684. Л. 3.

РГИА. Ф. 733. Оп. 56. Д. 675. Л. 84.

Подробнее об оценках, данных русскими историками XIX в. Л. Ранке см.: Мяг-

ков Г. П. «Нестор немецкой историографии» или «камердинер истории»? Историки

России в спорах о Л. Ранке // Диалог со временем : альм. интеллектуал. истории. М.,

2001. Вып. 6. С. 40–79.

Дело о дозволении находящемуся в Берлине воспитаннику Профессорского инсти-

тута Куторге возвратиться в Санкт-Петербург // РГИА. Ф. 733. Оп. 56. Д. 685. Л. 2.

Там же. Л. 4–4 об.

В частности, об этом он сообщает в предисловии к своей монографии: Куторга М. С.

Политическое устройство германцев до шестого столетия. СПб., 1837. С. 2.

Куторга М. С. Политическое устройство германцев до шестого столетия. СПб., 1837.

С. 54.

Там же. С. 81.

Очерки истории исторической науки / под ред. М. Н. Тихомирова. М., 1955. Т. 1.

С. 482.

См. критику этой концепции: Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собствен-

ности и государства. М., 1952. С. 103–104.

Куторга М. С. Колена и сословия аттические. СПб., 1838. С. 57.

Там же. С. 90.

Дестунис Г. С. Михаил Семёнович Куторга : воспоминания и очерки // ЖМНП. 1886.

Ч. 246, № 7. С. 5.

РГИА. Ф. 733. Оп. 30. Д. 290. Л. 53.

[Рец.] «Колена и сословия аттические» // Современник. 1838. Т. XI. С. 39.

Там же. С. 49.

Koutorga M. Essai sur l’Organization de la tribu dans l’antiquite. P., 1839.

См.: Стасюлевич М. [Рец. на труды М. С. Куторги:] «О древнейших коленах атти-

ческих и их связи с областным делением Аттики». Дерпт, 1832 и дополнение к объ-

яснению четырёх древнейших аттических колен. СПб., 1850 // Москвитянин. 1851.

Февраль. № 3, кн. 1. С. 536.

Письмо П. И. Прейса М. С. Куторге от 14 января 1840 г. // Письма П. И. Прейса

М. С. Куторге, И. И. Срезневскому, П. О. Шафарику, Куршату и др. Материалы к исто-

рии славяноведения. СПб., 1892. С. 24.

165

Свешников А. В. Социальный статус и поведенческие стратегии...

А. В. Свешников

(Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского,

г. Омск)

СОЦИАЛЬНЫЙ СТАТУС И ПОВЕДЕНЧЕСКИЕ СТРАТЕГИИ

«ДОРЕВОЛЮЦИОННЫХ АСПИРАНТОВ-ИСТОРИКОВ»

Основным фактором, обеспечивающим определенную динамику и социаль-

ную мобильность профессионального сообщества университетских препода-

вателей, был институт подготовки новых кадров, реализуемый через системы

оставления выпускников университета при кафедрах «для приготовления к

профессорскому званию». В современной исследовательской литературе дан

достаточно полный общий анализ институционально-правового и социально-

политического аспекта этой системы

. Однако при этом определенным обра-

зом вытекающие из социального статуса или по крайней мере связанные с ним

стратегии поведения «оставленных при кафедре» оставались на периферии

внимания исследователей.

Нормативной основой, регулирующей положение оставленных при кафе-

дре, был университетский Устав 1884 г., действовавший, фактически, до фев-

раля 1917 г. Хотя при этом Министерство народного просвещения регулярно

корректировало и детализировало свои требования различными циркулярами,

инструкциями и прочими нормативными актами. В этом отношении следует

выделить циркуляр Министерства народного просвещения от 21 мая 1884 г.

«О порядке оставления молодых людей при университетах и командирования

за границу с целью приготовления их к профессорскому званию»

. Формально

основной причиной для «ужесточения» требований к «оставленным при кафе-

дре» было низкое количество защит и, соответственно, большее количество

остающихся вакантными кафедр в университетах.

Само «оставление при университете» выглядело следующим образом. Со-

гласно университетскому уставу, при кафедре мог был оставлен студент, полу-

чивший диплом 1-й степени по собственному заявлению и рекомендации про-

фессора этого университета, согласного осуществлять научное руководство

Заявление либо подавалось в Совет, либо писалось на имя ректора, либо соис-

166

Сотворение историка...

катель обращался непосредственно в Министерство. К заявлению должен был

прилагаться целый ряд документов

. Заявление и рекомендация рассматрива-

лись на собрании факультета и в Совете университета. В середине 1930-х гг.

С. А. Жебелев вспоминал: «Как происходило, прежде всего, оставление при

университете? Если у профессора оказывался во время прохождения студен-

том университетского курса молодой человек, подающий надежды на то, что из

него может (но не обязательно) выработаться ученый, если этот молодой чело-

век прилично (не обязательно отлично) сдал все экзамены (выпускные) и если

он, в особенности, представил хорошую диссертацию на звание “кандидата”

профессор предлагал такого молодого человека к оставлению в университете

<…> Мотивированное предложение об этом делалось в заседании факультета,

а в следующем заседании факультета предложенный к оставлению подвергал-

ся баллотировке (закрытой) со стороны всех присутствующих членов факуль-

тета. Если он получал большинство голосов, то он и считался оставленным при

университете»

Статистический анализ показывает, что в среднем каждый профессор-

историк рекомендовал каждый год по 1–2 человека. Бывали исключения, но

они как экстраординарный случай и воспринимались

. В большинстве случаев

Совет поддерживал предложение профессора. Единственным камнем прет-

кновения на этом этапе был вопрос о финансах, т. е. назначении и выплате

соискателю стипендии. Стипендия выплачивалась из средств, выделенных

университету Министерством народного просвещения. Размер этой суммы и

структура распределения стипендии не были четко определены и каждый год

изменялись. На недостаточность этой суммы неоднократно указывали совре-

менники как на основную причину нехватки профессиональных кадров в сфере

высшего образования. В 1870–1900-е гг. «профессорская стипендия» для лиц,

готовившихся к профессорскому при российских университетах, составляла

600 р. в год (для сравнения ординарный профессор получал 3000 р., а лектор

по иностранным языкам – 1000), а с 1911 г. она была увеличена до 1200 р. в

год (отправленные за границу получали соответственно 1200 и 2000 р.)

. Спо-

ры по вопросу о назначении стипендии были, порой, весьма острыми и даже

скандальными

. Но при этом регулярно находилось большое количество со-

искателей, готовых остаться в университете без получения «государственного

содержания». Так, в 1902 г. стипендию получали менее 50 % оставленных при

столичном университете из 218 человек, в 1915 менее 57 % из 245

. Однако и

в этом случае у университета были различные возможности материально под-

держать соискателя. По словам того же С. А. Жебелева, «…факультеты были

скорее щедры, чем скупы в вопросах об оставлении при университете <…>

Всякого мало-мальски подающего надежды на то, что из него выработается

ученый, оставляли при университете»

Решение Совета университета рассматривалось и утверждалось по Уставу

1884 г. Попечителем учебного округа, который при наложении своей визы в

первую очередь учитывал политическую благонадежность соискателя

. Затем

167

Свешников А. В. Социальный статус и поведенческие стратегии...

кандидатура уже чисто формально рассматривалась и утверждалась в Мини-

стерстве народного просвещения. После выхода приказа, подписанного непо-

средственно министром, соискатель получал официальный статус.

Заинтересованные современники оценивали саму систему подбора канди-

датур для «оставления при кафедре» достаточно скептически, считая, что, та-

ким образом, в число оставленных попадают не самые сильные студенты, а

«случайные люди». «Главное значение имеет рекомендация профессора; фа-

культет часто совершенно не знает оставляемого.

Остаются ли при таком порядке лица действительно достойные и выдаю-

щиеся по своим способностям и прилежанию? Далеко не всегда. <…> Неуди-

вительно, что при описанных нами условиях оставления при университете для

приготовления к профессорскому званию, очень немногие из оставленных по-

свящают себя впоследствии ученой карьере и пополняют ряды университет-

ских преподавателей; большинство покидает университет, даже не сдав экза-

мен на степень магистра»

. Однако принципиальным изменениям эта система

вплоть до 1917 г. не подвергалась.

Стипендия и, соответственно, само оставление при кафедре официально на-

значалась на два года, но по ходатайству университета могло было быть прод-

лено еще на один год. По итогам каждого года соискатель должен был предо-

ставлять письменный отчет о проделанной работе, который рассматривался и

утверждался контролирующими инстанциями (факультетом, университетом,

Ученым комитетом Министерства)

. Будучи озабоченным небольшим коли-

чеством защит, Министерство, взяв на себя инициативу высшей контролирую-

щей инстанции, в самом начале ХХ в. издает целый ряд циркуляров (23 января

и 27 сентября 1902 г., 21 апреля 1903 г., 4 февраля 1904 г., 21 марта 1909 г., 2

февраля 1914 г.), требующих более ответственно подходить к отчетности со-

искателя

. С 1903 г. соискатели, находившиеся в заграничной командировке,

должны были помимо отчета предоставить еще тексты своих научных публи-

каций. По факту отчет писался в произвольной форме: кто-то из соискателей

обращал первоочередное внимание на «содержательную сторону своих работ,

кто-то докладывал о том, что он сделал». Анализ общих данных показывает,

что в основном отчеты утверждались.

По большому счету перед оставленным на кафедре стояли две основные

задачи – сдать магистерские экзамены и написать (а в идеале и защитить) ма-

гистерскую диссертацию, предварительно собрав для этого материал.

Формально магистерских экзамена было три – один основной и два до-

полнительных

. Но, например, историкам-всеобщникам приходилось сдавать

три экзамена по всеобщей истории (отдельно древность, средние века и новое

время), русскую историю и политэкономию. Общей программы экзамена не

существовало. Для каждого соискателя после консультации с профессором,

принимавшим этот экзамен, разрабатывалась индивидуальная программа. Она

состояла из списка вопросов, выносимых на экзамен, и списка рекомендован-

ной научной литературы, которую должен был проработать соискатель в ходе

168

Сотворение историка...

подготовки к экзамену. В среднем на подготовку и сдачу экзамена уходило

около двух лет, хотя, порой, подготовка длилась дольше. Далеко не все остав-

ленные при кафедре «выходили» на сдачу экзамена. На экзамене неудовлетво-

рительные оценки случались, но это было в большей степени исключением

После сдачи экзамена у соискателя появлялась возможность претендовать на

заграничную командировку за казенный счет

и на преподавание в университете

в качестве приват-доцента

. Во втором случае ему необходимо было прочитать

еще две «пробные лекции», тему для одной из которых определял факультет, для

второй – он выбирал сам. Статистика показывает, что большинство соискателей

использовали обе представившиеся возможности. Значение перехода соискате-

лей в статус приват-доцента оценивалось современниками далеко не однознач-

но. С одной стороны, это давало университету возможность привлечения новых

кадров и разнообразия учебных планов, а самим соискателям возможность за-

работка. Но, с другой стороны, заработок был явно недостаточным, а препода-

вание, по мнению, например, С. А. Жебелева, серьезно отвлекало от работы над

магистерской диссертацией. «Выходило так, что многие приват-доценты так все

время и оставались ими, т. е. не защитили даже магистерской диссертации, ни

говоря уже о докторской <…>, другие защитили магистерскую диссертацию де-

сяток лет спустя после того как сдали магистерские экзамены»

. В итоге, время

подготовки диссертации действительно затягивалось.

В целом меньше половины из оставленных при кафедре доходило до за-

щиты. Так, из 40 человек, оставленных для приготовления к профессорскому

званию при кафедре русской истории Петербургского университета в период

с 1890 по 1916 г., защитилось только девять

. В период с 1886 по 1896 г. всего

магистерских степеней ежегодно (без учета медицинских факультетов) при-

суждалось примерно 15, а докторских – 12

Обусловленное уставом формальное положение определяло и неформаль-

ные «жизненные» стратегии поведения «оставленных при кафедре». При всей

сложности и многообразии набора подобных стратегий поведения можно в

плане выделения тенденций обратить внимание на несколько моментов.

Во-первых, последовательная ориентация «оставленных при кафедре» на

науку и преподавание, а не на, например, чиновничью службу в Министер-

стве и прочих государственных ведомствах. Были, конечно, исключения, но их

было немного. Так из многочисленных учеников, оставленных профессором-

медиевистом И. М. Гревсом при кафедре всеобщей истории Императорско-

го Петербургского университета и Высших Женских (Бестужевских) курсов,

ни один человек не стал впоследствии чиновником

. Хотя, при этом следует

иметь в виду, что университетский профессор формально считался государ-

ственным служащим по ведомству Министерства народного просвещения.

Во-вторых, необходимость поиска средств существования как для тех, кто

получал министерскую стипендию, так и для тех, кто ее не получал (казенной

стипендии явно не хватало «на жизнь»), часто вела к преподаванию в различ-

ных учебных заведениях (гимназиях, училищах и т. д.) «Прежде всего всякий

169

Свешников А. В. Социальный статус и поведенческие стратегии...

согласится, что стипендия в 600 р. <…> является совершенно недостаточной

для мало-мальски приличной жизни в университетском городе, тем более, что

часть этой суммы приходится тратить на покупку хотя самых необходимых

книг. Вот почему всякий оставленный в университете старается получить какие-

либо побочные занятия. Эти занятия, конечно, отвлекают молодого ученого от

прямых его обязанностей; когда же молодой человек убедиться, что, гонясь за

двумя зайцами, он рискует не поймать ни одного, он, пробыв год – два при

университете, окончательно бросает ученую карьеру»

. И. М. Гревс в своем

отчете писал: «К преподаванию я пристрастился и приобрел в нем некоторую

привычку – это было хорошо; но от науки отвык; невольный годичный перерыв

занятий нанес большой урон моим историческим познаниям»

. Многих этот

приводило впоследствии к полному переключению на учительскую стезю.

В-третьих, сама институциональная форма оставления и пребывания при ка-

федре обусловливала обязательную тесную связь «оставленного при кафедре»

со своим научным руководителем. Молодой ученый очень сильно зависел от

своего наставника. В частности, научный руководитель должен был утверж-

дать отчеты своего подопечного за очередной период пребывания при кафедре

или обосновывать необходимость заграничной командировки. И в этом плане

можно сказать, сам принципиальный механизм подготовки молодых научных и

преподавательских кадров провоцировал генезис таких неформальных структур

научного сообщества, как научные школы

. «Научный руководитель обычно

являлся гарантом не только научного преуспевания, но и материального жиз-

необеспечения будущего ученого. Именно от его авторитета в науке, влияния

в административных сферах, настойчивости чаще всего зависело назначение

стипендий»

. Конфликт с научным руководителем мог поставить под угрозу

научную карьеру молодого ученого или, по крайней мере, сильно ее ослож-

нить. Наиболее известным примером такого рода является известный конфликт

П. Н. Милюкова со своим научным руководителем В. О. Ключевским

В-четвертых, для многих молодых ученых весьма актуальной оказалась

проблема, связанная с возможностью перевода из столичного в провинциаль-

ный (Новороссийский, Варшавский, Казанский и др.) университет. Подобный

перевод рассматривался как фактор продолжения карьеры в условиях некой

«стагнации» профессорского корпуса. Продвижение по карьерной лестнице в

столицах было сильно затруднено. Многие молодые ученые воспользовались

подобной возможностью. Именно они составляли наиболее мобильную часть

профессорско-преподавательского корпуса российских университетов. Было

движение и в противоположном направлении, правда, не такое массовое

Таким образом, сформировавшиеся в сообществе претендентов на ученые

степени правила и нормы, не зафиксированные в юридических документах,

но в определенной степени, определявшие стратегии поведения «оставленных

при кафедре», превращались в некую неформальную устойчивую традицию.

Она во многом определяла их судьбу и часто вступала в противоречия с целя-

ми и принципами, декларированными в нормативных актах.

170

Сотворение историка...

Примечания

Исследование выполнено при финансовой поддержке Министерства науки и образо-

вания РФ в рамках Федеральной целевой программы «Научные и научно- педагоги-

ческие кадры инновационной России на 2009–2013 гг.» государственный контракт №

02.740.11.0350.

См. Maurer Trude. Hochschullehrer im Zarenreich. Ein Beitrag zur russischen Sozial – und

Bildungsgeschichte. Koln ; Weimar ; Wien, 1998; Кричевский Г. Г. Ученые степени в

университетах дореволюционной России // История СССР. 1985. № 2; Щетинина Г. И.

Университеты в России и Устав 1884 года. М., 1976; Иванов А. Е. : 1) Высшая шко-

ла в России в конце XIX – начале ХХ века. М., 1991; 2) Ученые степени в Россий-

ской империи. XVIII в. – 1917 г. М., 1994; Якушев А. Н. Законодательство в области

подготовки научных кадров и присуждения ученых степеней в России (1747–1918) :

история и опыт реализации. СПб., 1998; Чесноков В. И. Проблема замещения кафедр

и формирование системы «профессорских стипендиатов» в российских университе-

тах времени царствования Александра II // Российские университеты в XVIII–ХХ вв.

Вып. 5. Воронеж, 2000. С. 102–123; Мягков Г. П. Научное сообщество в исторической

науке : опыт «русской исторической школы». Казань, 2000. С. 157–219; Бон Т. М. Рус-

ская историческая наука : Павел Николаевич Милюков и московская школа. СПб.,

2005. С. 25–44.

Общий анализ основных положений этого документа см.: Иванов А. Е. Ученые сте-

пени … С. 83–85.

Пример такого официального «ходатайства» – отзыв профессора И. М. Гревса о сво-

ем ученике Г. П. Федотове. См.: Записка И. М. Гревса в историко-филологический

факультет Императорского Петроградского университета / публ. А. В. Антощенко //

Мир историка : историогр. сб. Вып. 6. Омск, 2010. С. 396–397.

Полный перечень документов см.: Иванов А. Е. Ученые степени… С. 87.

Уставом 1884 г., как известно, звание «кандидата» было заменено на «диплом 1-й

степени», но С. А. Жебелев «по старинке» именует так медальное сочинение.

Жебелев С. А. Ученые степени в их прошлом, возрождение их в настоящем и грозя-

щая опасность их вырождения в будущем / публ. И. В. Тункиной // Очерки истории

отечественной археологии. Вып. 3. М., 2002. С. 147–148.

С. А. Жебелев вспоминает о профессоре И. А. Шляпкине, оставлявшем своих учени-

ков «десятками» и наказанным за этот факультетом, «провалившем» половину пред-

ложенных им кандидатур (Жебелев С. А. Указ. соч. С. 148).

Иванов А. Е. Высшая школа… С. 211–213.

См.: Антощенко А. В. Павел Гаврилович Виноградов : становление преподавателем

// Мир историка : историогр. сб. Вып. 3. Омск, 2007. С. 189–212.

Иванов А. Е. Высшая школа… С. 213.

Жебелев С. А. Указ. соч. С. 148.

Отказы на этом этапе не часто, но имели место быть. Так, например, в 1913 г. в

«оставлении» было отказано племяннику и ученику И. М. Гревса А. А. Гизетти именно

по причине политической неблагонадежности. См.: ПФА РАН. Ф. 726. Оп. 1. Д. 222.

Л. 31.

Красножен М. Е. Университетский вопрос // Красножен М. Е. Собр. соч. Т. 2. Юрьев,

1911. С. 6–7.