Золоева Л., Порьяз А. Мировая культура: Древняя Греция. Древний Рим
Подождите немного. Документ загружается.
Плутарху, Дионисию Галикарнасскому и Плинию Старшему; на него
ссылались историки и грамматики позднейших времен, его высоко
ценил Петрарка, и даже христианским авторам в борьбе с язычеством
удалось воспользоваться сочинениями Варрона. По горькой иронии
судьбы вовсе не те произведения, что дошли до наших дней, составляли
славу Варрона Реатинского.
В этом смысле гораздо больше повезло Цезарю: время сохранило
оба главных его литературных труда: “Записки о Галльской войне” и
“Записки о гражданской войне”. Первый содержит подробный отчет о
семи первых годах пребывания Цезаря в Галлии с описанием двух
крупных событий – войны с германским вождем Ариовистом и
восстания всех галльских племен под предводительством
Верцингеторинга, а также постоянных стычек с различными племенами
галлов и германцев. Деловой характер “Записок”, сухое, однообразное
повествование, точные указания мест и действующих лиц, образ автора,
принявшего позу “простого легионера” – все это нравилось римлянам,
искавшим в исторических произведениях факты и интересные
подробности, а не оценочные эмоции при полумифологическом
содержании.
“Записки о галльской войне” дают богатый материал не только
для историков и специалистов по военной стратегии и технике. Цезарь
увлекательно рассказывает о быте и нравах, обычаях германцев и
галлов, привлекая обширный географический материал. При этом
видно, что германцы (очевидно, более сильные соперники) вызывают у
Цезаря уважение, в то время как к галлам он относится как наставник,
строгий, но снисходительный к своим подопечным.
Маска объективного повествователя бесследно исчезает у автора
“Записок о гражданской войне”. Здесь Цезарь гораздо более
тенденциозен и пристрастен, он все время пытается дать объяснение и
обоснование своим действиям. Современные исследователи римской
литературы видят причину изменений, произошедших с автором, в том,
что оправдывать самовольное начало военных действий в Галлии,
направленных исключительно на благо Республики, было значительно
легче, чем найти достойное объяснение развязыванию кровавой
гражданской войны на территории Италии. Сам Цезарь, быть может,
лучше всех прочих обвинителей понимал, как вероломно он нарушил
все нормы республиканского правления, восстановив столь
ненавистную римлянам единоличную власть. Именно этим объясняется
апологетический характер “Записок о гражданской войне”, тем более
удивительный, что произведение это было написано в пору зенита
Цезаревой диктатуры.
О стиле и языке обоих сочинений очень хорошо сказал Цицерон,
в общем недолюбливавший аттикистов – авторов, писавших простым,
безыскусным слогом. Цезарь, по словам Цицерона, написал свои
произведения так, что, вероятно, навсегда отбил у будущих историков
охоту писать историю тех же событий. В правоте Цицерона несложно
убедиться, обратившись к творчеству Саллюстия, современника Цезаря
и одного из величайших римских историков.
Гай Саллюстий Крисп, происходивший из сословия всадников,
родился в 86 г. до н.э. в небольшом сабинском городе Амитерне.
Успешно начав государственную службу в должности квестора,
Саллюстий в 50 г. до н.э. был с позором исключен из состава сената за
аморальное поведение: по словам Варрона, Милон, народный трибун 57
года, сторонник аристократической партии и злейший противник
Саллюстия, высек его, застав со своей женой Фаустой. Спустя год
будущий обличитель безнравственного “разбойника” Катилины не
забыл благодеяний Цезаря: во время гражданской войны он был на его
стороне. Когда шла африканская война, Саллюстий в должности
претора руководил поставками продовольствия и переброской войск в
Африку, а по окончании этой войны Цезарь назначил его проконсулом
вновь образованной провинции.
[Илл. – Конторниат с портретом Саллюстия. Стр. 574]
После убийства Цезаря Саллюстий вернулся в Рим, сколотив в
Африке такое состояние, что смог купить виллу диктатора и огромные
сады, которые долгое время так и назывались “Саллюстиевы сады”. Он
ушел от общественной деятельности и всецело погрузился в свои
литературные занятия. Саллюстий умер в 35 г. до н.э., оставив после
себя три исторических сочинения – “Заговор Катилины”, “Югуртинская
война” и “История”.
Как настаивал сам автор, дух его во время сочинительства “был
свободен от надежд и опасений отдельных политических партий”.
Однако в действительности Саллюстий не столь беспристрастен, как
ему хотелось бы это представить. Личную его свободу и независимость
вряд ли кто-нибудь станет оспаривать, приняв во внимание солидный
капитал, обеспечивший ему эту самую независимость. Но сочувствие
Саллюстия демократически настроенным слоям общества и его
ненависть к нобилитету совершенно отчетливо прослеживаются во всех
сочинениях историка. От того, что произведения Саллюстия никак
нельзя назвать “беспристрастной хроникой” событий, эти живые,
увлекательные и воистину исторические документы определенной
эпохи не теряют ни своего значения, ни ценности.
Саллюстию не раз доставалось от историков нового времени,
уличавших его в многочисленных неточностях. Тем больших симпатий
этот автор, в котором писатель одержал верх над историком, заслужил
от исследователей римской литературы. Саллюстия ценили всегда и
ценят до сих пор – и за драматизм повествования, разбавленного
занимательными рассказами-отступлениями, и за яркие, точные
характеристики персонажей, и за динамичный, напряженный,
выразительный язык. С увеличением возраста его произведений
увеличивалось и число поклонников Саллюстия, словно в
подтверждение его главного принципа – “искать славы силою ума, а не
силами тела и, так как сама жизнь наша коротка, стараться оставить о
себе как можно более долгую память”.
Литература республиканского периода богата не только
блестящими прозаическими произведениями. В эту эпоху жили два
замечательных римских поэта – Лукреций и Катулл. О первом из них
не известно почти ничего. Все источники сообщают весьма
противоречивые сведения о времени его жизни и смерти, о месте
рождения, о происхождении, из чего можно разве что заключить, что
Лукреций был очень талантливым последователем Эпикура и весьма
успешно реализовал основной постулат своего учителя – “живи
незаметно”.
Лукреций (Лукреций Кар, ок. 96 – 55 гг. до н.э.) –
древнеримский поэт, философ-материалист.
Катулл (Гай Валерий Катулл, 87 или 84 – ок. 54 гг. до н.э.) –
выдающийся древнеримский поэт-лирик.
Единственная информация о личности Лукреция, до недавнего
времени считавшаяся достоверной, современными исследователями
подвергается большому сомнению. Сейчас почти никто не относится
всерьез к рассказу Иеронима о том, что поэт, выпив какого-то
любовного напитка или приворотного зелья, якобы лишился рассудка и
в конце концов покончил жизнь самоубийством, а свою огромную
поэму “О природе вещей” с ясными логическими умозаключениями и
стройным планом Лукреций написал “в светлые промежутки между
приступами безумия”.
Иероним Стридонский (347 – 420 гг. н.э.) – христианский
писатель, исследователь античной литературы, автор первого перевода
Библии на латынь (т.н. «Вульгата»).
В первую очередь ученых нового времени, естественно,
насторожил любовный напиток, хотя здесь в пользу Иеронима
свидетельствуют два довольно убедительных факта. Во-первых, такая
легенда могла возникнуть из самого творчества Лукреция. Как
утверждает Ф.А.Петровский, чтобы прийти к такому же выводу, что и
Иероним, “достаточно прочесть конец IV книги “О природе вещей”, где
приводится в высшей степени интересный очерк физиологии и
психологии любви, очерк, дающий право предполагать, что сам автор
изведал на опыте все, что он описывает и обличает”. Во-вторых, если
верить Светонию и Ювеналу, император Калигула также помешался,
испив приворотного зелья из рук своей последней жены Фезонии.
Впрочем, если “нелепую версию” о любовном напитке
опровергают все, то у гипотезы о безумии Лукреция находится немало
сторонников, причем отыскивая аргументы в защиту этой гипотезы,
они тоже ссылаются на текст поэмы как на косвенную, но весьма
существенную улику. Дело в том, что наряду со строгими логическими
доказательствами, в этом произведении “обнаруживается такая
страстная напряженность, такая болезненно-тонкая восприимчивость и
наблюдательность, которая прекрасно ладит с предположением, во
всяком случае, о склонности Лукреция к душевной болезни. Весьма
характерен в этом отношении обширный эпизод в IV книге, где
Лукреций с поразительной яркостью изображает сновидения. Это
делает возможным предположение, что он страдал галлюционациями.”
(Ф.А.Петровский)
Несмотря на то, что о жизни и литературной деятельности
Лукреция его ближайшие потомки знали, очевидно, не больше нашего,
влияние этого поэта (вдохновленного богом или любовным напитком)
на всю последующую римскую литературу невозможно переоценить.
Тем более, что философия Эпикура в Риме нашла очень ревностных
адептов, а поэма Лукреция представляет собой не что иное, как
страстную и убедительную проповедь эпикурейства. При этом
Лукреций останавливается не столько на этической стороне этого
философского учения, сколько на “эпикуровой физике” – учении о
возникновении и атомическом строении мироздания. Цель Лукреция-
философа – изобразить рациональную, строго научную картину мира,
освободить людей от неверных религиозных представлений, избавить
их от суеверий и мистицизма по поводу мироустройства. Именно об
этом свидетельствуют намеренно несколько раз повторяющиеся строки:
«...Род человеческий часто
Вовсе напрасно в душе волнуется скорбной тревогой.
Ибо как в мрачных потемках дрожат и пугаются дети,
Так же и мы среди белого дня опасаемся часто
Тех предметов, каких бояться не более надо,
Чем того, чего ждут и пугаются дети в потемках.
Значит, изгнать этот страх из души и потемки рассеять
Должны не солнца лучи и не света сиянье дневного,
Но природа сама своим видом и внутренним строем».
Лукреций с полным правом мог бы подписаться под словами
Манилия, поэта августовской эпохи, автора астрономической поэмы,
сказавшего: “Я молюсь двум святыням и охвачен двояким страстным
стремлением: к поэзии и к предмету своего изложения”. Поэтическая
форма, выбранная для изложения более чем прозаической темы
(атомистики), нисколько не мешает Лукрецию точно передавать любую
мысль. С другой стороны, его произведение отнюдь не является
версифицированной прозой. “Поэзия и предмет изложения”, или,
выражаясь языком литературоведов, форма и содержание в поэме
органично слиты в единое целое, а “физиолог” Лукреций ничуть не
меньше поэт, чем лирик Катулл.
Гай Валерий Катулл родился в 87 г. до н.э. в Цизальпийской
Галлии, в городе Вероне или ее окрестностях. В одном из
автобиографических посланий он так рассказывает о своих первых
литературных опытах: “К тому времени, когда на меня надели мужскую
тогу, я довольно много писал любовных стихотворений: та богиня,
которая примешивает к любви сладкую горечь, хорошо знает меня”.
Когда именно Катулл перебрался из Вероны в Рим, неизвестно. Из его
собственных произведений можно заключить, что в столице поэт,
выходец из состоятельной и знатной провинциальной семьи, вел
довольно беззаботную, легкую жизнь, пока не влюбился в Клодию
Пульхру, первую римскую красавицу, в веках прославленную Катуллом
под именем Лесбия.
В Риме поэт попадает в среду беспечных “вольных художников”,
которых Цицерон с презрением называл “неотериками”, то есть
“модернистами”. Круг этих литературных друзей Катулла был очень
широк, но наследие, оставшееся от них, настолько скудно, что судить в
целом о творчестве неотериков мы можем лишь по сборинику
произведений самого Катулла, содержащему 116 стихотворений.
Неотерики были последователями александрийской поэтической
школы, возглавляемой блестящим эллинистическим поэтом
Каллимахом. Мифологическая, литературоведческая и географическая
“ученость” александрийцев ясно прослеживается в крупных
произведениях Катулла – “Брачная песнь”, “Аттис”, “Волосы Береники”
(перевод из Каллимаха), “Свадьба Пелея и Фетиды”; особенно в
последнем, где подробнейшие мифологические и географические
экскурсы намеренно усложняются замысловатым построением и
психологическими мотивировками.
Следует, однако, подчеркнуть, что связь Катулла с
александрийской поэзией, не считая больших его эпиллиев, скорее
чисто формальная: римский поэт следует своим эллинистическим
предшественникам лишь внешне, имитируя размеры, заимствуя
отдельные мотивы, содержание же катулловой лирики совершенно
самостоятельно, более того – глубоко личностно.
Эпиллий (греч. «малый эпос»– короткое стихотворение,
написанное гекзаметром.
Основной темой лирических произведений Катулла становится
любовь к Лесбии, которую, как уже было сказано, традиционно
отождествляют с Клодией Пульхрой. Некоторые исследователи давно
обратили внимание на сходство того, что известно о возлюбленной
Катулла, с блестящей характеристикой Семпронии, сообщницы
Катилины, данной ей Саллюстием в “Заговоре Катилины”: “Судьба
богато наделила ее знатностью и красотой... прекрасно знакомая с
греческой и римской литературой, она умела играть не кифаре и
танцевать, правда, несколько более изысканно, чем следует порядочной
женщине... Ей всегда все было дороже, чем собственная честь и
целомудрие, и трудно решить, что она берегла менее: свои деньги или
свое доброе имя”. Женщина, как считают многие, весьма похожая
своим поведением на Семпронию, вдохновила поэта на целый цикл
стихотворений, затмивший для всех следующих поколений читателей
остальное творчество Катулла.
Лирика, посвященная Лесбии – то бранная, то нежная, то
насмешливая, то полная настоящего отчаяния и смятения – проникнута
очень тонким психологическим анализом чувства поэта.
Эмоциональность, соединенная с глубоким проникновением в
психологию чувства, врожденный талант, соединенный с высоким
мастерством, ставят Катулла в один ряд с величайшими лириками мира,
ибо только великий поэт может преподнести своему читателю любую,
даже самую банальную мысль так, что она покажется поэтическим
откровением.
Однако, как бы ни был Катулл занят своими чувствами и
переживаниями, живя в Риме, поэт не мог полностью игнорировать
бурную политическую борьбу, разворачивавшуюся на его глазах. В двух
его стихотворениях непосредственно отражено недовольство Цезарем и
его политикой. В них содержатся откровенные, полные негодования и
презрения, нападки на ближайшее окружение будущего диктатора, в
частности, на его любимца Мамурру, без зазрения совести грабившего
Галлию, и на Помпея, заключившего с Цезарем триумвират. Хотя и
заслуживает доверия свидетельство Светония о том, что Катулл,
“навеки запятнавший имя Цезаря своими стишками на Мамурру”, после
извинений был приглашен к нему на обед, все же еще большего доверия
заслуживают стихи самого поэта, в которых не стихает недовольство
тем, что “ответственные государственные должности заняты в Риме
недостойными цезарианцами”.
Катулл был последним поэтом эпохи Республики. Совсем
вскоре, во времена Августа, в так называемый “золотой век” римской
литературы, станет возможным не только примирение поэзии и власти,
но и покровительство, трогательная опека императора над своими
лучшими поэтами.