Журавский А., Костюк К. (ред.) Глобализация и столкновение идентичностей

Подождите немного. Документ загружается.

работы, возможности обучения на

русском языке.

Одно из главных опасений для переезда — трудности, с которыми сталкиваются люди, переехав в

Россию, на своей, не только «исторической», но настоящей Родине.

Проблемы приобретения или восстановления российского гражданства, также являются

существенным препятствием, (по некоторым данным, опубликованным в российских СМИ, за

последние 10 лет в Россию из ближнего зарубежья переехало от 6 до 8 млн. человек. Абсолютное

большинство из них так и не получило российское гражданство.

Принятие нового закона о гражданстве, который, по словам Александра Исаевича Солженицына,

«увековечило десятилетнее предательство Россией своих соотечественников», сделало (опять же,

по словам депутата Виктора Имантовича Алксниса) русских самым большим разделенным

народом. Сотни обращений с просьбой

417

не принимать этот «жесткий* закон остались не услышанными ни большинством депутатов, ни

сенаторами, ни Президентом.

Вступивший в силу новый Закон о гражданстве Российской Федерации (2002) перечеркивает

обещания о льготном порядке обретения гражданства России, данные соотечественникам в 1999

году 11 статьей Федерального закона «О государственной политике Российской Федерации в

отношении соотечественников за рубежом» , которая отменяется.

Просить о российском гражданстве в упрощенном порядке, то есть без предварительного

получения вида на жительство в России, могут только те, кто по сей день не имеет гражданства.

Граждане бывшего СССР, даже родившиеся на территории РСФСР, при возвращении в Россию, на

свою Родину, должны будут как любые иностранцы, сначала получить вид на жительство.

После получения вида на жительство, чтобы подать заявление о приеме в гражданство РФ, надо

ждать не менее одного года (это в лучшем случае!, если соискатель родился в РСФСР, признан бе-

женцем, или имеет особые достижения в науке, культуре, уникальной профессии), а то — и все

пять! Соотечественнику-соискателю российского гражданства нужно будет доказывать, что он

имеет законный источник существования (что будет признаваться таковым, пока — не известно).

При соблюдении всех этих условий, сдав экзамен на знание русского языка, обязавшись

соблюдать Конституцию и законы РФ, российский соотечественник, ставший иностранцем в

результате развала Советского Союза, получит право ходатайствовать о приобретении

российского гражданства.

Чего ждут соотечественники от России по поддержке в странах проживания

Надо сказать, что русские люди в странах СНГ-и Прибалтики жили, а многие до сих пор живут в

надежде, что они России нужны. Именно поэтому в своих проблемах они апеллируют в первую

очередь к России. Ждут появления четкой, последовательной, настойчивой политики России по

защите, поддержке и взаимодействию с зарубежными соотечественниками, как важнейшего

ресурса для укрепления ее позиций в странах СНГ и Прибалтики. Надеются, что будет принята и

неукоснительно исполнена Государственная программа поддержки соотечественников России.

Верят, что по примеру других стран Россия будет подключать общественные организации

соотечественников к подготовке и проведению визитов, официальных мероприятий проводимой

Россией в странах прожи-418

вания. Рассчитывают, что с вступлением в силу нового закона о гражданстве, будут приняты меры

для исправления ситуации по отношению к соотечественникам. Такими мерами может быть

заключение договоров об упрощенном порядке принятия гражданства для переезжающих в

Россию (и наоборот). Подобные договора есть с Казахстаном, Киргизией, а также на уровне

Четверки (РФ, Белоруссия, РК, КР). Но мало заключить договора. Также должны быть

проработаны четкие механизмы их действия в России.

Еще одним выходом может быть закон о репатриации, в котором должна быть предусмотрена

возможность принятия гражданства не только при переезде в Россию, но и до переезда, в странах

проживания, если соотечественники, выражают намерение к репатриации.

Особый вопрос о гражданах России, проживающих за рубежом. 21 мая 2001 года в Госдуме

прошли слушания о положении граждан РФ, постоянно проживающих в СНГ и Прибалтике.

Первоочередными для защиты прав российских граждан названы следующие меры:

— внести изменения в закон о выборах в Государственную Думу, создав специальные зарубежные

избирательные округа для граждан России, постоянно проживающих в странах СНГ и Прибалтики

(один округ — для Прибалтики; второй — для Украины, Молдавии, Приднестровья, Закавказья;

третий —-для Казахстана и Средней Азии);

— обеспечить всех граждан России, проживающих за рубежом, заграничными паспортами

(например, из 100 тысяч граждан России, проживающих в Приднестровье, 44 тысячи стоят в оче-

реди на получение заграничного паспорта, без которого они просто лишены права свободы

передвижения);

— обеспечить контроль за соблюдением соглашений о статусе граждан России между Россией и

странами проживания соотечественников;

— инициировать заключение договоров о статусе граждан России в странах проживания, с

которыми подобные договора не заключены.

Но дело не только в том, чтобы обеспечить заявки соотечественников и помочь им выжить.

Зарубежные соотечественники — это не востребованный ресурс России. Они хотят быть

полезными своей Родине. Главное, чтобы те, кто отвечает за это направление, осознали

национальные интересы государства, тогда вопрос о соотечественниках, действительно станет

приоритетным в российской внешней и внутренней политике. А соотечественники — реальным

фактором влияния и представления интересов России в странах проживания.

419

Фролов К., Агафонов Я. (Россия, Москва)

«РУССКАЯ ИДЕЯ»: ОТ САМООЩУЩЕНИЯ К САМОСОЗНАНИЮ.

Необходимость ответа на «вызов глобализации» в России скорее чувствуется, чем осознается.

Неосознанность подобного рода при наличии побудительных причин зачастую ведет к

неосмысленному, маргинальному восприятию, построенному, прежде всего, на примитивной

враждебности к «чужому»; подобное восприятие лишено любой конструктивной нагрузки. Между

тем, очевидно, что идейные, идеологические обоснования национального бытия, та «русская

идея», о которой так много говорили, нуждается в четкой формулировке. Такая формулировка

необходима в первую очередь для того, чтобы на ее основе осуществлять конкурентоспособный

проект под названием «Россия». К сожалению, на сегодняшний день качественная основа для

национальной самоидентификации практический отсутствует. Страна воспринимается скорее как

набор самостоятельных этносов, скрепленных некими договорными отношениями и общим

словом «россияне», причем главной задачей считается удержать их от взаимных конфликтов, не

более того.

Объединяющая, надэтническая, в конечном счете — «имперская* идея, призванная обеспечить

переход с частного, этнического на общий, национальный уровень может и должна быть приме-

нена к современным условиям.

Проблемы России здесь в корне отличаются от проблем стран Запада. Если страны атлантического

мира, стремясь к глобалистическому объединению, приведению мировой системы к некоему

«общечеловеческому» знаменателю, прекрасно осознают цели и методы, практические принципы

подобного построения, то России предстоит большая работа, прежде всего, по созданию подобных

инструментов.

Понятно и естественно стремление воплотить свое представление о мире и месте человека в нем,

свое мировоззрение — в идеологию, политику, практику; привести устройство окружающего мира

в соответствие со своими представлениями. Идеальный мир в«западном » понимании — мир

гармонии; мир равноправного, однородного сосуществования разнородных, разноприродных

сущностей. Однако лежащая в основе глобализации либеральная идея возводит в ранг ценности

«политкорректность», «толерантность», в конечном счете — отсутствие ценностей. Это дает нам

право говорить об именно аксио-

420

логической несостоятельности превалирующей в западном мире, пусть не вполне и не всегда

осознанной, но все же реально действующей идеологии. Если западная, либеральная,

глобализационная идеология, в сущности, не имея реального ценностного наполнения, тем не

менее, прекрасно разработана в своем практическом применении, то в России дело обстоит прямо

противоположным образом.

Нет нужды говорить о наличии традиционных ценностей, лежащих в основе общего, отличного от

западного, свойственного для граждан нашей страны, мировосприятия. Большая их часть лежит в

рамках православной традиции, и ниже мы остановимся на этом подробнее. Здесь же заметим, что

гармоническому, эгалитаристскому, безценностному, децентрализованному мировосприятию

Россия противопоставляет так или иначе выраженный идеал иерархии, иерархического

мироустройства, предполагающего наличие безусловных ценностей и их проекцию во все сферы

деятельности человека. Однако реальное воплощение в жизнь подобных построений требует их

четкого осознания. Проблемы же, стоящие перед нами связаны именно с этим: безусловно имея

общенациональные идеалы и принципы мы не можем их осознать и, следовательно, воплотить в

жизнь. 6 настоящий момент основным недостатком «русской идеи» является ее

телеологическая, тактическая несостоятельность.

Результатом подобного положения является, прежде всего, практическая неспособность

современного российского народа, общества, государства осознавать, а, значит, и защищать свои

интересы. Попытки осмысления, лишенные целостного, конструктивного подхода, дают

печальные плоды: маргинальные построения, базирующиеся лишь на отрицании западного и

коммунистического опыта, не предлагающие взамен ничего серьезного; как следствие — апология

изоляционизма, национальной обособленности и замкнутости; агрессивный национализм и т. п.

Для разрешения этой ситуации необходима, прежде всего, работа по приведению традиционных

для нашей страны ценностей в единую, целостную систему, позволяющую применять их к прак-

тическим условиям современности. Поскольку речь здесь идет о ценностях православной

цивилизации, то уместно обратиться к ее

понятийному аппарату.

Для уяснения проблематики необходим экскурс в историю. Один из примеров: 4 век от Рождества

Христова был для Церкви переломным — первоначальный миссионерский импульс был исчерпан.

Перед христианством стояла новая задача — инкорпорация, на богословском языке — теургия,

освящение, преображение, всейчелове-

421

ческой культуры, всех ее сфер в Церковь, приспособление ее к домостроению спасения

человеческого рода. Родоначальниками этой концепции являются «отцы-каппадокийцы» —

святые Григорий Богослов, Василий Великий и Григорий Нисский. Воцерковление культуры, в

том числе и политической, конвергенция откровения и познания, стало именоваться «

каппадокийским синтезом ». Трагедия России заключается в одностороннем, неполном принятии

Византийской традиции. Не в том, что мы заявили о себе как о «Третьем Риме», а в том именно,

что мы поленились выполнить эту миссию в полном объеме. Мы переняли православную

греческую иконописную, архитектурную, аскетическую традиции, но остались в стороне от ви-

зантийской интеллектуальной православной школы. Судьба русских «каппадокийцев», таких как

Патриарх Никон, была трагичной — они были чужими как для национал-изоляционистов, так и

для компиляторов-«западников». Отсутствие интеллектуального преемства, научного

богословствования и привело в итоге, к «телеологической неопределенности». Россия начинала

конкуренцию с Западом в условиях « академического равенства », однако по указанной выше при-

чине «академическая разница» с Западом увеличивалась не в нашу пользу. Следовательно, когда

отставание стало приобретать катастрофические формы, неизбежным становилось

цивилизационно-куль-турное и технологическое « низкопоклонство перед Западом». В итоге

восточнохристианская цивилизация не состоялась как целостный цивилизационно-культурный и

политический проект.

Собственно, первые попытки интеллектуального философски-богословского, и вытекающего из

него социально-политического осмысления появились только в середине девятнадцатого века в

среде православных интеллектуалов, называемых славянофилами, и монахов-старцев Оптиной

пустыни. Впоследствии разработкой российского православно-цивилизационного проекта

занялись такие видные деятели православной Церкви, как митрополит Антоний (Храповицкий),

епископ Илларион (Троицкий), выдвинувшие лозунг продолжения дела патриарха Никона,

продвижения на пути к лидерству России в восточно-христианском и славянском мире. Ими же

был сформулирован тезис о необходимости «освободительной войны» в русском богословии, его

освобождения от «латино-немецкого засилья». Этот тезис имел и свою культурно-политическую

ретроспекцию как «русский прорыв» во всех сферах интеллектуальной деятельности общества.

Параллельная работа шла и на исторических русских землях, отошедших к Австро-Венгерской

империи: на Подкарлатской и Га-

422

лицкой Руси, где в силу очевидных исторических причин было обострено национально-

религиозное самосознание русинов. Речь идет о движении москвофилов, которое было затем

жесточайшим образом подавлено « цивилизованным Западом», справедливо усмотревшим

опасность для себя в восточно-христианской цивилизаци-

онной альтернативе.

Борьба с революционными тенденциями и последствия русской катастрофы послужили

следующим мощнейшим импульсом к возобновлению работы в этом направлении. Основная

идейная борьба велась и ведется в рамках традиционного противопоставления восточного и

западного мировосприятия. В анализе глубинных причин катастрофы сталкиваются два

принципиально противоположных подхода: если сторонники одного полагают, что Россия

потерпела историческое крушение в силу принципиальной несостоятельности восточного

христианства, то их оппоненты видят его причины, прежде всего, в уклонении и отступлении

России, и в первую очередь — ее элиты, от своей исторической миссии. При этом критики «

православного проекта» обрекают себя на бесконечные зигзаги в поисках альтернативы.

Базирующиеся на привнесенных, а не естественных ценностях, их идеологемы — от

протестантизма до ислама и от атеизма до язычества — в качестве рецептов для создания

национальной идеи вряд ли имеют серьезную политическую перспективу.

Необходимо помнить, что православие, строго говоря, никогда не внедрялось в России, ибо до его

появления, до князя Владимира, Русь представляла собой конгломерат языческих племен, практи-

ковавших человеческие жертвоприношения, племен, лишенных не только сколь-либо серьезных

признаков национально-культурного единства, но не имевших даже единого пантеона (вспомним,

что до принятия христианства Владимир безуспешно пытался его создать). Россия была создана

православием; сейчас настало время для ее воссоздания. Идея о внедрении в изначально

православной стране идеологии, являющейся продуктом совершенно иного общества, иных

народов и культур (например, религиозных), по меньшей мере, несерьезна. Очевидно, что

подобная идейная ломка (в чем убеждает нас и печальный опыт двадцатого века) невозможна без

эксцессов и масштабного насилия, да и попросту контрпродуктивна — еще одного эксперимента с

далеко идущими последствиями, да еще в такой тонкой и взрывоопасной сфере, как религия,

Россия просто не выдержит. Князь Владимир в X веке, по крайней мере, имел повод и основание

для экспериментов по национальной консолидации через религиозное единство, но когда

воссозданием единого панте-

423

она славянских языческих богов в начале XXI века занимаются политические деятели с

университетскими дипломами, это выглядит и смешно, и стыдно. Атеизм же, лишенный

мировоззренческого позитива и неспособный ответить на основные вопросы бытия, вряд ли может

быть применен иначе, как погремушка для гуманистически настроенной интеллигенции (в мягком

варианте), или же, в условиях тоталитарного общества — как идейное обоснование борьбы с

религиозными институтами.

Помимо всего этого, следует помнить, что любое государство, руководствуясь привнесенными

ценностями, перестает быть их производителем, теряет способности к идейной, культурной редук-

ции; теряет мировоззренческую самостоятельность. Поэтому экспортом культуры и идеологии

должны заниматься мы сами, вовлекая другие страны в орбиту нашей мировоззренческой — куль-

турной — социальной — политической парадигмы.

Критики православного пути для России правы в одном: до сих пор не существует целостная,

единая система осмысления и рецептов для современной философско-культурной и социально-

политической ситуации. Ссылки некоторых православных идеологов на некую, безусловно,

присущую нашему народу «соборность», в силу которой все якобы образуется само собой,

опровергаются историческим опытом. Признаем, что имеющиеся достижения российской бо-

гословско-философской мысли служат лишь основой для того «нео-каппадокийского синтеза»,

той интеллектуальной работы, результатом которой должно стать воцерковление, возвращение

культуры, философии, мировосприятия в русло православной традиции. Именно так ставил вопрос

один из величайших православных богословов современности, протоиерей Георгий Флоровский.

Он считал, что имеющаяся российская религиозно-философская мысль — это лишь

подготовительный этап к созданию полноценной православно-культурной парадигмы, которая и

должна послужить основой русского мира. Именно так и должна решаться проблема

телеологической несостоятельности, существующая сегодня в России, именно такой подход

позволит консолидировать национальную элиту общества, трансформирует самоощущение в

самоосознание, самосознание, как нации, активно творящей общее дело, избавившейся от

традиционной антиномии государства и личности. Подобного рода религиозно обоснованный

«солидаризм» — есть та цель, к которой на протяжении веков стремилась русская религиозно-

философская мысль.

Такое эксклюзивное качество, разработанная и целостная философия позволит «русской

идее» быть конкурентоспособной

424

и востребованной не только в самой России, но и на мировом «рынке идей». Православность как

«эксклюзивнорусская» идея, просто как «русская идея» имеет все шансы стать не просто «мод-

ной» , но активно действующей в мировом масштабе идеологией. Проведем аналогию с исламом:

примитивное, но четко оформленное учение, обладая агрессивным потенциалом, популяризирует-

ся во многих странах, не являясь для них традиционным, берется на вооружение черными

националистами Америки, находит своих поклонников в России и в благополучной Европе. Не в

последнюю очередь такая ситуация обусловлена идейным кризисом западного христианства, в

России — известными историческими событиями, надолго отлучившими народ от традиционной

церковности. Многим очевидная эффективность ислама кажется основанием для его применения в

России. Даже если бы вдруг исламиза-ция России и могла бы состояться — в мировом исламском

движении есть свои лидеры, и все места там заняты. Предполагаемая в порядке абсурда

«исламская Россия» — даже в оптимистической перспективе не самое первое государство

исламского мира, центр которого — в Мекке и в Медине, а отнюдь не в Москве. Любые попытки

создать в России «свою Мекку» в силу своей неорганичности обречены в лучшем случае на роль

филиала общепризнанных исламских центров. Исламский мир никогда не будет русским.

Те свойства ислама, а также и других религиозных традиций, которые в последнее время успешно

проводят экспансию в странах христианского мира, должны быть проанализированы и поняты.

Эффективная идеология такого рода не может базироваться только на национальных основаниях:

необходима универсальность. Ислам в силу своей примитивности легко доступен (что бы нам ни

говорили о суфистской мудрости), и предлагает простые модели решения жизненных ситуаций.

Индуизм и буддизм привлекательны, напротив, в силу своей усложненности, мистичности,

привлечения иных социальных категорий. Происходящий в западных странах глобальный кризис

систем мировоззрения предоставляет и нам такие же возможности, как мусульманам или

индуистам: православное мировосприятие, с одной стороны, по-серьезному мистично, и,

одновременно, весьма «радикально» — для современного западного жителя. Именно Православие

сочетает в себе те качества, которые западный мир ищет в экспансирующих культах, и,

одновременно, в культурном отношении — неизмеримо ближе странам «постхристианского»

мира.

Особо следует сказать о католицизме. Консерватизм нынешнего римского папы является одним из

последних препятствий на пути к

425

глобальному кризису, который, вероятно, ожидает церковь римского исповедания в исторически

обозримое время; противоречия между остатками традиции и прогрессирующим ревизионизмом,

затрагивающим самые основы католической церкви, в ближайшие годы не могут не привести к

расколу между консерваторами и «обновленцами» (сторонниками торжества идей Второго

Ватиканского собора, тотальной либерализации церковной жизни — аборты, отношение к

гомосексуализму и т. п.). Достаточно вспомнить о состоявшемся (против воли папы!)

общегерманском католическом референдуме по вопросу женского священства, давшем

положительный результат. Жесткая структура католической церкви до сих пор успешно, в течение

тысячелетий, противостоявшая попыткам расколов (последнее слово всегда оставалось за римским

первосвященником), теперь произведет противоположный эффект: как только очередной папа

уступит основным требованиям либералов, традиционалисты встанут перед необходимостью

абсурдного отвержения основополагающего для католицизма принципа папской непогрешимости.

Православная Церковь лишена подобных проблем. Здесь решающим является мнение церковного

собора, который стоит выше патриарха. Важнейшим, необходимейшим делом является подготовка

почвы для массового привлечение католиков-традиционалистов в православие: несомненно,

именно православное вероучение даст им наиболее приемлемую возможность естественного

разрешения проблемы. При грамотном проведении пропаганды преимуществ Православия, вполне

возможен переход не только на индивидуальном уровне, но и значительного количества общин.

Если этот процесс будет проходить в рамках «русской идеи», пропаганды целостного

православного мировоззрения, то для России это было бы колоссальным прорывом, дающим

качественно новые возможности в проведении европейской политики — «русская Мекка» для

Запада! Когда в англиканской Церкви было введено женское священство, к митрополиту

Сурожскому Антонию (Блюму), представляющему в Англии Московскую Патриархию,

обратилось более восьмидесяти только англиканских священников. При этом, насколько нам

известно, никакой подготовительной работы не велось.

Православие востребовано в первую очередь в странах, в религиозном смысле традиционно

консервативных: например, в Португалии уже сейчас существует автономная Португальская

православная церковь, состоящая из четырех епархий. Ее прихожане — не выходцы из

традиционно православных стран, а местные жители.

426

Все это происходит при том, что, в целом, Православие для жителей Запада практически

неизвестно. Большая группа американских приходов Антиохийского патриархата, например, ведет

происхождение от группы энтузиастов, пришедших к Православию самостоятельно. Они в

течение нескольких лет существовали как самоорганизованная «Американская евангелическая

православная Церковь» до тех пор, пока им случайно не удалось установить контакт с

православными, о существовании которых они и не подозревали. А что будет, когда о

Православии на Западе узнают? А если это к тому же будет ассоциироваться с Россией?

Обратившиеся в Православие европейцы и американцы отнюдь не сторонники Бжезинского:

вспомним хотя бы Серафима Роуза. Православная культура в глобальном смысле слова — это

культура именно русская. При всем уважении к грекам, болгарам, румынам, сербам, у них нет

своего Достоевского, вообще нет религиозно ориентированных деятелей мирового масштаба.

В связи с этим возникшая в последнее время проблема «восточного папизма» нынешнего

Константинопольского Патриарха Варфоломея, сам факт существования которой является

следствием активной про-зелитической политики Ватикана, продуктом католического миросо-

зерцания, не имеющего никаких оснований в православном вероучении, выглядит просто

надуманной, абсолютно ничем не подкрепленной. В эпоху Вселенских Соборов

Константинопольскому Патриархату было даровано «первенство чести» (но отнюдь не

юрисдикции), как кафедре столицы империи. После падения Византии, когда Константинополь

стал городом не православного государства, первенство чести теряет всякий смысл и просто

противоречит здравому смыслу, ибо сама мысль о том, что Стамбул и его патриархат, вечно и

априорно первые, имеющие сакральность по географическому признаку, является, скорее,

оккультной (из области спекуляций на тему «особенного энергетического поля» и т.д.). В

действительности, православное учение о Церкви знает только один вид авторитета — святость

жизни и точное исповедание Православной веры. Если это отсутствует — нет ни первенства, ни

чести, и география здесь не имеет значения.

Российское православие не нуждается в формализации своего реального первенства, ибо

подлинный авторитет основывается на реальных фактах богословской, церковной жизни. В

качестве примера приведем исихастское возрождение в России в конце XIV века, когда

преподобным Сергием Радонежским были основаны десятки монастырей, существовали

мощнейшие переводческие центры, давшие таких великих святых, как Стефан Пермский (зна-

427

менитый миссионер среди туземцев русского северо-востока). Однако существует ряд документов,

принятых на международном церковном уровне, которые это первенство констатируют и одоб-

ряют. Речь идет о документах, принятых на Всеправославном совещании 1948 года в Москве,

которое осудило любые отклонения от православной традиции, противопоставив свою позицию

экуменическим тенденциям Константинопольского Патриархата и заявив о неприемлемости его

амбиций. Это свидетельствовало о лидерских функциях Москве в православном мире.

В настоящее время папистко-экуменическая политика Константинопольского патриархата

вызывает активное неприятие в подавляющем большинстве поместных православных церквей, и,

что важно — в мировой столице православного монашества, на Афоне. Между тем, Элладская

Церковь не может не отнестись с пониманием к усилиям православных русских по преодолению

константинопольских тенденций. Рассматривая этот вопрос, нельзя забывать, что Элладская

Православная Церковь имеет огромное влияние на политическую ситуацию в Греции, которая

является членом Евросоюза и НАТО. Характерно, что ряд глобализаторс-ких тенденций ЕС и

НАТО встречают в греческом обществе активное противодействие. Между тем, именно

Константинопольский Патриархат, находящийся с национальной греческой Церковью в жестком

противостоянии, знаменует собой глобалистский, проамериканский подход к тем вопросам,

безучастными к которым православные оставаться не могут. В любом случае в юрисдикции Все-

ленского патриарха находится незначительное количество верующих, а греческая национальная

Элладская Церковь существует отдельно. В любом конфликте с Константинополем Элладская

Православная Церковь неизбежно поддержит Россию.

Сегодняшняя ситуация еще дает нам возможность организовать эффективное противодействие

осуществляемой «внутрицерковны-ми» средствами прозападной антироссийской политике.

Лидером православного мира может и должна быть только Россия, и это, собственно говоря, и

будет оправданием ее существования, ее историческим предназначением и смыслом. Более того,

Россия может быть лидером только православного мира. Едва ли Россия когда-нибудь будем

первенствовать в мировой экономике, но поскольку мы — не марксисты, и признаем, что

экономика решает далеко не все, Православие становится последним шансом, последней

возможностью для России. Здесь, именно здесь и только здесь — Россия первична.

428

Бурьянов С.А. (Россия, Москва)

СВОБОДА СОВЕСТИ — ЛЕКАРСТВО

ОТ ТЕРРОРИЗМ А И СТОЛКНОВЕНИЯ ЦИВИЛИЗАЦИЙ

Взаимосвязанный, взаимозависимый характер современного мира выступает как противоречие

между объективной необходимостью и субъективной неготовностью различных государств, наро-

дов и регионов сотрудничать друг с другом в силу имеющихся ци-вилизационных,

этноконфессиональных, идеологических барьеров.

Несмотря на то, что политическая система, основывающаяся на национальном государстве, в

значительной мере, становится анахронизмом, не успевающим отвечать на вызовы времени,

именно национальные государства объективно являются отправной точкой для формирования

единой мировой системы, призванной на новом уровне решать глобальные проблемы, стоящие

перед человечеством.

В указанном контексте наиболее остро встает вопрос формирования правовых механизмов

преодоления этноконфессиональных факторов, противоречащих глобальным тенденциям. В

решении этой проблемы особую роль играет необходимость формирования эффективного

правового механизма для реализации права каждого индивида на свободу совести, в качестве

средства защиты человека и общества от идеологического господства любых доктрин и структур,

важнейшего фактора преодоления этноконфессиональных разделительных принципов,

являющихся основой существования традиционных политических структур.

Сегодня реализация права на свободу совести — одно из важнейших условий формирования

политического руководства национальных государств, способного эффективно осуществлять

интеграцию в мировое сообщество. Реальное обеспечение свободы совести будет определять как

саму возможность интеграции, так и принципы, на которых она будет базироваться. Равноправия

и партнерства или доминирования «великих держав», основанного на силе и гегемонии.

Достойной жизни для каждого человека планеты или только для «золотого миллиарда».

Необходимость совершенствования правового механизма реализации свободы совести в

современном демократическом правовом государстве, определившим в качестве цели —

построение открытого гражданского общества, и, тем более, с учетом глобальных процессов,

требует коренной ревизии и реформы основополагающих принципов и понятийного аппарата.

429

Нормативно-правовая база для реализации провозглашенных конституционных прав и свобод

человека в сфере свободы совести посвящена, следуя двухвековой мировой исторической

традиции, осуществлению идеала религиозной свободы и прав верующих в их институциональном

выражении. Фактически в системе права имеет место подмена декларируемого права каждого

индивида на свободу совести корпоративными правами верующих. Соответственно, смысл и

значение формирования правового механизма реализации права на свободу совести сводится к

«специальному» регулированию деятельности религиозных объединений.

Сегодня, в XXI в. взаимозависимость и взаимодействие государств перекрываются глобализацией

— возрастающим взаимодействием, повышением роли и изменением соотношения в пользу

структур и феноменов, находящихся вне юрисдикции национальных государств. «Глобализация

— это коренная трансформация имевших место ранее процессов интернационализации хозяй-

ственной, культурной и политической жизни человечества, их резкое ускорение и глубокое

качественное преобразование». (1) «Глобализация — многоплановый и макромаештабный

процесс, охватывающий все стороны жизни общества и потому подлежащий исследованию

многими отраслями науки». (2)

На рубеже 60-70-х годов зарождается глобалистика — наука о глобальных проблемах

человечества, рассматриваемых в связи с идеей пределов развития. В основу представлений

большинства ученых о перспективах глобального развития человечества легли доклады Римского

клуба, инициировавшего системные исследования глобальных проблем. В докладах Римского

клуба «Пределы роста», «За пределами роста» и в теоретических трудах его создателей предмет

глобалистики определяется как совокупность проблем, угрожающих существованию человечества

и требующих-разрешения, а также как компонент процесса универсальной эволюции.

В настоящее время увеличивается количество исследований, посвященных глобальным

проблемам, и, как следствие, интерпретаций этих проблем. Однако общим местом практически

всех публикаций, в которых рассматриваются перспективы мировой цивилизации, стало

признание того факта, что самому существованию человечества угрожает глобальный

экологический кризис, обусловленный в основном техногенной деятельностью развитых стран.

Разброс мнений наблюдается лишь в оценке времени наступления катастрофы, которой не удастся

избежать без радикальной перестройки хозяйственной деятельности человечества.

430

Таким образом, глобальные проблемы ставят на повестку дня вопрос выживания человечества,

требуют обобщенных подходов и интеграции, которые подразумевают пересмотр комплекса

национальных приоритетов и инфраструктур, уступку части национального суверенитета в пользу

мировых структур, ради более прочного экономичес-когои политического единства, эффективных

объединенных действий с целью поиска путей к устойчивому развитию и решения проблем.

В XX в. человечество предпринимало попытки к признанию глобальной взаимозависимости. Лига

Наций, сформировавшая концепцию коллективной безопасности, была первым шагом в этом

направлении. Вторым шагом стала ООН, продемонстрировавшая способность человечества к

объединенным действиям в области безопасности, а также здравоохранения, сельского хозяйства,

образования, защиты окружающей среды, охраны детства. Отдельного упоминания заслуживают

вопросы широкого признания международных договоров по правам человека и усилия по

сохранению и укреплению мира.

Взаимосвязанный, взаимозависимый характер современного мира выступает как противоречие

между объективной необходимостью и субъективной неготовностью различных государств,

народов и регионов сотрудничать друг с другом в силу имеющихся цивилизацион-ных, этно-

конфессиональных, идеологических барьеров.

«Тенденции к кооперации и сотрудничеству противостоит контртенденция ужесточения борьбы за

контроль над рынками, территориями и природными ресурсами в глобальном масштабе, в которой

решающую роль играют интересы ТНК, международной финансовой олигархии и амбиции

политических элит» .(3) Таким образом, интеграции и объединению человечества с целью

устойчивого развития и преодоления глобальных проблем противостоят напряженность и разрывы

между странами, группами стран, регионами. Вероятно, эти разрывы — главный вызов

человечеству в XXI в.

В настоящее время труднейшей проблемой остаются взаимоотношения между нарождающимся

глобальным обществом и национальными структурами. Разделительные тенденции сохранились и

усилились, мировое сообщество, по-прежнему, сталкивается с задачей примирения

технологических перемен и экономической интеграции с традиционными политическими

структурами, основанными на национальном сознании и унаследовавшими глубоко

укоренившиеся проблемы противостояния большинства против меньшинства, «своих» против

«чужих» и т.д.

Национальная политика, носящая изоляционистский характер, не позволяет экономике в полной

мере соответствовать законам мирового рынка, т.е. быть эффективной и конкурентоспособной.

«Скорее все-

431

го, страны, которым не удастся приспособиться к условиям глобальной торговли, отстанут от

государств, которые это сделают* (4).

Проблема терроризма заслуживает отдельного упоминания. « Сам факт появления такой

реальности, как международный терроризм, говорит о том, что глобализация заметно

продвинулась. Монополия на контроль над глобализацией, которая с неизбежностью производит

проигравших и отщепенцев, превратилась в препятствие для дальнейшей экспансии капитала и

усилила позиции тех, кто не видит иного пути, кроме террористической перестройки ситуации».

(5)

Действительно, терроризм — явление во многом порожденное тенденциями монополизации

власти, как на глобальном, так и на национальных уровнях. Использование религии в

политических целях, сакрализация власти и клерикализация государства формирует некое поле, в

котором формируется неограниченная власть, провоцирующая реакцию, в том числе в такой

крайней форме как терроризм. Сама неограниченная власть так же аморальна, криминальна и

преступна, как и терроризм, ибо монополия на власть оснастила его мотивом, основанным на

безысходности и отчаянии. В указанном контексте — свобода мировоззренческого выбора —

противоядие от монополизации власти, а значит и терроризма.

В новых условиях необходимо создать международный механизм принятия и реализации решений

по глобальным проблемам, который будет призван обеспечить устойчивое и безопасное развитие

мировой системы и ее элементов.

«Ахиллесова пята глобализации — политические структуры, государственные институты,

системы управления» (6) — отмечает В.Б. Кувалдин, Глобализация требует, прежде всего,

принципиальных изменений в области управления, политики, устройства и распределения власти.

«При этом возникают вопросы о целях управления, о соотношении управления и

фундаментальных принципов гуманизма, равенства и свободы» (7). Основу этих изменений может

и должен составить правовой механизм, способный ограничить (если не предотвратить)

эксплуатацию этноконфессио-нальных разделительных принципов в политических целях.

Необходимо политическое руководство, отказавшееся от эксплуатации принципов превосходства

и разделения, способное преодолеть национальный эгоизм и осуществлять интеграцию в мировое

сообщество, органично сочетая национальные и глобальные интересы. «Политикам предстоит

сменить приоритеты своей деятельности, по меньшей мере, приравняв планетарные экологические

интересы национальным интересам» (8).

432

Несмотря на то, что современная политическая система на базе национальных государств, в

значительной мере, становится анахронизмом, не успевающим отвечать вызовам времени, именно

национальные государства объективно являются отправной точкой для формирования единой

мировой системы, призванной на новом уровне решать глобальные проблемы, стоящие перед

человечеством.

В начале нового тысячелетия миропонимание будет формироваться под флагом борьбы между

сторонниками концепции «золотого миллиарда» и приверженцами концепции справедливого мира

с рац-ным правом на достойную жизнь для каждого гражданина планеты. Разжигание

межэтнических и межконфессиональных конфликтов может явиться средством в борьбе за

передел мира, возможно одним из важнейших. Гипотеза о грядущих глобальных столкновениях

замкнутых цивилизаций, аргументированная С. Хантингтоном, основана в значительной мере на

этноконфессиональных факторах (9).

Несомненно, этнический и религиозно-конфессиональный факторы тесно взаимосвязаны. На

протяжении почти всей истории человечества религия была основой идентичности племени,

нации, общины. «Соответственно, религиозные меньшинства рассматривались как угроза

минимальному единству, необходимому для выживания нации» (10).

Ограничения прав меньшинств и сегодня лежат в основе разделения между конфессиями (11), а

значит и их последователями, а также людьми, не принадлежащими ни к одной из конфессий, и в

конечном итоге — в основе разделения народов и наций. В этой связи наиболее остро встает

вопрос формирования правовых механизмов преодоления этноконфессиональных факторов,

противоречащих глобальным тенденциям.

Формирование правового механизма преодоления разделительных этноконфессиональных

факторов и разрывов, в виде реализации свободы мировоззренческого выбора определяется

необходимостью:

— преодоления узкого национального сознания общепланетарным;

— предотвращения использования религии в политических целях через цепочку подмен: свободы

совести отдельного человека — религией общины (конфессией) — государственной идеологией; а

также путем разжигания этноконфессиональных конфликтов с целью передела мира;

— предотвращения противостояния между наукой и религией в обществе, знанием и верой

каждого человека, на основе отражения изменения соотношения между ними.

Исходя из того, что реализация человеком потребности в мировоззренческой ориентации (в том

числе религиозной) является спо-

433

собом осознания себя в бесконечном мире, т.е. стержнем, определяющим специфическую

сущность человека как основного элемента социальных систем, свобода совести является основой

всех прав человека (системообразующим правом), соответствующей тенденции исторического

процесса к росту ступеней свободы личности.

Неоправданные ограничения, сведение права каждого на свободу совести к выбору

конфессиональных предпочтений, постоянно находящихся в состоянии борьбы за человеческие

души, следуют глобальным тенденциям с точностью до наоборот, лишают общество свободы, а

человечество — будущего.«Общество, оснащенное небывалыми орудиями разрушения и

созидания, не может безнаказанно вернуться в средневековье. Чтобы выжить, оно обязано

выработать и освоить менталитет, адекватный инструментальному могуществу и предполагающий

чрезвычайно высокую степень терпимости, готовности к самокритике и компромиссам. Принятие

всеми региональными культурами единых ценностей и норм общежития (конвергенция,

унификация) — сегодня не благое пожелание, а императив сохранения мировой цивилизации»

(12). Отсюда вытекает актуальность развития как правовых механизмов реализации права каждого

на свободу совести, так и представлений о его значении, месте в системе современного права.

В то же время принципы и понятийный аппарат, применяемые сегодня в сфере свободы совести,

не позволяют создать нормативно-правовую базу для полной реализации этого основного систе-

мообразующего права. Определение и сущностное содержание свободы совести как правовой

категории фактически искажено, изначально создавая непреодолимые препятствия на пути

реализации декларируемых принципов.

Анализ международно-правовых документов, национальных конституций и законодательства

позволяет сделать вывод о том, что критерии границ свободы совести в этих документах зачастую

определены в самом общем виде, носят в значительной мере расплывчатый характер, не

полностью учитывают сущность права на свободу совести, и, как следствие, ставят его

реализацию в зависимость от реальных государственно-конфессиональных отношений.

В качестве самодостаточных, государственно-конфессиональные отношения существовали

исторически. Но с момента принятия всеобщей Декларации прав и свобод человека в 1948 г., а для

России, по крайней мере, с момента принятия в 1993 г. Конституции РФ государственно-кон-

фессиональные отношения и государственная вероисповедная политика должны рассматриваться

исключительно как производные от вышеупомянутых конституционных принципов и строго им

соответствовать.

434

Создание максимально широкой правовой концепции свободы совести, определение ее

сущностного содержания и значения, соответствующих реалиям XXI в., исследование механизмов

взаимодействия сферы свободы совести с иными областями жизнедеятельности общества,

являются необходимым условием реализации декларируемых принципов с целью соблюдения

прав и свобод людей разной мировоззренческой ориентации как основы единства человечества.

Правовой механизм реализации свободы совести в современном демократическом правовом

государстве, определившим в качестве цели построение открытого гражданского общества, и, тем

более, с учетом глобальных процессов, требует коренной ревизии и реформы основополагающих

принципов и понятийного аппарата:

— создания широкой правовой концепции свободы совести;

— устранения из системы права некорректного (как минимум с юридической точки зрения)

разделительного принципа «верующий-неверующий» ;

— преодоления подмены понятий «свобода совести» и «свобода религий», «религия» и

«конфессия»;

— разграничения правовых терминов и иных терминов, устранения теологических терминов из

системы права;

— применения в юриспруденции максимально широкого определения «религии», имеющего

отношение к каждому отдельному человеку, или вообще отказа от его применения в системе

права; современное правовое определение религии должно быть свободно от

узкоконфессиональных и атеистических ограничений;

— отказа от «специального» религиозного законодательства и от предоставления полномочий по

идентификации религии каким-либо лицам, органам, структурам, ввиду принципиальной

невозможности определения их четких правовых критериев;

— отказа от применения религиоведения (а равно и теологии) в решении вопросов правового

характера в сфере свободы совести, как заведомо не отвечающего принципам права;

— усиления уголовно-правовой защиты общества от возможных злоупотреблений в сфере

свободы совести, что должно исключать «специальную» религиозную профилактику, вследствие

отсутствия четких правовых критериев этой сферы;